Глава 43

Прошло три часа, три часа с тех пор, как я вернулась в дом, больная и перепуганная. А сейчас мы в модном торговом центре в двух часах езды, меняем гардероб. Ощущение безумное и нереальное, но почему-то действует на меня как успокоительное. Вроде бы обычный шопинг, только у нас с собой целый мешок денег (понятия не имею, откуда они взялись), и нам пришлось ехать в такую даль, чтобы Делию никто не узнал. Ведь предполагается, что ее больше нет.

Делия кивает отражению Эшлинг в зеркале.

– Бери, – говорит она. – Было бы преступлением ее не взять.

Эшлинг примеряет темно-коричневую куртку из мягкой кожи, короткую, по фигуре, с медными молниями на груди и по бокам. Выглядит в ней сногсшибательно. Она стоит лицом к зеркалу, а потом делает пол-оборота. Смотрю на ценник – потянет на половину стоимости моей машины, а ведь я на нее копила больше года.

– Тогда точно беру, – говорит Эшлинг. – Не хочу быть преступницей. – Она высовывает язык. Старается выглядеть игриво, но что-то в ней есть неестественное. Думаю, тут все неестественное.

Делия уже набрала пять пакетов – джинсы, блузки, платья, туфли, сапоги, бюстгальтеры, все-все. Хватит с лихвой для новой жизни. Она расплатилась наличными, выкладывая на прилавок пачки банкнот и улыбаясь слишком широко и ослепительно. Знаю такую Делию – очаровательную, общительную, разговорчивую. Я по ней скучала, но я ее боюсь. Она способна на все. Доказала это. И доказывает.

Примерочная завалена разной одеждой. Делия несколько раз притаскивала целые охапки. Сижу на скамейке у зеркала. Она протягивает руку и выуживает из груды вещей кремовое обтягивающее платье из трикотажных кружев. Бросает мне и говорит:

– Примерь.

– Не хочу, – говорю я и качаю головой.

– Для прикола, – говорит Делия. Она улыбается, как змей-искуситель, словно приглашает поиграть. Понимаю, что у меня нет выбора.

Стаскиваю свой джемпер и рубашку и внезапно осознаю, что стою перед ними полуголая, сама не знаю почему. Надевать платье все равно что надевать банный халат. Ткань приятно холодит кожу. А пояс тут к чему? Не пойму, как лучше завязать. Делия следит за мной с улыбкой. Подходит, берет пояс и продевает в дырочку в боковом шве. Оборачивает два конца вокруг талии и туго затягивает на спине. Эшлинг пристально на меня смотрит. Чувствую, что краснею.

– Ты похожа на молочницу, – вздыхает Делия. – Глядя на такую, парень типа Райана задумается, стоит ли пускать коров на мясо.

У меня в животе что-то сжимается. Пытаюсь выдавить смешок. Не хочу сейчас ни о чем таком думать. Поэтому сосредоточиваюсь на платье.

– Правда, похожа? – спрашивает Делия у Эшлинг.

Эшлинг кивает.

– Точно. Берешь, – говорит Делия.

Качаю головой.

– Я же примерила просто так, для прикола. Мне оно не нужно. Это не мои деньги, а ваши.

– Деньги ничьи, – говорит Делия. – Но раз уж они у нас оказались, они общие. А ты с нами. Ну, посмотри хотя бы в зеркало.

Медленно поворачиваюсь и вижу девушку в кремовом платье, с нежно-розовой упругой кожей и мягкими изгибами.

– Оно твое, – утверждает Делия. – И не спорь со мной. Ты же знаешь, все равно я выиграю.

Качаю головой и говорю:

– Но это не я, это кто-то другой.

– Ну, так побудь другой какое-то время. – Делия растягивает рот в улыбке. – Как знать, вдруг понравится. – И она пожимает плечами.

Ночью дом похож на шкатулку с украшениями, светится изнутри, оранжево-золотистый на фоне темного неба. Достаем из багажника многочисленные пакеты Делии, куртку Эшлинг и платье, которое теперь вроде как мое.

Идем в дом.

– Ребята, а вот и мы! – кричит Делия.

– Привет, куколки, – отзывается Эван из кухни. Играет музыка: духовые, фортепьяно и ударные. Свет приглушен. Кухонный стол заставлен едой. Пахнет чем-то ароматным, сливочным маслом и чесноком, и еще чем-то. Меня переполняет радость. Как же мне повезло, что я здесь. А потом тоска сдавливает грудь: не хочу, чтобы все это закончилось.

Но ведь закончится. Скоро, когда-нибудь. Они уйдут. Все это закончится.

И я снова буду одна.

А вслед за этой мыслью приходят другие, хотя не хочу об этом думать – Джереми. То, что он сказал. То, что он может сделать. Райан и то, что они ему сделали.

На дне моего живота холодный свинец, и чувствую, как его становится все больше и больше.

«Но сейчас я здесь», – напоминаю себе. Надо думать только об этом. Во всяком случае, постараться.

Время ужина.

Накрыт стол – толстые белые тарелки на сучковатом дереве, массивные стаканы из пузырчатого стекла. В центре стола три высоких свечи. Я в новом платье (Делия заставила), босиком, без колготок – у меня их нет. За окном мороз, а здесь тепло и уютно.

Когда вхожу в освещенную желтым светом кухню, Себастьян смотрит на меня, скользя глазами сверху донизу, а потом ловит мой взгляд. И у меня в животе порхают бабочки, а по спине бегут мурашки от прилива энергии.

Знаю – все это устроила для меня Делия.

– Ты такая красивая, – говорит Себастьян. И я краснею, смущаясь от того, что эти три слова делают меня счастливой. Потом пытаюсь найти себе какое-нибудь занятие: все остальные заняты чем-то полезным, и только я не знаю, куда девать руки.

Эван и Делия накрывают на стол. Большое белое керамическое блюдо с жареными овощами – ярко-оранжевая морковь, румяный картофель. Крем-суп с шафраном. Лосось-гриль с укропом. Эшлинг достает из шкафчика бутылку вина и ходит вокруг стола, разливая по бокалам. Я тоже позволяю наполнить свой.

Себастьян достает из духовки фруктовый пирог и ставит остывать.

Они двигаются, словно детали одного механизма, как единое целое, а мне заняться нечем, поэтому перекладываю столовое серебро у приборов, пока все не сели за стол.

– Шеф, стол выглядит сногсшибательно, – говорит Эван.

– Да, спасибо тебе, – присоединяется Эшлинг.

И я понимаю, что все это дело рук Себастьяна. Смотрю на него, на его серьезное лицо. Он пожимает плечами, но мне кажется, чуть заметно улыбается.

И вот все мы сидим за столом. Делия поднимает бокал и произносит тост:

– За семью. – И смотрит мне прямо в глаза.

Себастьян начинает раскладывать еду, и я вонзаю вилку в картофелину. Откусываю – края хрустящие, а внутри сочная и нежная. Ничего вкуснее не ела. Пробую кусок лосося – обалденный, и все остальные блюда тоже.

Не могу наесться. В животе у меня бурчит. Боюсь капнуть жиром на новое платье.

Отпиваю глоток вина – просто чтобы притормозить немного. И с удивлением замечаю, что мне оно нравится. Вкус ласкает гортань. Поднимаю взгляд – Себастьян не сводит с меня глаз.

Выпиваю еще глоток и еще. Чувствую, по лицу разливается тепло и расплывается улыбка. Остальные тоже улыбаются. Мы все улыбаемся. Нам хорошо здесь, и мы счастливы вместе. И сейчас внешний мир, неприятные вещи, о которых мне не хочется думать, не имеют никакого значения.

– Итак, – говорит не спеша Эван, – заказ, который мы ждем… – Судя по его голосу, он давно выбирал нужный момент. – Почти готов. Доставят не позднее пятницы.

Эшлинг улыбается, а Делия бросает на меня быстрый взгляд, потом кивает.

Выпиваю очередной глоток вина. Этот кажется еще вкуснее, чем предыдущие.

– Какой заказ? – спрашиваю я.

– Да мы тут кое-что заказывали, – говорит Эшлинг и пожимает плечами, как будто мы это все обсуждали. – Для Делии.

Себастьян пристально смотрит на Эшлинг. Кажется, его что-то тревожит.

– Можно будет довести дело до конца, – говорит Эван. – Ну а потом придется уехать.

Чувствую, как меня охватывает паника.

– А что потом? – спрашиваю я и даже пытаюсь улыбнуться, чтобы никто не заметил моего состояния.

Хочу спросить о многом, о чем раньше себе не позволяла, но хотела с тех пор, как впервые вошла в этот дом. А сейчас под воздействием спиртного вопросы так и просятся наружу, но я сжимаю губы. Этот момент настолько прекрасен, что я не стану его портить. Он и так скоро закончится. Все уедут, куда они там собираются. Больше всего на свете я хочу продлить этот момент, чтобы он навсегда остался в моей душе. А когда их не будет рядом и я снова останусь одна в безвоздушном пространстве, пусть меня привязывает к земле хотя бы этот вечер.

– Кому еще лосося? – спрашивает Себастьян. Определенно желает сменить тему. Не хочет, чтобы я задавала вопросы и узнала лишнее.

Делия смотрит мне в глаза и подмигивает.

Потом мы выходим из дома. Понимаю, что на улице холодно, по облачку пара изо рта, но совсем не ощущаю мороза. Мне тепло, уютно – полная противоположность одиночеству. Ничего лучше в жизни не знаю. Может, дело в том, что я пьяна?

Эван потирает замерзшие ладони, Себастьян разжигает огонь на кострище. Эшлинг передает бутылку вина Эвану, он отпивает немного и передает Делии, она делает глоток и передает мне.

– Как это бутылка все не заканчивается? – говорю я.

Эшлинг бросает на меня недоуменный взгляд и не то кашляет, не то хохочет:

– Джун, вообще-то мы уже пятую приговариваем.

– Да? Тогда понятно. – Смеюсь, хотя и не собиралась. Отпиваю глоток. Вкус точно такой, как у меня во рту. Смотрю на остальных, губы у всех пурпурные. А у Себастьяна губы идеальной формы.

Он стоит у кострища, сворачивает газету жгутом и укладывает горкой сухие ветки. Чиркает спичкой и бросает в хворост. Раздается легкий треск, а потом пламя вспыхивает.

Интересно, как выглядел огонь, в котором якобы сгорела заживо Делия? А кто поджигал, кто, Себастьян?

Вокруг костра стоят большие стулья, сколоченные из бревен. Странно, что вокруг большого костра расставлены деревянные стулья – они ведь тоже могут загореться. Столько всего может загореться! Удивительно, что все кругом еще не полыхает, ведь огонь распространяется так стремительно.

Мы все садимся, устраиваемся поудобнее и наслаждаемся теплом костра. Надо же, и Делия не боится. Мы сидим вокруг костра, большущего костра, а она жмется к огню поближе.

Мне кажется, будто я парю. Смотрю в небо, вдыхаю дымок. Представляю, как лечу выше, выше, выше, и вот уже в космосе. Опускаю глаза и смотрю на людей, сидящих со мной рядом, нам так тепло в эту холодную ночь. Ощущение, что я могу сказать все, что угодно. Все вопросы, которые я затолкала внутрь, можно выпускать наружу. Можно открыть рот и задать любой вопрос. Так я и делаю:

– Как вы это все устроили?

Они поворачиваются и смотрят на меня.

– Что «все»? – немного лениво спрашивает Делия. Она следит, как я смотрю на огонь, и прекрасно понимает, что имею в виду.

– Кого сожгли в сарайчике? – не унимаюсь я. Даже сейчас, сквозь пелену темноты, дыма и опьянения, удивляюсь, как обыденно звучит мой вопрос, будто слова эти ничего не значат. Повисает длительная пауза.

Потом Делия как бы нехотя говорит:

– Не выясняла, как ее зовут.

Дует ветер, костер мигает, но все так же ярко горит.

– Она была примерно моего роста и возраста. Думаю, у нее был рак. И ее собирались кремировать.

– Но где вы достали?.. Ее? Тело?

– Это было просто, – тянет Делия. Однако судя по ее тону, это было не так просто. – Связи в морге и взятка. Ну, а потом цирк с огнями. – Смотрю на нее – и не могу понять ее мысли. Она чуть заметно улыбается, потом снова становится серьезной.

– Расскажи мне еще, – прошу я. – Пожалуйста.

Она вздыхает, опускает глаза.

– Ты на самом деле хочешь знать все?

– Делия, – просит Себастьян. Но она на него не смотрит.

Я киваю, и она делает вдох.

– Мы пошли, куда нам было сказано. Тело погрузили в фургон. Девушка. Одели ее в мои вещи, надели мои украшения. Повесила ей на шею свой любимый ошейник из титана. Титан ведь не плавится. Я коснулась ее кожи. Сначала боялась этого, но ничего не почувствовала. Ничего страшного. Просто была ей благодарна.

– А что потом? – спрашиваю я шепотом.

– Потом было вылито много бензина, а дров в сарайчике и так имелось полным-полно, так что пожар получился неслабый… и когда его потушили, для вскрытия от меня мало что осталось.

– А как же зубы? Анализ ДНК? – спрашиваю я. Все вопросы, которые мучили меня несколько дней, вываливаются наружу, на морозный, пропахший дымком воздух. Детектив из меня никакой, но я же видела сериалы по ящику.

Гляжу на огонь: дрова потрескивают, превращаясь в угольки.

Делия качает головой:

– Никто этим не занимается, если нет причин для сомнений. А причин для сомнений не было. Я же оставила записку…

Вижу, как сияют в темноте глаза Эвана. И Эшлинг.

– И вы тоже так сделали? – спрашиваю я. – Что такого ужасного было в вашей жизни, раз вы решились на такое? Бросили всех? Заставили думать, что вы умерли?

Понимаю, что зашла слишком далеко.

– Мы сделали… по-другому, – подбирая слова, говорит Эшлинг. Потом замолкает.

– Я выстрелил себе в голову… – произносит Эван. И замолкает тоже. У него в руках бутылка с вином, он подносит ее ко рту и делает большой глоток.

Себастьян поднимается на ноги и нарушает тишину:

– Хватит. Лишняя информация ей ни к чему. Это опасно.

И хотя я уже пьяна, мне стыдно и больно. Я не одна из них. Не обращаю на него внимания и поворачиваюсь к Делии:

– Все равно, не понимаю… – Мой голос звучит как-то странно. Натужно. – Зачем вам это было нужно? Разве нельзя было просто убежать? – Мной вдруг овладевает отчаяние, и слова льются неудержимым потоком: – Может, стоит вернуться и признаться, что это был розыгрыш? А потом… – Знаю, что Делия не может и не станет. Но в течение пятнадцати секунд между моим вопросом и ее ответом я позволяю себе думать, что она смогла бы. Смогла бы остаться со мной, остаться навсегда и не покидать меня.

– Ну и что потом? – Делия качает головой. – Нет, если убежишь, тебя будут искать. Ты все равно существуешь, попадаешь к жизни в ловушку. А вот если ты умрешь… – Голос у нее такой нежный и приятный. Она поворачивается ко мне и улыбается. – Тогда, Джуни, ты свободна.