Глава 21
Еду домой, сердце бешено стучит, на коленях письмо от моей лучшей подруги, которой уже нет в живых. Как только отъезжаю достаточно далеко, останавливаюсь на обочине.
Разрываю конверт. Письмо написано год с лишним назад, что наполняет меня смешанным чувством разочарования и облегчения.
Дорогая Джуни!
Привет, ну как ты там? Это я, Делия. Странный способ начать письмо, верно? Странно, что отправляю тебе письмо по почте, да? Просто это как эсэмэска, только длиннее, вернее, как электронное письмо, только на бумаге. Короче, странное начало для письма. Но ведь и все это так странно… за последние две недели все стало таким странным, так перепуталось. И я не знаю, как все это распутать.
Мне жаль, что все так перепуталось – это первое, что я хотела сказать. А теперь посчитай и увидишь, что я уже пять раз написала слово «странно» (и пятнадцать, если сосчитать, сколько раз написала его невидимыми чернилами). Я люблю тебя (ты знаешь). Ты моя лучшая подруга (тоже знаешь). И если думаешь, что я сделала что-то, хорошо бы, чтобы ты со мной об этом поговорила. Ведь раньше мы с тобой обо всем говорили. Хотя, пожалуй, последнее время я тебе тоже не все рассказывала.
Вот еще что: Райан – не тот человек, который тебе нужен. И говорю я это не потому, что он нудный и нормальный, и лицо у него как будто слеплено из мясного фарша, и не потому, что мне не нравится, что он отнимает тебя у меня (то есть все это так, ха-ха-ха, но не только поэтому). Нет, правда, я говорю это, потому что он, как оказалось, полный придурок. Он мне начал названивать. Первый раз я ответила, решив, что ты звонишь с его телефона, но это было не так. И звонил он не по твоему поводу. Он позвонил, чтобы… Странно писать об этом в письме, но давай считать, что той ночью все пошло не так отчасти и по моей вине. Но не все, в основном это его вина. Сейчас я скажу то, что тебе не понравится, но, надеюсь, ты поверишь. Клянусь, правда, и я была не настолько пьяна, чтобы не разобраться в этом (мы с тобой выпили поровну, но у тебя, подружка, на этот счет возможности, как у фруктовой мошки, а у меня – как у здорового волосатого мужика, на которого эта мошка приземлилась). Когда ты вышла из комнаты во время той игры, он попытался продолжить игру без тебя. И я хотела сказать тебе об этом. Думала, у нас будет возможность обсудить все после той ночи, но мы с тех пор толком не разговаривали, то есть так, как у нас с тобой было принято. И может быть, часть меня обиделась, потому что ты сразу решила, что виновата именно я. А это не так.
Не уверена, что у меня хватит духу отправить тебе это письмо. Думаю, если ты его читаешь, ты узнаешь, что я сделала. Ну а если не прочтешь, то я пишу все это для себя самой. Привет, Ди, ты сегодня выглядишь сногсшибательно, горячая штучка.
Нет, Джуни, серьезно, ты должна мне верить. Я бы никогда-никогда тебе не соврала.
Твоя навеки, Ди.
Письмо падает у меня из рук. Сердце выскакивает из груди. Не знаю, что думать, как это понимать. Но знаю точно: мне нужны ответы, и из двух людей на всем свете, кто знает их, в живых остался только один…
Я слежу за выражением лица Райана, пока тот читает письмо. Волнуюсь так, что забываю дышать.
– Не понимаю, что я должен тут найти. – Прислоняется к стене у кровати и усаживается по-турецки.
Он понимает, что я за ним наблюдаю. Чувствую, он старается сохранять спокойствие, вижу по его глазам, когда поднимает голову.
– Что это за хрень? – говорит Райан. Хрень. Обычно он говорит «фигня». – Ты что, на самом деле этому веришь?
Мир вращается слишком быстро, я сейчас улечу. Меня вот-вот стошнит. Голова сама по себе кивает.
– Как ты можешь? У нее в голове одни тараканы. Когда она тебе его прислала?
– Она его не отправила.
– Тогда откуда оно у тебя? – Райан склоняет голову набок.
Но я молчу. Какого фига я должна ему все докладывать? Какого хрена?
А он продолжает:
– Да я с самого начала знал, что у этой особы с головой проблемы, но ради тебя пытался с ней ладить, хотя мне она никогда не нравилась. Внушила тебе, что у вас с ней некая особая связь, а не просто дружба. А ты хоть понимала, что она больная на всю голову? Ты знаешь, что она ко мне приставала той ночью? И ты ей веришь?
Слова вылетают все быстрее, словно он боится остановиться.
– Это письмо – плод ее больной фантазии. Думаю, Делия выдает желаемое за действительное. Она столько раз ко мне приставала, что я и считать устал. Не говорил тебе, потому что не хотел ранить, а потом ты с ней перестала общаться, так что смысла не было. Я думал, кому приятно знать, что подруга, хоть и бывшая, способна на такие вещи? Это все ее выдумки. – Он меняет тон. – Ну ладно, ты же знаешь, я бы так не поступил…
– Теперь уже сомневаюсь, что я знаю, а что нет.
И тут вижу у него на лице характерное выражение – невыносимой обиды. На миг в голову приходит мысль: а вдруг я ошибаюсь?
Райан поднимается с пола.
– Не могу поверить, что ты мне не доверяешь. – Качает головой. Вид у него, будто начинает паниковать. Я его таким еще никогда не видела. – Мне пора идти. Меня… Я больше не могу…
Он поворачивается и идет к двери. Выхожу из комнаты следом и останавливаюсь наверху лестницы. Он медленно идет вниз, словно ждет, что я пойду за ним. Но я стою до тех пор, пока не раздается стук задней двери.
Мне кажется, сердце обливается кровью. Не знаю, что теперь делать. Но понимаю: наконец я на ее стороне, выбрала Делию, как должна была сделать еще тогда, хотя ее больше нет. Ощущаю, как нити, которые держали нас вместе, снова связываются. Я чувствую, что все мое нутро связано с ней, хотя от Делии не осталось ничего, кроме дыма и пепла.
Мать Райана на кухне, волосы убраны в пучок, в ушах серьги с крупными бриллиантами, широкие спортивные брюки, топ. Интересно, много ли она слышала? Я направляюсь к двери, к своей машине. Она видит меня и улыбается.
– Вот и славно. Будешь моим дегустатором. – Она кивает в сторону здоровенного блендера на столе. Он наполовину заполнен измельченным манго. – Хочу придумать что-нибудь новенькое. Знаешь, новогодние обещания, бла-бла-бла, все такое. Скажешь мне честно, если получится какая-нибудь гадость. – Женщина поворачивается ко мне спиной и идет к холодильнику. Вытаскивает контейнер с черникой, немного малины, пакет со шпинатом. – Хочу, чтобы у нас ты чувствовала себя как дома, как член семьи. – Она отправляет продукты в блендер. – Хочу, чтобы тебе было комфортно со мной, с отцом Райана. Мы все считаем… Ты такая милая. – Она оборачивается и улыбается. Нажимает кнопку на блендере и говорит, не оборачиваясь, поверх шума мотора: – Я невольно услышала, что вы повздорили.
Кошусь на дверь, и мне очень хочется поскорее убежать.
Блендер умолкает.
– Нет, слов не слышала, просто поняла, что вы ссоритесь. Не подумай, что я подслушивала. – Она снимает кувшин с основания блендера, достает из шкафчика стаканы и наполняет фиолетовым месивом. Протягивает один стакан мне. – Я понимаю, поддерживать отношения – это тяжкий труд, и порой мужчина ведет себя как кретин. Уж я-то знаю, отец Райана – это как раз тот случай! – Мать Райана коротко хохочет. – Да и я тоже не всегда белая и пушистая. Но точно знаю: ты очень дорога Райану – именно это я хочу тебе сказать. Если мальчик узнает, что я вмешиваюсь, он меня убьет, но… – Тут она понижает голос. – Знаю, как серьезно он к тебе относится, и надеюсь, не забывает об этом напоминать. Иначе он бы не вернулся домой так рано.
– Извините?
– Не надо извиняться. Да, мы скучали по нему, но все понимаем. Мы встречали Новый год с этим ребенком шестнадцать раз, так что один разок без него можем пережить, верно? Раз это настоящая любовь, ваши отношения важнее.
– Постойте, я…
– Только, пожалуйста, не злись на него, что бы он тебе ни сказал. Райан не посвящал нас в подробности. Просто сказал, что вам нужно многое обсудить до наступления нового года. Нет, честное слово, это все. – Она снова улыбается. – Может, следующий Новый год отметим все вместе.
– Райан вернулся… – медленно говорю я, а кровь гонит адреналин по венам.
– Вот именно, он бы не поступил так, не занимай ты особого места в его жизни! – Мать Райана снова посылает мне улыбку и кивает, радуясь, что я наконец поняла, о чем она говорит. – Чтобы все было хорошо! – произносит она тост, а у меня трясется рука, когда мы сдвигаем стаканы.
Райан раньше времени вернулся с каникул. Сказал родителям, что хочет меня видеть. Но мы с ним не виделись.
Так чем же он тогда занимался, черт его побери?
Мать Райана смотрит на меня – приветливая улыбка не сходит с ее лица.
– Знаешь, а ведь мы с отцом Райана полюбили друг друга еще в школе. Похоже на безумие, но так и было!
Я с трудом киваю.
– Извините, мне что-то нехорошо. Не возражаете, если я поднимусь в комнату Райана? – Иду к лестнице, не дожидаясь ответа.
Поднявшись в комнату, достаю из кармана свой телефон, нахожу в телефонной книге ФАКЕРА и нажимаю «позвонить». В трубке гудки, но сердце так громко стучит, что я с трудом слышу.
Один гудок, другой…
Какое-то время в комнате Райана тихо. И то, чего я так боюсь, не происходит. А потом слышу негромкое жужжание телефона в режиме вибрации.
И начинаю рыскать по комнате.
В кровати нет, в тумбочке нет, в столе нет… Жужжание умолкает, включается голосовая почта. Набираю снова. Ищу в верхних ящиках комода, набитых джемперами, футболками, нижним бельем. Спускаюсь ниже. Я уже ближе. Снова набираю. Выдвигаю нижний ящик. Засовываю руку в стопку джинсов и дальше до упора, пока не натыкаюсь на что-то твердое. Достаю маленький телефон черного цвета. На дисплее высвечивается мой номер.
Открываю телефон и смотрю журнал вызовов: мои пропущенные звонки, а потом ничего, кроме звонков Делии и сообщений, адресованных ей. Два принятых звонка: от Делии двадцать девятого декабря и еще один за день до ее смерти.
Снова раздается жужжание, на сей раз это мой телефон. Два сообщения подряд от Райана: Прости, не сдержался. Расстроился, что ты мне не веришь… Но я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Встретимся в кафе? Поедим блинчиков…
Я кладу телефон назад в глубь ящика. И бегом спускаюсь по лестнице к входной двери.
– Джун? С тобой все в порядке? – кричит мне в спину мать Райана, но я не останавливаюсь. Спускаюсь с крыльца. Дрожащими руками отпираю машину, влезаю за руль и уезжаю.
А потом наконец-то испускаю пронзительный безмолвный крик: все, что спрятано глубоко в подсознании, все мысли, которых я страшусь, неудержимо рвутся наружу.
