Книга: Девушка на неделю
Назад: Глава четырнадцатая
Дальше: Глава шестнадцатая

Глава пятнадцатая

День 7 (Отъезд), 11:30
Где любовь – там и боль.
Испанская пословица

 

Фэйбл
Прошло уже больше четырех часов, а я по-прежнему не знаю, что сказать.
Я все еще в шоке от сокрушительного признания Адель. Хотя, конечно, больше всего оно травмировало не меня. С ужасом думаю о том, как Дрю перенес все это. Внешне он абсолютно спокоен.
Холоден, как лед. Непроницаем. Отстранен. Отрешен от всего вокруг.
Я провела с ним шесть дней и ночей, видела его на пике наслаждения и в отчаянии, полного ярости и нежности. Но таким – ни разу. Не знаю, что сделать для него. А он со мной не разговаривает.
Это были самые долгие и тихие четыре с чем-то часа в моей жизни. Заторы на дороге, паршивая погода, скользкий асфальт и проливной дождь, из-за которого Дрю почти ничего не видел через ветровое стекло.
Едва мы тронулись, как он включил радио: явно намекая, что не настроен разговаривать. Я и не настаивала, хотя мне не терпелось. Ох, как не терпелось! Накопилось столько вопросов, ответов на которые я не знала.
Адель сказала правду? Ванесса действительно была дочерью Дрю? А муж Адель – отец Дрю – догадывался об этом? Он знал об их связи? И сколько она продолжалась?
По моим подсчетам, довольно долго. Минимум года четыре. Судя по тем обрывкам воспоминаний о смерти Ванессы, которыми поделился Дрю, в тот день Адель затащила его в дом и соблазнила. То есть пока они трахались, Ванесса утонула.
Жестоко, но правда. Я это чувствую. Вот почему он несет такой огромный груз вины.
Но я не злюсь на него, не ненавижу за то, что случилось. Что бы он там себе ни думал, на самом деле он не виноват. Это Адель втянула его в безумные, нездоровые отношения, а он просто не знал, как из них выпутаться. Он был еще ребенком, когда она затеяла свою извращенную игру.
Удивительно, как он вообще смог провести со мной прошлую ночь.
Последний час пути я провожу в беспокойном сне. Когда машина останавливается и Дрю выключает мотор, я резко дергаюсь, просыпаясь, поднимаю голову и выглядываю наружу. За окном виднеется стоянка возле моего дома.
Ура! Приехали.
– Мы на месте, – произносит Дрю убийственно тихим голосом. – Помочь донести сумку?
Я недоверчиво смотрю на него.
– И что, все вот так и закончится?
Он встречается со мной взглядом, и в его глазах я вижу столько боли, что так и тянет отвернуться. Но я держусь. Нет, ему не взять надо мной верх. Я не позволю просто так прогнать себя.
– Фэйбл, ты же слышала, что она сказала. Как я могу надеяться, что ты останешься со мной после такого.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь, да? – Боже, как он меня бесит! Хочется стукнуть его и одновременно обнять. – Отлично.
Потянувшись назад, я хватаю свою сумку и пулей вылетаю из машины, чуть не падая.
– Фэйбл.
Услышав его, я замираю, держась за край дверцы, которую секунду назад собиралась захлопнуть.
– Что?
– Мне… надо подумать. Разобраться во всем. – В его глазах – мольба о понимании. – Мне нужно время.
Киваю. Подбородок предательски дрожит, но я сдерживаюсь. Не хочу плакать на глазах у Дрю.
– Сколько раз тебе повторять: не отталкивай меня.
Глубоко вздохнув, он отводит взгляд. Уголок его рта все еще подергивается, лицо очень напряжено. Боюсь, как бы он не сорвался.
– Я не умею разбираться с проблемами с чьей-то помощью. Привык справляться со всем в одиночку.
Мое сердце дает еще одну трещину. Не понимаю, как оно до сих пор не разбилось после всего, что нам пришлось пережить.
– Пойдем со мной. Я проведаю Оуэна, а потом… поговорим. Ладно?
– Оуэн. – Дрю смотрит мне в глаза и вздыхает, будто забыл обо всем, а я только что вернула его к реальности. – Иди к своему брату. Ты ему тоже нужна. Он сейчас важнее.
– Дрю…
Оуэн очень важен для меня, так было и будет всегда. Но состояние Дрю волнует меня сейчас куда больше. Боюсь, как бы он чего не сделал, если меня не будет рядом.
– Иди, Фэйбл. Я… тебе позвоню.
– Нет, не позвонишь.
Злость переполняет меня, и я с силой захлопываю дверцу, но чувствую, что облегчения это не приносит.
Бреду к дому, сутулясь, подставляя плечи дождику, который накрапывает с неба, словно потемневшего от гнева. Слышу, как Дрю заводит машину, как зовет меня из открытого окна. Но я не оборачиваюсь.
Не отзываюсь.
Делаю, как он сказал: иду к своему брату.
Захожу в квартиру и замираю на пороге. Мама сидит на диване: глаза покраснели, щеки распухли, словно от слез. Оуэн стоит позади нее. При виде меня беспомощное выражение на его лице сменяется облегчением.
– Что ты тут делаешь? – спрашиваю я у матери, закрывая дверь.
Она пристально смотрит на меня.
– Я тут живу. Где мне еще быть, по-твоему?
Не говоря больше ни слова, я подхожу к Оуэну и быстро обнимаю его.
– Ты как, нормально?
– Ага. – Он нервно озирается на мать. – Слушай, раз уж ты пришла, я заскочу к Уэйду ненадолго, ладно? К обеду вернусь, обещаю.
– Мы же вроде в кино собирались.
Мне так нужно отвлечься. Голова забита Дрю и бесконечной драмой, в которую превратилась его жизнь. Так что какой-нибудь ненапряжный фильм был бы сейчас очень кстати.
Хотя вряд ли это сработает, конечно. Как я смогу о нем забыть, даже на пару часов?
– По-моему, мама хочет с тобой поговорить.
Увиливает. Явно хочет улизнуть.
– Ладно, тогда сходим в кино в другой раз. – Взъерошиваю его темно-русые волосы, и он с улыбкой выныривает из-под моей руки. – Давай закажем пиццу на обед?
Его лицо сияет от восторга.
– Правда? Вот здорово!
Проследив за тем, как Оуэн вышел и закрыл за собой дверь, я поворачиваюсь к маме. Она настороженно смотрит на меня из-под челки. Волосы у нее светлые, точь-в-точь как у меня. Глаза сильно накрашены, губы сжаты. Мне вдруг приходит в голову, что лет через двадцать я буду выглядеть так же, и от одной этой мысли ноги подкашиваются.
Нет, я не собираюсь превращаться в свою мать, несмотря на то, что наши жизненные пути так похожи.
– Почему он спрашивает разрешение у тебя, а не у меня? – Взмахом руки она указывает на закрытую дверь. – Ведет себя так, будто ты его мать.
– Бывала бы дома почаще – тогда, может, он отпрашивался бы у тебя.
Отношу сумку к себе в комнату и бросаю на незастеленную кровать. Перед отъездом я устроила тут такой бардак. Повсюду валяется одежда, на старом туалетном столике – груда дешевой бижутерии, зеркалу давно нужна тряпка и моющее средство. Я в этой комнате только сплю. Больше ничего не успеваю – мотаюсь по работе или… по другим делам.
Представляю, что было бы, если бы я пригласила сюда Дрю. Наверняка закатил бы глаза, он же просто помешан на чистоте, а у нас в доме с этим напряженка.
Хотя я вряд ли его сюда приведу. Ничего у нас с ним не выйдет. Пора это признать. Он слишком измучен и упрям, чтобы дать мне шанс.
– Я все время дома, – заявляет мать, когда я возвращаюсь в гостиную. Потом открывает банку пива и отпивает из нее, тяжело дыша. – Уик-энд у меня выдался тот еще. Так что нечего тут отчитывать меня.
Интересно, что, по ее мнению, означает «тот еще уик-энд»? Что, курева и выпивки не хватило? Или хахаль стал заигрывать с другой? Если у кого и выдался тот еще уик-энд – да, черт возьми, и вся неделя – так это у Дрю Каллахана.
И у меня.
– Сегодня только суббота, – замечаю я. – Тебе не пора в бар или еще куда-нибудь?
– Когда это ты успела стать такой нахалкой?
Не удостоив ее ответом, я ухожу на крохотную кухню и распахиваю холодильник, заглядывая внутрь. Печальное зрелище. В дверце – почти пустые бутылки из-под кетчупа, горчицы, майонеза и виноградного желе. Внутри – столетней давности остатки китайской еды на вынос и пакет молока – скорее всего, там осталось уже на донышке, да и судя по сроку годности, просрочено оно много дней назад. Что тут еще? Две бутылки газировки и мятая, полупустая упаковка на двенадцать банок пива. Ну конечно. Мама ведь никуда без своего любимого светленького.
Клянусь, завтра утром я первым делом пойду в магазин и куплю нормальной еды на те деньги, что заработала как «девушка на неделю». Оуэн еще растет, ему нужно питаться как следует, а не запихивать в себя всякую гадость и фастфуд. Сегодня у нас на обед будет пицца с пепперони, но это – в последний раз. С завтрашнего дня начинаем правильно питаться.
– Я слышала, тебя с работы уволили, – говорю я, открывая бутылку газировки.
Чувствуя, как холодная волна кофеина с сахаром легко вливается в горло, я закрываю холодильник и оборачиваюсь. Мама стоит, опираясь о кухонный стол; почти пустая банка пива покачивается в ее пальцах.
– Оуэн выложил, да? – Она мотает головой. – Они там такой бред несли.
– А что они сказали?
Отлично. Похоже, она потеряла работу по своей вине.
– На меня якобы нажаловался посетитель. Мол, когда я говорила с ним, от меня пахло алкоголем. – Она чокается со мной своей банкой, а потом высасывает оставшееся пиво. Какая ирония. – Ну, я накануне допоздна выпивала с Ларри, так что, наверное, несло немного. Но я же трезвая была. Как стеклышко.
Я молча смотрю на нее, потягивая газировку. Моя жизнь – отстой, моя мама – абсолютно безответственная, но все это ерунда по сравнению с проблемами Дрю.
Просто ерунда.
– А где Ларри? – наконец спрашиваю я, и мать удивленно смотрит на меня. – Это же твой новый хахаль, да?
– Не знаю, – пожимает плечами. – Мы крепко повздорили, и он бросил меня тут где-то час назад. Мы собирались пойти в бар сегодня.
О господи, как же я не хочу ее видеть сейчас. Хоть бы она свалила куда-нибудь и оставила меня наедине с моими мыслями. Правда, Оуэн скоро вернется, но с ним побыть вдвоем я не против.
– Может, позвонишь Ларри и извинишься?
– А почему ты думаешь, что это я неправа?
Потому что ты всегда неправа.
– Может, тебе стоит взять инициативу в свои руки и извиниться, даже если ты не виновата? – Теперь уже я пожимаю плечами.
Задумчиво постукивая указательным пальцем по губе, мама достает мобильник из кармана.
– А что, неплохая мысль. Сейчас звякну ему.
Прижимая телефон к уху, она уходит в свою комнату. «Привет, малыш. Это я», – доносится до меня, а потом дверь медленно закрывается.
А я еще долго не двигаюсь с места, думая о Дрю. Как он сейчас? Где он? Что делает? Я умираю от беспокойства. Ненавижу это ощущение. Так хочется, чтобы он не закрывался от меня. Чтобы открылся мне.
Мечтать не вредно.

 

Дрю
Высадив Фэйбл возле ее дома, я кружу по улицам около часа, любуясь знакомыми видами. В этом городке, где я прожил последние три года, мне намного уютнее, чем в родных местах. Ведь с ними связаны в основном жуткие воспоминания – конечно, не считая нескольких дней с Фэйбл.
Проезжаю мимо кампуса, мимо стадиона, где я провожу большую часть времени. Сейчас здесь так пустынно. Еду по центру города, мимо магазинов, кафешек на углу и «Старбаксов»; чуть сбрасываю скорость на подъезде к La Salle. В баре, похоже, тихо. Неудивительно, ведь еще только шесть часов. Да и студенты пока не вернулись с каникул. То ли дело будет завтра.
Дождь все льет, не прекращаясь. Наконец я понимаю, что уже целый час бесцельно езжу по улицам, и отправляюсь в свою квартиру. Она находится на другом конце города. Я живу в более новом, хорошем районе: тихие улицы, идеальные дворики. Ничего общего с перенаселенными, обшарпанными домами, где толпы студентов снимают жилье за гроши. Ручаюсь, моя квартира в два раза больше, чем у Фэйбл, а ведь она однокомнатная. Черт, и я живу тут один, а она там ютится с мамой и братом, пытается свести концы с концами…
Я ударяю кулаком по рулю. Потом еще раз, не обращая внимания на боль. Тренер убил бы меня, если бы увидел, как я пытаюсь раздолбать бросающую руку. Представив его в бешенстве, я наношу еще один удар, и кулак пульсирует от боли.
Но эта боль освежает. Грубая, реальная, она напоминает мне о том, кто я. Моя жизнь кажется такой простой и легкой, черт подери. Все, чего я хочу, я получаю на блюдечке с голубой каемочкой. Я – избалованный богатенький мальчик, который по идее должен наслаждаться жизнью. Выпендриваться перед так называемыми друзьями, жить на широкую ногу в своей огромной квартире, расхаживать по кампусу в обнимку с двумя девчонками, ведь я для них – герой, спасавший нашу футбольную команду на протяжении последних двух сезонов.
А на самом деле мой мир… просто отстой. Признание Адель повергло меня в такой шок, что я за всю дорогу не проронил ни слова.
И Фэйбл тоже. Я чувствовал, что веду себя с ней по-свински, но что мне оставалось делать? Завести непринужденный разговор, поболтать о погоде, о любимой музыке? И так, между прочим, – о том, что моя сестра на самом деле оказалась моей дочерью?
Не жизнь, а какая-то мыльная опера, ей-богу. Не представляю, как со всем этим справиться. Не знаю, стоит ли верить Адель. Она ведь не раз уже обманывала. Она постоянно лжет. Может, она просто хотела ошеломить меня. Или вызвать отвращение у моей девушки, чтобы прогнать ее. Но нет, Фэйбл таким не проймешь.
К тому же я и сам прекрасно знаю, как отпугнуть ее. За последние несколько дней я в этом преуспел.
От этой мысли сердце наполняется грустью.
Не в силах больше выносить всю эту мешанину в голове, я набираю номер Адель. Дождь отбивает четкий ритм по крыше машины, припаркованной возле дома.
– Эндрю? – Адель отвечает после второго звонка. Судя по голосу, она удивлена. Я так и думал.
– Скажи, что это неправда! – выпаливаю я и зажмуриваюсь, ожидая – и боясь – ответа.
Адель молчит. Вдалеке слышится тихая музыка – наверно, она сейчас в ресторане или еще где-то. Интересно, с моим отцом или нет? Очень надеюсь, что она извинилась и отошла, чтобы он не слышал нашего разговора.
– Нет, это правда. Она была твоей дочерью.
Я резко выдыхаю. Легкие сжимаются так, будто их скрутили.
– Откуда ты знаешь?
– Ох, Эндрю, что тут непонятного? Мы с твоим отцом… долгие годы пытались завести ребенка, но безуспешно. А потом мне вдруг пришла в голову мысль, что ты – идеальный кандидат. За неимением лучшего, так сказать. Я все распланировала, зашла к тебе в нужный день цикла, проколола пару дырочек в презервативе – и готово, сработало буквально сразу.
Ее приглушенный голос звучит так рассудительно, что хоть вой.
К горлу подступает ком, и я сглатываю его. Мне было всего шестнадцать, когда эта стерва залетела от меня. Всего шестнадцать.
– Значит, ты обманула меня. И отца. Обставила нас обоих. Можешь гордиться.
– Я не играла ни с кем из вас, поверь мне. Я бесконечно люблю твоего отца. И… тебя тоже, Эндрю. Разве женщина не может влюбиться сразу в двоих? Вы так похожи, но при этом такие разные. Я хотела вас обоих, – почти шепчет Адель.
Значит, она… хотела меня, когда я был еще ребенком? От этих ее слов мне становится плохо.
– Ну что, обоих и получила. Теперь довольна, надеюсь, – огрызаюсь я и собираюсь бросить трубку, но тут Адель окликает меня. В ее голосе сквозит такое отчаяние, что я решаю выслушать ее. Сам не знаю почему. – Что?
– Ты же… не расскажешь об этом всём отцу, правда?
Если он узнает, то будет опустошен. Хотя доказать ничего нельзя, ведь Ванессы больше нет. Но я все равно буду молчать. Зачем причинять отцу боль? Это только безвозвратно разрушит наши отношения. А ведь он – вся моя семья. Нет, эту тайну я унесу с собой в могилу.
– Не расскажу. Но только ради него.
Она глубоко вздыхает; в голосе слышится дрожь.
– Спасибо, Эндрю.
– Не благодари. Я делаю это не для тебя.
– Конечно нет, – она замолкает. – А что насчет твоей… девушки? Она все знает, я же призналась тебе при ней. Вдруг она проболтается?
– Не проболтается, – отвечаю я механически, потому что знаю: это правда. Я доверяю Фэйбл. Она никому не расскажет.
– Ты давно ни с кем не встречался. Что, если вы расстанетесь, и она захочет отомстить, разрушить и твою жизнь, и мою? Если правда всплывет наружу, нам уже никогда не оправдаться. – В голосе Адель звучат истерические нотки, и мне уже начинает казаться, что наш разговор ее заводит.
– Фэйбл ничего не расскажет. Прекрати панику.
Я бросаю трубку. Не хочу говорить с ней. Не хочу говорить, точка.
Еще какое-то время я сижу в машине и думаю. Окна запотевают от моего дыхания, а дождь припускает все сильнее. Не хочу подниматься в квартиру и проводить там ночь в одиночестве. Мысли путаются, постоянно вертятся вокруг того, что сказала Адель.
Лучше бы она не говорила мне эту правду о Ванессе. Было бы намного проще жить.
Но она поделилась своим несчастьем, и теперь я опять навечно связан с ней. Стоит только подумать, что я освободился от нее, как она снова хватает меня, надевает оковы. И выбрасывает ключ.
Назад: Глава четырнадцатая
Дальше: Глава шестнадцатая