Глава 26

— Откуда ты знаешь, что Бога нет? — зло бросает Тьерни Лоуэлл Дрю. Жаркий спор длится уже двадцать минут, с тех пор, как прозвенел звонок на пятый урок. Обсуждение рассказа, что мы читали на прошлой неделе, каким-то образом вылилось в ожесточенную перепалку о существовании бога.

— А ты откуда знаешь, что Бог есть? — парирует Дрю. Он даже не пытается убеждать. То ли это лень, то ли просто апатия. Я видел, как он готовится к диспуту. Тьерни для него не соперник. Он просто дразнит ее, потехи ради.

— Я и не говорила, что знаю. Вера к знанию не имеет отношения. Потому она и называется верой, мудила. Отсюда и выражение «прыжок веры».

— Мисс Лоуэлл?

— Болван, осел, идиот, дебил, Дрю, — изрыгает Тьерни. Это — правило мисс Макаллистер. Употребишь бранное слово, подбери к нему пять неругательных синонимов. На «Дрю» в качестве синонима она не отреагировала.

— С каких пор ты превратилась в святошу? — в ту же секунду интересуется Дрю. Весь класс внимательно слушает; головы поворачиваются туда-сюда, как у зрителей на теннисном матче. Ну как же: аморальные люди спорят о существовании бога — что может быть притягательнее для толпы? Тем более что между ними летают искры сексуального вожделения. Кроме голосов спорщиков, тишину класса периодически нарушает щелканье стэплера сидящей в углу Солнышка. С самого начала урока она сортирует бумаги. Сидит спиной к классу, но я вижу, что она внимательно слушает.

— Религию я ненавижу. Я в Бога верю.

— В Бога верят слабые люди. — Голос у Дрю скучный, но совершенно очевидно, что спор доставляет ему удовольствие.

— Тогда странно, почему ты не веришь. — Тьерни откидывается на спинку стула. Дрю не заглатывает наживку.

— В Бога верят те, кто не верит в себя. Таким людям нужна точка опоры, необходимо на что-то или на кого-то возложить ответственность за свое дерьмо — испражнения, экскременты, отходы, ошибки, пороки.

— И это говорит человек, который вообще не хочет брать на себя ответственность ни за что.

— Я никогда не открещиваюсь от своих поступков.

— Ну да, ты у нас прямо образчик высокой нравственности.

— Нравственности? — Дрю чуть не поперхнулся этим словом, которое, наверно, жжет ему язык. — Чья бы корова мычала… — Кевин Леонард и другие придурки в классе, наверно, думают, что ничего умнее не слышали. — Не надо мне лекцию читать, Ти. Я отвечаю за каждый свой поступок.

— Не за каждый.

— Если выдвигаешь обвинения, обосновывай их. Подкрепляй фактами. Иначе твои доводы гроша ломаного не стоят.

— Мы не на уроке риторики, Дрю. — Он не вогнал ее в краску. Но вид у нее обиженный, будто ее предали.

— Это то же самое. Те же правила. Хочешь что-то сказать, обоснуй. Или тогда уж молчи. Иначе ты заведомо обрекаешь себя на поражение. Как и те, кто верит в Бога.

Мисс Макаллистер меняет тему разговора и тем самым кладет конец дискуссии. Странно, что она позволила перепалке зайти так далеко. Спор, может, и окончен, но Дрю с Тьерни до конца урока сверлят друг друга злыми взглядами. Такое ощущение, что они прямо здесь начнут срывать друг с друга одежду.

— Иди сядь. Сам вымою. — Джош отгоняет меня от раковины после того, как мы убрали со стола грязную посуду. Теперь я здесь почти каждый день ужинаю. Только у Джоша и ем нормальную пищу. Он готовит для меня, я обеспечиваю его десертами.

— Ты готовил. Я буду мыть посуду.

— Нет, не будешь. — Джош отнимает у меня губку, выключает кран. Я вытираю стол, складываю тарелки в раковину. У нас сложился некий странный уклад, похожий на семейный, а если задуматься, почему так случилось, картина возникает трогательно-жалкая.

— То есть мне нельзя мыть посуду? — изумленно вопрошаю я.

— Нельзя. — Джош качает головой.

— Почему?

— Ты плохо моешь.

— Плохо мою? — Как можно плохо мыть посуду? Это ж не операция на головном мозге. Нужно просто отмыть от остатков пищи кастрюлю.

— Да. Сама, что ль, не знаешь? Мне приходится каждый вечер перемывать тарелки после твоего ухода.

— Не может быть. — В самом деле?

Джош смотрит на меня, и я понимаю, что он говорит правду.

— Чистюля хренов.

— Да, я люблю есть из чистой тарелки. У каждого свои причуды, — невозмутимо отвечает он.

А я думаю о том, как же низко я пала. Даже тарелки не могу нормально помыть. Джош готовит, моет посуду, мастерит потрясающую мебель. А от меня вообще толку никакого. Жужжит сушилка. Я встрепенулась: наконец-то и я могу быть полезной.

— Отлично. Тогда пойду сложу выстиранную одежду. — Я поворачиваюсь, собираясь в постирочную.

— Не надо. Сядь.

— Что, одежду тоже нельзя сложить?

— Не надо складывать мое нижнее белье.

— Шутишь?

— Нет. Еще чего не хватало. — Джош мокрой рукой тянется мимо меня к ящику с кухонными полотенцами. — Вот, держи. Вытирай. — Он сует мне полотенце, обдавая брызгами.

Я хватаю полотенце.

— Давай я достану твои боксеры и вытру ими посуду. — Ребячество — такое со мной бывает.

— Откуда ты знаешь, что я ношу боксеры?

— Надеюсь. — Не семейные же трусы. Фу!

Он пожимает плечами, дает мне тарелку.

— Дерзай. Тебе потом с них есть.

— Ну ты и зануда, — бурчу я себе под нос, как разобиженный на весь свет подросток, — потому что это круто.

В итоге я стала вытирать посуду. Джош прав. Посуду он моет лучше меня. Главным образом потому, что я ужасно ленива в том, что касается любых видов мытья и уборки, но ему об этом знать не следует.

— Что это сегодня было с Дрю и Тьерри на уроке английского? — спрашиваю я.

— Ты про что? Про спор о Боге? Дрю с Тьерри вечно спорят. Дрю стал бы отстаивать преимущество безбрачия, если б Тьерри выступала против.

— Может быть. Только здесь, по-моему, что-то личное.

— Дрю нравится ее злить. Он просто щекотал ей нервы. И мог бы разнести ее в пух и прах, если б захотел.

— Меня удивляет, что он этого не сделал. На уроках риторики он любого по стенке размажет. Это просто потрясающе. При желании он словами так тебя закидает, что с ног свалишься. На турнире, в котором мы участвовали несколько недель назад, он одержал победу во всех турах, даже не пустив в ход весь арсенал своего обаяния.

— Ему это без надобности. Против него у нее нет шансов. Он даже не счел нужным приложить хоть капельку усилий. — Это точно. В этом весь Дрю. Он спорит ради забавы, пока скучно не станет. Так кошка гоняет ящерицу, царапает и бьет ее, пока не покалечит настолько, что с ней уже нельзя играть.

— Почему мисс Макаллистер сразу их не остановила? Ведь это была даже не та тема, которую следовало обсуждать.

— Она всегда так делает, чтобы узнать, кто чем дышит. Дает возможность выговориться, а сама слушает. Так ей гораздо легче понять, что ты собой представляешь. Как мыслишь. Какие твои сильные и слабые стороны. — Разведку боем проводит. Молодец. Правда, много не узнаешь, если в дискуссии участвуют только двое.

— Остальные как будто воды в рот набрали, — замечаю я.

— Они ж не дураки, чтоб спорить о существовании Бога. В таком споре победить невозможно. — Джош убирает в шкаф последнюю чистую тарелку.

— Кому?

— Никому.

— Ты веришь в Бога?

— Да, — категорично отвечает он. Должно быть, мое лицо выдало меня, потому что Джош спрашивает: — А что?

— Просто удивлена. Не думала, что ты веришь.

— Потому что я проклят и все вокруг меня умирают? — спрашивает он бесстрастно.

Не хочу подтверждать его предположение, но именно так я и думаю.

— Я верю в Бога, Солнышко. Всегда верил, что Бог есть, — говорит он.

Его следующая фраза — это не жалость к себе, не страх, не вызов. Истинная правда.

— Просто я знаю, что Он меня ненавидит.

Может, его слова должны были свалить меня с ног, но я даже глазом не моргнула. Может, мне следовало мгновенно вскочить и заявить, что он не должен так думать. Что, конечно же, Бог не может его ненавидеть. Что верить в подобное — чистейшая глупость. Только это не глупость. Не нелепая убежденность. Если на твоих глазах все, кого ты любишь, один за другим уходят из твоей жизни и в семнадцать лет ты остаешься совсем один, что еще тут можно думать? Вроде бы абсолютно логичный вывод, но меня удивляет, что сама я почему-то другого мнения.