Глава 27
Джордан
Прошло три месяца со дня ее отъезда. Два с половиной с тех пор, как я послал ей письмо и песню.
От нее ни слуху ни духу.
Песня не помогла.
Зря надеялся. Дурак.
После нескольких недель ожидания я смирился с тем, что она не вернется… и стал злиться.
Полагаю, это одна из стадий, через которую мне суждено было пройти. С депрессией покончено. Пришло время злиться, я пошел и напился.
Подцепил какую-то телку.
Чувствовал себя ужасно.
Как только она сунула руку мне в штаны и стала меня ласкать, я ее остановил, ибо понял, что, даже если пересплю с этой девушкой, ничего не изменится. Наутро, проснувшись, я буду чувствовать себя так же, если не хуже. Легче мне не станет. Мия не вернется. Я все так же буду тосковать по ней. Не исчезнет зияющая пустота в моей груди, которую может заполнить только она. Ну трахну я эту девицу, что с того. Душевного покоя не обрету. Так что я вытащил ее руку из своих штанов, извинился и ушел.
С тех пор, кроме моей собственной руки, к моему «мальчику» никто не прикасался.
Я думаю о Мие. Не только когда мастурбирую. Я постоянно думаю о ней, даже во время свиданий с собственной рукой.
Кроме нее, я вообще ни о чем и ни о ком думать не могу.
Наверно, когда-нибудь я стану реже думать о ней. Когда-нибудь придет такой час. Но это когда-нибудь.
Я стараюсь занимать себя работой. Вожу на экскурсии туристов Уэйда. Когда снова поехал в каньон Ла-Плата, в первый раз после того, как был там с Мией, было трудно, но я пересилил себя, и теперь с каждым разом мне легче бывать в тех местах.
Постояльцев у нас по-прежнему немного, но мы выживаем. Я активно занимаюсь сайтом отеля, связываясь с различными туристическими агентствами и бюро путешествий, размещаю нашу рекламу на их сайтах. Моя задача – разрекламировать нашу гостиницу хотя бы к лету следующего года.
Дозер подходит ко мне, тыкается мордой мне в ноги.
– Привет, приятель, как дела? – спрашиваю я, отрываясь от компьютера и глядя на него. Некоторое время назад ему сняли гипс, и теперь он совсем поправился, стал прежним.
Только по Мие скучает.
Порой мне кажется, что только он понимает мое состояние.
Дозер трется мордой о мою ногу, еще и лапой по ней бьет.
– Что? Проголодался? – Я беру со стола кусочек печенья, которое ем сам.
Даю ему. Он хватает печенье, ложится на пол и начинает грызть.
Я потираю уставшие глаза, смотрю на таблицу, с которой работаю. Бухгалтерия. Что может быть увлекательнее.
Конечно, плохо, что в пятницу вечером, когда даже отец мой на свидании, я сижу здесь со своим псом и разбираюсь в бухгалтерии.
Пора бы уже как-то и жить начинать.
Звонит гостиничный телефон.
– «Золотые дубы», – отвечаю я, откидываясь на спинку стула.
– Дома сидишь – в пятницу вечером? Тяжелый случай.
– Спасибо, Бет. Умеешь ты придать человеку уверенности в себе.
Она смеется.
– Ну, уверенности в себе у тебя хоть отбавляй, Джордан.
– Ладно. Подтруниваешь надо мной, а сама, можно подумать, отрываешься в городе.
– Увы, тружусь не покладая рук.
– Мама мало тебе платит за работу в кафе, так что приходится подрабатывать проституцией? Прямо кино для канала «Лайфтайм».
– Ха-ха, он еще умничает. Я звоню тебе, потому что хотела направить к вам одну туристку. Но теперь думаю, не направить ли ее в другую гостиницу…
– Ладно. Беру свои слова обратно. Только если туристка не такая, как в прошлый раз. Она разбила мое сердце. – Я пытаюсь шутить, но голос у меня невеселый.
– Не-е, эта не такая… – не сразу отвечает Бет. – Точно говорю. И не такая хорошенькая. Ты на нее не западешь.
– Ладно, – смеюсь я. – Успокоила. Должен я это понимать, что ее следует поселить в «Сосну»? – «Сосна» – наш самый дешевый номер.
– Нет, эту только в «Вид на озеро». Может, с внешними данными ей и не очень повезло, но вкус у нее определенно есть.
Я сдавленно сглотнул слюну. После отъезда Мии в этом номере никто не останавливался. Я просто не мог допустить, чтобы там спал кто-то другой.
Глупо, конечно.
– Ладно. Отлично. Она уже едет? Пойду приготовлю номер.
– Скоро поедет, через несколько минут.
– Спасибо, Бет. От чистого сердца.
– Знаю. Потом будешь благодарить.
Я повесил трубку, отодвинулся на стуле от стола. Схватил ключи от номера «Вид на озеро» и пошел по коридору.
Войдя в номер, включил свет, стараясь не смотреть ни на что, что напомнило бы мне о том времени, когда я бывал с ней здесь. Включил обогреватель, чтобы к приходу гостьи комната прогрелась, разобрал постель, положил в ванную свежие полотенца.
Выключил свет, запер дверь и вернулся в офис.
Через двадцать минут слышу: подъезжает машина. Дозер вскочил на ноги, навострил уши, принюхался и помчался из офиса. Наверно, учуял что-то приятное.
Я иду следом за ним, хочу вернуть его в офис, пока он до смерти не напугал нового клиента. Поздно. Дверь отворяется, звякает колокольчик. Я смотрю на вошедшую, и у меня замирает сердце.
Вообще останавливается.
– Мия.
Не знаю, произнес ли я ее имя или просто выдохнул его из ноющих легких.
– Привет, – здоровается она. Голос мелодичный, нежный… и мучительный.
И вдруг во мне, как ни странно, всколыхнулся гнев.
Три гребаных месяца не давала о себе знать, а теперь вот свалилась как снег на голову. И плевать мне, что я непрерывно мечтал об этом все три месяца. Все равно я зол. Зол, как бобик.
Я поворачиваюсь и иду за стойку.
Хочу отгородиться от нее, чтобы не совершить глупость. Не броситься перед ней на колени, умоляя не отвергать меня.
Она стоит в дверях, смотрит робко. Сама миниатюрная, хрупкая. Меня так и подмывает броситься к ней… заключить в свои объятия.
Чтобы сдержать свой порыв, я вцепился руками в стол.
Дозер уже вьется вокруг нее, мордой тыкается ей в ноги, требуя к себе внимания.
– Привет, дружок. – Она отводит от меня взгляд, наклоняется, гладит его. – Как твоя лапа? Совсем зажила!
Еще бы, ТРИ ГРЕБАНЫХ МЕСЯЦА прошло!
Мия обнимает пса за шею, прижимается к нему. Шепчет:
– Я скучала по тебе.
Она по нему скучала! А по мне, черт возьми?
Сердито отдуваясь, я потираю руками лицо.
– Что привело тебя сюда, Мия?
Она поднимает на меня глаза, выпрямляется. Унылая растерянность в ее лице – для меня как нож в сердце.
Ее руки дрожат. Она обхватывает ими себя.
– Я прочитала твое письмо и песню… послушала песню. Слушала ее всю дорогу сюда, – тихо добавляет она.
Я скрестил на груди руки.
– Это ты про письмо, что я послал два с половиной месяца назад?
Она кусает губу.
– Я прочитала его только сегодня утром. Боялась… боялась, что оно заставит меня приехать сюда. А тогда я не могла вернуться. Я должна была придумать, как справиться со своими чувствами, как вылечиться. Теперь я жалею, что не прочла письмо сразу. Но, как только я его прочла… как только услышала песню… я выписалась из клиники и приехала сюда.
– Зачем?
Она приближается ко мне на шаг.
– Я… я надеялась, что ты ждешь меня.
Я напрягаю руки, замираю. Каждый мускул в моем теле напряжен.
– Почему?
Она закрывает глаза.
– Я должна сказать тебе то, что не сказала в больнице.
Я смотрю на нее выжидательно.
– Что я люблю тебя… Я люблю тебя, Джордан.
Она меня любит?
У меня нет слов. Нет мыслей. Я застыл на месте.
Знаете, как бывает: тебе хочется услышать что-то важное от человека, который для тебя дороже всего на свете, и, когда наконец слышишь эти слова, цепенеешь от страха.
Да, это как раз мой случай.
Молчание между нами пронизано болью, смятением, желанием.
Наконец я обретаю дар речи.
– То есть ты приехала сюда, чтобы признаться мне в любви?
Она отирает рукой выкатившуюся из глаза слезу. Кивает, дергает, нервно теребит нижнюю губу.
– Да, мне нужно, чтобы ты это знал. И… еще… хотела узнать, не найдется ли здесь номер… для меня?
Вот оно что. Как я сразу не догадался?
– Ты та самая туристка… и сначала ты заехала к Бет? – Не знаю почему, но меня это взбесило.
Она отводит взгляд в сторону.
– Я приехала сюда и испугалась. Подумала, может, ты изменил свое отношение ко мне… твои чувства ко мне изменились, ведь столько времени прошло… может, у тебя кто-то есть… – Она снова смотрит на меня. – Должно быть, я запаниковала и потому заехала в кафе, надеялась, что увижу там Бет и расспрошу ее.
– И что она тебе сказала?
Мия нервно одергивает на себе одежду.
– Что ты… не забыл меня.
– Ну да. Бет ошиблась. Эту страницу своей жизни я перевернул. Давно уже. Извини, но для тебя здесь места нет.
Я сам не сознаю, что говорю. Во мне говорит обида, я не в состоянии ясно мыслить. Вот кретин.
Боль, отразившаяся в ее лице, ранит меня до глубины души. Она обхватила себя руками за талию, ее плечи поникли.
– О. Конечно. Ладно. Прости… – По ее щеке катится слеза. Она смахивает ее пальцем. – Зря я приехала. – Мгновение, и ее уже нет. Она исчезла за дверью.
Дозер рычит на меня, смотрит с укоризной: «вот козел». Потом начинает лапами и головой толкать дверь, пытаясь помчаться за нашей девушкой.
– Сам знаю, что козел! – Злой на самого себя, я вцепился руками в волосы. – Черт! Собачье дерьмо! – Я пинаю ногой стол. Потом, не раздумывая, вылетаю из гостиницы, бегу за ней. – Мия! Подожди!
Она останавливается у своей машины, на меня не смотрит, но я не колеблюсь. Широким шагом подхожу к ней, беру в ладони ее заплаканное лицо.
Мне больно, что она плачет по моей вине.
– Прости, я не то хотел сказать… Я был зол, выплеснул всю злость, что копилась во мне все три долгих месяца, будь они прокляты. Но я не хочу, чтоб ты уезжала… черт!.. Мия, просто я… просто ты нужна мне.
Она поднимает на меня глаза, в них – удивление.
– Я тебе нужна?
– Ты всегда будешь мне нужна.
Я ее целую. Целую со всей болью, обидой, тоской, желанием, что терзали меня три месяца.
– Я тебя люблю, – шепчет она мне в губы.
Переполняемый чувствами к ней, я целую ее еще крепче.
– Я люблю тебя… – говорю я, прижимая ее к себе. – До невозможности.
Она приподнимается на цыпочках, обвивает меня руками за шею, утыкаясь лицом мне в плечо. Я крепко обнимаю ее. Боюсь отпустить. Никогда не отпущу.
– Значит, у тебя найдется для меня место? – шепотом спрашивает она.
Я склоняю голову набок, глядя ей в глаза.
– Пожалуй.
– Надолго?
Я пожимаю плечами.
– Может, навсегда? Как ты на это смотришь?
Она кладет руку на мое лицо, улыбается искренне, но робко.
– В это трудно поверить. В жизни так не бывает.
– Бывает, детка. – Я стискиваю ее ягодицы, приподнимаю от земли. Она обвивает меня ногами за пояс. И это так чудесно. Я поворачиваюсь и вместе с ней иду в гостиницу. – И ты не пожалеешь, детка. Обещаю, – заключаю я, шутливо изогнув бровь.
Она смеется, и ее смех наполняет меня счастьем. Ее поцелуй меня утешает.
И на меня нисходит блаженный покой, какого я не знал многие месяцы.
