Дорогой Курт,
На прошлой неделе все вроде бы вернулось на свои места. Ханна живет у Натали, в школе мы снова обедаем за нашим столиком, Натали с Ханной угощают друг друга соком, а я жую печенье с арахисовым маслом. Иногда к нам присоединяются Тристан с Кристен. Раньше они всегда обедали вне школы, а теперь испытывают ностальгию, потому что скоро их учеба здесь заканчивается – уже через три недели. Сегодня, впервые после холодов, можно было одеться совсем легко, и я надела джинсы, обрезанные чуть выше коленей, которые носила в начале учебного года.
С той ночи на мосту мы со Скаем мало общаемся в школе. Я не совсем понимаю, что между нами происходит, но меня очень радует то, что он больше не встречается с Франческой. А сегодня я столкнулась с ним на аллее, и он спросил, не загляну ли я к нему после уроков. Он впервые предложил мне прийти к нему домой днем. К сожалению, на этой неделе я живу у тети Эми, поэтому возник вопрос: как у нее отпроситься? С мамой я все это время старалась не разговаривать по телефону и попросить ее о том, чтобы тетя Эми отпустила меня, не могла. К тому же, мне не хотелось выдумывать правдоподобную ложь. Оставался только один выход – попробовать рассказать тете Эми правду. После того вечера, в который я расплакалась при ней, она относится ко мне с особой добротой, и я решила, что, возможно, она согласится.
Тетя Эми встретила меня на машине после уроков, и я спросила ее, не могли бы мы купить картофеля фри. По дороге в Arby’s я несколько раз открывала рот и снова его закрывала. Когда мы отстояли автомобильную очередь и тетя протянула мне пакет с картошкой, я сделала глубокий вдох и все-таки решилась:
– Есть один парень…
Тетя взглянула на меня с удивлением и беспокойством.
– … который мне нравится. Его зовут Скай. На самом деле он некоторое время был… моим парнем.
Я сделала паузу, ожидая, что тетя Эми перепугается. Однако вместо того, чтобы выехать на улицу, она остановилась на стоянке.
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше? – спросила она.
– Я думала, ты разозлишься. Ну, ты всегда была против того, чтобы я с кем-то встречалась. Даже переночевать у подруги – и то с трудом разрешила.
Тетя Эми вздохнула.
– Я знаю, что немного строга с тобой. Просто этот мир полон опасностей, Лорел. Я не хочу, чтобы ты страдала. Для меня подростковый период прошел очень болезненно. И я хотела защитить тебя от этого. От всего этого.
После ее слов я все увидела в новом свете. Она вела себя так не потому, что верила в Бога, грехи и прочее, а потому что хотела защитить меня, и я вдруг почувствовала к ней огромную благодарность за ее заботу.
– Мне очень приятно, тетя, но тебе не кажется, что каждый сам должен пройти через все это?
Она недолго помолчала, прежде чем ответить:
– Я не могу остановить твое взросление. Но, Лорел, ты должна быть осторожна… Конечно, я буду против сексуальных отношений, особенно в таком возрасте, как и наш Господь Бог, но знай, если ты попадешь в ситуацию, в которой…
О нет. Разговор на сексуальную тему с тетей Эми? Я ее прервала:
– Я поняла. Нет, у нас не было секса. У меня не было. И потом, мы уже не вместе.
Я протянула ей пакет с картошкой фри.
– А что случилось? – спросила она. – Почему вы расстались?
– Это долгая история. В основном потому, что я еще не была готова быть с ним. Я много чего не могла ему рассказать. А потом узнала, что ему раньше нравилась Мэй, и это было для меня ударом.
Лицо тети Эми сочувственно смягчилось.
– Да, – произнесла она. – Представляю, как тебе было тяжело.
– Но с другой стороны, он замечательный друг. Он все еще нравится мне, и мне кажется, что я ему тоже могу снова понравиться. И он пригласил меня сегодня к себе домой, чтобы мы поговорили. Ты отпустишь меня к нему?
На ее лице отразились противоречивые чувства.
– Дома будет кто-нибудь из родителей?
– Да. Его мама. Она всегда дома. И я обещаю, что вернусь не поздно.
– Хорошо, – согласилась тетя Эми и добавила: – Я рада, что ты доверяешь мне.
– Я тоже, – улыбнулась я, видя, что моя откровенность действительно сделала ее счастливой.
Позже этим вечером тетя Эми отвезла меня к Скаю. Я поцеловала ее в щеку, поблагодарила за то, что она отпустила меня, и подошла к двери дома. Луковицы, посаженные нами осенью, дали ростки, и теперь распустившиеся тюльпаны тянули к солнцу свои головки.
Не обращая внимания на колотившееся в груди сердце, я постучала в дверь.
– Привет, – вышел ко мне Скай. Он стоял в дверях, словно защищая собой дом. Мы мгновение постояли на пороге в молчании, и у меня мелькнула мысль: не жалеет ли он о том, что меня пригласил?
– Я могу войти?
Через его плечо я видела тень его мамы, всматривающейся в открытую дверь.
– Кто там, Скай?
Наконец, я просто поднырнула под его руку и вошла в дом.
Телевизор вещал о чьем-то доме мечты. Ко мне подошла мама Ская. Все в том же халате, с собранными в пучок, но растрепанными волосами. Она указала на срезанные тюльпаны, гордо стоящие в вазе посреди беспорядка.
– Ты знала, что если бросить в воду монетку, тюльпаны выпрямятся? – спросила она.
– Нет, – ответила я. – Какая замечательная хитрость. Они очень красивые.
Она улыбнулась так, словно в эту минуту была искренне счастлива, однако продолжала смотреть на меня, не узнавая.
– Мам, это Лорел, – сказал Скай. – Вы с ней уже встречались. На улице, когда мы сажали цветы.
– О, – отозвалась она, – какая я глупая. – Но в ее глазах не вспыхнуло узнавание. – Не откажешься от чашечки чая? – спросила она слегка растерянно.
Я прошла за ней на кухню. Скай пытался помочь ей, но она отмахнулась. Она совершала чайный ритуал осторожно, неторопливо и шаг за шагом, будто заученные движения были опорой, не дающей ей упасть.
Когда я взяла у нее пахнущий мятой горячий чай, она сказала:
– Я пойду прилягу, Скайлар. Оставляю вас одних.
Я прошла за Скаем по скрипучему паркету в его комнату. Здесь, в отличие от остального дома, все было на своем месте. В глаза бросались прямые линии, созданные расставленной мебелью и ровно развешенными плакатами. На одном из плакатов были вы, на другом – обложка альбома In Utero, на третьем – Rolling Stones.
Скай прислонил к столбику кровати подушку и предложил сесть. Я примостилась на краешке его постели.
– Что ж… – сказала я.
– Что ж… – отозвался он.
– Я так и не поблагодарила тебя за ту ночь с вечеринкой. И за ночь у моста. За все. Спасибо тебе. За то, что ты был рядом.
– Не за что. Я рад, что ты позволила мне быть рядом.
– Могу я кое о чем тебя спросить?
– О чем?
– Ты видишь ее, глядя на меня? Я о Мэй.
– Нет. Я вижу Лорел.
– Правда?
– Да.
– Тогда почему ты меня любишь? То есть, любил.
– Потому что… ты напоминаешь мне о моем первом концерте, о котором я рассказывал тебе на Новый Год. Напоминаешь о чувстве, которое вызывает желание творить.
От этих слов мое сердце перевернулось в груди, желая выпрыгнуть ему на ладони.
– Послушай, – продолжил Скай. – Прости меня за то, что я так долго не рассказывал тебе о Мэй. И за то, что я рассказал тебе о ней именно так. Но я не хочу, чтобы ты думала… понимаешь, то, что я чувствую к тебе, я еще не испытывал ни к кому. Ни к твоей сестре, ни к другой девушке.
– Ты сказал, что Мэй в старшей школе… приходилось нелегко. Я всегда думала иначе. Почему она мне ничего не говорила?
– Ты была ее младшей сестренкой. Наверное, она хотела защитить тебя от всего этого. Наверное, она хотела, чтобы ты обожала ее.
Возможно, он прав. Я подумала о том, как далеко она заходила, чтобы я поверила, что у нее есть крылья. Может быть, она нуждалась во мне так же сильно, как я – в ней. Ей нужна была моя любовь, мое обожание.
– Ты думаешь, я ее не знала? – спросила я. – Что, если я ее совсем не знала?
– Конечно же, ты знала ее. Знала всю ее жизнь. Ничего ведь не изменилось. Она осталась для тебя той, кем и была. Просто со временем ты поняла то, чего не могла понять раньше.
– Мне кажется, она очень злилась на родителей за то, что они расстались. Мама всю жизнь твердила ей, как ее рождение скрепило нашу семью. Наверное, она чувствовала себя преданной. Их расставание не было ее виной, но, может быть, она чувствовала себя виноватой. Поэтому и на себя злилась тоже.
– Мэй иногда говорила о тебе, – сказал Скай. – О том, что надеется, что тебе будет легче взрослеть.
Я улыбнулась. Мне легче не было. В этот период, наверное всем нелегко. Правда была настолько печальной, что я не смогла всю ее сразу прочувствовать. Мэй не видела, что причиняет мне боль, потому что страдала сама.
– Как бы мне хотелось вернуться в то время и сказать ей, что она может обо всем со мной поговорить. Что я все пойму. Что все может измениться к лучшему.
– Я знаю.
– Единственное, что мне понравилось в твоем рассказе о моей сестре, – сказала я Скаю, – что ты побил Пола. Но мне жаль, что тебя за это исключили из школы. Это несправедливо.
– Да, – отозвался Скай. – То, что случилось с тобой, тоже несправедливо. И то, что случилось с ней. В жизни много несправедливости. Нам остается или вечно злиться на нее за это, или пытаться изменить к лучшему то, что у нас есть.
Я посмотрела ему в глаза.
– Ты прав.
Я не знала, поцелуемся ли мы когда-нибудь еще со Скаем или нет, но было приятно говорить о Мэй с кем-то, кто был с ней знаком.
Я взглянула на плакат с обложкой из альбома In Utero – изображенная на нем крылатая женщина с прозрачной кожей смотрела со стены на меня и Ская. Как давно я мечтаю о том, чтобы воспарить над землей! Мне хотелось, чтобы Скай видел меня такой же идеальной и красивой, какой я видела Мэй. Но внутри нас все одно – кровь и плоть. И как бы я ни пряталась от Ская, где-то в глубине души я все равно жажду того, чтобы он заглянул внутрь меня и увидел то, о чем я боюсь ему рассказать. Но мы не прозрачны. И если хотим, чтобы кто-то узнал нас, то должны сами всем поделиться.
Искренне ваша,
Лорел