Дорогой Курт,
В моем школьном шкафчике висит ваша фотография с Кортни и новорожденной Фрэнсис. Вы смотрите на дочь, держа ее на руках. Кортни тоже глядит на нее, прислонившись к вашему плечу. На ней футболка, открывающая живот, с черной небрежной надписью FAMILY VALUES. В этом есть какая-то ирония, но, тем не менее, вы же действительно вместе – Курт, Кортни и ваша малышка. Ваша семья развалилась, когда вы были ребенком, однако потом вы создали свою собственную. И в то же время стали отцом – в каком-то смысле, всем нам. Я знаю, вам это было не нужно, но так уж получилось. Вы не хотели стать «голосом» всего поколения, но не могли не петь.
Я не знаю никого, у кого бы была в детстве идеальная семья. Наверное, поэтому мы создаем свою собственную. Из нормальных людей со странностями. Таких, как я и мои друзья.
Вчера был последний учебный день перед рождественскими каникулами. Мы все собрались после школы на аллее, чтобы это отпраздновать. Я подарила всем апельсины с узорами из палочек гвоздики и прицепленными к ним ленточками. Мы всегда делали их с Мэй на Рождество. На апельсине Кристен я выложила три буквы: NYC, потому что она хочет поступить в нью-йоркский университет. На апельсине Тристана я написала: SLASH.
На каникулах Тристан с Кристен и ее семьей поедут на Гавайи. Они встречаются с самого начала старшей школы, поэтому ее семья берет его в такие поездки с собой. Меня их совместная поездка забавляет, поскольку, думая о Гавайях, я представляю себе хулу, но не могу вообразить себе Тристана с Кристен, танцующих ее в купальных костюмах с райскими птичками и цветочными гирляндами на шее. Тристан говорит, что будет торчать в номере, заказывать коктейли и смотреть весь день повторы шоу Опры, на что Кристен отвечает, что он будет смотреть их без звука, так как ей нужно заполнить все бумаги и заявления, чтобы отправить в университеты.
Тристан увлекается травкой, неважно сдал тесты и из всех уроков предпочитает труд и рисование. Но больше всего он любит рок-музыку и играть на гитаре. Думаю, он на самом деле хочет стать музыкантом, но не только потому, что хочет быть знаменитым. Он хочет этого из-за той фразы Слэша о том, что быть рок-звездой – значит, стоять на жизненном пути в точке, где пересекаются тот, кто ты есть, с тем, кем ты хочешь быть. Вы не поверите, как здорово он играет на гитаре! Но у него нет группы. Да он и не особенно-то старается ее найти. Вместо этого он, по словам Кристен, просто играет в своей комнате один. Мне кажется, он поступает так по той же причине, по которой Ханна не сдает свои письменные работы, хотя учителя и твердят ей, что она умная. Наверное, так часто бывает, что люди хотят кем-то стать, но боятся попробовать себя и не оправдать чужих ожиданий.
Кристен другая. Все время учится и получила за оценочный тест 2180 баллов. Она хочет поступить в Колумбийский университет, постоянно болтает об этом и вырезает из журналов фотографии людей, одного взгляда на которых достаточно, чтобы понять, что они живут в Нью-Йорке или любом другом городе, где полно возможностей и событий. Иногда после уроков Кристен приглашает нас с Ханной и Натали к себе домой, и, перекусив, мы сидим в ее комнате и делаем уроки. Стены ее спальни завешены фотографиями из журналов, поэтому создается впечатление, что они не заканчиваются, а простираются дальше, в чью-то мечту. Мне кажется, у Тристана это должно вызывать ощущение, что Кристен не хочет быть здесь, вместе с ним. Однако пусть Кристен и собирается уехать отсюда, думаю, она хочет, чтобы он поехал с ней. В прошлом месяце, когда мы сидели в столовой и обедали, Кристен дала Тристану целую стопку заявлений в университеты.
– Хей, детка, у меня для тебя кое-что есть, – сказала она тогда с легкой улыбкой, словно приготовив ему приятный сюрприз. Затем вытащила из-за спины заявления и вручила ему.
– Что это? – спросил Тристан; в его голосе чувствовалось напряжение. Он пролистал бумаги и заявил: – Леди и джентльмены, я уже вижу заголовки газет! «Тристан Айерс поступает в захолустный, занюханный университет города Покипси». – Он вроде пошутил, но его голос был резок, как бритва. Потом Тристан повернулся к Кристен, и его глаза полыхнули злобой. – Этот отстойный университет даже не в Нью-Йорке, – сказал он тоном: «Вот какого ты мнения обо мне?».
Кристен осталась спокойной.
– Это близко, – очень тихо произнесла она.
– Ни хрена не близко. Это где-то у черта на куличках!
Она объяснила ему, что при хороших оценках он через год может перевестись в другой университет.
– Просто я недостаточно хорош для тебя. Мы оба это знаем, – ответил он, глядя ей в глаза. Порвал все заявления, бросил их на стол и ушел.
Кристен проводила его взглядом.
– Ты не прав, – еле слышно сказала она.
Я никогда не видела ее плачущей или проявляющей эмоции на людях. Выражение ее лица всегда спокойно и неизменно. Но, собрав порванные листы в аккуратную стопку и взяв их в руки, она вытерла глаза рукавом своей цыганской блузки. И, подойдя к двери на другом конце кафе, выбросила заявления в урну.
Теперь они оба ведут себя друг с другом так, как ведет себя человек, понимающий, что что-то подходит к концу, но не желающий этого признавать. Однако сейчас и сегодня они все еще здесь.
Счастливые, мы смеялись и курили на аллее под ярким, предвещающим снег, декабрьским небом. Всем понравились мои апельсины. Ханна рассмеялась, получив свой – я изобразила на нем лошадиную голову.
Натали пришла с картиной, завернутой в упаковочную бумагу с оранжевыми узорами и перевязанную оранжевым бантом. Захихикав, она протянула ее Ханне.
– Открой.
Ханна колебалась, словно боясь, что все вдруг смогут заглянуть в ее душу. Даже с друзьями она все еще предпочитала притворяться, что между ней и Натали только дружба. Наконец, она развязала бант, сняла упаковку и закричала: «Боже мой!», будто не зная, как еще реагировать. Может, никто раньше не делал ей таких замечательных подарков? Это была картина с тюльпанами, которую рисовала для нее Натали.
Натали неловко переступила с ноги на ногу.
– Тебе не нравится?
Ханна не ответила, продолжая смотреть на картину, не в силах отвести от нее глаз. Я тоже любовалась множеством оттенков на лепестках тюльпанов, думая о том, что похожее ощущение вызывает у меня закат солнца – восхищение от чего-то невероятно прекрасного и меняющегося с каждой секундой.
– Спасибо, – с чувством поблагодарила Ханна. Она готова была расплакаться, но сдерживалась перед всеми.
Когда мы шли к стоянке, Натали ей сказала:
– Теперь у тебя всегда будут тюльпаны. И они никогда не завянут. Я специально решила подарить тебе их именно так, нарисовав.
Она превратила нечто эфемерное в вечное, в то, что Ханна сохранит навсегда. И Ханна смотрела на нее, словно пытаясь осознать: вот что значит – иметь рядом кого-то, кто любит тебя так сильно. Во всяком случае, такая мысль пришла мне в голову, потому что я знаю, как бывает трудно поверить в то, что кто-то любит тебя, если ты боишься быть самой собой или если не можешь разобраться в себе. Бывает трудно поверить в то, что тебя не бросят. С той ночи в доме Ская неделю назад у нас с ним странные отношения. Он старается вести себя так, будто все в порядке, и когда я спросила его, не злится ли он на меня, он ответил: «Нет. Забудь об этом, ладно?». Вот я и пытаюсь забыть. Изо всех сил.
Искренне ваша,
Лорел.