Глава 29

Она дала мне еще один день, а у меня совсем нет плана и никаких идей.

В голове смешалось все услышанное за прошедшие дни, все угрозы и страшные открытия, которые я сделала, но соединить их в общую картину никак не получается. Я, например, совершенно не знаю, как понимать слова Колетт: «Я действительно провела весь вечер у него, Эдди, но я его не убивала. Я была с ним, и я обнаружила его тело».

Я забираюсь под одеяло в три часа ночи, принимаю еще немного тайленола с кодеином и проваливаюсь в мутные гротескные сны.

И когда меня, наконец, посещают сновидения, я вижу Уилла.

Он приближается ко мне и протягивает руку, сжатую в кулак. А когда раскрывает ладонь, я вижу на ней зубы. Острые, как у акулы. Нам такие показывали на биологии.

– Это зубы Бет, – говорю я, а он улыбается, и вместо рта у него черная дыра.

– Нет, – отвечает он, – это твои.

Когда я просыпаюсь, во мне бурлит какая-то новая энергия, как это и должно быть накануне матча. Я чувствую себя полной сил. Сегодня день, когда надо готовиться.

Я стою перед зеркалом, чищу зубы и чувствую, что скоро что-то произойдет, и на этот раз, возможно, я буду готова.

Я пытаюсь найти Тиббса. Мне кажется, что я смогу вытянуть из него больше и пролить свет на случившееся, прямо как с Прайном. Но я не могу отыскать его номер, а в региональном отделении Нацгвардии никто не подходит к телефону. Остается лишь спросить у Бет, но совсем не хо– чется.

Я еду в участок и паркуюсь у черного входа. Слежу за дверью в течение часа.

Подумываю даже зайти внутрь, но боюсь, как бы детективы меня не увидели.

Бет или тренер – кому из них верить, если одна все время лжет, а другая говорит загадками?

Это чем-то похоже на алгебру. Перестановки и комбинации. Рассмотрите пример, у которого два возможных решения: победа или проигрыш. Да или нет. Вход или выход. Мальчик или девочка.

Право или лево. Когда стоишь в левой части пирамиды, думаешь только о том, как поддерживать левую часть, держать вес и страховать свою напарницу.

Но где я стою? Справа или слева?

Наблюдая за дверью черного входа, я обдумываю третий вариант. Ведь можно просто войти внутрь, рассказать им обо всем, и пусть сами решают эту головоломку.

Но тогда покажется, что я струсила.

Я уже собираюсь уезжать, но тут звонит телефон.

Номер незнакомый. Я отвечаю.

– Эдди? – мужской голос.

– Да?

– Это мистер Френч. Мэтт Френч.

Я глушу двигатель.

– А, мистер Френч, здравствуйте, как дела? – срабатывает автоматическая реакция, как будто я говорю с отцом семейства, в котором подрабатываю няней. Как будто он подвозит меня домой и за три минуты пытается разузнать все о чирлидинге и о том, что я умею делать.

Вот только Мэтт Френч – это совсем другое дело. Мэтт Френч – это Мэтт Френч, и он с какой-то стати звонит мне, хотя я причастна к разрушению его семьи.

– Прости, что беспокою в выходной, – говорит он.

– Откуда у вас… Вам тренер мой номер дала? Вы…

– В этом же нет ничего странного? – поспешно оправдывается он.

– Нет, конечно, – отвечаю я, но на самом деле, как нет? Конечно, странно.

Мэтт Френч. Вспоминаю, как он стоял тогда во дворе. Его одинокую фигуру. В моей памяти он всегда смотрит на нас через стекло – ветровое стекло машины или раздвижные стеклянные двери на террасу. Я даже не уверена, что помню, как он выглядит; помню только его сутулые плечи.

– Можно задать тебе вопрос, Эдди? – голос его звучит гулко, как будто он говорит прямо в трубку.

– Да.

– Я тут пытаюсь кое в чем разобраться… У меня есть один номер в памяти телефона, посмотри, вдруг ты его знаешь?

– Конечно, – не подумав, соглашаюсь я.

– Хорошо, – говорит он и диктует номер. Я забиваю его в свой телефон, и на экране вспыхивает имя.

Я произношу ее имя вслух.

– Тейси, – повторяет он. – А фамилия? Это твоя подруга?

– Тейси Шлауссен. Это девочка из нашей команды, – говорю я. – Наш флаер. То есть уже не флаер, нет.

Повисает тяжелая пауза. У меня такое чувство, что происходит что-то очень важное. Сначала я решаю, что он просто обдумывает услышанное, но потом до меня вдруг доходит, что он ждет, пока я что-то пойму.

Он хочет, чтобы я вспомнила что-то, заметила, узнала.

Он как будто дает мне подсказку.

Вот только я не понимаю, к чему она меня должна привести.

– Я рад, что это оказался не твой номер, – говорит он. – Рад, что это была не ты.

– О чем вы? Мистер Френч, я не…

– До свидания, Эдди, – произносит он тихо. А потом кладет трубку.

Этот разговор не дает мне покоя.

Мэтт Френч что-то выяснил. Может, даже все. Пирамида лжи рухнула, и теперь он роется в ее письмах, просматривает историю ее звонков. Пытается собрать части головоломки – частички, которые всех нас утянут на дно. По крайней мере, Колетт и меня.

Но что-то не складывается. Не понимаю, почему он задал именно этот вопрос, а не другой. И голос у него был странный. Дрожащий, но не срывающийся. Измученный, но неестественно спокойный.

Набираю номер Тейси. Я ей почти не звоню, а может, вообще никогда не звонила. Просто у нас есть номера всех девчонок из команды. И у тренера тоже. Такие правила.

Наверное, Мэтт Френч таким образом и раздобыл ее номер.

Вот только я почему-то сомневаюсь, что он диктовал мне номер Тейси из телефона Колетт. Будь это так, номер был бы подписан. Над ним значилось бы «Тейси» или «Шлауссен». Хоть что-нибудь.

«У меня есть один номер в памяти телефона», – вот что он сказал.

В его телефоне.

Но зачем Тейси звонить мистеру Френчу? И если она ему звонила, почему он не знает, кто это был?

Я набираю Тейси, но срабатывает автоответчик.

«Привет, неудачники, я где-то гуляю, ищу приключений на свою красивую попку. Говорите после гудка. Бринни, если это ты, то я не называла тебя занудой. Я сказала «паскуда», а не «зануда».

Мэтт Френч, что же ты хотел мне сообщить?

Еду к Тейси, но ее нет дома. Дверь открывает ее сестрица с лошадиной челюстью, та самая, что вечно нудит что-то об «умном дизайне» в ораторском клубе. Они собираются после уроков в лингвистической лаборатории.

– А, ты из этих, – говорит она, окидывая меня взглядом с головы до ног.

Прислонясь к дверному косяку, она одну за одной поедает сморщенные изюмины из маленького пакетика. В общем, делает именно то, чего обычно ждешь от таких, как она.

– Нету ее, – заявляет сестрица Тейси. – Взяла мою машину и поехала в школу на репетицию. Задом трясти и бедрами вилять.

Я смотрю на нее, на замызганный целлофановый пакетик в руке, невзрачный серый свитер и кольцо с пацификом в носу и отвечаю:

– Такое нам репетировать не надо.

Светло-голубой «хэтчбек» стоит на парковке, и я становлюсь рядом.

Дверь в спортивный зал подперта клинышком из нескольких ручек, стянутых резинкой. Раньше мы использовали этот способ, когда нам негде было выпить перед вечеринкой. А теперь и для того, чтобы тренироваться по выходным и в свободные часы. Мы ведь теперь стали самим совершенством, наша команда достигла высшего уровня мастерства, и все благодаря тренеру.

Сначала я слышу хриплые стоны и мягкие удары кроссовок о толстый мат. И только потом вижу ее.

С опухшей после падения щекой, она тренируется делать кувырки. Назад из стойки на руках, один за другим. Ей нельзя делать их без поддержки, потому что техника у нее, как всегда, хромает.

– Голову не запрокидывай, – кричу я. – Руки вытяни строго вверх!

Она останавливается, чуть не врезавшись в обитую матами стену в дальнем конце зала.

– Огонь, форма, контроль, совершенство, – перечисляю я, как всегда делала тренерша.

– Какая разница, – бросает запыхавшаяся Тейси. – Все равно я не участвую. А теперь, когда Бет вернулась, моя жизнь, считай, окончена.

Она сползает по стене, садится на пол и отлепляет белокурые волосинки с накрашенных блеском губ. Подумать только: Тейси, при полном макияже, в воскресенье утром одна тренируется в зале!

– Это всего на один матч, – говорю я, хотя знаю, что это не обычный матч, а финальный, самый главный во всем сезоне. Весенние чемпионаты по бейсболу уже никому не нужны.

– А еще, – добавляю я, – сама подумай, сколько еще Бет продержится на месте капитана?

– Не знаю, – отвечает Тейси и выковыривает волоски из-под лиловых ноготков. – Мне уже кажется, что она всегда им будет.

– Это еще почему?

– Потому что сама посмотри, что творится. Тренер Френч – единственная, кто смог дать ей отпор. А теперь ее нет.

– Как это нет, она просто…

– Она не вернется. Смирись, Эдди. Все кончено, – она смотрит на меня, а я – на ее опухшее лицо с заячьими щечками. – И это ужасно, потому что тренер – единственная, кто смог разглядеть во мне хоть что-то. Мой потенциал, мои перспективы.

– Шлаус, да тебя наверх поставили по одной единственной причине – ты весишь сорок кило и шестерила Бет, – мне так и хочется свернуть ее цыплячью шею. – Если тебе так дорога тренерша, что ж ты Бет помогаешь?

Она удивлена, но слишком глупа и не догадывается, что мне все известно.

– Я ей не помогаю. Уже нет.

– Но помогала.

Она делает глубокий вдох.

– Ты не знаешь, что произошло на самом деле, Эдди. Тренер сделала кое-что ужасное, – она качает головой, – и в этом виновата Бет. Но это не оправдание. Отец говорит, что в наше время люди только и делают, что оправдываются.

– Тейси, – в моем голосе звучат металлические нотки, – объясни, что все это значит. Расскажи, что тебе известно.

Я ставлю ступню на ее тоненькую куриную лапку и надавливаю.

Она смотрит на меня своими испуганными кроличьими глазами, и я понимаю, что угрозу надо подсластить, но ногу не убираю. Она так любит. Чтобы и кнут, и пряник.

– Тейси, сейчас я одна могу тебе помочь, – говорю я. – Кроме меня, тебе никто не поможет.

Слезы катятся у нее из глаз, и я с трудом подавляю желание отхлестать ее по опухшим щекам. Я борюсь с этим желанием, потому что чувствую, что наткнулась на золотую жилу и сейчас Тейси, сама того не зная, сделает меня богатой. Она думает, ее болтовня, ее ничтожные проблемы имеют какое-то значение, но это лишь крошечные узелки в центре большого полотна. А вот то, что их окружает – ткань, сотканная из лжи и выдумок Бет – вот где настоящее золото.

– У тренера и сержанта был роман, – она таращится на меня своими глазами-блюдцами. – Она по-настоящему любила его. А потом узнала. Про Бет. Про сержанта и Бет.

Я прислоняюсь к мягкой стене. Тейси сидит на полу, крепко обнимая свои колени, смотрит на меня снизу вверх и рассказывает.

«Она не та, за кого себя выдает, да и он тоже, – вот что сказала Бет. – Он просто мужик, такой же, как все».

Но Уилл? Уилл и Бет? Просто не верится.

– Это случилось еще тогда, когда он только появился в школе, – рассказывает Тейси.

Слава Богу. Еще до тренера, до того, как он с ней познакомился. Он просто был потерян, блуждал в потемках.

– Они с Рири поспорили. И Бет очень хотелось утереть Рири нос. Она сказала, что Рири горазда только глазами хлопать да сиськами трясти, и что она съест ее живьем.

– И вот однажды после школы она подкараулила сержанта Уилла около его джипа. Помнишь, он все время парковался позади школы, на Несс-Стрит?

Я часто провожала Колетт до его машины. Помню, ее лицо всегда загоралось при виде его джипа, стоящего в тени, под ветвями раскидистого дуба. Его блестящие листья отбрасывали пеструю тень на ее лицо, когда она поворачивалась и смотрела на меня, словно хотела сказать: «Вот он, Эдди, он ждет меня. Мой любимый».

– Я должна была ждать под деревом с телефоном, – продолжает Тейси. – Чтобы сфотографировать их в доказательство, что у Бет все получилось.

Не знаю, что будет дальше, но меня уже начинает подташнивать.

– И вот она, значит, ждет его там, в мини-юбке, – Тейси рассеянно водит пальцами по моей лодыжке. – Бет, она же красотка, а сержант – мужик, верно?

Мужик, верно.

– Но он не довел дело до конца, – вздыхает она и останавливается на моей щиколотке. – Так, побаловались немножко. И мне удалось сделать всего один более-менее приличный снимок, но на нем особенно и разглядеть ничего нельзя.

Я молча слушаю ее.

– Но самое интересное, – Тейси трясет пальцем, – что Бет так и не показала Рири эту фотографию. Может, знала, что этого недостаточно, чтобы выиграть пари. Я потом напомнила ей об этом, и она попросила прислать ей эту фотку. Мол, хочет сохранить на будущее. И она просто хранила ее в телефоне. Ей нравилось ею передо мной хвалиться.

Это очень похоже на Бет, но мне интересно, почему она никогда не показывала эту фотографию мне. Хотя я догадываюсь. Когда мы застали Уилла с тренершей, она не знала, на чьей я буду стороне. Сомневалась, что я буду за нее. И ведь не зря сомневалась.

– А потом она вдруг заявляет, что потеряла телефон, – говорит Тейси. – И просит снова прислать ту фотку.

Я вспоминаю, как тренер швырнула ее телефон в унитаз.

– А я говорю: скажи сначала, зачем она тебе, – Тейси смотрит на меня то с улыбкой, то серьезно – пытается угадать, что у меня на уме, удивлена ли я, или затеваю какую-то игру, или просто хочу насладиться моментом.

– И ей пришлось мне сказать, – Тейси раскачивается из стороны в сторону, ей так приятно об этом вспоминать, заново переживая тот момент. – Тогда-то она и призналась, что хочет использовать фотографию, чтобы тренерша перестала ее гнобить.

Я облокачиваюсь о стену, и, не глядя на Тейси, отодвигаюсь от нее, почувствовав на своей коже ее горячее дыхание.

– Тогда-то она мне все и рассказала про тренершу и Уилла, – заключает она. – Ей пришлось рассказать.

Я смотрю на ее кроличье личико, в заговорщицки прищуренные довольные глаза, и ничего не отвечаю.

– Три года я шестерила для этой сучки, и теперь наконец у меня было то, что нужно ей, – ее голос становится увереннее, ей почти удается произвести на меня впечатление. – У Бет не осталось ни одной копии. Она даже не догадалась отправить его самой себе на почту или сохранить на компьютере. А еще считает себя умнее всех. Это умно, по-твоему? А я вот догадалась и сохранила. И теперь у меня было то, что ей нужно.

Подобное чувство так хорошо мне знакомо, будто она заглянула мне в душу. Но я все равно не могу симпатизировать ей.

Я и Тейси? У нас не может быть ничего общего.

– К тому времени я уже была флаером, я была главной, – продолжает она. – Но Бет пригрозила, что я должна делать все, как она говорит, иначе будет худо.

Она произносит это зловещим тоном, а в глазах вновь вспыхивает страх.

– Она сказала, что лучше ее не расстраивать, потому что когда она несчастна, все вокруг обычно несчастны тоже.

О да. Это точно.

– И я согласилась, – вздыхает Тейси. – Но мне было очень жаль тренера. А когда сержант погиб, мне стало совсем не по себе. Что, если Бет использовала эту фотку в своих интригах? И из-за этого сержант покончил с собой. Неужели так все и было, Эдди?

– Я не знаю, как все было, – наконец отвечаю я.

Она стеклянным взглядом смотрит на меня.

– Тейси, – говорю я, – покажи мне фотку.

– Я ее удалила, – отвечает она поспешно.

– Нет, не удалила.

Она снова вздыхает, лезет в карман своих тренировочных штанов и достает малюсенький ярко-фиолетовый телефончик.

Фото словно сделано через толстую стеклянную дверь.

На снимке видна армейская форма Уилла, зеленый мундир и поблескивающие золотые пуговицы, нашивка на рукаве и часть лица. Остальную часть кадра занимает женский затылок, копна темных волос и обнаженные лопатки.

Сначала мне кажется, что это тренер. Так Бет на нее похожа.

Но потом я узнаю зеленую кофту с капюшоном, несмотря на то, что та сползла, и его ладонь накрывает ее обнаженную спину.

А выражение его лица… я даже не знаю, как мне удается уловить его, ведь снимок такой нечеткий, что оно выглядит смазанным пятном.

Но мне кажется, что я в жизни не видела более печального человека.

На его лице отчаяние.

Так выглядит человек, стоящий у горящего дома. Я однажды видела мужчину, который стоял и смотрел, как его дом догорает дотла. На руках он держал маленькую дочку в ночной рубашке и пытался надеть ей ботиночек.

И я знаю, что если бы Тейси стояла с противоположной стороны и ей удалось запечатлеть выражение лица Бет в тот момент, оно было бы точно таким же.

Я не могу оторваться от этого снимка. Потому что вижу в нем всю правду о том, что произошло. И поэтому он кажется мне таким прекрасным.

– Я не хотела никому навредить, – говорит Тейси. – Но Бет… она меня пугает. Она всегда меня пугала, но с тех пор, как эта каша заварилась, стало вообще невыносимо. Она превратилась в чудовище.

Я отрываюсь от экрана и перевожу взгляд на Тейси.

Я, кажется, начинаю понимать.

– Значит, ты просто переслала Бет фотографию, и на этом все закончилось?

– Да, – Тейси отодвигается от стены и ложится на мат, – я же тебе сказала.

Приподнявшись на локтях, она вытягивает сначала одну тоненькую ножку, потом вторую и любуется ими.

А я смотрю на нее и думаю лишь о том, чего мне стоила ее слабость, этот их тайный сговор. Сколько времени я потеряла. А эта курица вдобавок еще и побывала флаером.

Что-то в ее опухшем лице вызывает у меня такую ненависть, что я поднимаю ногу и ставлю на эту кроличью физиономию. Давлю на ее разбитый подбородок, все еще покрытый сеткой лопнувших сосудов. Давлю сильно – сильнее, чем намеревалась. От моего сочувствия не остается и следа.

– Эдди, – скулит Тейси и цепляется за меня. – Эдди, что ты…

– Ты отправила эту фотку мистеру Френчу, да? – спрашиваю я и сама удивляюсь грубости своего голоса.

Она размахивает руками, пытается спихнуть мою ногу, но не может.

– Да, да, – хнычет она, и по ее щекам текут слезы, густые, как сахарный сироп.

Я убираю ногу. И она рассказывает мне все.

Как Бет подсмотрела номер Мэтта Френча в телефоне у тренерши и заставила Тейси отправить ему фотку, сказав, что пока не обзавелась новым телефоном.

Текст сообщения она написала сама: «Посмотри, с кем ты живешь. Посмотри на выродка, перед которым она раздвигает ноги».

Бет всегда умела сформулировать мысль. Она знает, что нет ничего лучше самых простых слов.

– Но это была просто глупая шутка. Эта фотка ничего не значила, – убеждает меня Тейси. – Бет, наверное, думала, что мистер Френч заставит тренера уйти или ее уволят. Но тогда не лучше ли было послать это фото директору Шихан?

Я качаю головой. Вот же дура.

Закрыв ладонями накрашенные глаза, она шепчет:

– Неужели эта невнятная фотка имеет какое-то отношение к тому, что произошло? С сержантом Уиллом, я имею в виду?

Перед глазами встает картина: Мэтт Френч читает сообщение и видит фото. Пытаюсь угадать, что он подумал:

Не «какой-то мужик с чирлидершей из команды моей жены».

А «какой-то мужик с моей женой».

– А теперь она от меня не отстает, – Тейси снова хватает меня за лодыжку, держится за нее, глядя прямо перед собой на дверь в раздевалку. – Говорит, чтобы я не вздумала болтать о том, что мы наделали. А на тренировке в тот день, когда я упала… думаю, так она показывала мне, на что способна.

Тейси уставилась на дверь, дрожащую от потока теплого воздуха, идущего из школьной котельной. И даже не видит, как я тихонько нажимаю кнопочку на ее телефоне и отправляю фотку себе.

– Она мне показала, но я все равно тебе обо всем рассказала, видишь? Я рассказала Эдди Хэнлон. Значит, не такая уж я безобидная зайка. Не такая уж трусиха, какой она меня считает.

Она роняет голову, словно ее волосы тянут ее вниз, и обмякает на полу.

– Знаешь, я всегда тебя боялась, – говорит она и трогает свою щеку, на которой остался бледный отпечаток подошвы. – Даже больше, чем Бет. Я слышала, что ты с ней сделала. Как у нее шрам на ухе появился.

Я не собираюсь отпираться. «Что я с ней сделала». Что я сделала с Бет, самой злобной сучкой в округе.

Я складываю руки на груди и смотрю на Тейси с высоты своего роста. Она кажется такой маленькой.

– Я просто хотела стать флаером, – бормочет она. – И я снова им стану.

– Станешь, конечно, – говорю я и возвращаю ей телефон.

Она тянется за ним, но смотрит на меня, и на ее лице проскальзывает какое-то неуловимое выражение.

Она кладет телефон в карман и тянет руку. Словно ждет, что я помогу ей подняться.

– Конечно, стану! – веселеет она. – Ты же теперь разоблачишь Бет, правда?

Она улыбается краешком рта и добавляет:

– И тогда я снова буду летать.

Я действительно была там, но не убивала его. Вот что сказала тренер.

Я была с ним, я обнаружила его тело. Я тебе не лгала.

Мэтт слышит сигнал сообщения, смотрит на экран, видит фото, читает подпись:

«Посмотри, с кем ты живешь. Посмотри на выродка, перед которым она раздвигает ноги».

Ошибка, которая, оказывается, бьет прямо в цель.

Мэтт Френч видит военную форму и отправляется на охоту. Выясняет, кто он, этот военный. Или просто проверяет телефон жены, просматривает ее почту, все что угодно. Мало ли как он вышел на Уилла.

Потом он узнает, где тот живет и едет в пустую башню в безлюдном районе. Там он застает жену с любовником.

И тогда… тогда…

Он хочет, чтобы я знала.

А алиби, которое тренер сфабриковала якобы для моего блага?

– Значит, в прошлый понедельник ты была с тренером и ее мужем? – спросила меня следователь.

Тренер защищала Мэтта Френча, а Мэтт Френч защищал ее. Их что-то объединяло. Годы, прожитые вместе, их долгая запутанная история, нечто, что они хранили глубоко в сердце. И вместо того, чтобы обернуться друг против друга, они объединились и возвели вокруг себя высокие стены. Их связывало нечто глубокое, крепкое, как узы крови. Кто знает, что сейчас творится в их душах? Они стоят стеной, сжав кулаки и отгородившись от всего мира, но я нужна им.

Я им очень нужна.

И Бет. Не будем забывать о Бет.