22
Он помахал мне рукой и вприпрыжку побежал к крыльцу.
Камера была у меня под рукой. Я опустил ее на крыльцо и прикрыл ее собой. За такой тушей она как за каменной стеной. Но что мне сказать Джону? Как убедить его согласиться, чтобы камера еще некоторое время побыла у меня?
— Привет! — крикнул он.
Привет! — откликнулся я. Голос у меня был приглушенным из-за складок жира на щеках.
Мне нужен мальчик, что живет здесь, — сказал Джон, поднимаясь на крыльцо. — Его зовут Грег. Он белокурый. Моего возраста. Вы знаете его? У него моя камера.
Я уставился на него и так стоял с открытым ртом. Я чувствовал на груди свои жировые складки.
Как, говоришь, его зовут? — переспросил я.
Грег, — повторил Джон. — Фамилию его я не знаю. Он здесь живет?
Наконец до меня дошло, что он не узнал меня. Я стал такой громила. Он не может сообразить, что это я.
— Э… да. Я, кажется, знаю, кто вам нужен.
Мальчик по имени Грег живет вон в том доме. — И я ткнул пальцем через улицу.
Вы знаете, в каком доме? — спросил Джон, поворачивая в ту сторону, куда я ему указал.
Дома через четыре, — врал я напропалую. — Большой дом из красного кирпича. Вы его сразу заметите. Тут на всю округу один такой кирпичный.
— Спасибо, — поблагодарил меня Джон. Дождь в это время стал сильнее. Он повернулся и припустил по дорожке.
"Пригласил называется", — подумал я про себя. Мне было неприятно врать Джону, но что было делать? Не могу же я вернуть ему камеру. Это слишком опасно. Я смотрел, как он убегает, пока он не скрылся за живыми изгородями. Потом нагнулся кое-как, подхватил камеру и двинулся вперевалку к дому Шери.
Шери ждала меня у входной двери. По ее глазам я заметил, что она потрясена моим видом, тем, как я разбух за последнее время.
Я тоже был потрясен и даже вскрикнул от изумления: Шери стала как переводная картинка!
Пока мы шли в комнату, она то и дело спотыкалась, наступая на обшлага своих джинсов, которые стали так длинны ей, что тащились по полу. Поддерживающий джинсы ремень она завязала узлом — такая тоненькая у нее талия, — чтобы они не спали с нее.
— Если я еще капельку похудею, — пожаловалась Шери, — придется носить кукольные платьица.
Твои родители возили тебя к доктору? — спросил я, отдуваясь и задыхаясь.
Еще бы, — слабым голоском ответила она, — доктор велел пить молочные коктейли пять раз в день.
Сказал бы мне так мой доктор, — вздохнул я.
Я осторожно присел на ее кровать. Не хотел я, чтобы она подо мной развалилась. И тем не менее дерево подо мной подозрительно заскрипело, начало потрескивать, а потом кровать с грохотом рухнула на пол.
Ерунда, — махнула ручкой Шери, — я все равно не могу забраться на нее.
Если меня разнесет еще хоть капельку, — простонал я, — то я не смогу выбраться из дома. Я просто не пролезу в двери.
Шери сложила ручки на груди. Пальчики у нее были такие крошечные, что ладошки напоминали птичьи лапки. Черная копна волос на крошечной головке и совсем тоненькое тельце делали ее скорее похожей на швабру, а не на человеческое существо.
— Что же делать? — жалобно спросила Шери.
Я коснулся камеры толстой рыхлой рукой.
Вот, я принес… Решил, что, может…
Да что хорошего может сделать эта дурацкая камера? — заплакала Шери. — Чтоб я ее никогда не видела. Никогда! Никогда!
— У меня идея, — сказал я и согнал муху с одного из моих многочисленных подбородков.
Шери обняла свое тощее тельце палочками-ручками.
— Что еще за идея?
— Надо сделать новые снимки друг друга. Может, на новых фотографиях мы будем нормальными. Вдруг эти новые фото изменят нас в обратную сторону, и мы станем такими, как раньше.
Она подняла на меня свои глаза. Видно было, как она напряжено думает.
— Это… довольно рискованно, правда?
— А ты что-нибудь лучше можешь придумать?
Она снова задумалась. Потом посмотрела на камеру.
— Что ж, — решила она, — давай попробуем.
Я попытался встать на ноги, но мои руки и ноги были не настолько сильны, чтобы поднять чудовищно разбухшее тело. Пока я боролся со своим весом, Шери пролетела через всю комнату и схватила с моих колен камеру. И тут же охнула, едва не выронив ее.
— Ну и тяжелая же! — удивилась она.
— Это потому, что ты такая легонькая. Я сделал новую попытку подняться.
Да сиди ты, — приказала Шери. — Я первой сниму тебя.
Валяй, — согласился я. — Надеюсь, на этой карточке я буду худой. — Я хотел было скрестить на всякий случай пальцы, но они были такие толстые…
Улыбнись. — Шери направила на меня объектив.
Не развлекайся, снимай скорее, — укоротил ее я.
Она заглянула в видоискатель, положила палец на спусковую кнопку. Потом опустила фотоаппарат и вздохнула.
Это очень… очень опасно.
Шери, снимай! Ты посмотри на нас. Хуже все равно некуда, разве не так?
Она кивнула в знак согласия и снова подняла к глазу фотоаппарат. Он был для нее так тяжел, что она с трудом удерживала его двумя руками.
— Ну что ж, поехали, — тихо сказала она. — Будем надеяться, Грег, что ты выйдешь снова нормальным.
И она щелкнула. От вспышки я чуть не ослеп.
Еще через секунду из щели на передней стенке камеры появился белый квадратик. Она донесла его до кровати и, вспорхнув, уселась рядом со мной.
— Давай посмотрим! — закричал я, потянувшись за снимком.
— Осторожно, бога ради! — вскрикнула Шери. — Если упадешь, ты раздавишь меня.
Я замер. Она права. Даже сидеть ей рядом со мной опасно.
— Может, тебе и правда лучше встать. Она поднялась на ноги и закачалась, потому что не привыкла к своей невесомости.
— Проявляется, — сообщила она.
Шери держала карточку у меня перед глазами, чтобы мы оба могли ее видеть. Сначала белое сменилось желтым. Я вытаращил глаза, пытаясь разглядеть в желтом пятне свое лицо. Будет оно на фотографии толстым или таким, как прежде? Желтое было слишком бледным. Разглядеть ничего не удавалось.
Мы с Шери как завороженные уставились на маленький квадратик. И смотрели, смотрели. Не мигая. Не двигая ни одним мускулом. Смотрели, как снимок темнеет.
И вдруг я увидел себя. Свое непомерно раздутое круглое лицо. Шарообразное тело. Все такое же ненормально разбухшее. Такое же неестественно толстое.
— Не-е-е-ет! — издал я вопль, полный отчаяния. — Не-е-е-ет! Я хочу стать прежним!
Шери качала своей маленькой головой, печально глядя на темнеющую фотографию.
— Что это у тебя на лице? — вдруг вскрикнула она. — Гляди!
Я сграбастал снимок и стал разглядывать его.
— Час от часу не легче! Моя кожа — она вся чешуйчатая. Я похож на крокодила!
Шери выхватила у меня карточку и стала ее рассматривать.
— Чешуя у тебя и на руках. Это прямо как кожа пресмыкающихся.
Только она произнесла это, как все у меня начало зудеть. Посмотрел я на руки, а они — в красных чешуйках. Я стал чесаться, но и зуд становился все сильнее. Вот уже с расчесов на руках посыпались вниз на ковер чешуйки, как лопья.
— Ой-ой, — заверещал я, — так зудит, что терпенья нет.
Шери отскочила в сторону. Снимок выпал у нее из рук.
Какой ужас! — вскрикнула она. — С тебя теперь кожа лоскутами сходит!
О! — взвыл я. — Теперь спина. Так зудит — тет мочи терпеть. А я не достаю…
Я не собираюсь чесать тебе спину, — заявила Шери с отвращением. — Это так противно!
Я отбросил лоскут красной кожи с руки.
Хочешь, чтобы теперь я снял тебя? Может, больше повезет?
Нет уж! — закричала она. — Никаких новых снимков. От этого только еще хуже.
Лицо ее исказила гримаса отвращения. Она c трудом сдерживалась.
— Прости, Грег, — простонала она, — но я яе могу смотреть на тебя. Меня сейчас стошнит.
Я пытался почесать хотя бы шею, но руки у меня были такие толстые, что мне не удалось г тянуться даже до шеи.
Я поскреб лоб. Большой лоскут кожи полетел на ковер.
Давай порвем фотографии! — вдруг предложила Шери.
Это еще зачем? — удивился я.
Она подняла с пола мою новую фотографию.
— Вот увидишь, как только мы их порвем, с нами опять все будет нормально.
На мгновение я перестал чесаться.
Ты так думаешь? Ты и правда думаешь, это единственное, что нам надо сделать?
Попытка ведь не пытка, вдруг да что выйдет, — ответила Шери.
Я с большим трудом извлек из кармана первые две фотографии — негатив Шери и первое фото с моей тушей.
— Я порву эти две, — сказал я, — а ты порвешь мою новую. Посмотрим, что из этого выйдет.
Я было начал рвать свои — и вдруг остановился.
— А что, если мы их разорвем и вообще исчезнем?
Руки наши так и застыли в воздухе. Рвать или не рвать?
