6
За мною прислали несколько дней спустя, когда я уже переодевалась ко сну, а звали в покои князя... Трудно было не догадаться, зачем.
Первым, кого я увидела, войдя в опочивальню Даккора, был его сын. Меня он, казалось, вовсе не заметил, ну да он редко обращал на меня внимание, и хвала всему сущему!
- Альена… - раздался едва слышный голос с кровати, и я с трудом узнала его. - Подойди…
Приблизившись, я едва сдержала изумление: этот высохший, совершенно седой старик никак не мог быть князем Даккором, немолодым, но вполне ещё крепким человеком!
Казалось, я не так давно видела его, но насколько же он изменился! Только глаза по-прежнему были глазами того, прежнего князя - темные, с проницательным и цепким взглядом, умные…
Видно, слухи о тяжелой болезни были правдой: только от нее сильный мужчина может превратиться в старика за такой краткий срок!
«Или благодаря злому колдовству, - шепнул мне внутренний голос. - Лишь бы не сказали, что твоему!»
- Альена… - еле слышно прошелестел князь. - Вряд ли я переживу эту ночь, поэтому… решил попрощаться… с тобой…
Я опустилась на колени рядом с кроватью, склонила голову, почувствовала, как дрожащая старческая рука коснулась моей щеки. Пальцы князя были холоднее льда.
Я помнила, как умирал мой старый дед: на руках у своего сына, моего отца, и невестки, держа меня на коленях (шел мне шестой год), в окружении друзей и дальней родни. Горномогучие складывали костер, среброликие с чутконосыми и легколапыми завели прощальную песню, легкую, звонкую и печальную, как осенний ветер, чистую и холодную, как первый снег, полную надежды, как любая погребальная песнь...
Дед умирал не от болезни, от глубокой старости, которую можно считать той же неизлечимой болезнью, не в бою - он сдался на милость победительницы, всеприсущей Смерти, потому что пришел его срок. Вот только свершилось это под открытым звездным небом, а не в жаркой спальне, пропахшей лекарскими зельями, пропитанной тяжким духом больного старческого тела. Он умер подле яркого огня, в который вскоре отправилась бренная человеческая оболочка, и искры взлетели так высоко, что одна из них добралась до небосвода и осталась там, что бы приглядывать за всеми нами, его потомками и друзьями...
Тело князя, я знала, выставят в большом зале, чтобы подданные могли попрощаться с ним, и там оно будет лежать несколько дней, обмазанное всевозможными снадобьями и смолами, что бы избавиться от запаха. Хорошо еще, нынче осень, уже холодно, по жаре вышло бы совсем скверно... Право слово, равнинные ничего не смыслили в похоронных обрядах!
- Ты хорошая девочка, Альена… - произнес князь после долгой паузы, поманил меня ближе и шепнул чуть слышно: - Я прошу тебя… не оставляй моего сына… Он так горяч, а ты сумеешь сдерживать его… Обещай!
- Господин... - шепнула я в ответ, смаргивая невольные слезы, но не торопясь произносить клятву.
Похоже, сознание князя уже помутилось, потому что он не настаивал, а позвал:
- Райгор…
- Да, отец… - ожил тот, до сих пор напоминавший статую.
- Тебе я уже сказал все, что должен был сказать, сынок… - Даккор перевел взгляд на сына. - Только одно… одно повторю… Женись на Альене, Райгор, чего бы это тебе ни стоило! Это, если хочешь… моя последняя воля…
- Отец! Господин Даккор! - воскликнули мы почти в один голос, но старый князь уже не слышал нас.
- Холодно... - только и выговорил он напоследок. - Как холодно...
Он так и не пришел в сознание, а умер на рассвете. У нас сказали бы: Утренняя звезда любит славных воинов, и пускай искр костра не видно в солнечных лучах, это означает лишь то, что умерший стал одним из них, не отличишь, и всегда будет освещать путь своим родным! Вот только окна были закрыты наглухо, тяжелые портьеры задернуты, и опочивальню князя освещали лишь тусклые огоньки свечей...
На рассвете к подданным вышел новый правитель - князь Райгор.
По счастью, с похоронами тянуть не стали, лишь три дня отвели на прощание с Даккором. В толпе шептались, мол, молодой князь не очень-то опечален смертью отца, вон, ни слезинки не пролил… Из толпы не видны были в кровь искусанные губы молодого князя, а я была уверена - это не от горя. Он пытался принять какое-то решение, очень важное решение, и не мог.
Я догадывалась, о чем он думает, и даже немного сочувствовала: непросто найти такой выход, чтобы и не пойти против последней воли отца, и себя не ущемить...
Была и поминальная трапеза, на которой мне как-то не находилось места. Я наблюдала за здешними церемониями с недоумением: если в начале ужина произносили какие-то речи, прославлявшие старого князя, а дамы проливали слезы, то спустя несколько часов тризна превратилась в обычный пир. Я чувствовала себя совершенно лишней в своем траурном платье, без единого украшения - у нас считалось, что негоже похваляться перед умершими вещами, которые нельзя унести с собой за последний перевал... Увы, здесь и поминки были поводом похвастаться богатством!
Проходя мимо оживленно болтавших дам, я невольно услышала обрывок разговора и приостановилась.
- Ну что вы, дорогая, это невозможно! - говорила одна, элегантно обмахиваясь веером.
- Отчего же? - возражала вторая. - Этого хотел старый князь, и…
- Вот именно, что этого хотел старый князь, - хохотнула первая. - Откуда вам знать, чего хочет молодой? Да вы только посмотрите на нее: до чего ж нехороша собой...
- Ну, вы слишком уж придирчивы, - пробормотала вторая. - Девушка, конечно, не писаная красавица, но и далеко не дурнушка. Она неплохо сложена, и если ее как следует одеть и причесать, выйдет просто картинка!
- Да, но...
Что "но", я слушать не стала, поскольку ничего нового о себе не узнала бы: Мадита пересказывала всё, даже гадости, что придумывали обо мне и старом князе... Правда, теперь к списку моих недостатков добавился «дурной глаз», не иначе, с подачи княжны Айны - она ведь не успела еще уехать. Не иначе, траурное платье самого модного покроя приготовила заранее - вот такое уж точно в три дня не сошьешь, там мастерицам на неделю работы!
Я отошла в сторону, думая, как бы удалиться незамеченной, но резкий оклик заставил меня вздрогнуть.
- Альена! - звал Райгор. - Альена!
- Да, господин?
Князь сделал несколько шагов мне навстречу и взял за руку. Я только удивилась: что это на него нашло?
- Альена, отчего ты стоишь одна? - спросил он неожиданно мягко. Его собеседницы уставились на меня с нехорошим любопытством.
- Я…
Райгор до боли стиснул мои пальцы, заставляя умолкнуть.
- Альена безмерно опечалена смертью моего отца, - произнес он, обнимая меня за плечи и с силой привлекая к себе. - Она была очень к нему привязана… Верно, Альена?
Я молча кивнула в ответ, не понимая, что он затеял. Украдкой взглянув вверх, ему в лицо, я поняла - дело неладно!
- Отец тоже очень любил Альену, - продолжал он, прижимая меня к себе так, что я едва могла дышать. - И я женюсь на ней, как только минет срок траура. Так?
- Да, господин, - ответила я. - Такова была последняя воля господина Даккора.
- Вот именно, - произнес Райгор, глядя на Айну. Глаза его блестели опасным сухим блеском, а пальцы жгли мое плечо сквозь одежду, будто раскаленное железо. - А последняя воля - закон. Тем более, воля князя. И да будет так!
Не помню, как я дотерпела до конца вечера. У нас не прекращали бы поминок до рассвета третьего дня, вспоминая деяния ушедшего, - а у Даккора их хватило бы и на больший срок! - но у равнинных такое не было принято. Я спаслась постыдным бегством, скрылась в своих покоях и в последующие дни старалась не высовываться оттуда, чтобы не столкнуться с Райгором.
Новости мне приносила Мадита: жизнь в княжестве шла своим чередом, а если и случались какие-то неурядицы, о них ничего не говорилось.
Впрочем, Мадиту больше интересовали слухи и сплетни. Так, она донесла, что сильнее всего молодому князю докучают не враги, не разбойники и даже не казнокрады, а благородные девицы со своими бойкими мамашами. Еще бы, такой жених пропадает... И ведь не всякую выставишь прочь, не учинив обиды!
- Снова гости, - сказала она, гася свечи, - повара с ног сбились, поди наготовь на такую ораву! Гулять будут до утра... Хорошо еще, тут почти ничего и не слышно, верно, госпожа?
Я кивнула: отзвуки веселья до моих покоев не доносились.
- Иди спать, - сказала я, - или ты опять на конюшню?
- Ну так... если дозволите... - засмущалась она.
- Дозволяю, - серьезно ответила я. - Держи вот яблоко, дай Серебряному от меня. Я сама не пойду, слишком уж много чужаков кругом.
- Он поймет, он прямо как человек, - заверила Мадита, засунув яблоко в карман. - Иногда как глянет, так и думаешь: вдруг, как в сказке, это вовсе не конь, а рыцарь зачарованный?
Я только улыбнулась в ответ, а когда она убежала, кутаясь в шаль, вынула маску из тайника: его я обустроила на полке с книгами, потому что уверена была - туда никто, кроме меня, не полезет. Мадита до книг и дотронуться боялась - я ей еще когда сказала, что они очень дорогие, так что сама пыль смахну, не переломлюсь, - а чужих в комнате не бывало. Конечно, если бы мои покои вздумали обыскать, то нашли бы маску, но пока обходилось...
- Я только еще разок попробую, - шепотом произнесла я, сев перед зеркалом.
Облик княжны Айны удавался мне отлично, но я придумывала все новые и новые лица, и это увлекало не на шутку. Себя бы так не забыть, думала я порой и тут же снимала маску...
Свеча уже почти догорела, и хоть это мне не мешало, я решила, что нужно ложиться. И тут в дверь постучали... Я решила было, что мне померещилось, но стук повторился.
- Кто там? - спросила я, пряча маску на полке.
- Райгор, - был ответ, и я едва не уронила на пол книгу в тяжелом переплете. Грохоту было бы! - Я тебя разбудил?
- Нет, господин, я еще не спала. Что вам угодно?
- Видишь ли, твоя спальня - последнее место в замке, где меня будут искать.
- Кто же вас ищет? - удивилась я.
- Угадай, - тихонько рассмеялся он. - Открой дверь, Альена.
- Простите, господин, не открою, я не одета.
- Что за печаль? Я ведь женюсь на тебе, так что увижу все твои прелести...
- Вот когда женитесь, тогда и увидите, - ответила я. - Хотя, право слово, нечем там любоваться. Вот ваша матушка была красавицей, а я...
- Да не была она такой, - грустно сказал Райгор за дверью. - Я же сказал, в замке нет ее прижизненных портретов… Это отец придумал легенду, что бы объяснить, почему не хочет жениться во второй раз. Дескать, предан памяти жены, равной ей не найти… А если очень часто повторять что-то, люди начинают верить, даже те, кто ее помнил.
Я молчала.
- Отец ведь поздно женился, - продолжил он после паузы. - Она была на двадцать с лишним лет моложе него… Знаешь, не самого знатного рода, и приданого-то с гулькин нос, и не красавица писаная, а вот поди ж ты! Отец за ней ухаживал, как мальчишка… Он очень ее любил.
- А она его? - спросила я, не вполне понимая, к чему этот рассказ.
- И она его, - твердо ответил Райгор, и я поняла, что наверняка он этого не знает. - Она… она умерла, когда мне и двух лет не было, я ее совсем не помню. А отец так и не женился больше. Наследник есть, а мачеху для меня он брать не хотел.
Снова воцарилась тишина.
- Отец не дожил до нашей свадьбы, жаль... Он говорил, ты чем-то напоминаешь ему мою мать.
Я вспомнила, как Райгор в запале предложил отцу самому жениться на мне, но промолчала. Не стоило вспоминать о таком.
- Не откроешь, значит? - снова спросил он.
- Уж простите, господин, но я воспитана в тех краях, где жениху даже лицо невесты до свадьбы видеть не полагается, не говоря уж о прочем, - приврала я. - И я не знаю, кто там с вами за дверью. Этак открою, а вы заявите, что я не вам отворила, а вашему гостю или вовсе оруженосцу, и свидетелей - толпа. И разве можно жениться на опозоренной, даже если отец завещал?
За дверью царила тишина.
- Если хотите, ломайте двери. Засов здесь крепкий, сколько-то продержится, а я тем временем успею в окошко выпрыгнуть, - добавила я. - Высоко, но... лучше смерть, чем позор!
Признаюсь, я невольно давилась от смеха, повторяя фразы из здешних рыцарских романов, но Райгор, должно быть, принял эти звуки за всхлипы, поскольку произнес:
- Не думай обо мне хуже, чем я того заслуживаю, Альена.
- Всякому благородству есть предел, - припомнила я еще один подходящий оборот, - а вы, господин, еще и нетрезвы... Когда же человеком управляет не разум, а вино, он способен на самые мерзкие поступки, о которых сам же и пожалеет, но будет слишком поздно!
- Поверь, я не желал ничего дурного, - устало сказал он. - И я до отвращения трезв. Знаешь, сколько ни выпью, стоит взглянуть на всех этих девиц - так трезвею. Не иначе, тело умнее меня и старается не наделать спьяну того, за что потом придется расплачиваться голове!
- Завидую вашему здравомыслию и самообладанию, господин, но дверь все равно не открою.
- Ясно... Что ж, спрячусь на конюшне, - усмехнулся он, и мне вдруг захотелось отодвинуть засов, но... будто чьи-то ледяные пальцы удержали мою руку.
- Доброй ночи, господин, - сказала я и добавила не без расчета: - Вам ведь вовсе не обязательно жениться на мне. Я знаю, почему господин Даккор так настаивал на нашей женитьбе: это всё из-за перевала, верно?
- Да, - услышала я после долгой паузы.
- Хотите, я подарю его вам или продам... недорого, что там продавать-то? Скалы да горелые развалины?
На это раз молчание длилось дольше.
- Не говори глупостей, Альена, - сказал наконец князь. - Я женюсь на тебе, но не из-за проклятого перевала, а потому, что такова была последняя воля моего отца. Ты слышала его слова собственными ушами. И ты считаешь, что я способен ослушаться его?
- Я не сомневаюсь в вас, господин, - не удержалась я. - Но не думаю, что этот союз будет счастливым.
- Это не имеет значения. А что касается перевала... Ты что, плохо знаешь законы? Земли Сайтор не подлежат продаже или дарению, они могут переходить только по наследству. Если не будет наследника мужского пола, тогда они отходят старшей дочери. Единственной, если говорить о тебе. Не будет и дочери - тогда дальней родне, как их там...
- Я знаю, господин. А вы должны были бы войти в мой род, чтобы стать настоящим хозяином перевала, но этого бы ваш отец не допустил, верно?
- Да, он часто сожалел о том, что у меня нет младшего брата, - усмехнулся Райгор, - тогда все было бы намного проще. Но деваться некуда, поступим, как привыкли: я добавлю к своему титулу - хозяин Сайтор, - вот и всё.
«Если бы всё было так просто!» - подумала я, а вслух спросила:
- Господин, а почему господин Даккор так рано умер? Ведь он был ещё не стар!
- Он тяжело болел, и уже давно, ты не знала? - ответил Райгор после долгого молчания. - Он старался, что бы никто не прослышал об этом, хотел, что бы я успел повзрослеть, чтобы меня не сожрали все эти… Кроме меня и пары самых преданных слуг да ещё надежного лекаря никто не знал и даже не догадывался о его недуге. Только отец надеялся, что сумеет протянуть дольше, но... Ты же видела его. Он просто истаял... В последние недели так исхудал, что не мог согреться, дрожал от озноба, как ни топили в покоях, сколько грелок ни клали ему в постель...
И вот тут-то озноб охватил меня, и вовсе не потому, что я стояла на голом каменном полу - это нипочем той, кто привык бегать босиком по снегу.
Я забыла! Я совершенно забыла о собственном дне явления, а остальным уж тем более не было о нем известно. Здесь считают возраст с момента появления на свет, а не зарождения духа в будущем ребенке, потому как не умеют это вычислять, и по равнинным законам мне все ещё было пятнадцать, хотя на самом-то деле - уже шестнадцать! Не были проведены обряды, принесены жертвы, сотворены запреты... Это прощается - ведь не имелось никакой возможности сделать это, некому было ввести меня в мир взрослых: родных почти не осталось, а кто остался, жил невероятно далеко. Ну а друзей, готовых сделать это для меня, нет и подавно!
Князя Даккора убило проклятие рода Сайтор, тут и гадать нечего. Оно спало до тех самых пор, пока я не стала взрослой, а тогда проснулось и довершило начатое... И тех девушек я в самом деле сглазила, даже не понимая, что творю! А и понимала бы, не сумела управиться со своим наследием - говорю же, некому было ввести меня в мир взрослых по-настоящему...
Маска.
У меня отлегло от сердца, когда я вспомнила о ней. Я взяла ее уже после того, как пострадали девушки! Князь же... возможно, он и впрямь был болен, давно павшее на него проклятие ещё сильнее подорвало его здоровье, ну а когда я сделалась взрослой, он угас в считанные дни. Лишь бы я оказалась права, и маска действительно стала моим проводником!
- Почему ты молчишь? - спросил Райгор, перебив мои мысли.
- А что вы желаете услышать, господин?
- Я задал вопрос и жду ответа.
- Простите, я не расслышала, господин, - повинилась я.
- Я сказал: теперь, когда отца нет в живых, тебе нельзя оставаться в замке. Невеста не может ночевать под крышей жениха, если рядом нет взрослой родни. И ты, и я одиноки, поэтому...
- Поэтому - что?
- Тебе придется отправиться в обитель Создателя и оставаться там до тех пор, пока не истечет срок траура. Мы и так уже нарушаем обычай, но... похороны, проводы... Пока что это простительно, ведь считается - дух отца ещё не отлетел из этого дома и присматривает за нами. Но срок уже на исходе, и ты должна понимать...
- Конечно же, понимаю, - сказала я, не став напоминать о том, что он только что всеми силами стремился преступить запрет. - Я готова повиноваться, господин.
- Хорошо. Доброй ночи, Альена, - сказал он и ушел, я слышала шаги.
Значит, обитель...
Никогда не могла взять в толк, что это и зачем нужно. У нас объясняли так: люди, решившие посвятить себя Создателю, собираются, строят большой дом, живут все вместе, ведут общее хозяйство и неустанно молятся за себя и за других людей. И чем, кроме последнего, отличалась обитель от обычного подворья?
Здесь мне сказали: возносить хвалу и мольбу Создателю нужно не абы как, а согласно старинным правилам. Мне пришлось заучить эти длинные унылые славословия, хорошо еще, не все, а только самые важные, без которых знатной особе никуда. Уверена, услышав их, Создатель, вечный странник, немедленно зажал бы уши покрепче да и пошел своей дорогой, а дверь за собой не просто бы запер, а еще и подпер чем-нибудь потяжелее, чтобы не просочилась за ним этакая плесень!
Ко всему прочему, жили в этих обителях или одни мужчины, или одни женщины (последние разве что на тяжелые работы нанимали работников, с которыми не могли управиться, и то редко), а это совсем уж невесело. Когда я спросила, почему так заведено, мне ответили: если станут жить все вместе, то непременно начнутся «соблазны», как тут это называли. В смысле, разве ж молодежь удержится? А там то любовь, то ревность, еще и детишки пойдут, а с ними хлопот полон рот... Всё как у людей, какие уж там молитвы с утра до ночи!
Ну а тем, кто вырос при обители, в большой мир дороги, считай, не было. Правда, случались и исключения, но до того редкие - по пальцам перечесть!
В дверь снова поскреблись.
- Кто?
- Это я, госпожа, Мадита, - отозвалась она.
- Точно ты? - на всякий случай спросила я, подумав: что, если Райгор тоже знает тайну масок и надел одну из них, что бы притвориться моей служанкой? Или велел какой-нибудь другой горничной сделать это, если женские личины не подходят мужчинам?
- Да кому же ещё быть, госпожа? - искренне удивилась Мадита.
- А ты там одна? Никого кругом нет? Проверь за поворотом.
- Нету, - после паузы отозвалась она. Я слышала ее шаги и шорох юбки. - Но возле двери сильно натоптано, воском свечным на пол накапано, да не в одном месте, а еще винный дух стоит, густой такой... Это кто ж вам приходил, госпожа?!
- Неважно. Скажи-ка лучше, что я тебе сегодня для коня дала?
- Яблоко большое, с красным бочком, - тут же ответила Мадита. - Я, госпожа, не удержалась, отломила половинку, уж такое оно красивое было... Но Серебряный не обиделся, честное слово даю! Я ему еще хорошую краюху хлеба прихватила, посолила, как он любит, сказала - тоже от вас. Не поверил, по глазам видно было, но взял!
- Ладно... А где у меня приметная родинка? Помнишь, ты еще сказала, что она на звездочку похожа?
- Нету у вас такой родинки, госпожа, - уверенно ответила Мадита, несколько лет помогавшая мне и мыться, и одеваться, и уж разглядевшая меня с головы до пят, - если только за день не выросла.
- Ну хорошо, последний вопрос... Кто забрал тебя из обители?
- Покойная княгиня, - раздалось после паузы, и я отодвинула засов. Этого Райгор знать не мог.
