Глава 7

В имение мы приехали глубокой ночью, так как в темноте скорость кареты, даже с висевшим у кучера магическим светильником, была очень низка. Я, было, сразу хотел отправиться спать, но заметил одинокую фигурку парня у кареты. Лара Альяна благородно оставила свою покупку на произвол судьбы.

— Ратс, определишь молодого человека куда-нибудь?

— Конечно либалзон Элидар. Куда его определить?

Я сначала хотел съязвить: куда-нибудь. Но до меня вовремя дошёл смысл вопроса слуги. Ему нужен был статус мальчишки.

— Он бывший раб, но ныне вольный. Забрали прямо с рынка, поэтому к рабам не надо, но и в комнату.... Покажешь ему сеновал, а завтра надо будет вымыть и проверит его на болезни.

— Хорошо либалзон.

Выходя на утреннюю пробежку, заметил отсутствие кареты лары во дворе.

— Давно уехала? — Спросил я у стражника около калитки.

— Меньше осьмушки назад.

— Куда не знаешь?

— Её стража говорила, что девять балзонств объехать надо.

Пока бежал, обдумывал странные поездки Альяны пытаясь найти им объяснение. Кроме глупой теории о подготовке военного переворота в локотстве ничего не лезло в голову.

Альяна появилась через восемь дней, причём, по всей видимости, вновь ночью, поскольку вечером её ещё не было, а когда я выбегал на пробежку, карета уже стояла около ристалища. Внутри как-то стало тепло. Я поймал себя на мысли что ждал эту занозу.

Перед завтраком мы столкнулись с ларой Альяной в коридоре, она прямо при младших поцеловала меня в щёку.

— Да у вас любовь! — Прокомментировал Ройт, за что тоже получил аналогичный поцелуй, при этом парень слегка нервно дёрнулся, и уведомление что мы с ним можем драться из-за лары на дуэли.

Сразу после завтрака дед вызвал меня к себе и объявил «свободный график», хотя если честно я и так мог пропускать некоторые занятия, если считал, что они мне не нужны. Также Пионат уведомил меня, что на следующих два дня я остаюсь на имении, то есть за старшего — дед собирался совершить поездку в город. По сути это лишь номинальное назначение, поскольку был управляющий, единственное приходилось играть роль знатной личности и главенствовать на завтроко-обеденно-ужинных церемониях. В первый же обед, за попытку саботировать моё место во главе стола, я чуть не назначил ларе Альяне розги, причём предупредил, что пороть буду лично, на что получил в ответ, под улыбки младших: с удовольствием. Короче, развлекались, как могли.

Уже далеко за полночь раздался стук в дверь.

— Войди, — разрешил я, после того как убрал настойку в шкаф.

Я не злоупотреблял, но поймал себя на мысли, что этот напиток немножко уносит меня обратно на родину. Я безумно скучал по бабушке и моей прошлой жизни....

Вошёл на удивление Ильнас.

— Лара Альяна приглашает вас на конную прогулку, — он склонил голову, чем вызвал мою улыбку — он несколько нелепо пытался повторить жест Ратса.

— Какая прогулка? Ночь на дворе.

— Лара Альяна сказала..., — парень стушевался.

— Говори дословно.

— Только трусы откажутся от такого предложения.

— Понятно, можешь идти.

— Что передать ларе Альяне? — промямлил мальчишка.

— Либалзоны не поддаются на провокации. Иди.

Через пятнадцать минут ворвалась сама лара.

— Не наглей! Почему я должна ходить за тобой лично?

Лара была в костюме для верховой езды. Это такой удлиненный до колен камзол женского покроя и восточные шаровары.

— Что за глупые идеи? И что благочестивая лара делает в такой час в комнате молодого человека?

— Брата.

— Ну, да. Или вернее внука сводного брата отца твоего отца.

— Это лишь слова. Поехали!

— Да куда?!

— Просто поехали. Тебя молодая лара приглашает на ночную прогулку. Не будь занудой.

— Ну, хорошо, надеюсь, лара не обманет моих ожиданий.

— Ещё как не обманет..., либалзон, — несколько растягивая слова томным голосом, произнесла она.

Через ворота, понятно, нас выпустили — я же всё таки за старшего, но, вежливо предупредили, что лучше было бы взять охрану. На что Альяна ответила, мол, в имении и так осталось всего шесть воинов, и направила моего нагло экспроприированного жеребца за ворота. Благо луна в эту ночь неплохо освещала местность, так как Альяна в какой-то момент свернула с дороги и пришпорила коня прямо в поле. Пришлось догонять, молясь, чтобы лошадь не споткнулась. Остановились мы у реки.

— Отвернись, — потребовала лара.

Я никогда не считал себя гением, но тут надо быть совсем тупым. Моя фантазия рисовала стройные ножки лары на своих бёдрах в бурных, ну пусть не очень бурных, потоках местной речушки. Хотя в случае с Альяной это могла быть очень жестокая шутка.

— Элидар! — Раздалось со стороны реки. — Ты долго там стоять будешь?

Может я и параноик, но на всякий случай я отстегнул от седла путы и стреножил обеих лошадей. А то так можно оказаться и без одежды, и без девушки, и без лошади, на берегу этой речушки. Вот смеху то будет, если я голым под утро войду в имение.

То что лара, голова которой мелькала на поверхности, полностью обнажена, красноречиво говорила её одежда, сложенная около куста....

Мы плескались, брызгались, сплавали до противоположенного берега. Под конец Альяна подплыла ко мне и опёрлась руками о плечи — так как я стоял по шею в воде, ей не хватало роста достать до дна. Её дыхание обдало мои губы, я, обняв одной рукой её за талию, а второй проведя по мокрым волосам, попытался поцеловать девушку. Она отпрянула от моих губ.

— Это ты получишь, лишь съев цветок безумия, — прошептала она.

— А у тебя есть такой? — также тихо спросил я.

— Глупый, — улыбнулась она, — это поговорка. Есть такой цветок, съев который на один час можно пожелать что угодно, а потом....

— Что потом?

Альяна прижалась ко мне всем телом.

— Какой ты горячий там, — она провела своим носиком по моему. — А потом ты становишься безумным.

Лара набрала побольше воздуха и медленно стала опускаться под воду. Её руки, скользнув по животу, ухватились за талию.... Такого у меня ни в одной жизни не было.... Я замер в ожидании наслаждения, но.... вместо эротических фантазий получил резкий толчок ног лары в оба бедра и на доли секунды обнажённое тело молодой девушки над водой.

Пока я отплёвывался от попавшей в рот воды, лара уже достигла отмели и с задорным смехом выбегала на берег. Я приложил все силы, чтобы успеть догнать её. Ну, собственно это мне удалось, и я заключил её в объятья около лошадей, попытавшись вновь поцеловать.

— Не надо, прошу, — раздался шёпот, когда мои губы коснулись её.

Ну, вот какой мужчина сможет после этого продолжить. Я выпустил прикрывающую грудь своей одеждой девушку и отвернулся.

Обратно мы возвращались молча. Я пытался разгадать загадки женской логики — если не нравлюсь, то тогда зачем, а если нравлюсь.... Возможно, бережёт себя для мужа, но тогда снова — зачем весь этот цирк?

Лару после ночного купания словно подменили. Она совсем даже не в шутку дерзила на каждом шагу, доводя изредка меня до бешенства. Через два дня после того как вернулся дед, она ворвалась ко мне в комнату. Я встал, как подобает либалзону, при этом ожидая услышать очередную гадость. Возмущаться и ругаться с ней по поводу её манеры входить не хотелось. Она подошла ко мне и вставила что-то за ухо.

— Извини. Я думала, так будет лучше, если мы расстанемся в ссоре, но не смогла. Я уезжаю.

Её губы сомкнулись на моих. Сладкий — сладкий поцелуй нежных губ, длился, пожалуй, целую вечность показавшуюся мгновением.

— Прости. Не провожай меня. Жаль, что ты тогда не решился..., — она резко развернулась и, шелестя платьем, направилась к открытой двери, но остановилась и вновь повернулась ко мне.

— И тогда, в купальне, это мы с Ирушей уговорили тебя.

— Зачем?

— Мы обе были влюблены в тебя, а тебе привезли рабыню, чтобы научиться общению с женщинами. И мы решили, что твой первый раз должен быть с кем-то из нас. Поэтому договорились что та, которой ты первой коснёшься....

— И кого я коснулся?

— Никого. Ты просто улыбался. А под конец нас поймали. И цветок безумия сними, — лара приподняла руку, указывая на то, что положила мне за ухо, — от него ожог может быть. Если надумаешь съесть, я буду рада. Только в масло окуни, а то просто с ума сойдёшь, и желание не сбудется.

Лара, улыбнувшись, исчезла в глубине коридоров. Я, вынув из-за уха несуразный тёмно-зелёный бутон, проводил взглядом её карету из окна. Был ли я тогда влюблён? Вряд ли. Уж больно спокойно я пережил её отъезд.

Последующие дни я стал входить в свой обычный ритм, разве что в мою жизнь как-то незаметно стал втираться Ильнас. Ну, то есть, после пробежки скажем, я споласкивался и любил выпить отвара, так парень уже встречал меня у дверей в мою комнату с кружкой оного. Только я собирался на ристалище, как он уже ждал меня с начищенной кольчугой и шлемом у ограждения. В некоторых случаях, например, когда он ждал у дверей комнаты распоряжений, это несколько нервировало, и я попросил разрешения деда на присутствие мальчишки на занятиях. Дед, кстати, даже не поинтересовался, зачем мне этот парень, чем если честно обрадовал меня, поскольку я не знал что ответить на такой вопрос.

Ильнас воспринял возможность обучаться с энтузиазмом. Разумеется, что полноценно учить, в ущерб другим детям, его никто не собирался. То есть на устных занятиях он ставил свой стул в уголок и просто слушал, на мечном бое просто в сторонке махал палкой, на письменных ему вообще делать было нечего, так как безграмотен. Этот вопрос я взвалил на свои хрупкие плечи и, когда у меня было свободное время Ильнас, сидя у меня в комнате выводил буквы, повторяя их про себя. И это буквально за пару рук! Очень, кстати, удобно иметь слугу, а не раба. И удобство не только в том, что Ильнас мог передвигаться по дому после «комендантского часа» для рабов, дело в том, что он мог ведь и на уроке танцев, скажем, присутствовать и вовремя протянуть полотенце. Поверьте, через час непрерывных занятий пот не градом, конечно, но испарина проступала. А в случае общения с дамой на коротком расстоянии Отта ставила это в минус. В любом случае Ильнас лучше Пасота, хотя бы только потому, что общаться, а соответственно трепать языком мальчишке было не с кем, кроме кухарки, поскольку жил он в бывшей кладовке кухни.

Дед, через два дня после отъезда Альяны, за бокалом вечернего вина рассказал мне её не очень весёлую историю.

— Живёт в Дуваракском локотстве, то, что сейчас Руизанское, — Пионат указал мне рукой на бутыль, намекая, чтобы я сам себе налил, — такой балзон — Луисмир Сморнокский. В общем-то, неплохой человек, но больно уж эксцентричный — любит шутить и показывать себя публике. На каждый императорский бал, он что-либо придумывает. На прошлый, приехал на хрумзе — есть такой зверь подвластный только оркам. Там их шаманы с разумом владельца их завязывают — несколько опасное действо, бывает оба связываемых с ума сходят. Конечно, зверя держали на верёвках.... Так вот, основной доход Луисмира это дача в долг некой денежной суммы нуждающимся под залог имущества. Уж не знаю как Горт (отец Альяны) связался с ним, а не с семьёй, но он оказался должен Луисмиру приличную сумму под землю балзнства. Проценты были баснословными, — дед отпил из своего бокала. — В тот момент балзонство Горта практически принадлежало Луисмиру. Горт, опомнившись, бросился к нам. Чем-то, разумеется, мы ему помогли, но тех денег было не достаточно. Луисмир не стал забирать балзонство. Там собственно и забирать то..., оно меньше моего. Но в залог будущих оплат потребовал закладную на Альяну, — дед на некоторое время замолчал. — Ей тогда было семь зим. Горт, надеясь, что мы сможем ему ещё помочь, согласился. А вот повторно собрать нужную сумму не смог. Сейчас долг за Альяну превышает долг за балзонство и она вынуждена чтобы не оказаться рабыней, скитаться по империи и просить денег чтобы оплатить часть процентов и оттянуть ещё на год рабство. Луисмир каждый раз благородно соглашается отсрочить, но при императорском дворе все каждый императорский бал ждут развязки. Альяна уже притча во плоти.

Дед ещё раз отпил из бокала.

— Она словно кувшинка, распускается после императорского бала и жадно впитывает лучи солнца, а к следующему балу собирается в дорогу, опускаясь на дно.

— Тогда уж роза с шипами.

— Это да, — вздохнул дед. — Но винить её в этом нельзя. Представляешь, сколько людей проявляют своё остроумие за глаза, а то и в глаза. Вот и стала она такой. Знаю, ты ей нравишься. Да и она тебе. Было несколько жестоко оставлять вас наедине, но я должен был показать тебе, что иногда желания не есть всё и обстоятельства бывают гораздо сильнее наших желаний. Так что, ты не сердись на неё, за то, что не пустила на свои простыни.

К лицу слегка прихлынула кровь. Я переваривал последнюю фразу деда.

— Или...? — Настороженно спросил дед.

— Нет, — успокоил я его. — Она что тебе всё рассказала?

Пионат улыбнулся.

— Не сложно догадаться. Вы последние дни, словно две бойцовских собаки. Да и Отта про ваш танец рассказала..., — улыбка деда ещё больше растянулась.

— Она по договору не имеет права лишиться девственности, — после некоторой паузы Пионат решил не проверять насколько яркой может стать моя окраска. — Если такое произойдёт, то и она станет рабыней, и балзонство Горт потеряет, и ещё должен останется — сам в рабы пойдёт. Её перед императорским балом, алтыри проверяют каждый год.

— Она же красивая девушка, можно и замуж выйти?

— Ей сейчас самый возраст, только кому она нужна за такие деньги? Бывает и отцы за невест приплачивают, — грустно ухмыльнулся Пионат. — Изначально такой вариант возможен бы был, но у неё долго не шла кровь. К тому же Горту по понятным причинам нечего давать в приданое, а таких, что были бы сражены красотой семилетней девочки настолько, дабы платить круглую сумму не нашлось. Вернее на то время были и такие, но Горт до первой крови не согласился, да и замужество такое противоречит законам. Потом уже поздно стало — сумма очень велика.

Дед однозначно всю нашу беседу проверял мою реакцию на его слова. Если бы мне действительно было девятнадцать, и я бы был безумно влюблён в лару, то я бы может, и отреагировал бурно, но я просто задумчиво отпил из бокала, оставаясь полностью спокойным. Не то, чтобы я остался совсем равнодушным, но деду эмоций показывать не стал. История, конечно, мерзопакостная и Альяну действительно очень жалко, но словами тут не поможешь, а делом, то есть деньгами — я не имел возможности.

— Ты обещал мне книги..., — я перевёл русло разговора в другое направление.

— Зачем тебе это?

— Хочу знать свои возможности.

— Это дорога поперёк магов. Ты понимаешь насколько это серьёзно?

— Можно на костре жизнь закончить, — ответил я. — Только если моё зрение раскроют, то будет тот же результат.

— Нет. Одно дело скрывать своё зрение, а другое пытаться развить магию.

— А это возможно?

Дед не ответил. Он смотрел в сторону от меня, постукивая пальцем по бокалу. Минут через пять он ожил.

— Ты знаешь, как образовалась империя?

— Да, Тотус рассказывал.

Пионат опять помолчал некоторое время.

— Ты не первый у кого проснулось зрение в нашей семье. Когда-то Руизан населяло огромное количество магических кланов. Магами были в них не все, но семьи, в которых одарённые магией рождались чаще, а это очень зависит от наследственности, брали главенство в клане. Каждая клан имел свои секреты. Кто-то знал, как животных изменять, кто-то как растения, кто-то умел зелья варить. Был даже клан, научившийся из обычного человека, на одну луну мага сделать. Постепенно выделились четырнадцать семей, которые свои владения превратили в локотства. Остальные семьи так либо иначе вынуждены были подчиниться. Разумеется, были войны и конфликты, но всё больше местячковые. Маги Гнутой горы тогда были одними из самых слабых кланов. У них даже земли не было, лишь замок в горах. Кстати знаешь, почему Гнутой?

— Наверно гора в наклон.

— Нет, прозвище у основателя замка было Гнутый. Горб он на спине имел. Так вот, однажды в одной из семей нашёлся слабый маг, понявший, что магический свет одной семьи отличается от магического света другой и не нашел лучшего применения этому знанию чем научить дикую кошку охотиться на магов враждебных соседей. Я не знаю, что за зверь был, но фактически все маги соседей погибли за короткий промежуток времени. Понятно, что та семья хранила этот секрет и постепенно расширяла своё влияние и территории. Пока... этот секрет не вышел наружу. Как это произошло, я не знаю, но это послужило началом магических войн. Как только не применяли это знание разные кланы. И в растения вкладывали, чтобы те в мага иглами с ядом стреляли, и свирепых животных выводили, чтобы те соседнее локотство от магов проредили. Даже рыб и тех для этого дела использовали. В Северные земли маги до сих пор остерегаются идти, там очень суровые битвы были, и половина зверья тех земель охотится на тех, в ком есть хоть капля магии. Да и ловушек магических там тьма осталась.

Когда война закончилась, магов остались всего сотни, если не десятки. Оно и не удивительно, маги тогда вообще дальше своих крепостей стали бояться выходить, столько магического зверья развелось. Вот тогда-то и стал подниматься орден Гнутой горы. Первое время после войны, они вообще почти не показывались из своей крепости, потом они стали пытаться собрать под своё крыло вновь родившихся одарённых. Те, кто побогаче, понятно не отдавали, а бедный люд вёл своих детей в обмен на золото. Были и другие семьи, которые пытались подмешать в свою кровь свет магов и даже женили дочерей на простолюдинах, в которых вдруг просыпалась магия. Шли годы, и орден крепчал. Потом орки стали наглеть — защиты то особо не было, а шаманы у орков тоже сильны. Разразилась Орочья война, в ходе которой зелёными была захвачена большая часть локотств.

Пионат помолчал секунд двадцать. В принципе дальнейшую историю, а именно зарождение империи я знал из уроков Тотуса, но перебивать деда не посмел.

— Дуваракский локот попросил у Гнутой горы помощи, когда орды подошли к его границе. Маги не отказали, но потребовали отдавать всех детей простого люда с проснувшейся магией к ним. Локот согласился, его же детей не трогают. Сами маги в битву вступать не стали, но дали множества эликсиров и ядов, привезли камнемётные трубы. Есть такое оружие — грозная штука. Это была первая победа людей над орками. За Дуваракским локотом, потянулись и другие просить помощи. Маги не отказывали и даже обещали помогать и в других вопросах, но требования о передаче всех одарённых детей, дополнились требованием присягнуть правящим семьям локотств, Дуваракскому локоту. Так стала зарождаться Руизанская империя. Локоты, видя, что власть империи лишь номинальная и кроме процедуры присяги придуманной магами ничего не требовалось, вступали в неё в надежде, потом выйти. Некоторые отказывались от помощи такой ценой, но после того как орки прокатывались на хрумзах по их землям или гибли, или соглашались. После Первой орочьей войны свободными от клятвы Дуваракскому локоту, тогда уже звавшимся Руизанским императором, остались всего два локотства: Колское и Лункское.

А вот дальше рассказ деда несколько разнился от версии Тотуса.

— Когда локоты выждав время, стали роптать о выходе из империи, а кто посмелее, в тайне объединившись с соседями, даже силой пытаться, оказалось что все семьи отравлены медленным ядом и без помощи магов Гнутой горы жить им не более года. К тому же магия из присягнувших семей, стала уходить. Зим за десять локоты или смирились, или вымерли, оставив локотства более мудрым родственникам, решившимся испить из чаши присяги империи. Потом и последних два локотства были захвачены силой. Тут уже не маги, а человеческая злоба — мы значит под империей, а они нет?

Дед наполнил наши бокалы.

— А дальше император с магами Гнутой стал свою власть укреплять. Сначала все войска под себя перевёл, когда началась Вторая орочья война, ограничив локотства в численности армий, потом налоги ввёл. Маги Гнутой горы при помощи войск прокатились по империи, убивая всех одарённых, что не соглашались вступить в их орден и, забирая или сжигая все книги о магии — боялись образования нового магического клана. Попутно проредили и магическую живность. Потом запретили все веры, кроме веры в круг магов, так как даже молитвы многих людей собравшихся вместе, могут управлять потоком магии. В нашем локотстве, до сих пор деревенские, когда не хватает денег заплатить алтырю, перед посевом собираются, и ночь бдят у семян читая молитву. Урожай потом действительно лучше. Я своим оплачиваю алтыря. Если с Гнутой узнают о молитвах, то и деревню могут выжечь. Так, шаг за шагом и сложилось то, что сложилось. Орден Гнутой горы сейчас даже язык предписал, на котором подданные должны говорить и писать — руизанский, вскоре все остальные запретят. И это только для того, чтобы если кто и нашёл старые магические книги, то прочесть не смог. К чему я тебе это всё рассказываю. Алтыри, магов гнутой горы не волнуют, они слабы и не знают что делают. А вот любого видящего маги боятся. Ведь и малой силой зная куда приложить, можно толпы живности породить, а если собрать вокруг себя алтырей.... Поэтому просто видение, тебе ещё могут простить, забрав в свой орден. А вот изучение магии не простят. Ты будешь пусть маленькая, но опасность.

— Насколько понимаю, Тотус этого не рассказывает, потому что эта часть истории тоже запрещена?

— Ты становишься умнее.

Думать тут особо не надо было — полностью тоталитарный режим государства.

— Не удивлюсь, если и последние орочьи войны были, для того чтобы окончательно взять власть.

Дед встал и зажёг светильник над столом. Затем сев обратно пристально посмотрел на меня.

— Ты говорил, что я не единственный у кого проснулось зрение в нашей семье? — после того как я переварил информацию, поинтересовался я.

— Мой отец видел.

Я, понимая, что дед что-то недоговаривает, ждал продолжения.

— Потом он исчез.

— Как исчез?

Дед с угрюмым видом аккуратно наклонил горлышко бутылки, сначала над моим бокалом, потом над своим, стараясь не баламутить осадок на дне — бутылочку, объёмом не менее литра, мы с ним незаметно приговорили.

— Эстуния, моя жена, мать твоего отца, заболела. Мой отец в ней души не чаял. Алтыри сделать ничего не могли, маги приехать не успели. Отец видел болезнь, но что делать не знал. После её смерти он тайно изучал долгое время магию и однажды сел на лошадь и уехал, оставив на столе бумаги на моё наследие и деньги балзонства.

Мы несколько минут помолчали, опорожнив бокалы.

— А книги? — повторил я вопрос, с которого и начался этот разговор.

— О книгах завтра поговорим. Мне надо подумать над этим вопросом.

Настаивать я не стал.

На следующий день Пионат, лично, зашёл за мной в комнату (я прогуливал арифметику) и позвал с собой. Когда мы проходили мимо кухни, он заставил меня прихватить ведро с водой.

Я, конечно, знал, что под домом есть подвал и даже бывал в нём, но вот что в полу захламлённого чулана есть люк в подземный ход....

— Оставь ведро здесь, — дед полез вниз первым. — И люк за собой закрой. В тусклом свете переносного светильника деда длинный коридор под землёй выглядел зловеще, я то и дело подставлял руку, чтобы паутина не попала на лицо. Шли мы, по узенькому коридорчику, собирая пыль с деревянных стен, пропитанных магией, наверно минуты три. И по ощущениям давно покинули пределы имения. В какой-то момент дед остановился и стал освещать ничем не приметный участок стены. Наконец он нашёл щель между досками и засунул туда руку — часть стены казалась дверью. За не очень длинным, метра три, туннелем, была ещё одна дверь.

Помещение в котором мы оказались, было маленьким, максимум два на два. Дед прикоснулся к шару над столом и тот озарил пыльную комнатку светом. На столе был десяток книг, которые в магическом зрении слегка светились, подсвечник со свечами и кинжал — пара от моего клинка.

— Смотри. Располагайся. Только вряд ли ты что здесь найдёшь. Отец собирал эти книги по разным балзонствам и большинство из них написаны не на руизанском. Книги отсюда не выноси. Даже если раб какой увидит — донести могут.

— А та, что у меня?

— Та не запретная. Её можно в любой книжной лавке купить, только всё равно тут же сообщат, кто купил. Были у отца свои записи, но той книги, в которой он писал, я здесь не нашёл. Я в этой комнате не был, с того времени как он исчез. Будешь выходить, в чулане оботри одежду — вода в ведре. И старайся, чтобы тебя не заметили. Вот ещё один светильник, — дед положил на стол маленький шарик и, развернувшись, вышел из комнатки.

Пионат оказался не прав, книги были очень интересны и некоторые из них на руизанском, ну или некоем искорёженном варианте, возможно доимперская версия. Другой разговор, что они были для меня не совсем полезны, поскольку силой такого уровня, чтобы применить то, о чём в них написано, на практике, я не обладал. Очень понравилась книга по артефакторике, по крайней мере, для себя, я её так назвал, поскольку перевести название не мог — иероглифы, нарисованные в книге, были мне не понятны, зато картинки которыми она снабжена, вкупе с текстом о распределении потоков и их составляющих, вычитанном в другом фолианте, давали некое представление о назначении. То же самое касалось и книги об изменении магических сил животных. Тут было всего с десяток изображений, но зато показано до изменения и после. Опять же сказывалось недостаточно натренированное моё зрение — настолько глубоко как показано на картинках, то есть, расщеплено я ещё не умел видеть магический свет. Но самой интересной была книга о способах передачи магии от одного существа другому. А способов, существовала масса, от добровольных, которыми могли пользоваться маги уровня не менее алтырей, до способов связанных с жертвоприношением. Этакая «тёмная магия», как я её окрестил. Только вот почти все способы требовали либо присутствия мага, либо специальных амулетов.

Следующих полгода я совмещал занятия официальные, из которых большей частью уделял внимание мечному бою и физическому развитию, с тайными, где приходилось шевелить извилинами и магической силой. Судя по пометкам прадеда на полях и вложенных листочках, магию в себе действительно можно развить. Не до безграничного предела, но в несколько раз повысить свой потенциал можно, только вот основных записей, где это всё объяснялось, я не нашёл. А книги не на руизанском перевести не мог. Дед помогать мне в этом отказался. Не смотря на это, теорию я в какой-то мере осилил, а для практики не хватало силёнок, хотя рану на крупе одной из лошадей я залечить смог. Не за раз конечно, но смог!

И вроде бы всё хорошо — живи и радуйся, только я всё чаще возвращался к тем мыслям, что я здесь не живу, а прячусь от жизни. Чего я именно хочу, общения, или приключений на мягкое место, я понять не мог, но и чувство пустоты и никчёмности в этом мире, меня не отпускало. А ещё.... А ещё мне стала сниться Альяна....

Спустя эти полгода в гости приехала сестра. Её муж опять отбыл в командировку, то бишь поход, и она решила сделать вояж по родственникам. Уже через руки я принял решение уехать с ней. Дед если и расстроился, то вида не подал, а может, он наоборот вздохнул с облегчением. Перед отъездом я выпросил в подарок кинжал прадеда. Собственно и мой меч раньше принадлежал ему. Дед не отказал мне в этой мелочи. Книги просить я не стал — всё, что мог я из них почерпнул, для остального же, необходимо развивать зрение и силу, к тому же был уверен, что дед мне их не отдаст. Возможно он и рад бы был, но побоится за меня. Но я скрупулезно выписывал и систематизировал всё в своих записях, которые, разумеется, остались со мной.