7

Прошло еще недели две без каких-либо существенных изменений. По городу ходили слухи один другого нереальней, в том числе о готовящемся вторжении Аквилонии, не подтвержденном, прочем, какими-либо признаками. При этом мнения сильно разнились: одни считали, что Аквилония освободит Кортанию, другие опасались, что не только освободит, но сразу же сама и захватит. Кроме того, пошли слухи, что император лично командует войсками, удерживающими Реданское плато, причем оккупанты уже даже не пытались опровергать или скрывать, что захватили не всю Кортанию.

Насчет императора я не верил, так как точно знал, что свартальвы схватили его в самом начале оккупации: они откуда-то раздобыли информацию о пути отступления императорского кортежа. В итоге император, сидя в камере на линкоре, отрекся от трона.

— Я это знаю абсолютно точно, — сообщила мне Гордана, — бывший император сидел в камере через две от меня. Я не видела его глазами, но слышала голос, когда к нему приходили допрашивать.

Однако от бывшего начальника городской полиции я услышал совсем иное.

— Да речь-то не о борове-узурпаторе, — сказал он, — а о настоящем императоре.

— Узурпатор? — навострил уши я.

— Ага. История имела место где-то за пару лет до того, как вы в Гиату приехали, и дело было очень тихое, если кто за рубежом политикой не интересовался — вполне мог и не знать. Дело в том, что девять лет назад в Кортании случился политический кризис. Начинали зарождаться всякие там либеральные движения за права и свободы… Дело в том, что раньше Кортания была полицейской-милитаристской страной. У нас, полицейских, были очень обширные полномочия, армия составляла почти один процент населения и хорошо финансировалась, у военных были значительные льготы. В принципе, если говорить слово «милитаристская страна» — у вас может сложиться превратное впечатление о любителях побряцать оружием… У нас не было достаточно сил для вторжения куда-либо, так как основу армии составляли самоходные артиллерийские установки среднего и крупного калибров. А двухсотсорокамиллиметровые самоходные гаубицы были только у нас, они строились по нашим требованиям в Аквилонии, но даже сама Аквилониях себе такие не строила. Другими словами, мы были в состоянии обрушить на любого противника шквал огня с небес, нанести ему неприемлемые потери, заставить убраться с нашей земли и потом еще на сорок километров вглубь его территории гнать своими снарядами. Но затем начался кризис. Положение расшатывали всякие проходимцы, якобы борцы за права народа и так далее, всем хотелось на хлеб с маслом еще и по два сорта колбасы класть вместо одного, а сверху икру… В общем, дело дошло до «тихой революции», император Леопольд Второй согласился на реформы и отказался от трона. Правда, речь шла о том, что он на троне останется, но монархия будет конституционной, а не авторитарной. Но Леопольд — он нормальный был император, как и его предки, сказал, что украшением трона быть не хочет, и отрекся. И дело прошло тихо и незаметно для остального мира, упоминали газеты про «реформы в Кортании» — да и все. А в итоге конституцию переписали, сделали императора выборной должностью, и священный трон осквернил своей жопой кабан, который попытался сбежать, как только запахло жареным. А вот Леопольд бы не сбежал.

— Но от трона-то он отказался, разве нет, и даже не перед лицом врага? — пожал плечами я.

Петер кивнул:

— Отказался. Из государственных соображений. Там дело пахло керосином, видите ли. Революцией. Большинство армии осталось бы на стороне короны, но тут дело такое, армия не была заточена под разгон революций, ее костяк состоял из артиллерии, предназначенной для борьбы с врагом, наступающим большими силами. Артиллерия против революции бессильна, свои же города с землей ровнять или как? То есть, я уверен, что Леопольд бы удержал власть. На его стороне была вся полиция, значительная часть интеллигенции, почти вся армия… Но если б гражданская война началась — свартальвы вторглись бы не сейчас, а еще девять лет назад… А что сейчас? Начались эти гребаные «реформы» — и армию просто развалили. Самоходные орудия, видите ли, дороги в содержании, давайте самоходки продадим, или снимем пушки, а сами машины на слом или на тракторы… Сильно нам помогли неподвижные орудия на оборонных рубежах? У нас было двадцать восемь полков самоходной артиллерии — осталось два. По численности каждый в половину одного старого полка. Парни держались до последнего — но их было слишком мало. Будь у нас все наши двадцать восемь полков — свартальвы только на двадцать километров вглубь зашли бы. Но всему этому сброду, видите ли, подавай права и льготы, они хотели жить как аквилонцы… Вот свартальвы выждали, пока у нас полностью не наступит развал армии, и пришли. Захватили Тильвану и нас в придачу, а ведь еще десять лет назад мы бы и сами устояли, и Тильване отбиться помогли бы. Мне когда кто-то жалуется на оккупантов — я ему отвечаю, так тебе, собака, и надо. Надо было чтить традиции своей страны, а не смотреть, как там в чужой живут, был бы сейчас гражданином свободной страны и подданным достойного правителя… А теперь темноухому шакалью кланяйся.

Я чуть приподнял бровь:

— А о каких традициях речь?

— Так о нашей артиллерии же. Кортания всегда была единственным двигателем прогресса и в артиллерийском деле, и в новаторских концепциях защиты своих границ. У нас не просто так пушки на гербе — сотни лет пушка и ее новаторское применение были причиной нашей свободы. Первые мелкокалиберные дульнозарядные пушки, установленные на телегу так, что расчет едет на ней же, на ходу заряжает и только на пару секунд останавливается для точного выстрела, появились в Кортании триста пятьдесят лет назад. А в остальном мире — только триста, когда мы доказали, что это прогрессивная концепция. Первый паровой автомобиль в Аквилонии появился сто двадцать лет назад — кого он возил?

— Императора? — предположил я.

— Именно. Аквилонского императора. А когда пять лет спустя первый автомобиль появился и в Кортании, подаренный Гримсбергу Второму королем Ровии, Гримсберг проехал на диковинке триста метров и сказал: «а давайте к нему пушку прицепим и посмотрим, как он ее потащит». И этот автомобиль стал первым в истории человечества тягачом, не только артиллерийским, а вообще. А кто изобрел первый в истории грузовик? Опять мы. Автомобиль Гримсберга на первых же учениях показал, что везет пушку и расчет быстрее, чем лошади тянут телегу с боеприпасами. Потому из салона убрали сидения, спилили верх и сделали кузов для снарядов и пороха, а артиллеристы поехали на скаковых лошадях, которые уже вполне поспевали за автомобилем. Кто придумал использовать рейды с ночными обстрелами вражеских гарнизонов? Мы, двести пятьдесят лет назад, во времена, когда армии еще сражались по принципу толпа на толпу в одном месте. Кто первый массово внедрил тягачи, переделанные из тракторов? Мы. Кто первый придумал концепцию самоходного тягача, который везет и пушку, и боеприпасы, и расчет, при этом становясь на позицию за двадцать секунд? Мы. Любые новшества в деле мобильной артиллерии — это все придумано в Кортании. Передовые тактики применение пушек — придуманы в Кортании. Новые подходы к комплектации армии — придуманы в Кортании. Первая в мире профессиональная армия — кортанская. Да-да, это мы первые отказались от воинской повинности, наша армия состояла из людей, которые всю жизнь служили в ней, получая за это льготы и почет, и знали свое дело, а не призывались на пару лет. Понимаете? Первая профессиональная армия, созданная на девяносто лет раньше второй профессиональной армии. Да, мы триста лет гордились тем, что к нам захватчики приходили максимум на неделю — дольше не выдерживал никто. У нас был гордый народ и достойное дворянство. Не по признаку наличия дара колдовства, а по признаку личной благородности, чести и преданности. Когда автомобили только подешевели немножко и вошли в моду — у дворян пошла манера на них ездить. У всех, кроме наших. Наши покупали автомобили и отдавали их армии, а сами продолжали ездить на конях, как и положено рыцарям. У нас был первый автомобильно-артиллерийский полк в истории, а в других странах не было ни единого автомобиля-тягача. Дошло до курьеза: когда у нас дворянин впервые сел в автомобиль и поехал в город — народ недоумевал, а где же пушка? А какой-то карикатурист немедленно изобразил шарж на эту тему с припиской «пушкомания — когда человек считает себя пушкой». Да, господин Куроно, да, звучит парадоксально — но в Кортании всегда было очень туго с магами, однако же мы четыреста лет с гаком никому не давали себя завоевать. У нас был сильный, умный и уважаемый лидер, а при нем — достойное и благородное дворянство и преданная, умелая и находчивая армия. Мы были гордым и свободолюбивым народом… Вы это… я слыхал краем уха, аквилонского императора не жалуете?

— Да, имеется у меня на то причина, — кивнул я.

— Тогда я не боюсь задеть ваши чувства. Видали корону аквилонских императоров? Она в имперском музее хранится.

— Их там несколько. Вы про ту, у которой почетный караул стоит?

— Именно про нее. Огромный бриллиант на ее вершине, размером с яблоко, помните?

Я снова кивнул:

— Да, такое не забудешь.

— Корону Кортании венчает такой же… только стеклянный. Люди, не знающие истории, думают, что когда-то кортанские императоры пытались подражать аквилонским, но на самом деле, четыреста лет назад этот бриллиант венчал корону кортанского императора, Гримсвальда Первого, а все остальные императоры и короли завидовали и желали заполучить его себе…

— Хм. И как же бриллиант оказался на аквилонской короне?

— На нас напала Ференца — четыреста лет назад она была в расцвете сил и впятеро больше, чем когда ее завоевали свартальвы в начале века… Дать отпор в открытой битве мы не могли — соотношение сил было один против пятерых. Гримсвальд Первый два месяца водил вражескую армию по всей стране, каждый раз оставляя врага в дураках, а народ… народ жег свои посевы, убивал скот и с тем, что мог унести, прятался по лесам и болотам. Захватчикам не оставляли ничего, порой жгли даже оставленные деревни, чтобы окаянные под открытым небом спали. Это было тяжелое время, но уже тогда кортанцы всем показали, что свободу у нас так просто не отнять… Два месяца спустя голодная, больная и деморализованная армия Ференцы поджала хвост и удрала, проиграв войну даже не солдатам Кортании, а простому люду. А для нас тоже началось очень трудное и голодное время. Вот тогда-то Гримсвальд и продал бриллиант аквилонскому монарху за бесчисленное количество телег зерна. И знаете что, господин Куроно? Оккупация — это расплата за наши грехи. Мы ее заслужили своей глупостью, мелочностью и жадностью.

— Что вы имеете в виду?

— А то. Не уйди Леопольд — мы бы отстояли нашу свободу даже в условиях гражданской войны. Война закончилась бы в самом начале вторжения, и мы, как многие века перед тем, сплотились бы под началом нашего законного императора в борьбе за свободу. Но — мы отвернулись от него. Мы захотели жить, как аквилонцы, но при этом забыли, что наш император когда-то, чтобы накормить свой народ, отдал величайшую свою драгоценность, а аквилонский правитель, чтобы эту драгоценность заполучить, свой собственный народ обобрал и ограбил! Так что нынешнее положение мы, кортанцы, полностью заслужили. У нас был правитель, который гордо носил на короне стекляшку как символ преданности императора своему народу, а народ… Народ от него отвернулся, потому что захотел кушать бутерброд с двумя сортами колбасы. Как когда-то сказал один мудрец, не хочешь чтить своего короля — будешь лизать сапоги чужому. Поделом нам. Променяли императора и пушки на колбасу — и вот не прошло и десяти лет, а мы уже рабы. Недолго колбаске-то радовались.

Я чуть помолчал, осмысливая услышанное, и согласился:

— Да уж, поделом так поделом, тут и не поспоришь… Так что вы говорили про настоящего императора?

Он покачал головой:

— Не я. Люди говорят, что группировку, окопавшуюся в Реданских горах, возглавляет Леопольд Второй. Я, правда, не очень-то и верю, слишком уж хороша сказка… Но если исходить из того, что Леопольд все эти годы жил где-то в Кортании, а также зная самого Леопольда и традиции его предков… Скажем так, очень хочется в это верить, и если именно так все и есть — то я ни капли не удивлюсь.

— Хм… Так а куда бывший император подевался после отставки, так сказать?

— Точно никто не знает. Исчез…

— Может, его на самом деле убили?

— … вместе с десятком верных людей, а также с ними пропали семьи кое-кого из этих приближенных. Родственники их получают весточки, да и пенсию императорскую, которую ему оставили, тоже кто-то получает периодически. В народе говорили — живет где-то в горной глуши в отшельничестве. И если это так, то тогда сразу становится ясно, каким образом он мог бы возглавить группировку в горах.

К тому времени мы с Горданой уже точно знали, что где-то идут бои: из городских больниц и клиник свартальвы забрали большинство тех врачей, которые там еще оставались, стало быть, не справляются уже ни свои, ни схваченные ранее.

В довершение всего через город пару раз ездили колонны танков, в порт зашел новый боевой корабль чуть побольше корвета, а стрельба по ночам стала обычным делом.

Размышляя о том, как бы вывезти из города Гордану, я вернулся домой, подошел к компьютеру и увидел мигающую иконку нового письма. Пододвинул стул, сел, подтянул к себе клавиатуру. Да, сообщение от Горана.

«Мне нужна ваша помощь. Я знаю, что свартальвам понадобилось в Кортании и как их отсюда выставить, но меня отрезали от всех сегментов городской сети, кроме одного, и единственный пользователь в этом сегменте, которому я могу доверять — это вы».

Выставить свартальвов? Хм… Обеими руками за.

«Я здесь. Как выставить свартальвов?»

Он не заставил меня долго ждать ответа.

«Сеть. Вы не поверите, но свартальвы влезли в Кортанию ради нашей городской информационной сети».

Я удивленно приподнял брови.

«Серьезно? И что такого в нашей городской сети имеется?»

«Сама сеть. Сетевые технологии, а вместе с ними хотя бы базовое понимание кибервойн, взломов, воровства информации и так далее. Но главное — сеть. Я только сейчас узнал, что Свартальвсхейм отстает от нас по части сетей лет на двадцать, если не больше. У них и сети-то нет как таковой, есть только линии передачи данных, соединяющие два компьютера в разных городах или анклавах».

Я забарабанил пальцами по столешнице. Это же идиотизм какой-то, если бы свартальвы хотели получить высокие технологии — давно могли бы купить. Установить локальную сеть на сто, двести, пятьсот или тысячу компьютеров — это вопрос нескольких дней. Заключается договор с фирмой в любой стране, хоть в Кортании, хоть в Аквилонии, они приезжают, все привозят, все устанавливают — все в считанные дни и несоизмеримо дешевле, чем начинать войну. Специалистов для обслуживания и обучения гораздо проще нанять, чем захватить в чужой стране. К тому же…

«А почему они просто не купили все нужные технологии, как раньше покупали у нас все новинки? И если решили захватить — почему поперлись к нам, они что, не могли ограбить магазины с компьютерными товарами в Тильване?»

«Менталитет их… Они просто не понимают принципа сетей и при этом уверены, что такие «вкусные» технологические достижения мы им не продадим, а если продадим — то старье. Я сам был шокирован, пообщавшись с их офицерами. Свартальвы твердо убеждены, что мы всегда пытаемся утаить от них все свои достижения, как они утаивают от нас знания магии. Они не верят, что можно зайти в любой магазин серверного оборудования и просто закупить самые последние новинки. Но с танками и машинами проще, они покупают автомобиль, смотрят, как он устроен, делают аналог, часто превосходящий купленный образец, а затем пытаются выведать характеристики лучших наших машин и сравнить с характеристиками своей. Но по части компьютерных технологий свартальвы отстают на десятилетия и не понимают многих вещей, их представления о сетях и их возможностях во многом ошибочны. А что касается Тильваны — это отсталая аграрная страна. Большая и довольно богатая, но отсталая. У них сеть тоже отстает от нашей. Потому темные пошли на нас. Столичную сеть, где в отдельном датацентре хранились кое-какие секретные правительственные данные, успели уничтожить, и вторая крупная и продвинутая сеть — наша».

«Ты хочешь сказать, что уничтожив ее, мы лишим оккупантов причины находиться здесь?»

«Или как минимум отнимем у них львиную долю мотивации. Вчера приехали первые спецы, а послезавтра их сюда съедется полк из разных анклавов! И я говорю не о людях-слугах, а о настоящих спецах-свартальвах. Я сегодня с ними полдня общался, объяснял, учил — они отстали, но они умные. Они умнее меня, а я редко встречаю кого-то с интеллектом выше своего. Это всерьез. Оккупанты уже практически восстановили сеть, точнее, заставили нас. И теперь будут учиться. У них такой образ мышления — им пощупать надо, чтобы понять. На то, чтобы уничтожить городскую сеть, у нас два дня, я хочу, чтобы вы передали это Петеру Габриеву, он живет на вашей улице, но не пользуется компьютером. Он передаст кому надо».

«И что ты предлагаешь?»

«Выход один — взорвать крыло датацентра, где находится серверная. Она пока еще почти не охраняется, свартальвы еще не поняли, что именно серверная — сердце сети. Мы с ребятами уже ничего не можем сделать, нас тут заперли по отдельности, я даже не могу увидеться ни с кем из них, чтобы передать информацию. Если заложить достаточно взрывчатки на подземной парковке под датацентром и там рвануть — здание взлетит на воздух или хотя бы обрушится».

«А ты и другие? Как вы собираетесь выбраться?»

«Полагаю, с учетом катастрофичной ситуации в стране, наши жизни не имеют значения. Надо прогнать свартальвов быстро, иначе скоро голод и болезни начнут забирать тысячи жизней, не считая тех, которые гибнут в постоянных боях за Реданское плато. Но если заложить бомбу у восточного края парковки — есть шанс, что обрушится не все и западное крыло, где нас держат, выстоит. А нет — значит нет. Я не желаю жить где-то не в Кортании и не желаю жить под пятой темных, так пусть хоть другие живут свободными, если мне не судьба».

Я чуть помолчал. Кажется, Петер ошибается, еще не все гордые и свободолюбивые кортанцы перевелись.

«Я передам».

«Спасибо. Берегите себя, учитель, и спасибо вам за все, чему вы меня научили, если больше не свидимся».

Я удалил все сообщения, выключил компьютер и несколько минут сидел, отрешенно глядя в пустой экран. Потом встал, пошел в прихожую и принялся надевать куртку.

— Ты куда? — спросила Гордана.

— Схожу к Петеру, новости спрошу. Он источник понадежней телевизора.

Вышел на улицу, перешел дорогу, незаметно оглянулся. Капитан Сайбан обещал улицу усиленно проработать, и если все еще «прорабатывает» — моя давешняя хитрость может обернуться против меня.

Но улица в разгар рабочего дня была пустынна, пока я дошел до дома Петера — не увидел никого, кроме группы ребятишек в одном из дворов. Раньше детвора постоянно гоняла мяч прямо по проезжей части, так как машины на нашей улице появлялись раз в два-три часа. Теперь родители уже боятся выпускать детей погулять… Оккупация, чтоб ее.

Постучался в дверь, немного подождал. Открыла его жена.

— Добрый день! А Петер дома?

— Нет, он на работе… на новой, я хотела сказать.

Я пошел в автомастерскую, расположенную в соседнем квартале, и нашел Петера возящимся у помятой и поддомкраченной машины в компании еще трех механиков.

— Доброго вам дня, господа, — поздоровался я, — Петер, можно вас оторвать на пару минут? Поговорить надо.

Тут остальные трое повернули ко мне головы, и я увидел и ночного бегуна, и парня в кепке задом наперед, которому я сливал информацию, и еще одного человека, чье лицо я точно видел где-то в полицейском кругу, когда работал тренером в полиции.

— Добрый день, господин Куроно, — ответил мне «бегун».

— Да, конечно, — сказал Петер, — отойдем?

— Хм… Да не уверен, что надо, мне тут почти все лица знакомы…

— Ну да, тут все свои.

— Точно свои?

— Точно.

Я кивнул.

— Ну что ж… Со мной связался Горан Йонгас, сказал передать вам кое-что, а вы передадите кому надо… Он считает, что свартальвы тут из-за нашей инфосети, и скоро прибудет вагон и малая тележка их спецов. По его словам, если заложить бомбу на подземной парковке и обрушить серверную — у свартальвов пропадет главная причина тут находиться, и времени осталось мало, два дня — ровно столько до прибытия спецов. А потом там будет столько охраны, что и мышь не проползет.

— Мы уже знаем, — мрачно отозвался бегун. — Нам сообщил один из его коллег-компьютерщиков. Только без понятия, что делать.

— Угу. Я никогда не был там на парковке, а само здание видел только со стороны, но выглядит оно очень солидным. Не уверен, что его реально взорвать.

Тут заговорил малознакомый полицейский:

— Да еще как реально. Три-четыре тонны тротила хватит с головой, а если грамотно заминировать несущие колонны — то и тонны достаточно.

— Где ж вы тонну-то возьмете? — удивился я.

— Это совсем не проблема. И четыре тоже не проблема: у свартальвов тут схвачено гораздо меньше, чем они думают. Проблема принести тротил на парковку незаметно, так как все здание оцеплено. Мы тут проработали один вариант, как незаметно пронести и накопить взрывчатку, но тут месяц нужен, чтобы собрать хоть тонну.

— А месяца нет, есть только два дня, господа. Горан сообщил мне, что их уже изолировали друг от друга и держат под охраной, хотя раньше они свободно передвигались по зданию. Когда понаедут ведущие спецы свартальвов из разных анклавов — меры безопасности будут беспрецедентными, и вообще через месяц они уже узнают, что им нужно, не все, так в значительной мере.

Петер кивнул, соглашаясь.

— Это понятно. У нас вот тут разногласие в связи с этим возникло, и голоса поровну, так сказать. Альбер и Коул полагают, что если ничего не делать — свартальвы получат то, за чем пришли, и уберутся сами через месяц-другой. Удерживать Кортанию им все невыгодней и невыгодней. А мы с Ксавьером полагаем, что вряд ли так случится. А вы как считаете, господин Куроно?

Я пожал плечами.

— Одно я скажу точно: философия моего боевого искусства не предполагает никаких уступок противнику. Любое действие должно встретить противодействие. Он пытается сменить позицию относительно вас — вы тоже меняйте, делая его смену бессмысленной, или препятствуйте. Он навязывает ближний бой — держите дистанцию, пытается навязать дальний — идите в ближний. Провоцирует на рубку и размен — стойко защищайтесь и ловите на контратаке, если он старается переиграть вас мастерством — идите в размен сами. Гораздо лучше меня это сформулировал один шахматист: «я люблю размениваться ферзями и играть без них, потому что остальные — не любят». Применительно к свартальвам — нельзя дать им желаемое. Если дать им что-то одно — они порадуются и захотят еще что-то. А потом еще и еще. Вместо этого нужно донести до них, что ничего задаром им тут не дадут и за все придется заплатить большую цену. А иначе, чем дольше они будут удерживать Кортанию, тем больше будут укреплять свои позиции и укрепляться в желании продолжать хозяйничать тут.

— Даже и крыть нечем, — вздохнул парень в кепке. — Только вот что делать с датацентром — по-прежнему неясно.

Я чуть улыбнулся. Что неясно им — предельно ясно мне.

— Ладно, если вы не можете доставить взрывчатку под здание — возможно, сможете вывезти одного человека за пределы Кортании?

Петер почесал затылок.

— Тоже нереально. Границы перекрыты очень хорошо. Разве только при помощи аквилонцев…

— Нет, без их помощи и точно не в Аквилонию.

— Тогда никак. Единственный вариант — Реданское плато. Туда можно пробраться пешими тропками, даже на горизонте не увидев патруля.

— Как так? — удивился я.

— А вот так. Там нет кордонов, потому что у свартальвов не хватает сил еще и горы оцепить. В этом и нужды нет: они просто перекрыли дороги значительными силами, а у повстанцев нет ни артиллерии, ни транспорта. То есть, они привязаны к своей опорной позиции. Все города и поселки вокруг заняты гарнизонами оккупантов. Получается, повстанцы свои позиции держат, но больше ничего не могут, а свартальвов это устраивает. Берут измором. Так что единственная проблема — выбраться из города, но ее мы решили. Мы уже многих, кто засветился и попал в розыск, переправили тайком. А кого надо вывезти?

Я чуть помедлили с ответом.

— Предлагаю вам сделку. Вы доставите мою жену в Реданские горы, а я доставлю взрывчатку на подземную парковку.

— Каким образом? — удивился Петер. — Там надо минимум тонну…

Я остался невозмутим, разве только чуть улыбнулся:

— Самым простым. На грузовике.

Хотя мастер Куроно во мне предпочел бы самолет.

Сделали все по моему плану. Грузовик пригнал какой-то стремный тип, судя по всему из числа криминалитета, взрывчатку и противопехотные мины каким-то немыслимым образом достали при помощи аквилонской агентуры, а кто спаял блок управления, для меня осталось загадкой. Главное, что он работал, это я проверил несколько раз, подключив вместо детонаторов маленькие лампочки.

Вся работа была благополучно провернута прямо в автомастерской без моего участия за день и две ночи. Да уж, прогнило что-то в темном королевстве, если три с половиной тонны тротила завезли в город непонятно откуда, успешно преодолев блокпосты. То есть, мне совсем уже непонятно, как свартальвы намерены удержаться на захваченной земле, имея такие чудовищные прорехи в системе безопасности. Ну серьезно, три с половиной тонны взрывчатки, да еще и мины. Я-то понимаю, что в Кортании, надо думать, могут быть спрятанные артиллерийские склады, найти и взять под контроль все у свартальвов не хватит личного состава, но и свартальвы должны бы это понимать… Странно, что тут еще скажешь.

Пока в мастерской кипела работа, я жил, как будто ничего не случилось и не должно случиться. Но кое-что все же случилось, когда я ходил, как обычно, тренировать свартальвов.

Входя в зал, я обратил внимание, что Вейлинд весь «украшен» пластырем.

— Что с тобой произошло? — спросил я.

— Проявил неосторожность, играя со спичками, — с какими-то странными интонациями ответил он.

Меня насторожил не его голос, а именно слова. Семь лет назад я, слегка обгоревший после поединка с Акселем Бергом, ответил то же самое, почти слово в слово, на вопрос, откуда у меня ожоги. Хм…

Из зала как раз выходило подразделение «камзолов», тренировавшееся там до нас, мы пропустили их, зашли сами, и когда рядом не осталось «чужих», внезапно заговорила Тантиэль.

— Вейлинд начистил рожу одному куску урода! — буквально пропела она, прямо сияя от искренней радости.

Я приподнял бровь, а все остальные уставились на Тантиэль.

— Что такое? — сделала та большие глаза.

— С чего ты взяла? — подозрительно спросил Альтинг.

— Пф-ф-ф! У Вейлинда ожоги, проклятый ублюдок в медпункте с гипсом и швами после падения с лестницы — я, между прочим, не тупая и вполне могу сложить два и два!

— Так он и правда с лестницы упал… — вяло попытался отвертеться Вейлинд.

— Ха! Это как надо упасть с лестницы, чтобы получить два перелома и кучу швов на харю?! Вейлинд, ты мой герой!

Тут мне стало совсем уже любопытно.

— Так кто с лестницы-то упал?

— Сволочуга одна записная, — злорадно ухмыльнулась Тантиэль, — офицер-тройка… Штабная табуретка, чтоб ему, кусок никчемного говна, зато самомнения на пятерку и в придачу просто конченый уродец. Он просто в принципе не мог пройти мимо кого-то из нас, чтобы не пробурчать что-то вроде «и на кой ляд этих недоделков вообще в армию берут»…

— Так он и тебя… доставал? — уточнил Рунтинг.

— А ты как думал? Я что, чем-то лучше вас в его глазах? Я, правда, так и не узнала, Вейлинд, за что ты его?..

— Угадай с трех раз, — буркнул Вейлинд, — или у кого-то из нас есть и другие причины его ненавидеть? Давно мечтал… правда, не каблуком в харю, а танком переехать… Но за невозможностью танком — ботинками тоже приятно было по нему пройтись…

— Занятно… — прокомментировал я, — Вейлинд, ты что, побил вышестоящего офицера?

— Он с лестницы упал, — ухмыльнулся Вейлинд, — ну как упал… вначале нечаянно ударился рожей о мой кулак, затем затылком о стену, потом пытался сломать мои каблуки головой и ребрами… ну а потом упал по ступенькам с разбегу.

— Забавные у вас понятия о субординации и дисциплине, — заметил я, — если можно за здорово живешь отмудохать вышестоящего.

— А почему нет? Он ведь не сможет никому рассказать, что огреб от меня. Точнее, медикам и так ясно, что он огреб, только ж паскуда не признается, что его единичка отделала. Его презрение к единичкам известно всем, получить от единички — это ж он посмешищем станет.

— Так а чего ты обгоревший-то такой?

— Да это ерундовые ожоги. Паскуда успел второй раз «огненный буран» применить, а мой пустотный щит во второй раз получился так себе, — вздохнул Вейлинд и добавил: — но все-таки он у меня получился, иначе я бы сейчас лежал в ожоговом отделении. Честно говоря, это я первый раз в жизни сумел повторно щит сотворить… благодаря вам, видимо.

Я снова приподнял бровь, и повыше, чем в первый раз.

— То есть, ты полез на мага, даже не имея гарантий, что у тебя вообще удастся второй щит? Рисковый же ты парень, однако.

— Я не рисковый, — признался Вейлинд, — я сильно просчитался. Знал, что он третий уровень без какого-либо мастерства и просто не предполагал, что он успеет два заклинания сотворить. И когда сумел пустотный щит повторно наложить — сам удивился.

— Ну вот вам и первые дивиденды «пути пустой руки», — подытожил я.

На этой тренировке, как я заметил, все тренировались с редкой самоотдачей, даже Тантиэль не филонила. Первый успех, выстраданный в поте и муках, всегда окрыляет.

Жаль только, что это их последняя тренировка.