14

Рано утром я попрощался с Горданой, и это был самый трудный этап моего плана. Мы толком ничего друг другу не сказали: я не находил слов, она была не в состоянии говорить, все, что нам оставалось — это обняться.

Быть воином — значит жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. В этой древней поговорке уместилось не все, но как минимум значительная часть японского отношения к смерти. Я ее и раньше не боялся, а после того, как разок умер — и подавно. Смерть — не конец… Только поди объясни это Гордане.

Но даже самые трудные трудности когда-нибудь заканчиваются. Аквилонские танки рвутся к столице, медлить больше нельзя: при всей моей, да и не только моей, нелюбви к аквилонцам, их танковый корпус — тот фактор, который может спутать карты свартальвам. План штаба прост: не дать темным уничтожить танки, выиграть тем самым время и заставить их план буксовать. А там станет видно, что на этом можно выгадать.

С моей колокольни все куда проще. Уже к вечеру я буду в Гиате, затем пара «финтов ушами» — и если все пройдет по плану, то я попаду на базу свартальвов, и дальше уже все совсем-совсем просто. Нет, я не обманываю себя, легкой прогулки не будет, меня ждут враги куда сильнее каких-то бунтовщиков. Но вместе с тем — все просто. Вот я, вот враги. А кто в итоге добьется своего — выяснится самым простым способом: в бою.

До Гиаты меня доставили тем же способом, которым я выслал из города Гордану: в секретном отсеке грузовика. Было неудобно и тесновато: в стандартной форме штурмовика-ауксилиария, под которой надеты пояс смертника и ламеллярный доспех поверх взрывчатки, я стал несколько объемнее, чем обычно.

Ламелляр, к слову — настоящий раритет. Некогда он принадлежал какому-то известному кортанскому магу, жившему порядка восьми сотен лет назад, и помимо защиты от холодного оружия защищал своего владельца еще и от магии: на каждую чешуйку наклеена пластинка с антимагической руной. Доспех поддерживался в рабочем состоянии, руны регулярно менялись на случай, если императору понадобится противомагическая броня. Разумеется, меня предупредили, что ламелляр способен защитить только от магии не выше третьего уровня, четвертый-пятый лишь ослабит, а против шестого уже практически бесполезен. Впрочем, мне важнее его классическая функция: сабель я боюсь больше, чем магии, тем более что самый сильный маг в Гиате — пятерка, а телекинетик мне лично ничего сделать не сможет.

Помимо этого, в моем багаже рюкзак с двадцатью килограммами взрывчатки и парой стальных тонф, специально по моему заказу сваренных из труб. Проведя пару экспериментов с Альтингом, я убедился, что короткая стальная палка с перпендикулярной поперечиной — весьма неплохое средство против сабли. В прошлой жизни у лос-анжелесских полицейских появились тонфообразные резиновые дубинки именно с моей подачи. Мог ли я тогда представить, что однажды мне придется взяться за стальные?

Грузовик сбавил ход, кому-то просигналил и свернул. Надо думать, приехали. Точно, рефрижераторе началась возня — разгружают. Скоро мой выход, вопрос только в том, все ли пойдет по плану.

Тут потайная дверца приотворилась, внутрь просунулась голова водителя.

— Господин Куроно, мы на месте. Но возле магазина стоит броневик с «камзолами», и с ним офицер. Что будем делать?

— Офицер — тоже человек?

— Нет, темный.

— Тогда все по плану. Я выгружаюсь.

План предусматривал, что внутрь главного здания базы я попаду при помощи Вейлинда, с которым Альтинг сохранил связь через местного радиолюбителя. На условленной частоте был отправлен зашифрованный сигнал, вскоре подполье передало весть: у нужного дома действительно загорелась машина.

— Отлично, — подытожил Альтинг, — Вейлинд получил инструкции.

— Так поджог машины — ответный сигнал? — удивился майор-контрразведчик.

— Разумеется, а как же иначе? Если бы радист хоть пикнул в эфир — его бы сцапали в считанные часы.

— А… этот Вейлинд… он не может снова перейти на сторону своих? — подозрительно прищурился генерал Дюранг.

Альтинг ухмыльнулся:

— Кто угодно, но не он. У меня на него сильнейший компромат.

Звучит любопытно.

— У тебя на всех своих сторонников компромат? — поинтересовался я.

— Естественно. Как бы иначе я мог им доверять?

— И что такого сделал Вейлинд?

— Убийство. Вейлинд крайне вспыльчивый… Инцидент, когда он не так давно побил и сбросил с лестницы вышестоящего офицера — не первый в его жизни… Прошлый закончился случайной гибелью обидчика, и я единственный знаю, кто убийца. Так что Вейлинд надежен вдвойне: он сыт нашим социумом и всеобщим презрением по самое горло, ну и компромат такой, что с крючка не спрыгнуть.

— Ему могли предложить за помощь амнистию, — проворчал майор, — вся эта операция для свартальвов наверняка важнее одного убийства…

— Амнистия не распространяется на жаждущую мести родню убитого, а это довольно влиятельное семейство.

— Странно, — заметил я, — мне казалось, что семейные узы у свартальвов не в чести…

Альтинг покачал головой:

— Так и есть, родственнику не обязательно помогать — но месть за убитого совсем другое дело. Неспособность отомстить — признак слабости, потому, даже если Вейлинду пообещают амнистию и защиту, он все равно до конца своих дней будет жить в ожидании убийц.

Что ж, сейчас станет ясно, прав был Альтинг или нет. Надеваю ранец, нахлобучиваю на голову каску, беру в руку папку с какими-то бумагами — просто реквизит для отвода глаз. Штурмовик с папкой вместо автомата выглядит солиднее, может, сойду за специального порученца в глазах другого штурмовика, они-то умом и сообразительностью не блещут.

Солнце резануло по глазам после темноты грузовика. Яркое, сентябрьское… В последний раз или нет? Это не важно.

Главное, что мои потомки будут встречать восходы солнца беспошлинно.

Я сунул руку за пазуху, нащупал миниатюрную коробочку детонатора, щелкнул тумблером, а затем сломал надпиленный рычажок.

Обратной дороги нет.

Офицер заметил меня сразу, как только я вышел из ворот склада, а мне из-за бликов на его забрале не сразу стало видно его лицо. Но, подойдя на несколько шагов, я убедился, что это действительно Вейлинд.

Когда между нами оставалось метра два, он протянул руку и тихо сказал:

— Папку. Говорите тихо, чтобы водитель в кабине не услышал.

Я протянул ему папку и он сразу же сделал вид, что тщательно изучает документы.

— Ты план знаешь? — тихо спросил я.

— Не очень. Встретить вас, помочь пройти блокпосты.

— Я должен попасть в штаб Альты Кэр-Фойтл.

— У меня нет свободного доступа на второй этаж главного здания. То есть, зайти я могу, но придется объяснять, зачем.

— Тогда помоги зайти на первый, а потом уноси ноги.

— Какой у вас план?

— Догадайся с первого раза.

Он как-то странно на меня взглянул.

— У вас в рюкзаке…

— Ага. Двадцать кило.

Вейлинд чуть помолчал и сказал:

— Есть у меня подозрение, что Альтинг… Он что, не предупредил вас, что с его сестрой номер с взрывчаткой не пройдет?

— Про антипиромантию? Предупредил. Просто помоги мне зайти, а сам найди Ринниса. У него есть запасной канал связи с Альтингом, он должен передать ему, чем закончится моя попытка. А потом делай ноги, ты будешь скомпрометирован, как только я примусь за дело.

— Ну, как скажете… Сейчас садимся в кабину, я буду говорить на своем языке, чтобы никто ничего не заподозрил, но, обращаясь к вам, стану сопровождать слова жестами.

— Понял. Кстати, ты в штабе часто бываешь?

— В здании вообще — да, я там живу в казарме. На второй и третий этажи не хожу обычно, мне там делать нечего.

— Есть на базе свартальвы с бородой?

Вопрос вначале удивил его, но затем Вейлинд подозрительно нахмурился:

— А что такого в бороде? Есть один…

— Ты его знаешь?

— Нет, он моряк. Из экипажа линкора. Маг третьего уровня, судя по значку, я видел его пару раз, когда он спускался на первый этаж.

— Понятно. Поехали.

Вейлинд потянул ручку, открыл дверь и полез в кабину, затем что-то сказал мне и жестом предложил залезать третьим. Я забрался внутрь и молча сел с краю. Вейлинд бросил пару слов водителю, а сам снова уткнулся в бумаги с видом очень занятого типа. Броневик заурчал двигателем и тронулся с места.

До базы мы доехали без проблем, и кордоны тоже миновали легко. Охрана просто заглядывала в кабину, видела, что внутри сидит офицер-свартальв, и пропускала без лишних вопросов. Только на третьей, последней, спросили пропуск, опять же у Вейлинда.

Мы вкатили на территорию базы и припарковались, Вейлинд вначале сказал что-то водителю, затем мне, при этом указав на дверь. Я потянул за ручку и спрыгнул на асфальт. За мной выбрался и мой проводник, захлопнув дверцу.

— Идемте, — тихо сказал он, — вы сбоку и на шаг сзади.

Знаем, плавали…

Вот и центральное здание. Когда-то тут располагалась куча ведомств, легион бюрократов и мелкие подрядчики — все то, что можно считать главным нервным узлом большого морского порта. Теперь здесь сидят захватчики.

На проходной, как и в тот раз, когда я убегал с Альтингом, документы предъявлял только Вейлинд, да и то не везде. На «ординарца», идущего за своим «хозяином» — ноль внимания, ни другие ауксилиарии, ни тем более пара попавшихся навстречу свартальвов.

Мы оказались в обширном холле, и я уже вижу лестницу на другой этаж. Вейлинд остановился сбоку у стены и кивком головы подозвал меня.

— План такой, — сказал он тихо. — Вот тут идете на второй этаж, дальше по коридору. Там увидите охрану — это единственный путь к штабу и личным покоям Альты Кер-Фойтл… Мимо них пройти по-тихому уже не получится. Мне нужно пять минут, чтобы убраться с базы. Вы можете стать вон у того столика и сделать вид, что сортируете бумаги. Через пять минут я уже буду вне базы на пути к Риннису — после этого можете начинать свой план.

— Хорошо, — кивнул я.

Он что-то сказал на своем языке, уже намного громче, затем вручил мне папку, показал рукой на лестницу и папку, сопровождая это непонятными словами, затем покровительственно похлопал по плечу и двинулся прочь с классическим видом господина, который переложил свои дела на слугу и очень этим доволен.

Я оттянул рукав и взглянул на часы. Пять минут, время пошло.

Подойдя к столику в холле, я положил на него папку, раскрыл и принялся «сортировать» бумаги, раскладывая их на две кучки. Чтобы не выглядеть подозрительно, я поднял забрало шлема и стащил с рук форменные защитные перчатки. Все равно меня вряд ли кто узнает в лицо, так как я низко опустил голову.

Время тянется медленно, минута за час. Оно и к лучшему, у меня есть что вспомнить, подводя итоги всего того, что я сделал за свою недолгую жизнь в этом мире… Не так уж и много, на самом деле, но я вправе гордиться всем, что успел. Да, и не успел тоже очень много чего, но все же я оставляю после себя своих учеников. Те из них, которые пойдут дальше самостоятельно, которые не свернут — рано или поздно окажутся именно там, куда я сам хотел дойти и их довести.

И мои сливы в саду еще зацветут весной. А что именно я этого не увижу — ну, что поделать, ведь у меня есть веская причина прийти сюда с рюкзаком взрывчатки.

Просто потому, что остальным надо жить.

Просто потому, что остальным надо жить свободными.

И за эти два «просто потому» одна жизнь — не цена.