Глава 30
КАШМИР СПУСТИЛСЯ В СДЕЛАННУЮ НАСПЕХ ШЛЮПКУ, и я последовала за ним. Самодельное суденышко чуть качнулось, когда я стала устраиваться поудобнее, но чувствовалась, что остойчивость у него хорошая. Я сразу вспомнила жуков-водомеров – мне не раз приходилось видеть, как легко и быстро они скользят по поверхности прудов и озер. Управляться с веслами я доверила Кашмиру. Одно из них он положил на дно шлюпки, второе взял в обе руки, решив, что будет делать гребки поочередно то с одной, то с другой стороны.
Мы стали медленно продвигаться по блестящей, словно зеркало, поверхности вдоль каменной стены. Закрыв глаза, я пыталась восстановить в памяти карту гробницы. Если верить ей, центральные захоронения должны были иметь прямоугольную форму. С окраинными частями она соединялась каналами. Вдоль каналов располагались помещения, в которых находились глиняные воины.
– Что вы там шепчете, амира? – тихо спросил Кашмир.
Я открыла глаза и легонько пнула его ногой. От моего движения шлюпка заколебалась, и сердце мое на секунду сжалось. К счастью, суденышко тут же выровнялось. Кашмир подавил смешок.
– Воины пока никак себя не проявляют, но мне бы не хотелось испытывать судьбу, – прошептала я. – Согласно легенде, они охраняют сокровища императора и его самого.
– То есть его останки?
– Да. Так что не трогай их.
– Я и не собирался.
– И вообще ничего не бери.
– Фи, как скучно.
Вскоре мы действительно разглядели проем в стене в виде арки высотой футов в двадцать. Когда шлюпка приблизилась к нему, в свете нашего фонаря мы заметили, что к его своду на равных расстояниях подвешены погасшие масляные светильники. На каменном потолке над ними были ясно видны следы копоти. Однако лампы явно погасли не так уж давно – несмотря на царивший в подземелье неприятный мускусный смрад, я уловила запах горелого масла.
– Здесь что-то не так, – прошептала я.
Кашмир замер, не доведя гребок до конца. Капли с замершего в воздухе весла громко шлепались обратно в озеро.
– Может, объясните, что вы имеете в виду?
– Сыма Цянь написал, что светильники должны были гореть всегда, а они погасли.
– Но это же вполне логично, амира. Чтобы заставить эти лампы гореть вечно, во всем мире не хватит масла.
– Да, конечно, но все же они должны были гореть очень, очень долго. Деревья на берегу должны были оставаться живыми очень долго. А они мертвые. И потом… – Я закусила губу и задумалась. – Карту ведь рисовал не Сыма Цянь.
– А кто?
– Наверное, Джосс.
Почему-то мне было нелегко произнести это вслух.
– Вот как? – Кашмир ненадолго задумался. – Вы полагаете, она верила, что воины императора могут ожить? Или же, по ее мнению, они – всего лишь безвредные глиняные изваяния?
– Но зачем Джосс отправила нас сюда, если… Впрочем, это глупый вопрос.
– Так или иначе, мы уже здесь. Так что все можно проверить.
Наше суденышко проскользнуло в арку. Вскоре мы вошли в широкий канал, вдоль которого были причалены большие джонки с лакированными бортами и резными украшениями на носу и на корме. Шелковые паруса были тщательно свернуты. На палубах джонок, сделанных из черного дерева, мы увидели гляняные изваяния членов их экипажей.
– Как удачно, – пробормотала я.
– Вы о чем, амира?
– Если у нас все пройдет хорошо, мы можем взять на буксир одну из этих джонок и войти в порт Гонолулу на ней, – пояснила я. – «Искушение» – очень уж приметное судно.
Канал сузился, затем снова расширился и привел нас в некое подобие гавани овальной формы. В дальнем конце ее выдавался вперед каменный причал с вырубленными в нем ступеньками. На верхней площадке лестницы стояли ярко раскрашенные глиняные лошади, запряженные в фаэтоны, отлитые из бронзы. Я нигде не заметила никакого движения.
– Подожди, – шепнула я Кашмиру в тот момент, когда он хотел гребком направить шлюпку к подножию лестницы. Подняв повыше фонарь, я стала вглядываться в темный угол туннеля. Рассмотрев то, что привлекло мое внимание, я невольно сморщилась.
– Что там? – спросил Кашмир.
Я снова направила луч фонаря в угол. Теперь и Кашмир увидел то, что мне удалось заметить раньше – раздувшуюся человеческую руку с растопыренными пальцами. Теперь я поняла, откуда взялся неприятный запах – это был смрад разложения.
– Интересно, кто это? Может, разоритель могил? – предположил Кашмир, отталкиваясь веслом от каменных ступенек.
– Не думаю… Те, кто проектировал и строил гробницу, были похоронены в ней вместе с императором. Та же участь постигла и все его ближайшее окружение. И наложниц тоже. Выходы из гробницы были замурованы.
– Но Джосс как-то удалось ускользнуть отсюда.
– Да.
Я теперь старалась не вдыхать глубоко. Мне стало казаться, что ремень от футляра, висевшего у меня на плече, врезается в грудь.
Мы с Кашмиром начали осторожно продвигаться дальше. Миновали внушительное сооружение, оказавшееся конюшней для глиняных лошадей и жеребят, за которыми присматривали такие же неподвижные конюхи. Затем – большое помещение, полное изваяний чиновников. В руках у статуй были глиняные дощечки и свитки бумаги – видимо, они занимались подсчетом богатств, принадлежащих императору. Затем мы проплыли мимо еще одного зала, где находились скульптурные изображения наложниц китайского владыки – на их глиняных лицах застыли улыбки.
Наконец в неверном свете фонаря я увидела, что канал заканчивается громадными бронзовыми дверями с рельефным изображением двух устремившихся в небо драконов. К берегу в этом месте прибило груды какого-то мусора – по крайней мере, поначалу мне так показалось. Однако вскоре я поняла, что это не мусор. Содрогаясь от ужаса и отвращения, я различила очертания голов, рук, ног. Здесь закончили свой земной путь множество людей – каменщиков и художников, штукатуров и плотников, садовников и ювелиров. При жизни они делали все возможное, чтобы порадовать императора своим мастерством. В конце концов им пришлось умереть перед бронзовыми воротами, которые отрезали их от остального мира и навсегда похоронили на территории искусственной страны, воссозданной ими же в подземном некрополе.
Сердце мое отчаянно колотилось. А что, если Джосс где-то здесь? Следовало ли мне пытаться отыскать ее?
Если она все еще была жива, то чем она питалась?
Вдруг мои глаза широко раскрылись от изумления. Я показала пальцем на поверхность озера. Кашмир немедленно перехватил весло и замахнулся им, словно дубиной.
– Где? – спросил он.
– Вон там! Там что-то двигается!
– Да где же?
– Вон, посмотри. Видишь рябь?
В самом деле, на поверхности ртутного озера отчетливо обозначился след в форме буквы V – какое-то небольшое существо явно плыло в нашу сторону.
– Подождите… – Кашмир опустил весло. – Это же…
В следующую секунду Сваг, маленький дракон, взметнулся над водой и, весь в блестках ртути, оказался в нашей импровизированной шлюпке.
– Как ты сюда попал? – дрожащим от перенесенного испуга голосом спросила я.
Маленькая рептилия, похоже, не пострадала от пребывания в ядовитом подземном озере – ртуть скатились с его кожи, не оставив на ней никаких следов.
– Оставайся здесь, с нами, – сказала я, обращаясь к дракону и надеясь, что он меня послушается.
– Я вижу воинов, – сообщил Кашмир и указал на нишу в стене справа. В ту же секунду наша шлюпка ткнулась в ступени каменного причала.
Кашмир поднял фонарь повыше. От него вокруг плясали длинные тени, но больше никакого движения вокруг я не заметила. Генералы, копьеносцы, вставшие на одно колено, лучники – кого тут только не было. Когда я выбиралась из шлюпки, стараясь, чтобы на меня не попало ни капли ртути, мои ноги дрожали от страха и нервного возбуждения.
– Эй! – сказала я, и каменные своды словно проглотили звук моего голоса, погасив его до едва слышного шелеста.
– Ни хао! – произнесла я уже громче.
Снова тишина. Я взяла Кашмира за руку, и мы медленно двинулись вперед.
Глиняные воины стояли ровными рядами, но я заметила, что среди них не было даже двух одинаковых. Каждое лицо было непохоже на другие. И выражали они разные эмоции: одни решимость, другие гордость, третьи – усталость. Форма на воинах тоже была разная – у меня даже в глазах зарябило от зеленого, голубого, розового, лилового цветов. Солдаты держали в руках настоящее оружие – прекрасные мечи, копья, луки. Хотя все они стояли неподвижно, взгляды их казались почти живыми. Почти.
Я остановилась перед весьма впечатляющей статуей генерала. Его защитные латы были явно расписаны искусным художником, волосы собраны в узел на затылке. Сделав еще несколько шагов, я несколько раз ударила костяшками согнутых пальцев по груди рядового-пехотинца. Звук получился такой, будто я постучала по глиняному цветочному горшку. Ни одна из статуй на выказывала не малейшего намерения ожить.
– Вы подошли очень близко, амира! – сказал Кашмир.
– Ш-ш.
Я приложила палец к губам. Джосс, конечно, была далеко не подарком, но трудно было поверить, что она могла подсунуть мне бесполезную карту. Предполагалось, что воины, находящиеся в гробнице, должны оживать. Однако этого не произошло – во всяком случае, пока. Как же можно заставить глиняных людей двигаться?
Глиняные люди… Многие боги и богини вдыхали жизнь в статуи мужчин и женщин, а также других существ, изготовленных из глины. Големы также были глиняными – они оживали, когда кто-то писал у них на лбу магическое слово. Но представляли собой атрибут еврейской мифологии, а это, на мой взгляд, многое меняло.
Все же я решила предпринять попытку. Я ведь верила в големов – мне лишь надо было вспомнить волшебное слово. Я закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться.
– Мне нужно слово на древнееврейском языке, – сказала я.
– Что? – не понял Кашмир.
– Я пытаюсь вспомнить. В древнееврейском языке имелось слово, при помощи которого можно было оживлять глиняные существа. Что это за слово?
– Но я не говорю по-древнееврейски.
– Подожди! – Я предостерегающе подняла руку, а затем прижала большой и указательный пальцы к переносице. – «Правда». Да, кажется так – «правда». Но при этом, если стереть первую букву этого слова, написанного по-древнееврейски, оставшееся буквосочетание переводится как «смерть». Эмет! Да, точно, это слово – эмет.
С силой проведя рукой по все еще мокрым волосам, я выжала несколько капель воды в ладонь и, смочив указательный палец, написала «эмет» на лбу статуи генерала.
Сухая глина мгновенно впитала влагу, и буквы исчезли. Больше ничего не произошло.
– Черт, – пробормотала я.
– Возможно, эти воины тоже не говорят по-древнееврейски, – предположил Кашмир.
– Да, наверное, ты прав, – задумчиво произнесла я, чувствуя, что какая-то мысль не дает мне покоя. Однако уловить ее я была не в состоянии – она блуждала где-то на окраинах моего сознания.
– А других магических слов вы не знаете, амира?
Я смутно помнила, что мне известно нечто важное о цифрах у китайцев… кажется, что-то такое говорила Джосс.
– Четыре, – сказала я. – Четверка – это смерть.
Сваг, висевший у меня на шее, словно ожерелье, поднял голову с моей груди и зашипел.
– Тихо, – успокоила его я. – Пятерка, или «ву», звучит в точности как «я» – и одновременно как «нет». То есть, получается, «я» и одновременно – «не я». Значит, «пятьдесят четыре» будет означать…
– «Я мертвый»? – опередил меня Кашмир.
– И в то же время – «не мертвый».
Я еще раз смочила палец о собственные волосы и стала водить пальцем по лбу статуи генерала. Цифры я изобразила по-китайски – так, как написала их для меня тетушка Джосс на карте, которую она мне продала. Мое число и число моей матери, которые должны были определять мою судьбу. На сей раз на сухой глине остались влажные следы. Несколько секунд ничего не происходило. Я ждала, затаив дыхание.
Затем цифры стали блекнуть – глина снова впитала воду.
– Опять ничего.
Я разочарованно опустила руки. Сваг зашевелился у меня на плечах.
– Это была неплохая попытка, – попытался ободрить меня Кашмир.
– Может, у Слэйта на этот счет есть какие-нибудь идеи? Мы вернемся на судно и…
– И что? Эй, амира, что с вами?
В голосе Кашмира я услышала тревогу, но никак не отреагировала – все мое внимание было приковано к глазам генерала, в которых внезапно вспыхнули красные огоньки. Правда, они почти сразу же погасли, поскольку начертанные на глине мокрым пальцем цифры окончательно высохли. Сваг опять зашипел мне в ухо. В свете фонаря я увидела в глазах Кашмира искреннее изумление.
Внезапно фонарь погас. Я успела заметить, как из темноты на грудь Кашмиру прыгнула огромная черная тень.