Наконец-то удалось провести огромный обоз к Москве, подсчитать все и подвести итоги Ливонской кампании. Мешали хляби, так несвоевременно начавшиеся осенью, и очень большие трофеи, что приходилось тащить в столицу, применяя немало хитрости и смекалки. До Новгорода доставили корабли. А дальше приходилось большую часть пути преодолевать водой, на плотах, что буксировались лошадьми или ручными лебедками там, где не удавалось завести бечеву. На волоках фургонами перебрасывали.

Выкрутились. Прошли, несмотря на вывихи природы. И довольно быстро, протащив с собой очень большой обоз.

– Неплохо, – пробежав глазами по листку сводки, произнес Дмитрий.

– Неплохо?! – удивилась Марина. – И только?

– Я ожидал больше, – пожав плечами, соврал государь. На самом деле – меньше. Но говорить об этом совсем не хотелось. Его что-то останавливало от излишнего ликования. Вроде какого-то глупого предрассудка. Дескать, пусть и умираешь с голоду, но вкушать пищу должен так, будто ты сытый и лишь оказываешь уважение повару. Человек ведь старался, некрасиво сразу отказываться.

Сухопутные трофеи, вира и каперский улов одними только серебряными монетами дал около двух миллионов рублей, в пересчете, разумеется. Плюс золотыми еще на полмиллиона. Грабить купцов было выгодно. Особенно непуганых. Ведь шведов и датчан в те годы балтийские пираты не трогали. Да и тех, кто шел в шведские порты за железом, тоже получилось пощипать. Дмитрий действовал очень нагло и дерзко как в Ливонии, так и на море. Однако такой подход позволил получить свыше трех годовых доходов всей страны. И только монетами! Причем эта сумма получилась ПОСЛЕ выплаты удвоенного жалованья, надбавок за участие в кампании и больших премий. Дмитрий не забыл ни строевых, ни тыловых. Ведь крепкий, толковый тыл – фундамент боя.

Не меньшим был улов и в цветных металлах, до которых государь был особенно жаден. Ведь они все – строго импорт. А тут одного только серебра сто двадцать тонн да золота – полторы. Четыреста тонн свинца, двести тонн бронзы, восемьсот тонн меди, триста пятьдесят олова. Колоссально! Просто колоссально! Большей частью, конечно, лом, принятый в качестве платы, взятый в трофеи или конфискованный. Но все одно – это было целое сокровище!

Откуда столько?

Конечно, Дмитрий освободил провинцию Ливония от державных налогов на пять лет, но вира-то никуда не делась. И конфискация имущества политических противников, которое предлагалось выкупить городам за полцены – тоже. Отказаться, как несложно догадаться, они не могли. Таким шагом император не только вымогал себе еще немного средств, но и ссорил горожан со своими врагами, чтобы тем было сложнее договориться. А сверху на все это ложились военные трофеи полевых битв и штурмов, содержимое походных и гарнизонных казенных сундуков да каперский «улов». Ведь, как гласит древняя мудрость, даже у самого плохого человека можно найти что-то хорошее, главное, тщательнее обыскивать.

Не меньше радовал государя и «урожай» оружия. Одних только аркебуз да мушкетов фитильных получилось «найти» свыше десяти тысяч. А еще клинков разных, пистолетов, пик, шлемов с кирасами и прочего, прочего, прочего. Ну и порох. Его получилось набрать очень много. Тут и полевые трофеи, и грабеж крепостных арсеналов, и обнесение кораблей…

А сверху, вишенкой на этом крайне аппетитном торте, располагались шесть сотен лошадей тяжелых пород. О! Это было просто песней, позволяя перевести все обозное хозяйство легиона на качественно новый уровень.

Но на этом праздник и заканчивался.

Новости с юга шли очень пасмурные.

Султан Ахмед не только благословил, но и поддержал поход на Русь своего буйного вассала – крымского хана Тохтамыша Герая, сына удачливого Газы II Герая. А тот уж расстарался, так расстарался, рассчитывая навалиться на изможденную северной войной страну…

– Кто выйдет в поход?

– Крымский хан и все его личные вассалы выходят совершенно точно, – произнесла Марина, трудившаяся во время Ливонской кампании блюстителем престола и получавшая все оперативные донесения. Она же их и обобщала. – Армия Болотникова – тоже. Возможно, Большая Ногайская орда…

– Орда?! Но они же наши вассалы! – удивился Дмитрий.

– Они ногаи. До нас дошла информация о факте переговоров. И никаких политических скандалов не было. А значит… – произнесла и замерла в многозначительной паузе Марина.

– Кто-то еще?

– Казань и Астрахань. С Казанью все непросто. Там слишком много противоречий. А вот Астрахань, судя по всему, принудят поучаствовать. Уральские казаки тоже могут принять участие, вдохновленные словами Болотникова о будущей Руси, в которой все будет по справедливости.

– Выяснилось же, что Василий самозванец. На что надеется Болотников?

– Он заявляет своим разбойникам, что Василий не самозванец и что его насильно постригли в монахи. А потому этот постриг не имеет силы. И он-де их истинный царь.

– И ему верят? Хотя… что я говорю? Кстати, как там Василий?

– Я приказала перевести его в Москву. Так спокойнее.

– И?

– Несмотря на суровое послушание, он вполне неплохо себя чувствует. Я разговаривала с ним несколько раз. Сам он поведение Болотникова осуждает, называя безумцем и самозванцем, ибо знать его не знает, хотя тот представляется его воеводой. Василий считает, что Болотников сам стремится к власти. Возможно, даже объявит себя чудом спасшимся царевичем Иваном.

– Каким таким Иваном?

– Это тем, прах которого в Архангельском соборе лежит. Их же уже не опознать. А по возрасту они должны быть схожими. Он его если и моложе, то не сильно. Пятьдесят три или сорок два? Учитывая, что жизнь Болотникова била сильнее, он выглядит старше своих лет.

– Странно… Почему так считает Василий?

– Это не он считает. Он просто заинтересовался озвученными мной слухами. До Москвы доходят настроения в армии Болотникова. Там эта версия имеет немалую популярность.

– Да уж, – покачал головой Дмитрий. – Все чудесатей и чудесатей.

– Я перевела Василия на обычное послушание, вместо того строгого, на которое ты его посадил.

– Зачем?

– Его мать просила. Да и он раскаялся.

– А если серьезно?

– Ты же сам говорил, что его смерть станет поводом для появления самозванца. Зачем нам это? Этот – вот он. Вполне спокойный. Чем дольше он проживет, тем лучше.

– Хорошо, – кивнул после долгой паузы Государь. – Ладно. Возвращаемся к нашим баранам. Сколько их там набежит? Выяснить удалось?

– Этого никто не знает, – грустно произнес Мстиславский. – Степь, она такая. Даже когда придут – толком не поймешь. Мешанина сплошная. Только трупы потом по головам считать.

– А Ахмед чем-то конкретным поддержал этот поход? Или ограничился добрыми словами?

– Он выделил полсотни пушек и пару тысяч янычар, – произнесла Марина. – Это не точно и со слов посла австрийских Габсбургов.

– Отлично! Просто отлично! – раздраженно воскликнул Дмитрий, вскочил и начал вышагивать по комнате. – А Персия, случаем, ради такого дела перемирия с османами заключить не хочет? Ну, чтобы поучаствовать на этом празднике жизни.

– Отец писал…

– Что? – напрягся государь.

– У него сложно с деньгами, но в прошлом и позапрошлом году татары ходили в большие набеги на Малую Польшу. Много недовольных. Ему удалось верстать под твою руку четыре хоругви гусар. С недели на неделю должны прибыть. Денег им дал только на дорогу, обещая, что ты их поставишь на довольствие.

– Неплохо, – чуть подумав, произнес Дмитрий. – Поставлю. Хотя, боюсь, там будут самые бедные. А значит, без доброго доспеха и оружия.

– Так и есть. Но у тебя большие трофеи. Приведешь их под свою руку. Примешь клятву. Да снарядишь из взятого на шпагу. Порядка промеж них мало, но все одно – это гусары. Лишними они не будут.

– Не будут. Сколько их там? Жидкие хоругви?

– Сотен пять совокупно.

– Хм. Нормально. Кто-нибудь начал собирать поместное ополчение? Справиться одним легионом будет очень сложно. Врага может быть от пятидесяти до ста и более тысяч. Не предугадаешь.

– Я начал, – тихо произнес Мстиславский.

– И что?

– Плохо все. Кто-то явно воду мутит. Сейчас мы можем рассчитывать на тысячу, максимум две. Да больше все из бедных. У большинства же проблемы внезапные появились. Кто брата поехал хоронить, кто свата, кто еще кого. В неизвестном направлении. Со стрельцами чуть лучше. От десяти тысяч по реестру в Москве сейчас стоит тысяч семь. Я уже послал за тверскими да владимирскими и прочими. Но и их будет немного. Тысячи три-четыре. Вероятно, оттуда еще несколько сотен поместных подойдет.

– Когда сбор?

– В середине будущего месяца. Как хляби застынут.

– Немецкие роты?

– Эти здесь. Жалованье им платят исправно. Так и они в ус не дуют. Четыре роты по две сотни бойцов. На каждую по полторы сотни пикинеров и полсотни стрелков.

– Резервные артиллерийские команды?

– Две готовы. Под них две батареи 3-фунтовых «Единорогов» справили, пока ты в походе был. Учатся помаленьку. Картечью уже добро бьют, но гранат пока боятся.

– Гранат, кстати, – заметила Марина, – наделали изрядное количество. Что простых, что картечных.

– На оба калибра?

– На оба, – кивнула она. – Андрей говорит, скорее «Единороги» развалятся, чем удастся их все пожечь.

– Кстати, про развалятся… – произнес Дмитрий и, потерев виски, быстрым шагом вернулся в кресло за столом.

Ситуация вырисовывалась, в принципе, терпимая. Да, степняков очень много. Но и воины они плохие. Отбиться можно. Осталось понять, когда и как они пойдут. И готовиться, как следует готовиться, не тратя ни минуты попусту…