Глава 7
3 сентября 1606 года, Москва
Людям только успели раздать какие-то «кирпичи» с дивными печатными буквами, которые даже не пытались стилизовать под рукопись… и тут вышел Государь. Все сразу закрыли книги и с должным благоговением уставились на царя…
– Свобода! Равенство! Братство! – произнес Дмитрий свои первые слова с импровизированной трибуны, с ходу эпатируя зрителей. – Вот фундамент, на котором нам должно строить нашу державу. Нашу! Одну на всех! Одну для всех!
Он замолчал, выдерживая маленькую паузу, отслеживая реакцию людей. Едва сдержался от усмешки, ибо с трибун на него смотрели ТАКИЕ лица…
– Свобода есть право каждого делать все, что он пожелает, кроме прямо запрещенного или вредящего окружающим, и прежде всего делам державным. Равенство есть принцип, при котором должности и посты должно занимать сообразно способностям и навыкам, без каких-либо глупостей в духе местничества и оправданий благородным рождением. Братство же состоит в стремлении жить в согласии с окружающими и сообща строить величие нашей единой державы!
Дмитрий вновь сделал паузу.
Тишина была настолько жуткой, что казалось, мухи попадали в обморок, прекратив жужжать. Про то, что большинство делегатов и гостей излишне увлеклись задержкой дыхания, и речи не шло. Эти выпученные мордочки говорили все сами за себя. В этот раз государь не удержался и едва заметно усмехнулся. Да и чего бы им такими не быть? Ведь он только что озвучил концепт, зародившийся в недрах Великой французской революции и проявивший себя ярче всего в период империи Наполеона. Только что на Соборной площади Московского Кремля прозвучали идеи, которые только-только стали произрастать в умах людей, еще не оформившись в нечто явное и ясное. Просто на уровне смутных ощущений и переживаний. Они опережали время на полтора – два столетия! И особенно карикатурным выходил в данном контексте оратор – монарх. Монарх, Карл! Не он должен такие речи говорить. Совсем не он…
– Сложная задача! Великая цель! – продолжил Дмитрий. – Для ее достижения я предлагаю вам пять новых принципов державы.
По рядам прошел шелест – люди наконец вздохнули.
– Первое! Управлять державой надлежит считаясь с широким общественным мнением. Держава наша – общее дело. Второе! Не делать различий между высоким и низким происхождением. Вы все мои подданные. Третье! Судить только по делам, стремлениям, разумению и поступкам. Ибо так, и только так предписывает нам Святое Писание. Четвертое! Безжалостно отказываться от всего, что мешает нам идти вперед и развивать державу. Ибо она важнее любых мелких и ничтожных желаний, страхов и слабостей. Пятое! Непрестанно учиться у тех, кто смог превзойти нас в чем-либо. Ибо гордыня – смертный грех. А учение есть свет, открывающий шаг за шагом нам замысел Создателя!
Он ничего нового не придумал, для себя… для позиции XXI века. Просто взял и прикрутил прекрасно сработавший принцип императора Мэйдзи к такому же неплохо проявившему себя методу идеологической провокации Великой французской революции. Просто. Банально. Пошло. В переводе на русский язык и местные реалии, разумеется.
Окинул всех взглядом.
И, выдержав большую театральную паузу, он поинтересовался:
– Любы ли мои слова вам?
– ДА!!! – оглушительно взревела толпа. Бояре и родовитые пытались что-то там возражать, но правильно подобранный контингент делегатов просто не оставил им шансов. Эти недовольные просто захлебнулись в восторженном реве.
– Хотите ли вы встать на этот путь?
– ДА!!! – вновь заревела толпа, еще громче.
И тут включился Петр Басманов – один из немногих посвященных в готовящуюся провокацию. С вечера он зачитал речь Дмитрия перед пехотной бригадой – личной армией государя. Взял с них клятву – молчать до условного момента… Теперь же он вышел вперед. Извлек шпагу из ножен. Вознес ее к небу и громко крикнул, как толпа чуть-чуть поутихла:
– Да здравствует государь император!
Мгновение.
И преторианцы, гренадеры и штурмовики, обеспечивающие безопасность Земского собора, синхронно извлекли клинки, устремляя их к небу.
Еще пара ударов сердца.
И они вслед за Петром кричат:
– Да здравствует государь император!
Тишина.
Басманов демонстративно вздыхает, набирая воздух в грудь, и уже не только он с охраной, но абсолютное большинство делегатов и гостей ревут:
– Да здравствует государь император!
Дмитрий глубоко кланяется и уходит в сопровождении десятка преторианцев. Со спокойным и торжественным лицом. Первый этап его провокации удался.
А за его спиной люди, превратившиеся в толпу, скандировали здравицы «государю императору». Пусть. Так даже лучше. Разве один человек может пойти против толпы? Старый, хорошо проверенный способ. Все диктаторы-популисты его использовали. Главное теперь в факельные шествия не скатиться и прочие подобные технологии манипулирования толпой…
Конечно, Дмитрий понимал, что ни одна из серьезных держав не примет ни его нового титула, ни его программы. Будет война. Против всех. И со своими боярами придется рубиться. И с интервентами. Именно поэтому он так одержимо модернизировал и совершенствовал свою пехотную бригаду. Ибо с ней ему придется прокладывать дорогу новому миру. Именно поэтому он так стремился повысить стойкость кремля в обороне. Ибо здесь его будет ждать его жена с ребенком.
Был ли он идеалистом, действительно верящим в восторженную романтику революции? Нет! Нет! И еще раз нет! Он просто знал, что миру нужна Земля обетованная. Чтобы волна переселенцев захлестнула Россию, страдающую от недостатка рабочих рук. От недостатка населения. Чтобы она ассоциировалась в головах у людей с новым миром, открывающим перед каждым человеком возможность. Землей, дающей шанс.
– Рубикон перейден, – тихо прошептал он сам себе.
Ни бояре, ни простые люди никогда не забудут услышанных слов. И не просто услышанных, но и напечатанных. Русское царство просто не сможет больше идти тем путем, что ей предначертали обстоятельства в прошлом. Скорее ее разорвет на тысячу маленьких медвежат, чем получится держаться прежнего курса. В реальной истории весь XVII век был полон крестьянских восстаний и войн, до основания шатающих державу. И это при том, что у этих бунтарей не было никакой внятной программы. Обычный русский бунт – бессмысленный и беспощадный, который, в сущности, ничего не хочет менять. Выпить, побузить, сломать чего-нибудь, сжечь, да по домам. Теперь же… с программой, целью и ориентирами, они камня на камне не оставят, если вовремя поднимающуюся волну не оседлать и не накинуть уздечку…
Риск был велик.
Именно поэтому подготовка к Земскому собору шла в строжайшей тайне. Только самые доверенные люди были привлечены к его подготовке. Узнай кто из бояр хотя бы о тексте речи – все, конец. Они бы костьми легли, чтобы сорвать собор. И ведь там основную опасность представляла не только и не столько речь, а прежде всего конституция, названная «Державным уставом», и несколько уставов специализированных, таких как монарший, уголовный, торговый и прочие. Они меняли весь старый мир царства. Например, устанавливалось единое экономическое пространство без каких-либо внутренних таможенных кордонов. Для купцов это было тем, о чем они не могли даже мечтать. Ибо открывало перед развитием торговли просто невероятные возможности и перспективы.
И прочее, прочее, прочее.
Дмитрий не был юристом.
Это сильно мешало. Но на фоне того формата крайне запутанных, неудобных и странных правовых отношений, что имели место в самом начале XVII века, его кривые поделки выглядели откровением…
Он подошел к крыльцу, где стояла Марина.
По ней было видно: женщине страшно. Очень. Ведь совсем рядом натурально ревела толпа. Но она держалась.
– Мой император, – произнесла она, сделав книксен, когда государь к ней подошел достаточно близко.
– Восстание зла началось… – еле слышно шепнул ей на ухо Дмитрий, подойдя и приобняв.
– Что? – с легким ужасом в голосе переспросила супруга.
– Не переживай. С нами Бог. А значит – победим. Ты же знаешь, добро всегда побеждает зло. То есть тот, кто побеждает, – и есть добро, кем бы его до того ни считали.
– Любишь ты такие выверты, – усмехнулась Марина.
– Конечно, моя императрица, – произнес Дмитрий, подмигнул ей и, подхватив под руку, направился в палаты. На улице сейчас было довольно опасно. Отчаявшиеся бояре могли вполне совершить глупость. Требовалось время, чтобы они осознали свое положение и разбежались из столицы, дабы не попасть под горячую руку сумасшедшего реформатора…