…Бурцев изучил следы борьбы возле машины, нашел несколько стреляных гильз от автомата, очечки в желтой оправе, утерянные очкариком Жорой, кровавое пятнышко на прошлогодних листьях и толстую золотую цепь, зависшую на березовой ветке много выше человеческого роста. Похоже, махаловка тут была серьезная, земля кругом вытоптана и изрыта каблуками, так что не разобрать, против кого стояли здесь милицейские оперы. И чья это цепь оказалась на дереве…

В самом автомобиле ничего особенного не нашлось, кроме бутыли с «кока-колой», разлитой по сиденью и полу. Ни одной пистолетной гильзы, то есть парней выследили тут и взяли внезапно, сразу после выстрела в стекло; они не успели воспользоваться оружием и оказали только физическое сопротивление, попросту дрались, пока их не скрутили. То есть охотились специально за ними…

Но более всего притягивала взгляд и воображение пулевая пробоина в лобовом стекле. Было полное ощущение, что это отверстие в иной, параллельный мир, на тот свет, как раз подходящее по размеру, чтоб сквозь него улетела чья-то душа…

Кстати, колеса тоже были прострелены, но это уже не впечатляло, поскольку баллоны били на месте, чтобы никто не смог воспользоваться машиной. А парней скорее всего увезли, потому что в пяти метрах, на проселке, были следы джипа, который здесь развернулся..

Возникала версия: новоявленные гастролирующие «рэкетиры» налетели на то, чего опасались. Их выследили настоящие хозяева этого района, долготерпеливые люди из военного санатория. Только они раскатывали тут на дорогих джипах. Местные предприниматели могли нажаловаться своим покровителям, и те с удовольствием вышвырнули наглых чужаков из своей епархии.

В общем, нарвались ребята…

Вряд ли агенты Скворчевского стали бы брать оперов, даже если бы точно знали, с кем и зачем они приехали в Усть-Маегу. Для неконтролируемой секретной службы грубо и в общем-то нелогично…

Если бы они вычислили помощников Бурцева, то наверняка начали бы отслеживать все их связи и таким способом выполнили свою задачу.

А вдруг это своеобразный ход? Способ обнаружить Бурцева? Оставшись без оперативной поддержки, без глаз и ушей, он вынужден будет выйти из подполья, иначе теряется смысл этой командировки. Вытравив его, как медведя из берлоги, можно легко контролировать каждый шаг и отслеживать всех, с кем завяжется контакт.

Значит, спецслужба чем-то притянута к этому району настолько сильно, что Скворчевский пошел ва-банк, рискнув явиться на квартиру Бурцева, едва узнал о предстоящей поездке в Усть-Маегу. Видимо, чувствовал: не завербовать прокурора – подсидят. И проиграв, не нанес тем самым большого вреда своей конторе…

Только не совсем ясно, что его интересует конкретно: царские косточки в неизвестной могиле или что-то еще.

И несомненно, что в Стране Дураков давным-давно работает их агентура. Сидит какой-нибудь послушник типа Елизарова и торгует медом на углу…

Как бы там ни было, оперативников теперь нет, искать анонима некому и, хочешь не хочешь, придется возвращаться в областную прокуратуру, официально объявиться там и, воспользовавшись версией Фемиды, снова ехать в Усть-Маегу.

Дорэкетировались, сволочи!

Обрадовались, что попали в край непуганых мелких бизнесменов – у кого магазинчик, у кого пилорама или развлекательное шоу: летом сюда по воде приплывали иностранные туристы. Да и шоу-то было весьма специфическое, характерное для Страны Дураков. Кто-то за доллар играл на гармошке, кто-то за два позволял ко всему прочему еще и потанцевать со своей женой, а за три – так еще и разденут до трусов и намажут медом с ног до головы. Это так зарабатывали гармонисты. Все дураки продавали сувениры – кирпичи с местного завода, специально пережженные, оплавленные до пузырчатой стекловидной структуры, выдавая их за куски недавно упавшего метеорита. Отец Прохор рассказывал, что появлялся в Усть-Маеге даже фермер из гармонистов. Развел он породистых романовских овец аж сто тридцать штук, продал все, чтобы их прокормить, последний телевизор унес из дома, потому что ни одной не мог зарезать. В конце концов продал самое дорогое – гармошку, на вырученные деньги сфотографировал овец на память и отпустил их на волю. Теперь они одичали и живут по лесам. Но был один более цивилизованный, который устраивал катание, подъезжал на ржавом и драном тракторе к теплоходу, договорившись с водителем экскурсионного автобуса, чтоб тот стоял где-нибудь за углом, и волевым порядком сажал в навозную телегу законопослушных иностранцев. Прокатывал опять же за доллар двести метров до автобуса, высаживал и ехал за новой партией.

В общем, сплошная «рашен экзотик»…

Оперативникам показалось, что рэкетировать местных шоуменов безопасно, в чем они смогли убедить и Бурцева, мол, это единственно реальный способ появляться везде, вести себя по-хозяйски нагло, быстро вербовать агентуру, собирать информацию и, главное, выявлять и контролировать людей, интересующихся представителем Генеральной прокуратуры. Их задача намного бы облегчилась, знай они основную цель командировки, но Бурцев интуитивно опасался и не доверял подневольным операм: попади они в руки Скворчевского, запросто перекинутся и станут служить на два фронта, а то и вовсе другому хозяину. Все равно вроде бы служат одному государству, и эти межведомственные игры их не касаются…

Через час бесполезных размышлений он решил, что спешить с легализацией не следует – это самый последний вариант, прежде неплохо бы выяснить, кто конкретно захватил оперов. Вдруг они сидят сейчас, например, в милиции? Через час-другой в любом случае отбрешутся, к тому же ворон ворону глаз не выклюнет… Надо дождаться ночи, вернуться в Усть-Маегу и через отца Прохора осторожно выспросить о последних новостях в поселке. Он уж наверняка отслужил заутреню и теперь, взяв гармонь, пошел петь псалмы на улицах. А за одно исповедовать и наставлять на путь истинный всех встречных-поперечных.

Бурцев ушел от машины поближе к увалу материкового берега, выбрал место, откуда бы просматривались луг, часть леса с подбитой иномаркой, и лег на землю. Точнее, осторожно вполз под высокие цветы, над которыми звенели вездесущие пчелы. Сначала он видел только стебли и зонтики медвежьей пучки. Потом перед глазами распласталось яркое, густо-голубое небо с белесыми атласными переливами. Боясь заснуть, Бурцев заводил себя чувством близкой опасности, однако воздух здесь чем-то напоминал видимый, вьющийся космами воздух в доме Ксении и имел качества живой воды…

Мысль об опасности выскользнула из головы, как тогда стакан из руки, и разлетелась с хрустальным звоном. Сознание запечатлело ровный, убаюкивающий гул пчел, напоминающий охранную сигнализацию: он спал, пока слышал этот монотонный и бесконечный звук, уверовав, что ничего с ним не случится.

И проснулся, когда над головой стало тихо, но зато в березовом лесу отчетливо послышался хлопок автомобильной дверцы, потом тяжелое пыхтение и злой, веселый мат.

Прячась за деревьями, Бурцев приблизился к машине. Опера орудовали монтажками, вручную снимали покрышки с колес и меняли пробитые камеры.

– Ну что, орлы, долетались? – спросил он, появляясь из-за крайних берез. – Подрезали вам крылья?

Опера побросали инструменты, полезли за сигаретами. У крашеного Ромы распух нос, заплыли глаза, а на скуле взялась коростой круглая ссадина от скользящего удара. Похоже, этот стоял насмерть и получил свое; очкарик Жора был проворнее в драке или хитрее, выглядел получше: лишь оцарапана щека, будто бы женскими ногтями, и нет очков. Под мышками заметно выпячивались пистолеты: если им вернули оружие, значит, побывали в руках своих коллег…

Только странно, что же коллеги не позаботились восстановить простреленные колеса?

И еще заметил Бурцев: двигаются они как-то неестественно, ноги переставляют так, словно им мешает что-то, как плохим танцорам.

– Рассказывайте, где были, что видели. – Бурцев подал очки Жоре. – Кто самый смелый?

– А вы цепочку мою не находили? – безнадежно спросил Рома. – Казенная, пятьдесят пять граммов… Хотя, на хрен теперь!..

Сергей достал из кармана порванную цепь и бросил крашеному.

– Кто же так разуделал московскую милицию? Коллеги?

У Ромы даже синяки побагровели. Он спрятал цепочку и, схватив монтажку, широко расставляя ноги, подступился к колесу.

– С-суки… Я их паскуд достану!

– Это не коллеги, – определил умный очкарик. – Ни по милиции, ни по… рэкету. Кто это был, неясно-Ничего не понимаю.

– Да ладно тебе крутить! Не понимаешь… – обрезал его Рома. – Говори как есть! Бабы нас взяли. Натуральные бабы.

– Мы находились в машине, ждали вас, – стал объяснять Жора. – Все было нормально. Вдруг выходит девушка…

– Не девушка, а женщина! – поправил крашеный и закатил истерику, метнул куда-то в лес свой инструмент, заколотил кулаками по машине. – Сука драная! Я ей ноги выдерну! Матку выверну!

– Заткнись! – рявкнул Бурцев. – Сам как баба!

– Да вы бы знали! Это не бабы! Это… – он уткнулся головой в кабину и застонал.

– Она была в купальнике… Такой тонкий купальник, из сеточки, терпеливо выждав, продолжил разумный очкарик – Здесь черта, и здесь черта…

– Поставить бы ее раком к березе, – промычал сквозь зубы его товарищ.

– Подошла к машине и говорит: мальчики, мол, подвезите до поселка, кто-то одежду украл, комары заедают. – Очкарик сделал паузу, что-то пропустил. – Я сказал, некогда, не можем… Она давай нам зубы заговаривать, мы из кабины вышли, разумеется

– Хватит тебе дуру гнать! Рассказывай все! – крашеный снова стал разогреваться.

– Голубыми назвала, – признался Жора – Конечно, сами виноваты, не раскусили провокацию.

– Не голубыми, а пидарами!

– Хотели ее в машину посадить…

– И порезвиться? – в упор спросил Сергей.

– Да никто не собирался… резвиться! – взвился Рома жалобным голосом. Объяснить хотели, популярно… А она, тварь…

– Она отвлекала нас таким способом, пока остальные подтягивались. Типичная приманка… Сама порвала купальник! Потом выскакивают еще две и виснут… Ситуация скользкая, щепетильная… Пытались отнять оружие…

– У двух здоровых мужиков?

– Ага! А потом еще две! Только уже со стволами! Прошмандовки!

– Короче, завязалась борьба… Это не простые женщины, Сергей Александрович. Чувствовалась подготовка, хорошая подготовка. Два автомата. И организация…

– И вы в штаны наделали? Поэтому ходите нараскоряку?

Они переглянулись, как тогда, в московской милиции, о чем-то посоветовались молча.

– В больницу придется ехать, – отвернувшись, проговорил Жора. – Отбили все… Распухло. Распяли между деревьев, ноги растянули и били…

– В какую больницу? Потерпишь! – боднул головой Рома. – Пока не возьмем их, я отсюда не уеду!

– Говорю же, это не просто… группа какая-то или банда. Секта, что ли? Одни женщины! Такая ненависть…

– Амазонки, что ли?

– Не знаю… Садистки! Феминистки! В общем, признаки секты. Крайний цинизм, мужененавистничество… Предупредили: если не уберемся отсюда сегодня, завтра снова придут. И уже не бить станут, а… на лед посадят.

– На лед? Что это значит?

– Известно что, чтоб отморозить!

– Какой-то восточный способ стерилизации, – объяснил очкарик, поправляя сползающие деформированные очки. – Будто кочевники так делали, чтобы пленные не размножались. Кусок льда под мошонку – и пока не растает. Это они сами объяснили. А потом появился новый голос, раньше его не слышал.

– Суки! Найду – в лед вморожу! – снова влез Рома.

– Ты дашь поговорить?! – рыкнул Бурцев, чувствуя озноб: от всего этого действительно несло ритуальностью, если эти парни не морочили ему голову. Где все это происходило? Куда вас отвезли?

– Просто в лес… В наручниках, глаза завязали, да еще на пол уложили, сели сверху… Что тут увидишь? Но везли минут сорок по асфальту, потом какие-то ухабы, проселок, что ли… Еще полчаса. Глаза не развязывали. Растянули между деревьев, ноги, руки… Самое страшное, не знаешь, в какой момент ударят. Висишь и ждешь каждое мгновение…

– Маньячки! Они, стервы, удовлетворение получают, когда бьют!

– Назад сами доставили?

Опера еще раз переглянулись – то ли договаривались, как отвечать, то ли спрашивали друг друга о чем-то ранее условленном. Чем и сбивали с толку, вызывая подозрения, что «амазонки» – оперативная сказка.

– Ничего подобного. – Теперь Жора отчего-то занервничал. – Одну руку мне отвязали и уехали. Сами выбирались, пешком.

– Что-нибудь требовали? Кроме немедленного отъезда? О чем спрашивали, о чем между собой говорили?

– Кайф ловили, вот и все! – снова застонал Рома. – Натуральные извращенки! Садистки!

– Да замолчишь ты или нет? – взъярился Бурцев.

– Они поставили условие… Советовали передать нашему шефу, – очкарик поднял глаза. – То есть получается вам, Сергей Александрович… Чтобы вы сами забыли дорогу в Страну Дураков и своих людей не посылали. Никогда. Но потом кто-то приехал, у меня музыкальный слух, такого голоса не было. Судейский такой.

– Не фантазируй, Жора! – оборвал его крашеный. – Что-то я такого не слышал!

– Потому что орал, как сумасшедший! А надо было слушать!

– Тебе сколько раз вдарили? – мгновенно завелся тот. – Пару раз, не больше! Потому что ты висел и пыхтел в тряпочку: «Девочки! Девочки!..»

– Ладно, помолчи!

– Ты мне рот не затыкай! Дипломат хренов! Понял, что звездец, и поплыл!

– Я бы на твоем месте помолчал! – прикрикнул вдруг Жора и сверкнул очками. – Не надо было жлобствовать! И яичницу бы не сделали!

– Ну ты и козел, Жора!

Опасливо переставляя ноги, очкарик приблизился к своему товарищу, и Бурцеву показалось, сейчас начнется драка.

– Кто сказал про минет? Ты или я?.. Вот тебе и сделали… французскую любовь! И мне из-за тебя.

– Да я что, на помойке нашел? – заорал Рома. – Чтобы такой мрази!.. А что я должен ей сказать, если по легенде – бандит?

Сергей растолкал их.

– Ты и без легенды бандит! Разберетесь потом! Без меня! А сейчас отвечайте на мои вопросы! – Он обращался к очкарику:

– Именно мне советовали забыть дорогу? По имени называли? Упоминали Генпрокуратуру?

– Нет, не упоминали и не называли… Сказали, передайте своему боссу.

– Очень важно знать, за кого они приняли вас! За рэкет? За сотрудников милиции? Или еще за кого-то?

– За мужиков приняли, – никак не унимался крашеный. – За голубых…

– Мужики голубыми не бывают, но как вариант годится. А если точнее?

– Голубыми она назвала в провокационных целях, – заключил Жора. – Нужна была причина для захвата. Пасли конкретно нас, чувствовалась проработка операции. Это действительно какая-то… секта. На местных бизнесменов им наплевать, не за них они заступались. И на милицию тоже… Какие-то они смелые, дерзкие были, пока не появилась эта начальница. Сразу присмирели…

– Женских сект не бывает, – опять встрял Рома. – Через день передерутся. Это же пауки в банке!

И Бурцев вдруг понял: крашеный постоянно сбивал своего товарища, чтобы тот не выдал какой-то их тайны, какого-то условленного момента, о котором они договорились молчать. Сергей и отвел очкарика подальше от автомобиля, однако и тут он особенно-то не хотел откровенничать.

– У меня сложилось впечатление, что они ошиблись… – сообщил Жора, поглядывая в сторону товарища. – Точнее, ошиблись и разочаровались. И только потому отвязали одну руку.

– Ты расскажи про эту начальницу! Все и по порядку.

– Мы же работаем втемную, зачем тут торчим, кого ищем… В общем, информация дозированная, сопоставить факты невозможно, – отчего-то завилял опер. – Тут и рассказывать нечего…

– А ты называй эти факты, я сам сопоставлю.

– Они начали жестко. Били, угрожали посадить на лед, если не уберемся сегодня… А как она появилась – все замолчали. Была сказана фраза… Смысл примерно такой: мы не те люди, за кого себя выдаем, но и не те, которых следует наказывать слишком жестоко.

– Это после допроса? Она допрашивала?

– Ничего подобного. Вообще никто и ни о чем не спрашивал, наоборот, когда я пытался заговорить, что-то объяснить, требовали молчать. – Жора выглядел растерянным. – За нами не было слежки, Сергей Александрович, это точно. Мы постоянно проверяли. А тут ощущение, будто по пятам ходили… Короче, нам как приговор вынесли.

– Что ты не договариваешь, Жора? – Бурцев сделал обманное движение, будто бы собирался ударить в пах, – опер закрылся руками. – Хватит крутить! Выкладывай!

Очкарик в последний раз глянул на Рому возле машины.

– Его били здорово… Он сдуру предложил этой приманке… французскую любовь, вот и… Короче, не выдержал и сказал, что мы работаем на Генеральную прокуратуру.

– Так, ну а дальше? Колись, колись, Жора! л

– А эта предводительница заявила… В общем, если в Генеральной прокуратуре работают такие… ублюдки, то она не будет иметь с ней никакого дела. Будто она хотела иметь какие-то дела…

– Делайте колеса и валите отсюда немедленно, – проговорил Сергей. – И чтобы я вас больше никогда не видел. Ни здесь, ни в Москве.

– Если бы вы с нами не работали втемную… Мы ничего не знаем! Что ищем? Что вы тут ищете… или кого?

– Живую воду.

Жора хмыкнул и уставился в землю.

– Не надо из нас окончательных идиотов делать.

– Я ищу живую воду, – повторил Бурцев. – Источник живой воды.

– Напрасно вы так… Да, мы пролетели тогда, в Москве. Но мы профессионалы! И работать можем. Бурцев его не захотел услышать.

– Если бы нашел – налил бы и вам, так и быть. Приложили бы… и все прошло. Заросло бы, как на собаках. Живая вода все лечит, проверено…

– Эх, жалко! – горестно воскликнул опер. – С вами неплохо было работать. Не прикидывались бы, так мы бы эту страну раскрутили…

– Да я и не прикидываюсь, – честно признался Сергей. – Жена послала за живой водой. У нее ранение позвоночника… Не найду – хоть не возвращайся. Она, правда, бывшая жена, но все равно…