Он побежал с берега протоки к себе в Скит и, не обнаружив ни одной доски с левкасом, взял черновую, не строганную, а только обтесанную топором, и, не пропитывая олифой, стал писать новую икону. Он старался не расплескать, не сморгнуть ее образ, и потому писал почти с закрытыми глазами, и, когда стемнело, ему не понадобился свет. Всю ночь он трудился, как Сезанн, и поразительно, без света не путал краски. Но не мог различить испачканные кисти, и те часто подводили, выбрасывая на доску мазок неожиданного цвета, и тогда он бросил их на пол и стал писать пальцами. Ее лик начинал медленно светиться в темноте, и оставалось лишь дополнять этот свет, а вернее, убирать тень.

К утру икона была готова, и в сумерках она казалась прекрасной. Ярослав уснул тут же, возле доски, установленной на самодельном мольберте, но когда проснулся и при солнечном свете глянул на свое творение – ужаснулся! Не было ничего, даже намека на то, что здесь изображено человеческое лицо: только беспорядочные, хаотичные мазки самых разных цветов и оттенков, никак не гармонирующих друг с другом. Словно кто-то пришел и все испортил, пока он спал!

Подавленный и смущенный, Ярослав днем время от времени поднимался в мансарду и уходил в полной растерянности. Но когда на улице снова начало темнеть, из этой мазни опять стал проглядывать Ее образ. Сначала едва уловимый, призрачный, словно размытый дождем, но чем темнее становилось, тем лик становился выразительнее и начинал светиться, как прошлой ночью.

Вдохновленный таким чудом, Ярослав поздно вечером не выдержал и, несмотря на сезон покоя в заповеднике, погнал на лодке в Летнее озеро, благо что ночи уже были короткие и не темные. Моторку оставил не там, где оставлял обычно, когда ездил в Усть-Маегу, а на протоке, сам же подобрался к Дворянскому Гнезду с тыльной стороны, от фамильного склепа князей Захарьиных. Стальная решетка напоминала копья, выставленные по всему периметру, однако не так, чтобы не перебраться. Он больше опасался сигнализации, хотя с сумерками спускали собак, и, кажется, она и сработала, потому что стоило ему встать на фундамент из дикого камня и взяться за прутья, как на территории усадьбы замелькали фигуры людей, прячущихся за деревьями.

Ярослав отскочил от забора и залег за камни. Двое парней в спортивных костюмах точно вышли к месту, где он пытался одолеть забор, один приложил к уху радиостанцию и что-то передал. Прорваться на территорию через забор было невозможно, Ярослав оставил все попытки, отошел, пригибаясь, в лес и часа полтора бродил на некотором расстоянии от усадьбы, вызывая лай чутких овчарок, потом забрался на старую сосну и долго наблюдал за домом. Надежды на то, что Юлия поймет, отчего тревога, и выйдет, не оставалось, к тому же вряд ли ее выпустят…

И все-таки было приятно и грустно смотреть на дом, за стенами которого была Она.

На следующий день он сделал еще одну попытку, однако, подъезжая на малых оборотах к вчерашнему месту, заметил на берегу человека – его вычислили и встречали теперь на дальних подступах. Он проехал мимо, к своему каменному гаражу, где стояла «Нива», для видимости вошел в него, поторчал несколько минут, озирая пространство сквозь щель приоткрытой двери, и уехал назад в Скит.

Он снова жалел, что когда-то выбросил радиотелефон, оставленный кухаркой. Это была единственная ниточка, связующая с Дворянским Гнездом. Можно позвонить, набраться наглости и попросить, чтобы пригласили Юлию…

После этого он отказался даже от мысли встретиться с ней. И не поверил своим глазам, когда через пять дней увидел Ее, идущую краем озера.

Терем стоял высоко, на уступе горы, вид открывался, как с самолета, но молчаливый и пустынный, так что всякий движущийся предмет немедленно выхватывался зрением. Расстояние еще было велико, а единственный бинокль разбит, однако он не сомневался, что крошечная оранжевая точка вдали – это Она, рожденная воображением, но реально существующая на свете женщина с каштановыми волосами…

Ярослав копал землю в огородце за теремом – южный склон давно прогрелся и, будто дачник, попутно загорал. Он отшвырнул лопату и побежал было навстречу ей, и удержал его только голый каменный развал, покрывающий склон до самой подошвы: через десяток метров от босых ног останутся лохмотья…

– Она пришла, – шептал Ярослав как молитву. – Она пришла, пришла…

Потом вспомнил ее строптивость – что при встрече, что при расставании – и враз умерил свой щенячий восторг.

И все-таки, поглядывая вдаль, он вернулся в огород, взял лопату и кое-как докопал гряду. Яркая точка на фоне синего озера и голубоватого от лишайников камня приближалась медленно, чувствовалось, дорожка вымотала путника. Ярослав лег на вскопанную, пухлую землю, хорошо удобренную многими поколениями прежних жителей Скита, и ощутил ее живое, солнечное тепло. Будто на пляже, он нагреб земли перед собой и положил голову.

Точка превращалась в пятнышко: словно и впрямь по берегу бежала лисица-огневка…

Ей еще было около часа пути, тем более в гору.

Ярослав продолжал видеть ее сквозь веки, а может, это было всего-навсего оранжевое солнечное пятно… Юлия вдруг полетела над землей, несомая сквозняком, как шаровая молния, и скоро ее бесформенная фигурка приняла очертания.

Она была полуобнаженной, темной от загара и отчего-то по-негритянски черноволосой; на бедрах изрезанная в ремешки ткань от крыла дельтаплана. Ярослав отчетливо понимал, что это сон, однако не хотел прерывать его и жаждал завершения. Юлия приблизилась к нему, встала на колени и откинулась назад, опершись на руки. Он потянулся рукой к ее животу и едва коснулся, как чернокожая путница вновь обернулась в легкий оранжевый мячик.

Шаровая молния медленно прокатилась по позвоночнику, заставила выгнуться его, как ветку в огне, и бесшумный, судорожный взрыв довершил дело. Он зарылся головой в землю, распластал руки и затаил дыхание, преодолевая воздушную яму, а когда под плоскостями вновь ощутил упругость, тут же смущенно вскочил на ноги.

Земля приняла семя и оплодотворилась…

Почему-то он не ощутил ни досады, ни недовольства собой от этой внезапной, постыдной юношеской слабости, разве что поднял грабли и заборонил измятую грядку.

И спал-то всего несколько минут. Юлия отвернула от озера и начала подъем в гору, наискось перерезая каменные развалы, чтобы подсократить путь. Она не увидела каменной лестницы, спускающейся к озеру, или не захотела подниматься по ней… Лица еще не разглядеть, только взмахи балансирующих рук…

Ярослав встал под душ, отвернул вентиль и почему-то не ощутил холода: вода напоминала парное молоко. Черная земля смывалась легко и даже чуть взмыливалась пузырящейся пеной. Сквозь стекающие струи он видел Юлию, как сквозь слезы, и теперь чувствовал тихую затаенную радость, будто вместе со взрывом шаровой молнии сгорела тоскующая, безрассудная страсть, и теперь он смывал с себя золу, копоть и остатки сна.

Он вышел из-под душа, когда путница поднялась на уступ и на минуту остановилась. Кожа на голове и плечах одеревенела, потеряла чувствительность, и ему казалось, что он растирает полотенцем чужое тело.

Юлия повесила принесенный свитер Ярослава на парапет крыльца и, усевшись на ступени, стала смотреть на гору, где на северном склоне еще не стаял ледник.

– Здравствуй, – проговорил он. – Я ждал тебя…

– А, привет, – бросила она, не отрывая взгляда от ледника.

Это как-то сразу остудило Ярослава.

Юлия пересекла огород по вскопанной грядке и, приставив ладонь козырьком, снова оглядела вершину, словно что-то искала.

– А когда он растает? – вдруг спросила она.

– К августу, – проговорил Ярослав. – А в сентябре снова ляжет снег.

– Ты поднимался туда?

– Там пусто, только лед… Если хочешь, мы можем сходить и посмотреть.

– Очень хочу, но я сейчас не доползу, устала, – призналась Юлия. – Вот когда отдохну…

– Заходи в мой дом! – торжественно сказал он и распахнул дверь. – Сейчас я приготовлю….

– Не спеши, Ярый… Не хочется уходить, здесь так хорошо. И логовище у тебя хорошее, – будничным голосом похвалила она, даже как следует не посмотрев на терем. – И вид замечательный… Этот домик сам строил?

– Фантазии на вольную тему, – отмахнулся он. – Нравится?

– А стихи ты не пишешь?

– Нет, не пробовал. И что-то не тянуло.

– Даже когда влюблялся?

Ярослав попытался уклониться от вопросов: настораживала ее невозмутимость и слишком легкое суждение обо всем.

– Хочешь искупаться с дороги? Ты же мечтала. – Он тайно рассматривал ее: усталая, она казалась беззащитной и совсем не походила на ту женщину с каштановыми волосами.

– Искупаться?.. Да-да, хотела, конечно, хотела. – Юлия оживилась. – Даже мечтала… Матерь Божья, наконец-то я добралась до источника!

– Только вода очень холодная, не успевает нагреться. Но я могу принести горячей!

– Ни в коем случае! – обрадовалась Юлия. – Я же морж! Я тебе говорила!

Она стащила спортивный костюм, мокрую от пота майку и встала под душ, вскинув руки.

– Боже!.. Какая вода! Это ведь живая вода! Живая вода!

– Хочешь, принесу шампунь и мыло? – предложил Ярослав.

– С ума сошел! Кто же моется в живой воде с мылом?! – Теперь она стояла под ледяным душем не шевелясь и закрыв глаза. – Я взлетаю! Святая вода… Завидую тебе! Ты каждый день можешь не только пить, но и купаться в живой воде. Это потрясающе, да?

Ярослав только пожал плечами.

– Я привык… Чувствую только холод. Но царапины и ссадины на руках заживают очень быстро.

– Хочу здесь жить! – вдруг воскликнула Юля, обдавая его жаркой волной предчувствия.

Потом она попросила полотенце и надо было идти в дом, где Ярослав неожиданно вспомнил, что Юлия пришла налегке, без рюкзака и каких-либо вещей. Даже если знать тропу через горный кряж, все равно это десять часов ходьбы, а то и больше. Отправиться в такое путешествие без куска хлеба, без ножа, спичек мог лишь самоуверенный и абсолютно неопытный человек. Но она все-таки одолела такую дорогу… Значит, ее кто-то вел, сопровождал какой-нибудь боярин, может, снова тот бородатый супермен…

Высунувшись в дверной проем, Ярослав неожиданно увидел Юлию под струями воды. Она успела загореть, и там, где был купальник, остались узкие белые полосы…

Оплодотворенная земля спасала от безрассудства, хотя он летел в воздушную яму и крылья не находили опоры…

Ярослав повесил полотенце на парапет, ушел в дом и принялся собирать на стол. Угощать гостью особенно было нечем; в запасах имелось несколько банок тушеного мяса, сгущенки и много – целый бак из нержавейки – соленого сала. В общем, пища не для обитательницы Дворянского Гнезда, и на какой-то миг он ощутил неловкость не привыкшего к нищете человека, однако махнул рукой: чем богаты, тем и рады, пусть попробует волчьей пищи…

Он вывалил постную конскую тушенку на сковороду, добавил туда мелко нарезанного сала, репчатого лука и вчерашней отварной картошки, выращенной на собственном огороде. Гулять так гулять!

Время от времени он выглядывал в окно – гостья все еще купалась в струях холодной воды и, смазанная, размытая ими, напоминала акварельный оранжевый мазок. К душу спустилась стайка горных козлов на водопой, стояли полукругом возле налитой лужи и пили, изредка вскидывая настороженные головки, будто рассматривали купающуюся женщину. Обычно они спускались ниже, к озеру, и следовало бы отпугнуть их, чтобы не приваживать, иначе за лето разворотят изгородь и выбьют весь огород, но это значило бы, что он подглядывал…

Козлов выпустили в заповедник лет десять назад, и теперь они расплодились, жили в основном возле Скита, привыкли к Ярославу и немедленно исчезали, если тут появлялись егеря. Однако Юлию они не боялись, возможно, потому, что она была призраком…

Она пришла, когда блюдо было готово, обмотанная полотенцем, развесив купальник и майку на забор под окном.

– Это твои овцы, Циклоп? – весело спросила она и впервые улыбнулась.

– Дикие горные козлы, – обронил Ярослав.

– А почему они ручные?

– Потому что ты… – Он осекся, вспомнив о пошлости. – Потому что они тебя не боятся.

– Нет, это потому, что ты их приручил… Помнишь, как в сказке, где Маленький Принц приручил лису?

– Не лису, а лиса, между прочим, – поправил он.

– Не забывай, приручать – это значит делать зависимыми, – зачем-то напомнила она. – Это опасно для всех. Кто приручил и кого приручили.

– Что-то я не совсем понимаю, о чем ты? Или о ком?

– Но мне это не грозит! – засмеялась Юлия и потеряла интерес к теме. – А знаешь, почему вода здесь живая? Потому что она – талая. Талая вода – это чудо! Она насыщена солнечной энергией!

– Так почему же опасно приручать? – спросил Ярослав, желая продолжить разговор, но она и тут увернулась.

– Ой, чем это так вкусно пахнет? – Она сунулась к плите, подняла крышку со сковороды.

– Волчья пища…

– Нет, это пища богов!.. Почему ты живешь один?

Эта ее способность мгновенно переключаться слегка обескураживала Ярослава.

– Потому что всех научных работников заповедника сократили…

– Я не о том, Ярый! – погрозила пальчиком. – Почему без жены? Или без женщины? Красивый молодой волк и без волчицы…

– Ждал тебя, – признался он. – Жил и ждал, когда ты придешь.

– Ты сейчас опять сказал пошлость, – строго заметила Юлия. – Это недостойно для… матерого зверя.

– Не веришь?

Она приблизилась, посмотрела в глаза, сказала серьезно:

– Пока не вижу… Не чувствую.

– Хорошо… Пожалуй, ты права. Я просто люблю одиночество и волю.

– Не правда! – мгновенно отозвалась она. – Ты страдаешь от одиночества! Я вижу! И тебе наскучила воля… Ты же хочешь, чтобы тебя приручили? Вижу, хочешь!.. А что ты хотел мне показать? Помнишь, ты заинтриговал меня? Говорил сначала пошлости, а потом… о лестнице любви и иконах. Когда начнется экскурсия?

– Как только стемнеет…

– А я хочу сейчас!

С ней было трудно спорить, и, чтобы уйти от ответа, Ярослав принес свой спортивный костюм и, указав на дверь, попросил переодеться. На удивление, она не воспротивилась, а только улыбнулась понимающе и удалилась в комнату. Тем временем он постелил новую клеенку и накрыл на стол, поразмыслив, выставил водку: более благородного напитка в доме не было.

Прошло минут пять, Юлия не появлялась, он подумал и убрал со стола водку… Потом снова вернул на место: к волчьей пище и напитки соответствующие…

И опять передумал: второпях надавил в кастрюльке собранной по весне клюквы, вылил туда водку и добавил сахара. Получилась розовая полусладкая настойка, которая смотрелась в лучах заходящего солнца как дорогое вино.

Еще через пять минут не выдержал и подошел к двери, легонько постучал, окликнул – полная тишина.

Тогда он приоткрыл створку и с опаской заглянул в комнату.

Юлия спала на его постели, так и не успев переодеться в костюм, который держала в руках, и на ее расслабленном от сна лице Ярослав увидел высшую степень блаженства.

И только сейчас она стала сама собой – призраком с каштановыми волосами…