В течение недели медик Центра приводил юродивого в чувство, вернее, в его нормальное состояние, залечивая разбитое лицо и особенно язык, который оказался наполовину откушенным, так что пришлось накладывать швы. По этой причине юродивый не мог говорить, а только едва слышно шептал, глотая сочащуюся кровь:

– Радуйтесь, люди… Матка летит…

Кроме жесткой работы президентской охраны, с объектом кто-то успел поработать и в другом плане – то есть определить «профессиональные» возможности Прозорова. Кто-то уже знал о его способностях предсказателя и волевым решением остановил свой выбор на нем, не посоветовавшись с новым начальником Центра. Гелия это задело, однако он не стал сопротивляться приказу свыше, а лишь запросил документальное обоснование такого решения. К тому времени общество переживало первый приступ демократии и на улицы были выпущены из психушек все инакомыслящие, колдуны, провидцы, экстрасенсы словом, все, кто имел потусторонние связи, ранее отрицаемые материалистической идеологией. По стране как грибы начали расти всевозможные секты, фонды и фирмы, использовавшие человеческие возможности общения с небом и землей, с Богом и дьяволом. С экрана телевизора не исчезал главный маг и чародей Кашпировский, страдающий жутким косноязычием, но при этом на какое-то время уболтавший доверчивое народонаселение. Карогод понимал, что все это делается, чтобы переориентировать психику среднего гражданина, увести его от марксистских догм к догмам другим, насытить его потребность в прикосновении к чуду, к ранее запретным темам, однако не освобождать его от ярма материализма, а запрячь в иное, ускользающее, – то самое, которое используют в эпоху революций и перестроек, когда человеком следует управлять исподволь, внушая ему, что он наконец-таки получил желаемую свободу. Иезуитский этот способ не казался Гелию совсем уж неприемлемым; его модель была давно отработана, например, в Соединенных Штатах, где таким образом на протяжении долгих лет удерживали общество от социальных взрывов…

Карогод пока еще не знал точно, однако предполагал, что будущая перестройка в Центре будет связана с этой моделью, и потому, посылая запрос, хитрил, желая косвенным путем найти подтверждение собственным выводам. Ответ пришел неожиданный: вероятно, специалист в области Астрального Анализа раскручивал Прозорова только в направлении, связанном с ядерным щитом и Ударом возмездия, по старой схеме, и объект, естественно, предсказал вещи странные, звучащие дико. Будто начиная с 1999 года в Севастополе и в Прибалтике встанут американские авианосцы с ядерным оружием на борту, а самолеты будут контролировать моря, объявленные зонами национальных интересов США. И что год 1999 будет годом Радости Дьявола, однако его торжество продлится недолго, поскольку три зловещие последние цифры перевернуты вниз головой, что означает зеркальное отображение реальности. Это значит, конец света для России только привидится, но и призрака будет достаточно, чтобы народ очнулся от сна и осознал явь.

Слухач ничего подобного не предсказывал и вообще не поминал дьявола, поэтому заявление Прозорова было весьма сомнительным, но руководство думало иначе и настоятельно рекомендовало начать с объектом предварительную работу – досконально изучить его личность.

Его поместили в бокс, где сидел Слухач, предварительно еще раз обследовав стены с помощью аппаратуры. Карогод сам присвоил ему кличку – Матка, полагая, что это точно характеризует внутреннюю суть объекта. Он не особенно надеялся на успех, но втайне торжествовал маленькую победу над стариком генералом: есть, есть на Руси блаженные, и не сошелся свет клином на Слухаче, хотя Широколобые, работавшие с предыдущим ясновидцем, на этого смотрели скептически.

Назло Широколобым работать с объектом Карогод решил сам, по крайней мере на первых порах. Личность юродивого установили тут же: в кармане оказался членский билет «Общества охраны животных» на имя Прозорова Валентина Иннокентьевича. После проверки, сделанной еще охраной президента, выяснилось, что он по профессии инженер-электрик, работал начальником смены, а потом рядовым электриком на подстанции и проживал в городе Студеницы, снимая там комнату в частном доме после развода с женой. Никаких дополнительных сведений и характеристик не было, за исключением справки врача, который делал осмотр после задержания и установил диагноз циклофрения, маниакально-депрессивный психоз тяжелой степени, плюс к этому сумеречное состояние.

Гелий сделал запросы по месту жительства, в центральные органы спецслужб и Минздрава информационная дорога для Центра была открыта всюду В столичных ведомствах ничего не знали и не слышали о таком человеке; его как бы не существовало в природе, но из города Студеницы сообщили интересные сведения. Оказывается, местный уроженец инженер электроподстанции Управления северных сетей Прозоров до поры до времени считался отличным работником, семьянином, заботливым отцом и вообще интеллигентным человеком. Но восемь лет назад произошло несчастье: зимой в сильный мороз Валентин Иннокентьевич поехал на мотоцикле к себе на подстанцию, которая находилась в нескольких километрах от города, а чтобы не продувало, полушубок надел задом наперед, застегнул его на спине и поднял воротник. Так поступали все мотоциклисты в округе в зимнее время. На дороге его занесло, мотоцикл улетел в кювет, а сам Прозоров сильно ударился головой об лед и потерял сознание. Спустя полчаса – движение по-утреннему было слабым – мимо проезжали на машине какие-то два гражданина и, заметив мотоцикл в снегу и человека на обочине, решили ему помочь. Из-за не правильно надетого полушубка им показалось, что у того вывихнута шея, развернули ему голову, погрузили в свою машину и привезли в больницу. И там, когда раздели пострадавшего, поняли, что случилось. Прозоров выздоровел, стал молчаливым, потом раздраженным, и через год у него обнаружились признаки циклофрении, после чего он и был переведен в дежурные электрики. Мало того, он уверовал в некое учение Порфирия Иванова, стал ходить босиком по снегу, обливаться ледяной водой и всем встречным говорить «здравствуйте!». Он порвал с семьей, обвинив жену и детей во всех смертных грехах вплоть до богохульства и сатанизма, разругался с друзьями и товарищами по работе и, наконец, вообще перестал разговаривать, заявив, что по воле свыше принял на себя обет молчания.

Молчал он целый год и за это время начал усиленно читать богословскую литературу, которую выписывал из Ленинграда, и заниматься астрономией, для чего оттуда же выписал через посылторг небольшой телескоп. Учительница-пенсионерка Лидия Васильевна, у которой поселился после развода Прозоров, отчего-то так полюбила нездорового постояльца, что позволила ему пропилить крышу своего дома и устроить там обсерваторию. Все свободное от работы время он либо читал, либо смотрел на звезды и что-то высчитывал, и, когда закончился обет молчания, Валентин Иннокентьевич свел с ума свою бездетную квартирную хозяйку Иначе никак нельзя было объяснить, почему Лидия Васильевна, имея весьма преклонный возраст, согласилась выйти замуж за квартиранта и после официальной регистрации брака переписала на Прозорова свое имущество. Мало того, стала говорить знакомым – а их было невероятное множество, – что беременна и что обязательно родит девочку и назовет ее Еленой. Живот у нее действительно рос, на удивление студеницкой публики, и оставалось лишь пожимать плечами, обсуждая такое чудо.

Однако чуда не свершилось. По истечении девяти месяцев беременность у бабушки исчезла, а сама она, будучи в горе и скорби, заявила, что родила мертвую девочку и схоронила ее на городском кладбище. После этого ее действительно стали видеть возле свежей детской могилки, насыпанной, разумеется, просто на земле и увенчанной небольшим крестом. Одни считали, что старушка учительница выжила из ума и разыгрывала спектакль, другие, якобы более сведущие, уверяли, будто она выносила плод, но в домашних условиях не смогла разродиться по старости и погубила ребенка. Короче, по анонимному заявлению человека, назвавшегося фельдшером, началось краткосрочное следствие, которое сразу же установило, что под крестиком на кладбище ничего нет, и на этом дело закрыли. Но анонимщик не успокоился и потребовал медицинской экспертизы самой Лидии Васильевны, указывая на тот факт, что три месяца назад по тайной просьбе Прозорова лично обследовал старушку и нашел у нее двадцативосьминедельную беременность. Подобным заверениям долго никто не верил, никакого нового дела не возбуждали еще и по той причине, что все работники милиции были в прошлом учениками старой учительницы. В Студеницах милиция еще не потеряла совести, и поэтому на зловредного безымянного фельдшера махали рукой, пока он не написал жалобу в область.

И тут, хочешь не хочешь, пришлось под благовидным предлогом вызвать старушку в больницу и там провести обследование ее психического состояния и заодно – детородных органов. Результат был потрясающим: у никогда не рожавшей Лидии Васильевны обнаружились остаточные явления недавней беременности и родов, что подтверждали два специалиста независимо друг от друга. И все-таки бывшие ученики пожалели несчастную, не дали выползти истине на свет Божий и по предварительному сговору выпустили документ, полностью отрицающий какие-либо факты, указанные в жалобе анонима. Однако старушку учительницу признали невменяемой и отправили для блага ее же чести в сумасшедший дом. Она грозила анафемой, карой небесной за неблагодарность своих учеников, но ничего поделать не могла. При медицинском обследовании в областной психиатрической больнице следы беременности и родов обнаружились, но этому тут не придали значения, хотя врачи и констатировали такой факт.

А разозленные стражи порядка в Студеницах вплотную взялись за Валентина Иннокентьевича, обвиняемого во всех смертных грехах, с единственной целью отомстить за старую учительницу. Да не тут-то было! Всякий следователь или оперработник, едва соприкоснувшись с этим странным человеком, чувствовал полное профессиональное бессилие и растерянность, особенно после откровенных бесед один на один. Кто бы ни разговаривал с Прозоровым, все единодушно признавали его невиновность, и дело это вскоре закрыли окончательно.

Из последних десяти лет четыре Прозоров где-то отсутствовал, по крайней мере документальных свидетельств о месте его проживания не было. Это обстоятельство автор специальной справки упустил, но Карогод заметил такой факт и послал новый запрос. Пока же спецслужбы устанавливали, где объект находился столько времени, сам Матка выздоровел и стал настойчиво делать заявления, что не будет находиться в этой палате (ему сказали, что он помещен в психбольницу), затем потребовал главврача. Гелий проигнорировал его капризы, но через несколько дней затворник начал стучать, ломать мебель и в результате случайно повредил обе видеокамеры, вмонтированные в стены. Идти с ним на прямой контакт было еще рановато, да и приказа не поступало, и все-таки делать это пришлось, поскольку на следующий день он так же «случайно», как докладывала охрана и наблюдатели, вывел из строя все микрофоны, установленные в палате, таким образом уйдя из-под контроля.

Карогод обрядился в белый халат, повесил на шею фонендоскоп и явился к Матке.