Май, 21, понедельник

Утром, отказавшись от предложения довезти ее до работы – на электричке быстрее, да и привычнее, – Лена смотрела, как Сергей заводит машину. Потом заставила себя оторваться, помахала ему рукой и зашагала через арку к метро. Она уже дошла до проезжей части, когда его машина догнала ее, и он кивнул – переходи дорогу– и улыбнулся. Лена опять помахала ему и уже сделала несколько шагов, когда появившаяся ниоткуда темная грязная иномарка понеслась прямо на нее, и она оцепенела, понимая, что уже не спастись, и только как будто кто-то повторял у нее в голове: этого не может быть.

Сергей увидел несущийся на Лену заляпанный грязью черный «Опель», и он на секунду тоже замер, как Лена, не в силах пошевелиться, но все-таки успел продвинуть машину, прикрыв ее ненадежным железом и собой, понимая, что сейчас ничего не останется, кроме искореженного металла и двух покалеченных тел, и не веря этому.

Грязный «Опель» мастерски вильнул, даже не задев его, и скрылся, оставив за собой звенящий в ушах ужас.

Сергей кое-как выбрался из машины, посадил в нее оглушенную Лену и постоял, опершись двумя руками о крышу. Узкая улица была пуста, только на другой стороне у нелепого небоскреба испуганно ахнула молодая женщина, почему-то укоризненно глядя на них. Он опять забрался в машину и задом медленно поехал назад во двор через уже привычную арку.

– Лена, ты сейчас поедешь со мной в мою фирму. Я узнаю у ребят, как тебе… сопровождение организовать, охрану в смысле, – решил он, когда они немного пришли себя и пили кофе с коньяком, который каким-то чудом нашелся у Лены.

– Ты думаешь, меня хотели убить? – спокойно спросила она.

– Не знаю, – серьезно ответил он. Ему не хотелось ее пугать, но лучше перестраховаться. Надо организовать ей охрану, все остальное потом. Потом они будут думать, что это было: случайный ублюдок на дороге или… Или ее действительно хотят убить.

Из-за чего можно убить человека? Из-за денег. Из ревности. Из мести. С целью сокрытия другого преступления, вспомнил он откуда-то взявшуюся формулировку. Из-за приборов? Они с Люсей упивались своим расследованием. Девчонки сунули нос куда не следовало? Вряд ли, они, в общем-то, ничего не знают. Или знают, только пока не понимают этого?

Кому могла помешать скромная интеллигентная девушка? Какие люди окружают обычного человека, не шпиона, не опера? Семья. Соседи. Сослуживцы.

– Сережа, я не поеду. Не могу, правда. – Лена допила кофе и поставила чашку. – Останусь дома. Только на работу позвоню.

Он тоже допил кофе, сложил обе чашки в мойку и прошелся по кухне. Квартира у Лены была большая. То есть большая по советским меркам. Три комнаты: «родительская», «маленькая» и Ленина. Он уже знал, что когда Лена осталась одна, она ничего в квартире менять не стала, так и жила в своей комнате, а в две другие заходила только вытереть пыль и полить цветы.

Он знал и то, что ее родители погибли прошлой зимой в результате автомобильной аварии через месяц после ее разрыва с Павлом. Возвращались с дачи по скользкой дороге, водитель на встречной полосе не справился с управлением, погиб сам и погубил ни в чем не повинных людей.

– Лена, кому достанется твоя квартира?

– Не знаю. Тете Лизе. – Она подумала немного. – Павлу, наверное. Мы не разведены.

То, что они обсуждали, было чудовищно, невероятно. Павел не мог ее убить. Она очень хорошо его знала. Убить ее он не мог. Тем более из-за квартиры. Впрочем, когда-то ей казалось, что и поменять ее на Элечку Павел тоже не мог.

– Лена, звони!

– Куда? – не поняла она. – Кому?

– Павлу! Звони, Лена. – Ему казалось невероятно важным, чтобы она сейчас, сию минуту сказала неведомому Павлу, что больше она ему не жена. Никто.

– Звони, Лена. Или хочешь, я позвоню?

– Господи, да я даже не знаю, куда звонить.

Звонить Павлу было глупо и незачем, но она видела, как это важно для Сергея, и была так благодарна ему за это, что почти забыла о только что пережитом страхе.

Мобильный номер Павла она удалила из записной книжки. Могла бы не удалять – она помнила его наизусть. Но позвонить решила по городскому в их бывшую съемную квартиру, где она когда-то была такой счастливой. Если Павел там больше не живет, тогда она перезвонит на мобильный.

Тоненький девичий голосок пропел:

– Але…

– Павла Алексеевича, пожалуйста.

– А кто его спрашивает? – Голосок зазвенел сталью.

– Жена, – усмехнулась Лена. И испугалась, что Сергею неприятно это слышать.

На другом конце провода девица как будто задохнулась.

– Да! – послышался голос Павла.

Еще совсем недавно, всего несколько дней назад, Лене казалось, что слышать его голос будет для нее невыносимой мукой, что она снова впадет в депрессию, или заболеет, или даже умрет. Она ничего не почувствовала. Ну, почти ничего.

– Паша, мне нужен развод.

– Что вдруг? – равнодушно спросил он после некоторой паузы.

– Мне нужен развод, Паша.

– Мне некогда этим заниматься.

– Придется заняться. Я узнаю, как это делается, и позвоню.

Лена положила трубку. Ей отчего-то было жаль своего бывшего мужа.

– Сережа, Павел… не мог. Поверь мне.

– А девушка его тоже не могла? – Он смотрел на нее в упор, не отводя глаз.

Лена промолчала и снова набрала номер, теперь уже свой рабочий, и попросила Наталью оформить ей отгул. Ну, а если она срочно кому-то понадобится – пусть звонят домой или на мобильный, она приедет. Хорошо, что работы мало. Тихий месяц выдался.

– Что у тебя случилось-то?

– Черт знает что, приду – расскажу.

– Ладно, Лен, не волнуйся, все оформлю, – успокоила ее Наталья, и она положила трубку.

– Лена, у меня в десять переговоры, мне обязательно надо ехать. Я прошу тебя, поедем со мной. – Сергей все время стоял рядом, как будто боялся, что и здесь, дома, с ней тоже может что-нибудь случиться.

– Сережа, я не хочу никуда ехать. Не могу. Правда.

Он видел, что стресс у нее не прошел, и решил, что ей действительно лучше побыть дома.

Через двадцать минут, взяв с Лены твердое обещание никуда не выходить и никому не открывать дверь и пообещав скоро вернуться, Сергей уехал.

Лена курила на балконе, глядя, как его машина медленно скрывается в арке.

Павел не мог ее убить, это она знала точно.

Подавать документы в институт Лена отправилась одна, как родители ни уговаривали ее, что делать это лучше с кем-то из взрослых. Она не знает, как заполнять анкету, не разберется, в какое окно отдать документы, да мало ли какие вопросы могут возникнуть у вчерашней школьницы… Лена отправилась одна и скоро об этом пожалела: заполняя анкету, она дошла до графы «семейное положение» и решительно не знала, что там нужно написать. Тогда она украдкой заглянула в анкету, которую заполнял рядом высокий белобрысый парень.

– Я холост, – неожиданно сказал он. – Я холост, а ты не замужем. «Не» – отдельно.

Лена подняла на него глаза и увидела, что он неотрывно смотрит на нее. Парень перевел взгляд на ее анкету и засмеялся, а потом сказал:

– Меня зовут Павел. Ты на какой факультет идешь?

Глаза у него были серые, как предгрозовое небо на одной из картин, висевших у соседей Лучинских. Лена никогда раньше не видела таких красивых глаз.

– На полупроводники.

– А я на прикладную математику. Ты очень красивая. Я не знал, что бывают такие красивые девчонки. В смысле, в жизни бывают, не на картинке.

Лене тогда эта фраза показалась обидной: выходило, что кто-то на картинке нравится ему больше ее, Лены.

Потом Павел пошел ее провожать, и они уже никогда не расставались дольше чем на день. Они расстались полтора года назад. Насовсем.

Павел не мог ее убить. Он любил ее, и она это знала. Сейчас она понимала даже то, что никакая Эля ему, в общем-то, не нужна и что она, Лена, могла вернуть его в любой момент.

Павел не мог. Тогда… кто?

Кража приборов в институте? Об этом знают только несколько человек, хотя слухи уже могли поползти. Убит охранник. Погиб Магулов, погибла Нонна. Теперь ее очередь?

Люся, испугалась Лена. Люся!

Она кинулась в прихожую, нашарила в сумке телефон и дрожащими пальцами принялась тыкать в кнопки.

Вера изучала представленные частным детективом документы. Она уже знала наизусть каждую строчку в отчете, но все перечитывала текст, смотрела фотографии и ужасалась тому, что это она, Вера, занимается таким… недостойным делом. И обещала себе, что Сергей заплатит за это тоже. Временами ненависть переполняла ее и мешала думать, и тогда она заставляла себя прерваться и пыталась заняться домашними делами, но мысли оставались там, в тексте и фотографиях, и она вновь садилась перечитывать отчет.

Вера вглядывалась в лицо незнакомой женщины, о которой уже очень много знала, и не могла оторваться. Фотографий было много. На некоторых женщина была грустной и усталой, на некоторых – радостной и сияющей, а на некоторых – самой обычной, как миллионы других женщин на московских улицах. Иногда она выглядела настоящей красавицей, а кое-где средненько, так себе. Но было в ней то, чего не увидеть нельзя – что женщина умна и интеллигентна и она никогда не скажет незнакомому мужчине: «Выпить хотите? У меня коньяк есть». Вера вглядывалась в ненавистное лицо и жалела, что видит его: ей было бы легче представить Сергея с недалекой охотницей за выгодным мужиком, даже если бы та оказалась сказочной красавицей.

Демидова Елена Владимировна, начальник лаборатории НПП «Рений», – придумают же название! – кандидат технических наук. С мужем не живет, но не разведена. Адрес…

НПП «Рений»… Что-то знакомое. Вера нашла в интернете официальный сайт. Точно – директор Хмельницкий Марк Семенович. Вера отчетливо вспомнила импозантного немолодого красавца академика: два, нет, три года назад она работала на научной конференции с группой немцев из «Сименса» и потом на банкете даже танцевала с академиком Хмельницким. Она дала тогда ему свою визитку и просила связаться с ней, если будет нужен переводчик, и была уверена, что он позвонит, но Хмельницкий так и не позвонил. Она достала из стола великолепную подаренную мужем визитницу и быстро нашла нужную карточку.

Теперь надо подумать, что ему сказать. Впрочем, она найдет, что сказать. Вера решительно подняла трубку.

– Здравствуйте, Марк Семенович. Это Вера Селиванова, вы, наверное, меня не помните – мы познакомились на конференции по спектрам.

– Я отлично вас помню, Прекрасная Нимфа. Очень рад слышать.

Тогда на банкете слегка подвыпивший академик действительно называл ее Прекрасной Нимфой. Вера была уверена, что он этого не помнит, а он помнил. Это была хоть и небольшая, но победа.

– Простите за беспокойство, Марк Семенович, не могли бы вы уделить мне двадцать минут?

– Конечно. Выписать вам пропуск?

Это ее не устраивало абсолютно. Какой еще пропуск? Ей понадобилось меньше десяти минут, чтобы получить приглашение в ресторан. А вот это была уже победа побольше. Не каждую переводчицу приглашает в ресторан академик, не каждую. Может, плюнуть на Сергея с его девкой? Она подумает. Хорошо бы появиться в их дурацком НПП на каком-нибудь праздновании в качестве дамы директора-академика. И пусть разные профессоришки-кандидатишки заискивают перед ней – ведь всем будет известно, что ее влияние на академика абсолютно. И чтобы эта – как ее? – Демидова пыталась угодить ей, а Вера ее даже не заметила бы. Картина Вере понравилась, она даже повеселела, но тут же себя одернула: все-таки она не дура.

Дверной звонок прозвучал сразу, как только Лена поговорила с подругой.

– Любаша, – обрадовалась она, пропуская маленькую пухленькую девушку и чувствуя некоторую вину, потому что обещала Сергею никому не открывать дверь.

Соседка Люба была удивительным созданием. Блестяще окончив какое-то художественное училище, она нигде не работала и даже не пыталась устроиться. Она очень мало читала, холила свою квартиру, ходила по магазинам, сидела со старушками на лавочке. Она пугалась любого незнакомого человека и производила впечатление большого ребенка. Но при этом была вовсе не глупа и весьма наблюдательна. А еще Люба удивительно добра и сострадательна.

Они познакомились, когда Лена ушла от Павла и вернулась в родительский дом, и сразу же не то чтобы подружились, но почувствовали друг к другу симпатию.

Квартиру Любе подарил брат-бизнесмен в качестве свадебного подарка. Он же и содержал сестру и ее никудышного мужа, предоставив тому какую-то непыльную должность в собственной фирме.

Анатолий, муж Любы, был, по Лениным представлениям, законченным мерзавцем, и непонятно, как чуткая Любочка могла в него влюбиться.

Анатолий сразу же после знакомства стал так активно домогаться Лены, что пришлось вмешаться ее отцу, его Анатолий побаивался. И потом, после гибели родителей, он опять ее преследовал и отстал только тогда, когда она пригрозила позвонить Вадиму, Любиному брату-благодетелю.

А совсем недавно Лена случайно увидела Анатолия выходящим из квартиры недавно появившейся в их доме молодой вульгарной девицы. Девица сняла жилье у тихих незаметных стариков-соседей, которые всю жизнь казались Лене совсем древними, они, казалось, ничуть не менялись, сколько Лена их помнила. Старики сдали квартиру и переехали к дочери, тоже старушке, приветливой и интеллигентной.

Девица с вызовом посмотрела на Лену, а Анатолий замер в дверях. Потом двинулся к Лене с такой злобой в глазах, что она отшатнулась. Но все-таки произнесла:

– Прекратил бы ты это. Все тайное обязательно становится явным.

И прошла мимо.

– Ты что так долго не приходила, Любаш? – спросила сейчас Лена.

Любочка пожала плечами и почему-то виновато опустила глаза.

«Господи, – догадалась Лена, – он ей запретил. Ко мне лез – не запрещал, а теперь запретил? Боится, что скажу?»

– Лен, тебя машина чуть не сбила, да?

– Откуда ты знаешь? – Лена, хоть и была в шоковом состоянии, помнила, что на улице никого не было, кроме незнакомой женщины. – В окно кто-нибудь видел?

– Надежда Андреевна со второго этажа, – призналась Любочка. – Вот ужас, а? Из дома выйти страшно…

– Давай чайку попьем, – предложила Лена.

– Давай.

Они прошли на кухню, где в мойке стояли две так и не вымытые чашки.

– Лен, – спросила Люба, когда чайник уже стоял на огне. – А у тебя новый поклонник, да?

– Да, – хмыкнула Лена, – новый. Только старого не припоминаю.

Тут они обе рассмеялись, и Любочка наконец-то стала такой, как раньше, когда еще не прятала глаза от того, что долго к ней не заходит.

– Симпатичный.

– Люба! Да когда же ты его успела разглядеть? – оторопела Лена.

– Вчера, – призналась Любочка, – и сегодня. В окно смотрела.

И они опять рассмеялись.

– А познакомились где?

– На работе.

– Ой, это так здорово, когда все только начинается, – рассуждала опытная Любочка. – Мы с Толиком когда познакомились, я прямо как на крыльях летала. Он тогда гонками увлекался…

– Какими гонками? – не поняла Лена.

– Да на машине…

Любочка продолжала говорить, но Лена уже ничего не слышала. Она поставила чашку, встала, и совсем как Сергей, прошлась по кухне. Даже не имевшей большого опыта вождения Лене было ясно, что человек за рулем заляпанной грязью машины являлся мастером своего дела. Мог Анатолий попытаться ее убить? Мог, решила она. Если Вадим узнает, что тот обманывает его сестру, выгонит Толика в чем мать родила. Лена несколько раз видела Вадима и не сомневалась в его решительности. Она сказала Анатолию, что все тайное становится явным, как будто пригрозила. С другой стороны… Толик мерзавец, но не идиот, должен понимать, что Лена последняя, кто расскажет жене о его проделках. Наверняка уже полподъезда об этом знает, всех не перебьешь.

И совсем как недавно Сергей, Лена спросила:

– Люба, а твоя квартира, она чья?

– Вадькина, – сокрушенно ответила Люба. – Вот ты представляешь, Толик даже не хозяин! Это же ненормально, что он на жилье никаких прав не имеет. А почему ты спросила?

Есть голова на плечах у брата-бизнесмена. В отличие от его несчастной сестры. Правда, сестра еще не знает, что она несчастная.

– Да так, к слову пришлось, – соврала Лена. – А Толик, он откуда? Он москвич?

– Да нет, из Саранска. Я же тебе говорю, он к друзьям приезжал, и они на машинах…

Тут зазвонил Любин сотовый, она покраснела и вышла в прихожую, но Лене все было слышно.

– Да, Толь… Да… Я-а? В магазине… Да… Конечно… Да… Целую.

Испуганная Любочка вернулась в кухню и стала прощаться. И опять прятала глаза.

Лене стало так ее жалко, что она не выдержала, обняла соседку и поцеловала ее в висок.

Сергей приехал в офис почти к самым переговорам, и хотя все предварительные договоренности уже были достигнуты и переговоры эти решительного значения не имели, он, привыкший относиться к служебным обязанностям исключительно ответственно, заставил себя выбросить из головы все то странное и даже страшное, что случилось с ним и с Леной. Если и не выбросил, то по крайней мере отодвинул на задний план. Только через два с лишним часа, проводив иностранных гостей, он наконец-то прошел в свой кабинет, повесил на стул пиджак, опять подумал о том, что нужно привезти к Лене одежду из его съемной квартиры, и набрал номер начальника охраны:

– Слава, у меня… проблемы.

Собственной охраны фирма не имела, они до сих пор арендовали помещение у старого оборонного предприятия. С начальником охраны предприятия, немногословным и суровым на вид Вячеславом, он познакомился и даже сошелся после какого-то корпоративного праздника, когда веселившиеся сослуживцы развлекались в коридоре, а Сергей, по долгу службы не имевший возможности уйти пораньше, маялся в курилке, где и разговорился с обходившим помещения Вячеславом. Тот тогда только устроился на работу, поэтому и обходил территорию сам. Если бы Сергей к тому времени не успел изрядно приложиться к спиртному и не изнывал от скуки, ожидая окончания веселья, это знакомство никогда бы не состоялось. Они тогда еще неплохо добавили с Вячеславом, после чего по домам их развозили парни из охраны. К счастью, знакомство состоялось, и теперь он мог к нему обратиться.

Уговорив Сергея отвезти Люсю с работы домой, Лена почти успокоилась. Собственно, уговаривать Курганова не пришлось, он сразу согласился проводить подругу. Теперь утреннее происшествие уже не казалось Лене страшным, и она даже пожалела, что не пошла на работу, а слонялась по квартире, не зная, чем заняться. Вряд ли ее хотели убить, кому она нужна? Только тете, да еще, может быть, Сергею. Она снова взяла сигареты и уже в который раз отправилась на балкон.

Вот Ира бы точно ее убила, если бы узнала, что Нонна завещала ей драгоценности нескольких поколений Лучинских. А ведь Ира не просто так приходила последний раз в лабораторию, она явно хотела что-то узнать, только спросить не решилась. Она нервничала и хамила из-за этого. Лене вспомнилось, как Ирина кокетничала с Сергеем в ресторане, и стало совсем противно. И тут же всплыло другое воспоминание.

Лена смотрела с балкона на детскую площадку во дворе. Раньше здесь стояла маленькая покосившаяся беседка, где они, Лена, Таля и Ира, уже студентками любили сидеть по вечерам и курили тайком, потому что родители увидеть их в беседке не могли. Тогда был такой же теплый весенний день, Лена ждала Павла, так же стояла на балконе и смотрела вниз. Шел дождь, не сильный, но долгий, и она увидела внизу Иру, которая подошла к Лениному подъезду, а потом внезапно свернула к беседке. На Ире была куртка с капюшоном, и шла она без зонта. Лена решила, что подруга хочет покурить. Тут появился Павел, подруга выбежала и нырнула к нему под зонт. Были и другие похожие случаи, но очень недолго, потому что вскоре Павел стал разговаривать с Ириной насмешливо, а она просто почти перестала его замечать. Как Талю.

Талю Ира отчего-то ненавидела. После школы и Лена, и Павел сразу же поступили на выбранные факультеты. И Таля с первой попытки поступила в строительный институт, правда, на самую непрестижную специальность. А Ира на дневное отделение не поступила и пошла на вечернее.

Лена тогда в первый раз узнала, какой злой и несправедливой может быть ее подруга. Весь Ирин гнев обратился почему-то против беззащитной Тали, которая не сделала ей ничего плохого и ни в чем не была перед ней виновата.

– Лимита всегда самая пробивная, – говорила Ира, сидя в Лениной комнате.

– Ир, ты не права, – старалась образумить ее Лена, – Таля очень много занималась. На курсы в институт ходила. Она хорошо сдала экзамены, почему же ее не должны были принять?

– Занима-алась? А я что, не занималась? Да сейчас в любом институте русских нет почти! Одни чучмеки всю Москву заполонили!

Лена понимала, что спорить бесполезно, и замолкала. Она и тогда, и сейчас не понимала, почему Ирину так раздражает добрейшая Таля.

Второй всплеск ненависти Ирина продемонстрировала, когда Таля познакомилась с аспирантом из Германии, очень симпатичным и добрым парнем. Будущий Талин муж был светлым, а Таля темненькой, но казались они почему-то похожими, как брат и сестра, и смотрели друг на друга с обожанием. Талина семья была многодетной и небогатой, выйти замуж за иностранца для Тали являлось большой удачей, однако и она, и родные ее считали удачей не то, что она будет жить в процветающей Европе, а то, что ей встретился надежный и верный человек.

– Татарва везде прорвется, – прокомментировала Ирина.

– Таля близкий мне человек, Ира, – сказала тогда Лена. – Если ты хочешь иметь со мной дело, никогда больше ее не оскорбляй. Никогда.

С тех пор Лена не слышала от Ирины ни одного плохого слова о Тале. Ирина знала, где следует остановиться.

Как же Дима все-таки мог жениться на таком… неподходящем человеке?

Как ни странно, мысль выйти замуж за Дмитрия Михайловича Ирине подал Павел. Лена и Павел тогда купили свою первую иномарку, очень ей радовались, причем радовалась главным образом Лена, которая водить машину не любила, хотя права имела, но на дороге чувствовала себя неуверенно и без Павла предпочитала ездить на городском транспорте или на электричке. Стояло жаркое лето, Ира решила провести выходные с ними, позагорать и искупаться. Они уже подъезжали к дачному поселку, когда на пустой дороге увидели неприметную серебристую машину.

– Смотри, Иринка, – засмеялся Павел, – отличная партия, не упусти свой шанс, человек впереди с деньгами и холостой.

Ира ничего не ответила, а Лена удивилась:

– Какой человек?

– Как какой? – теперь удивился уже Павел. – Сосед Дмитрий Михайлович. Это его машина.

– Откуда ты знаешь? Водителя же не видно.

– Знаю, потому что иномарку его сто раз видел. Или двести. Это ты у нас на машины внимания не обращаешь, а мы с Ирой все видим. Да, Ир?

Та опять не ответила, а Лена поинтересовалась:

– Паш, а у него машина лучше нашей?

Ей казалось, что лучше их иномарки быть не может.

– Нет, – успокоил ее Павел, – наша тачка самая лучшая на свете. Но у него подороже, врать не стану.

Через два месяца Ира вышла замуж за Дмитрия Михайловича.

А Лене казалось, что он любит ее, Лену. По-настоящему любит, по-мужски. Она действительно так считала, только признаваться в этом ей было стыдно. Даже сейчас.

Лена давно докурила сигарету и стояла на балконе просто так. Она опять жалела, что не пошла на работу и поэтому не может расспросить Люсю, когда именно Нонна ушла из института в свой последний вечер. И не может рассказать подруге, почему Нонна не могла написать этого электронного письма.

К вечеру с академиком Вера подготовилась тщательно и осталась собой довольна. Марк Семенович, целуя ей руки, сначала правую, потом левую, похоже, был восхищен своей дамой. Смотрел на нее ласково и называл Прекрасной Нимфой. И опять Вера подумала, не бросить ли затею мщения и не завязать ли новый роман, головокружительный и прекрасный? Они болтали как старые добрые знакомые и танцевали, вино слегка ударило ей в голову, и восхищенный взгляд радовал и смущал Веру, она даже не сразу поняла, о чем он говорит, когда услышала:

– А теперь скажите, пожалуйста, зачем вы меня позвали, Верочка?

Нести заготовленную заранее чушь о том, что она очень хотела бы с ним работать, или что-то в том же духе Вера не могла, потому что он был слишком умен и отлично все видел. Он уверенно разбирался не только в физике, или в чем там еще ему положено разбираться, но и в людях, иначе не стал бы ни академиком, ни директором. Вера вздохнула, опустила глаза, мечтая, чтобы появились слезы – не потекли, а так, чуть-чуть затуманили глаза, и спросила:

– Вы знаете Елену Демидову?

– Конечно, – спокойно ответил он, ничуть не удивившись. И ждал, когда она продолжит.

– Расскажите мне о ней, пожалуйста. – Кажется, слезы все-таки появились.

– Я отношусь к ней с симпатией и уважением.

А вот это был уже разгром. Полный. Вера ожидала чего угодно, только не этого. Ненависть, о которой она почти забыла этим вечером, опять подступила к горлу. Ненависть не к Сергею, к проклятой девке.

– Я еще чем-нибудь могу помочь? – спросил Хмельницкий.

– Нет, – устало сказала Вера, – не можете.

Он расплатился с официантом и посадил ее в такси.

Ничего больше он у нее не спросил.

Павел смотрел, как звезды мерцали на экране компьютера. Он до сих пор предпочитал эту старую заставку. Он смотрел на звездное небо и не мог оторваться.

Время остановилось, когда Лена сказала, что хочет развестись. Он даже не сразу понял, что именно она ему говорит. Спросил, как дурак: «Что вдруг?» – и разозлился на Лену, потому что, услышав любимый голос, которого не слышал полтора года, он уже считал, что то страшное, что произошло с ними, кончилось и теперь всегда все будет хорошо. Он расскажет Лене, что искупил свою вину, потому что без нее эти долгие полтора года были такими страшными, что назвать это жизнью просто невозможно. И она простит. Он успел даже пожалеть глупенькую Элечку, ведь той придется подыскивать себе другой вариант, и неизвестно еще, найдет ли она его. Лена сказала совсем не то, чего он ждал, и по дороге на работу он привычно злился на нее и на то, что ему так плохо без нее. И только когда приехал в офис, когда загрузился компьютер, Павел понял, что Лена уходит из его жизни навсегда.

Работать он не мог, так и сидел, смотрел на звездное небо, а когда компьютер «засыпал» совсем, слегка трогал мышь рукой. Тогда появлялась привычная картинка – осенний сад. Он сфотографировал его, когда они с Леной последний раз ездили к ней на дачу. Тогда еще все было хорошо и радостно.

Когда полтора года назад он приехал домой в скромную однокомнатную квартиру, которую они снимали с Леной, и увидел, что ее вещей нет, он, конечно же, сразу понял, что она узнала про Элю. Кто-то ей донес. Он тогда поискал записку, не нашел и долго ждал звонка, должна же она хотя бы спросить у него, как же так вышло… Она ничего не написала и не позвонила. Он не видел и не слышал ее до сегодняшнего утра. И злился на нее за то, что она заставила его так страдать. Она знала, как сильно он ее любил и что ему будет плохо без нее, знала. Она должна была простить. Она должна была сделать вид, что ничего не знает, и ждать, когда у Павла пройдет «увлечение». Она должна была плакать, спрашивать: «Паша, ты меня любишь?» – и бороться за него. И он бы утешал ее и говорил, что любит, и она бы его за это благодарила. А он был бы благодарен ей за то, что она «все понимает».

Лена не стала бороться, и он оказался с Элей. Но до сегодняшнего утра твердо знал, что это временно, и все время ждал Лену. И помнил ее каждую минуту, и спорил с ней, и объяснял ей, как она не права. Он не знал, как это случится и когда, но что они будут вместе, был уверен, иначе просто не смог бы жить. Потому что он любил Лену. И Лена любила его.

Иногда он как будто забывал, что в их жизни произошло то страшное, чему он так и не смог придумать название, и ему казалось, что сейчас он придет домой и Лена повиснет у него на шее, а он обнимет ее одной рукой, потому что в другой руке будут продукты – он всегда покупал продукты в той, прежней жизни с Леной. А с Элей перестал.

В прежней жизни он рассказывал Лене все забавное и неприятное, что с ним случалось. Нет, не все. Когда по фирме ползли разговоры о нехватке договоров и неизвестном будущем, этого он не рассказывал, не хотел ее волновать, но она каким-то непостижимым образом догадывалась и говорила, что они вместе, значит, выстоят. Он был отличным программистом, асом и знал, что без работы не останется, но был счастлив, что у него такой «крепкий тыл». И только теперь, когда звезды мерцали на экране, он думал о том, что у него тыл был, а у Лены не было, потому что он, Павел, не обеспечил ей его. Он застонал, не слыша этого, и обхватил руками голову. И опять стал медленно объяснять Лене, что она должна была «понять». Ведь он мужчина, а Элечка такая трогательная, и он не мог отказать ей, когда она звала его пообедать или еще куда-нибудь, и все случилось само собой, и он, Павел, в этом не виноват почти. Лена не должна была обращать внимание на глупенькую Элечку. То есть это он сначала думал, что Элечка просто глупенькая, и это, как ни странно, прибавляло ей очарования. Тогда он звал ее Эльфиком и относился к ней, как к игрушечному сказочному герою, а вовсе не как к женщине, с которой можно… жить. Теперь он знал, что Эля хитрая, завистливая, злопамятная и, как ни удивительно, очень опасная особа. Но теперь ему стало все равно, он уже давно не звал ее Эльфиком.

С Леной все было не так. И он с Леной был совсем другим. Он вспомнил вдруг почти забытое счастливое ощущение собственной удали, когда они с Леной катались на санках в Лосином Острове. У Лены были смешные круглые санки, похожие на большую антенну, и они, тогда еще студенты, катались на них по очереди. Только Лена с самых маленьких горочек, потому что кататься боялась, а Павел с любых, потому что ничего не боялся. С Леной он не боялся никогда и ничего, он знал, что всегда сможет ее защитить, что бы ни случилось. Он не защитил ее от самого страшного – от трогательной Элечки… Павел опять подвинул мышь рукой. Они катались и хохотали, когда кто-нибудь из них терял санки и дальше ехал на чем придется. А потом, уставшие и счастливые, ждали трамвая, мечтая, чтобы вагон оказался пустым и можно было сесть у окошка, хотя ехать им было всего ничего. Тогда они еще были не женаты, и Ленина мама поила их чаем с вареньем и с очень вкусными булочками. Эти булочки в Лениной семье как-то очень смешно назывались. Павел попытался вспомнить, как именно, и не смог – забыл. Они пили чай, ели булочки и опять смеялись. Они с Леной вообще много смеялись, и тогда, и потом, когда поженились. С тех пор как ушла Лена, Павел не смеялся ни разу, только растягивал губы, когда требовали приличия. А чужой смех его раздражал.

И его, и ее родители возражали против их брака. Ее родители возражали, потому что им не было еще двадцати лет, рано выходить замуж, закончили бы институты, тогда и женились. А его мама, помимо тех же доводов, считала, что Лена не пара ее Павлу, что она хочет окрутить его, и он еще пожалеет, что с ней связался. Это было глупо и удивительно, поскольку Лена была красивой, умной и очень порядочной. Павел вдруг ухмыльнулся, подумав, что сказала бы мать, увидев Элю, которую он так и не познакомил с родителями.

Они поженились, несмотря на все возражения. Они считали каждый рубль, когда в первые годы денег было совсем мало, и ездили к Лене на дачу без билетов, а контролеры брали штраф почему-то только с Павла, Лену как будто вовсе не замечали. И это было так смешно, что когда контролеры уходили, они хохотали и все не могли остановиться, и Лена вытирала слезы и радовалась, что не накрасила глаза.

А еще они ездили за грибами, часто в совсем новые незнакомые места. Павел подолгу изучал карту, решая, куда отправиться. Однажды в незнакомом месте они долго шли вдоль небольшого ручья, ища переправу, но так и не нашли. Тогда Павел, сняв сапоги и джинсы, перенес Лену на руках, а потом перетащил рюкзаки и корзины, и Лена сфотографировала его в трусах и с рюкзаками на мобильный телефон. Трава на другом берегу ручья была по пояс, и в ней стрекотали кузнечики и летали стрекозы, и небо было ярко-синим, совсем не августовским. А переправа оказалась всего в нескольких шагах. Они не знали, что это их последняя поездка.

Павлу никогда не приходило в голову поехать куда-нибудь с Элей.

И он вновь, как и все эти полтора года, мысленно объяснял Лене, что она не должна была разрушать их жизнь из-за хитренькой вздорной Эли, что Лена всегда была частью его самого, его женой и даже сейчас он думает о ней как о своей жене. А Эля всегда была для него пустым местом.

Сейчас, глядя на звездное небо, он впервые понимал, что все это время не звонил Лене, потому что боялся услышать то, что услышал сегодня утром. Он не пошел на похороны ее родителей не потому, что лежал с тяжелым гриппом – это все ерунда, а потому что знал – ему нет прощения.

Звезды погасли, и он опять тронул мышь. И впервые подумал, как страшно Лене было узнать, что он, ее Павел, теперь вовсе не ее… Что есть другая женщина, с которой ему хорошо, потому что если бы ему хорошо было с Леной, никакой другой женщины не появилось бы. Лена ушла, потому что он ее предал. Он предал все хорошее в их жизни и все тяжелое и трудное. Мысль была такой жуткой, что он опять схватился руками за виски, но отдернул ладони, вспомнив вдруг, что он в офисе и вокруг люди. Он попытался отогнать страшные мысли, но уже знал, что больше никогда не сможет этого сделать. Он знал, что сам, своими руками искалечил жизнь себе и Лене. Он хорошо знал свою жену и был уверен, что рана, которую он ей нанес, еще болит и болеть будет долго, а может быть, всегда. И только он, Павел, способен помочь ей. Они справятся с этой болью, если будут вместе, как раньше. Вместе они все смогут. У них впереди целая жизнь.

Павел встал, не выключив компьютер, отодвинул выросшую на пути Элечку, не замечая смотревших с любопытством сослуживцев, прошел через офис и поехал к Лене.

Он очень долго сидел на лавочке у соседнего подъезда, откуда был виден вход через арку. Много лет назад он часто ждал Лену, сидя на этой лавочке. И как много лет назад, ему было спокойно смотреть на арку и коситься на дверь подъезда: Лена могла войти во двор через другой проход, со стороны парка. Он был уверен, что она подойдет к подъезду, а она вышла из него, и Павел ее чуть не пропустил. Лена вышла, и у него застучало сердце от радости и счастья, он стал подниматься с лавочки и даже двинулся к ней, когда Лена повернулась к вышедшему за ней высокому мужчине и посмотрела на него так, как могла смотреть только на Павла. Так, как смотрела на него много лет. Павел еще какое-то время не понимал, что его жизнь кончилась, и радовался, и чувствовал себя счастливым, только почему-то застыл в нелепой позе. А потом понял.

Он снова сел на лавочку, уже не видя, как Лена с высоким мужчиной прошли через двор к выходу в парк. Посидел немного, встал и направился к ближайшему магазину. Купил бутылку водки и тоже отправился в парк. Он сидел там на ближайшей аллее, пил водку прямо из горлышка, не закусывая и не пьянея, курил, смотрел на катающихся на велосипедах детей, и на прогуливающиеся парочки, и на собак, которых выгуливать здесь было запрещено, но все выгуливали. Он сидел долго, а когда совсем стемнело, побрел к метро.