Абвов Алексей Сергеевич
Тропа в сингулярности

На бесконечную тоскливую черноту космического пространства постепенно наползал ещё далёкий свет звезды, отраженный обшивкой находящегося рядом космического корабля. Достаточно обыденное для меня зрелище, но в этот раз я серьёзно волновался. Сегодня особый день. Он начался совсем не так, как все другие дни моей жизни. Этот день станет началом нового пути в моей жизни и, возможно, судьбой всего человечества. В окне моей каюты, состоящего из силового поля, мерцает звёздный вихрь края галактики. Уже много лет, до тупой истерики, я не могу смотреть на звёзды, но только не сегодня. Впервые за много лет, я и сотня моих коллег, смогут увидеть эти звёзды не из холодного, всем опостылевшего космоса, а с поверхности самой настоящей живой планеты. Ради этого стоило жить и выживать. И даже вечно холодные злые и далёкие звёзды вдруг стали такими близкими, приветливыми. С чего это всё вдруг? Может это всего лишь их прощальный привет нам, идущим в неизвестность?

Вся эта операция, с самого начала, выглядит крайне странной. Логика ума отказывается понимать причины, которые привели всех нас сюда. Это просто нереально, невозможно, так не должно было быть. Но это есть, и эту реальность хочешь — не хочешь, придётся признать. Все прежние компании, в которых мне пришлось принимать деятельное участие, были хотя бы понятными и изначально предсказуемыми. Даже смертельные битвы, в которых по плану должно было погибнуть большинство участников, не волновали меня с самого начала так, как эта, вроде бы совершенно безопасная операция. Что бояться смерти? Она проста и предсказуема, но сейчас, когда открываются такие перспективы, больше всего хочется жить. И безбрежный космос, такой большой и пустынный, сейчас мне кажется таким маленьким и наполненным.

Космос, бескрайнее пространство с редкими вкраплениями миров… Футурологи, уже ставшим далёким, прошлого, явно ошибались, когда говорили, что этот самый космос станет новым домом для человека и всего человечества. Конечно, во многом они оказались правы, космос действительно стал домом для большинства биологических существ под названием "человек разумный", но лишь оттого, что другого выбора у них просто не было. Можно ли назвать домом то место, где ты живёшь, потому что другого выбора у тебя нет? Я, рождённый в космосе, могу сказать твёрдое — нет! Даже те из нас, кто никогда не ступал на поверхность живых обитаемых планет, имеют внутри себя чёткое ощущение: дом — это то, что сделано из грубого камня, стёсано из досок драгоценного дерева, или хотя бы силовое поле, обязательно находящееся на поверхности планеты, через атмосферу которой можно смотреть на хозяйку-звезду. Звезду, дающую жизнь, а не несущую смерть. Мы всё же планетарные существа, как бы далеко не забирались в космические дали. Никакой богатый ботанический сад, созданный на огромной космической станции, неспособен хоть чуть-чуть приблизиться к самому маленькому, но земному саду. И никакой синтезатор запахов, имеющий место на любом даже самом небольшом космическом корабле, неспособен приблизиться к естественному запаху Земли. Та самая пыль и грязь, от которой некогда бежали в космос первооткрыватели пространств, считается обитателями космических жилищ чем-то очень ценным, практически недоступным. Провести неделю отпуска на Земле или ещё нескольких терронизированных планетах — является очень дорогим удовольствием, и мало кто способен себе это позволить даже из командного состава звёздного флота, ибо на эту блажь требуется целое состояние или очень весомые заслуги. Ну а жить на Земле и других подобных ей планетах могут позволить себе баснословно богатые везунчики и владельцы космических корпораций. Историки, верно, нагло врут, когда утверждают, что раньше на Земле жили семь миллиардов человек…, хотя это действительно было в далёком докосмическом прошлом человечества. Верится с трудом, что на Земле были огромные города-скопления, как у атрианцев. Известно, к чему всё это привело планету. Разве можно так жить? Естественно нет. И у человечества просто не осталось другого выбора, космос ждал его очень давно. А восстановленная и расцветшая яркой зеленью планета стала для всех, ушедших вдаль, несбыточной мечтой на возможное возвращение, образом дома и давно потерянного рая.

Мне сильно повезло, причём повезло многократно. Я, волей судьбы, вернее, волей моего отца, стал колонизатором, то есть специалистом по освоению планет и крупных астероидов. И, благодаря этому выбору профессии, о котором меня ни разу не спросили, я имел возможность учиться целый год в Высшей Колонизационной Школе на самой Земле, проходил практику на Марсе и ещё пяти планетах. Мне повезло ещё в том, что я выжил в процессе этого профессионального обучения, так как только каждый седьмой, кто поступал в школу колонизации, доживал до её окончания. Но именно это и испортило мне жизнь окончательно. Жить всю жизнь в плену у своей памяти — очень жестокое наказание. Помнить, как пахнет живой лес после летнего дождя, как шуршат осенью опавшие листья, как можно лежать, уткнувшись носом в талый снег, ощущать, как распускаются почки на деревьях весной, и более не иметь реальной возможности ко всему этому дотянуться и прикоснуться…

Никакой космос и никакие средства создания иллюзий не способны заменить самую малую толику живой природы, отделённой тонкой атмосферой планеты от безграничного и безжалостного пространства космоса. Верить в то, что окажешься в числе везунчиков, ступивших на поверхность новооткрытого мира, который когда-либо сможет стать похожим на Землю, конечно можно, но рассчитывать на это — крайне недальновидно. Раньше да, это было вполне обыденным явлением, удел же колонизаторов планет сегодня — отвоёвывать и строить убогие базы на глыбах камня, случайно летящих в космическом пространстве где-либо вдалеке от обитаемых миров, да и то не без серьёзных проблем.

Космос оказался густонаселённым разными формами разумной жизни, имеющими свои амбиции и претензии на пространство, так что слишком поздно оперившемуся человечеству, практически ничего дельного не досталось. Центральная часть галактики недоступна для быстрых космических перелётов, да и сформированных планетных систем там очень мало из-за общей гравитационной нестабильности ядра галактики. Потому вся разумная планетарная жизнь обитает на галактической окраине, во "внешнем поясе". И он был занят очень давно, людям досталось разве что, несколько весьма неприветливых миров в собственном локальном секторе, на которые никто не претендовал ранее из-за большой сложности их колонизации и малых перспектив дальнейшего развития. Поэтому обнаружение никем не занятой системы "ЕН28" стало настоящим сюрпризом для выходцев с Земли. Мало того, что этот мир находился, чуть ли не в самом оживлённом секторе галактики и был обозначен на всех космических атласах, почёрпнутых землянами у других космических рас, он был уже живым. На его единственной планете, имеющей приемлемый для распространённых форм биохимической жизни уровень гравитации, существовала своя жизнь, имеющая в основе углеродно-азотно-кислородную конструкцию, практически такую же, как земная. Однако кроме растительности, на этой планете сканнерами не обнаруживались никакие иные формы жизни. Также не обнаруживались и какие-либо иные факторы, которые могли бы препятствовать безопасному существованию на этой планете людей, а так же представителей еще двух десятков форм разумной жизни, занимающихся колонизацией космоса в нашей галактике.

Все попытки представителей земного звёздного флота узнать у других космических рас информацию об этой планете окончились неудачей. В лучшем случае, они говорили: — "да, мы знаем об этом мире". Но вытянуть большее у них было невозможно. Были ли попытки колонизации этой планеты ранее, и кем из них, так и оставалось неизвестным. Прямо заговор молчания какой-то. На самой планете, с орбиты, обнаруживались остатки деятельности разумных существ, но все эти остатки были такими древними, что считать планету занятой не было никаких оснований. Все факторы вместе вызывали большие подозрения, но ни одной разумной причины отказа от попытки колонизации этого нового мира, так и не было найдено. Более того, ни одна из других космических рас официально не заявила свои права на колонизацию этого мира.

Это была самая настоящая удача. Удача создать новую Землю, в очень удобном для развития человечества крае галактики. Ничто не могло остановить долгожданную колонизацию выходцами с Земли мира под кодовым именем "ЕН28". Имеющиеся сомнения и подозрения не имели рациональных оснований при всех возможных перспективах.

И вот, наконец, я и ещё сотня таких же, как я, колонизаторов, специалистов самого разного профиля, ожидают, когда наша разведывательно-колонизационная база опустится на поверхность планеты. Это была мечта многих поколений земных колонизаторов — ступить на поверхность нового настоящего живого мира, и мы эту мечту осуществляем. Все странности этого дела, все непредвиденные опасности — разве могут сейчас что-либо значить, когда многовековая мечта многих поколений вот-вот реализуется через нас. Мы — это самые лучшие…, впрочем, мне очень хочется в это верить, что именно мы — лучшие. Нас отобрали из самых разных бригад колонизаторов, да, нам много чего недоговаривали, но именно мы первыми ступим на эту планету, и именно наши имена будут вписаны в её историю, как имена первопроходцев. Этим фактом можно смело гордиться, и неважно, что может произойти дальше с нами и нашей жизнью. Ради этого мгновения стоило выжить в бесконечной борьбе и жить, пропадая в бездарно потраченном времени прежней жизни, проведённой в безжизненном космосе. Это шанс, если не прожить оставшуюся жизнь на этой планете, которая, безусловно, прекрасна и неповторима, то хотя бы некоторое время пожить на самой Земле, тратя огромный гонорар, который обещан всем нам за удачную колонизацию. Да, на эти деньги можно будет купить свою собственную большую космическую станцию, но разве может сравниться долгая жизнь в пустоте с годом жизни на живой планете?

Все эти размышления бродили у меня в голове, хоть как-то вытесняя холодок неопределённости и, вдруг снова возникшего, желания жить, с которым я уже давным-давно попрощался. Настоящий колонизатор не может жить с таким желанием, слишком уж велика опасность в его жизни, именно отсутствие этого желания — немаловажный фактор его собственного выживания. Я уже долго пребываю в состоянии смятения, не в силах справиться с собой. Я знаю, что так нельзя, но иначе я тоже не могу. Да, придётся принять и это, просто как данность, полученную мной в ощущениях. Впрочем, к чему это я тут весь распереживался, когда наша станция только что вошла в атмосферу планеты и вид за окном окрасили яркие языки плазмы. Мы снижаемся.

Место нашей посадки выбрано давно и с большой тщательностью, так что проблем с посадкой быть просто не должно. И всё же, почему я не нахожу себе места даже сейчас? Очень странно, такого со мной не было, даже когда мы спускались на горячую "АМ9" с непредсказуемой атмосферой и поверхностью сплошь покрытую вулканическими разливами с редкими пятачками, на которые можно было сесть.

Мне захотелось вспомнить членов нашей команды, с которыми мне придётся плотно общаться в самое ближайшее время. Нас представили друг другу совсем недавно, уже в пространстве этого мира, буквально за двое суток до спуска. Очень плохо было то, что близко знаком я только с одним из них — Афеном, мне приходилось работать с ним вместе в одной команде. Остальные были незнакомы. Ещё одного — Вайда, командира команды биологов, я знал по рассказам своих друзей из последней компании. Он должен быть хорошим парнем…, если так можно сказать о том, кто уже отметил свой столетний юбилей. Впрочем, я и сам далеко не молодёжь, семьдесят лет — период ранней зрелости для человека в наши дни. Хотя для профессионального колонизатора — это уже тот возраст, когда можно говорить о настоящем везении, ибо мало кто доживает и до половины этого срока. Так что, как ни крути, но я — везунчик.

Больше всего меня заинтересовала женщина с довольно таки непривычным именем — Онтристис. Совсем не потому, что она женщина (впрочем, среди колонизаторов женщин всегда было крайне мало), а потому, что в её поведении и взгляде было что-то особо таинственное, непонятное. Я никогда не встречал подобного ни у одной из женщин, да и мужчин тоже. Более того, она была включена руководством именно в моё подразделение оперативной разведки, что было крайне странным. Я ещё никогда не слышал о том, что в разведку, которая всегда являлась сугубо мужским делом, включались женщины. Кроме этого, я так и не узнал её специализации, что было для меня ещё более странным. Вообще, среди колонизаторов все роли изначально чётко расписываются. У всех есть своя достаточно узкая специализация, пожалуй, кроме нас, разведчиков. Нам требуется знать и уметь всё понемногу и помногу уметь работать с самым различным инструментом и оружием. Но даже среди нас есть чёткая специализация, ибо закон выживания гласит: "одиночка из разведки не возвращается и нельзя быть сильным во всём". Даже если разведчик действует автономно, то другие члены разведгруппы его в это время прикрывают или сопровождают на расстоянии. Именно поэтому я был сильно озадачен ролью Онтристис в своей группе. Все остальные члены команды были явно хорошими специалистами, знатоками своего дела, и прошли не одну компанию. Но об Онтристис я так ничего и не знал, кроме, пожалуй, того, что она пришла из группы "зеро", то есть из дальней космической разведки. Спрашивается, какого манна, делать космическому разведчику в разведке планетарной? Тут другие условия и другие задачи. Но выбирать мне не приходится, есть более высокое руководство, ему виднее.

Другие отделы нашей группы колонизаторов меня сейчас волновали мало. Все необходимые специалисты есть с некоторым запасом, они своё дело хорошо знают, мне главное им не мешать, и наоборот, я и моя группа являются подчинёнными интересам практически всех остальных, за исключением случаев вооруженных столкновений, которых на этой планете вроде как не предвидится. Так что остаётся расслабиться до самой посадки и выяснения окружающей обстановки по датчикам станции, а так же сбора информации с автономных зондов, скинутых на планету ранее. Именно наша разведгруппа первой ступит на эту планету, проверив на себе пригодность окружающих условий для существования человека, что с полной гарантией не смогут определить никакие датчики.

Случаи фатальных ошибок техники уже бывали в истории космического флота и колонизации других планет. Были миры, где техника показывала, что всё хорошо, а вот люди погибали от неизвестных ранее особенностей местного климата. Так что нам предстоит выяснить на своей собственной шкуре насколько наука человечества способна прогнозировать те или иные неблагоприятные факторы обитания в иных мирах.

Зазвучал сигнал готовности к посадке. Этот уже достаточно привычный мне звук требовал, чтобы я немедленно лёг в компенсатор перегрузки, так как вскоре станция перейдёт с искусственной внутренней гравитации на естественную силу притяжения планеты. А этот переход практически всегда вызывал непредсказуемые локальные гравитационные возмущения и теоретически мог расплющить меня и других оказавшихся вне компенсаторов людей. Но среди бывалых колонизаторов, к которым я себя давно относил, бытовало древнее суеверие, что использование компенсатора перегрузки при посадке — дурной знак. Впрочем, пока обходилось. Мне хотелось до самого конца спуска видеть, что происходит за окном, так что я, как обычно, проигнорировал все предписания инструкции и остался в своей каюте. Однако в этот раз зря. Почти в самый момент касания поверхности планеты тряхнуло так, что меня швырнуло в окно, силовое поле которого отбросило меня обратно, и я крепко приложился головой об пол каюты. Если бы не мои отработанные рефлексы разведчика, которые позволили частично компенсировать удар при падении, то с мозгами пришлось бы попрощаться. Но всё равно, шишка на затылке теперь будет напоминать мне об этой посадке ещё какое-то время. Зараза, теперь думать о пространном не получится, придётся сосредоточиться на конкретике, иначе это напоминание будет постоянно лезть в голову. Вот и верь теперь во всякие древние суеверия.

Я решил выбраться из своей каюты и податься в отдел сбора разведгруппы. Надо многое успеть сделать, пока остальные мои подчинённые вылезут из своих компенсаторов перегрузки. Я всё же командир, который должен хотя бы приходить первым. "Да уж, командир с напрочь отбитой головой…", — опять напомнила о себе шишка.

Пройдя по длинному коридору до выхода из жилого отсека я обнаружил, что дверь каюты Онтристис медленно открывается и на пороге стоит она, старательно массируя себе лоб. "Да, судя по всему, наш человек", — про себя подумал я, такая не пропадёт почём зря. Мне даже стало несколько веселей, не один я такой особенный идиот, который руководствуется всякими суевериями, а не отработанными за века инструкциями.

— Ну, пойдём собирать панцири, — сказал я ей, проходя мимо, — иначе все увидят наш неважный вид.

— Мммда… ты прав, — неуверенно ответила мне она, продолжая тереть свой лоб.

Мы направились к силовым лифтам, которые вели на нижний ярус станции. Но лифты ещё не включились, пришлось идти обходным путём по длинным спиральным желобам через технические отсеки. То там, то тут, были видны сигнальные огоньки аварийного состояния разного рода аппаратуры. "Да, хорошо тряхнуло, даже железки не выдержали", — успел подумать я.

— Ничего, сейчас сработают системы самовосстановления, — как бы прочтя мои мысли, ответила мне Онтристис. — Да и вообще, зови меня, если что, просто Осс. Я не люблю своё длинное имя.

— Ага, так и запишем в журнале, — усмехнулся я, так как тоже не любил, когда меня называют моим именем, которое мне самому уже давно надоело.

— Тогда ты меня тоже зови Икт, а не как положено по уставу, командор Икторсинус.

— Договорились, — сказала она, — мне всегда казалось, что полные имена требуется оставить, когда приходишь в разведку, так общаться просто неудобно.

— Ты попробуй это объяснить тем, кто уставы пишет, — заметил я, — хорошо что на нас не распространяется необходимость общаться точно по инструкции, когда мы выполняем свою задачу, но не забывай об этом вне рабочих рамок, можно нарваться на серьёзный штраф.

— Знаю, — отмахнулась от моего замечания она, — но сейчас нас всё равно не пишут в систему контроля, так что бояться нечего.

Несколько минут блужданий по коридорам, и мы пришли в наше отделение разведки. Стоило войти в дверь, как посреди зала возникло объёмное изображение командующего звёздным флотом адмирала Восса.

— Так, командор Икторсинус, — сказал адмирал, расхаживая по залу туда-сюда, — тебе предстоит сейчас кое-что узнать, и это тебе явно не понравится.

Адмирал редко требовал обращение по уставу, разве что от своих непосредственных подчинённых. Но со мной он общался без всяких условностей, как с простым человеком, что сильно импонировало мне.

— Мне уже и так многое не нравится, — глухо в нос ответил я, почёсывая вновь напомнившую о себе шишку, не стесняясь показать своё не совсем героическое состояние, как по идее положено командиру разведки.

— Я вижу, — заметил тем временем адмирал, — ты уже познакомился поближе с высшим командором Онтристис?

— Высшим командором! — изумился я, — ничего не понимаю, почему тогда разведкой командую я, ведь между нами целая пропасть в звании?

— Успокойся, — сказала Осс, взглянув на меня своим удивительным и непонятным взглядом.

— Да, — подтвердил адмирал, — ты командуешь разведкой, и Онтристис — член твоего подразделения. Но она не простой твой подчинённый, она непосредственно выполняет только мои приказы, и сейчас я приказываю ей быть в подчинении у тебя. У неё есть свои инструкции, которые тебе знать пока ни к чему, да и лучше всего, если ты о них так никогда и не узнаешь.

"Хм", — про себя подумал я, — "вот так подарочек мне тут устроили, мало того, что первым иду на поверхность, да ещё и инструкции какие-то там припрятаны…, чем дальше, тем интереснее".

— Да, понял, — вслух сказал я.

— Это ещё не всё, — продолжил адмирал, — тебе передаёт привет твой старый знакомый Хетт.

"Сат, только этого мне ещё не хватало", — подумал я, вспоминая, что любой привет от сикрийца Хетта ранее ничего хорошего не приносил. Я вообще не понимал, почему этот сикриец имеет интерес общаться с выходцами с Земли, а, уж, почему он иногда обращает внимание на меня лично, мне было и вовсе неясно. Сикрийцы вообще были очень странной космической древней расой, которая некогда полностью ушла жить в космос. Свои планеты они оставили другим, в число которых люди, к большому сожалению, не входили. Однако сикрийцы почему-то всегда крутились там, где возникали всякие заварушки с непредсказуемым финалом. И это только усугубило мои недобрые ожидания от исхода всей этой компании.

— Хорошо, учту, — вслух сказал я, старательно пряча за "протокольной физиономией" свои недобрые мысли, — только передайте ему, что при случае, его драгоценная шкура будет безнадёжно испорчена, его прежние приветы того стоят.

Адмирал расхохотался, и заметил:

— Ты далеко не первый, кто хочет испортить шкуру Хетту. Так что вставай в очередь, причём сразу за мной.

— Мда, значит, нам тут явно придётся полностью отрабатывать свой немалый гонорар, если даже вы, адмирал, не владеете большей информацией, чем мы?!

— Ничего, ты справишься, я верю, — посерьезнел адмирал, — хотя хочу сказать, что на то, что от вас ничего не останется, даже мокрого места, ставят очень многие. Уж слишком лакомый кусочек эта планета. Я делаю ставку даже не на вашего командира, а на тебя лично. Именно поэтому рядом с тобой всегда будет находиться Осс, — адмирал назвал её сокращённым именем, чем сильно удивил меня.

— Постараюсь оправдать ваши ожидания, если оправдаю свои, — заключил я.

Изображение адмирала поблёкло и исчезло, канал связи закрылся.

— Ну что, понял, во что мы все влипли, — спросила меня Осс?

— Ага, догадался. Всё равно обратной дороги уже нет, — я вздохнул внутренне расслабляясь.

Что будет — то будет, будем действовать как требует предписание и решать проблемы по мере их поступления.

В это время стали оживать экраны мониторов оборудования колонизационной станции. Команда повылезала из своих компенсаторов перегрузки и начала постепенно включаться в работу. Большая часть оборудования, вышедшего из строя при посадке, уже самостоятельно восстановилась и станция начала работать по установленной программе. Я смотрел на экраны, отображающие результаты работы автоматов сбора данных об атмосфере планеты, о биологической активности и возможной опасности, а так же разного рода электромагнитных явлениях. Пока все данные говорили о том, что мы можем находиться на этой планете без жестких скафандров и даже без дыхательных фильтров. Атмосфера, хоть и отличается от привычной для выходцев с Земли, но вполне пригодна для них. Здешняя растительная и микробиологическая жизнь очень похожа на земную, но имеет с ней прямую несовместимость по некоторым ключевым параметрам, так что риска подхватить какую-либо пакостную инфекцию просто нет. Впрочем, нет и риска заразить нашей микрофлорой биоценоз этой планеты. Это очень приятное явление, преодоление биологических барьеров — одна из самых непростых и неприятных задач в деле колонизации миров, где существует своя жизнь. Естественно, всё это ни в коем случае не повод отказаться от специальных костюмов с дополнительной защитой из силового поля при выходе на поверхность, так что я и Осс, занялись разборкой своих персональных ящиков, пока не подошли остальные члены разведгруппы.

Перед пришедшими мы предстали уже облачёнными в свои костюмы, которые делали незаметными шишки у меня на затылке и на лбу у Осс. Это сильно радовало меня, так как ни подчинённые, ни, тем более — начальство, не узнает о нашем пренебрежении к инструкциям и собственной жизни. Адмирала можно не учитывать, он на такие мелочи внимания просто не обращает. Пока остальные разведчики облачались, я связался с командиром станции. Командир колонии был человек сугубо гражданский, поэтому у него не было какого-либо звания, что требовало обращения по имени и фамилии. Практически все служащие имеющие звания очень не любили гражданское руководство за это фамильярное обращение, тем более, будучи у них в подчинении. Но лично я наоборот больше любил гражданских, они всегда были куда как более ответственны за свои принятые решения, ощущали свою персональную, фамильную ответственность, в отличие от тех же служак и, тем более, военных. Последние так вообще были склонны стремиться принимать все решения лишь на основе устава и инструкций. Учитывать человеческий фактор для них было крайне неприлично. Что люди, что роботы, какая разница. Есть цели и задачи, их надо выполнить. Не получилось — так это не наша вина, это несовершенство инструкций. А для нас, разведчиков, тот самый человеческий фактор — это скорее средство выживания. Роботы в разведке, конечно, применяются, но толка от них пока было немного. У людей все же лучше получается, ведь мы ведёт разведку именно для людей, а не для машин. Так что хоть мы и сами обычно непосредственно подчинялись служивым и военным, то с гораздо большим удовольствием выполняли приказы именно гражданских руководителей.

— Слушай сюда, — сказал мне Митей Пит, который тоже не терпел уставного общения, — тебе сейчас предстоит со своей командой спуститься на поверхность и обойти по периметру долину, посреди которой стоит наша станция. Здесь ещё с орбиты мы обнаружили останки древних строений, но ничего более конкретного не наблюдается аппаратурой даже отсюда. Никаких высокоорганизованных жизненных форм не обнаружено ни на земле, ни под ней, но всё же будьте там особенно осторожны и возьмите полное вооружение. Мало ли что здесь может быть, я так и не могу понять, причин, по которым эта планета не была колонизирована до нас кем-либо из других рас. Не спроста всё это. Явно существует какая-то особая тайна. Так что, повторяю, будьте начеку, впрочем, не мне вас учить, разведчик.

Командир отключился, а я собрал всех своих подчинённых, членов разведгруппы, в общий круг.

— Итак, мы выступаем немедленно. Действуем по высшему уровню опасности, кто бы что не думал. Да-да, именно по высшему, надеюсь не мне вам объяснять, что это такое. И ещё, мы идём первые, это событие будут фиксировать датчики изображения станции для всемирных новостей, которые будут внимательно смотреть все выходцы с Земли, да и, думаю, на самой Земле то же. Такое эпохальное событие никто не пропустит. Так что рекомендую надеть свои персональные феньки, амулеты и прочие талисманы, по которым вас потом легко узнают те, кто вас знавал ранее. Ничего, пусть они вам завидуют. Может быть именно в таком виде вы навсегда войдёте в историю, кто знает. Итак, пятнадцать минут на сборы и выступаем.

Пока остальные быстро собирались, я достал свой ситртоновый оранжевый шарф, который мне подарил мой учитель в колонизационной школе, когда я впервые серьёзно простудился. Я всегда брал с собой во все свои операции этот самый шарф, как память о том человеке, который сделал всё для того, что бы я стал именно тем, кем являюсь сейчас. Этот шарф, даже вопреки всем инструкциям, я запихивал внутрь жестких скафандров, я приходил в нём на отчёты к начальству после различных вылазок, я встречался в нём с представителями других рас. Это был мой персональный талисман и отличительный знак, который знали все кто знал меня, и даже больше. Хорошо, что ситртон практически вечный материал, иначе этот шарф давно бы истёрся в мелкие клочки о мою шею или рассыпался в пыль от старости. И вот теперь мой шарф станет первым флагом, который будет развеваться на ветру нового мира. Я испытывал чувство гордости от переживаний этого, прямо скажу, не очень значительного факта, и ко мне, наконец-то, после долгих душевных терзаний последних дней, вернулось чувство уверенности, тихо шепчущее мне, что всё у нас будет хорошо. Вот только шишка на затылке всё ещё давала о себе знать, напоминая, что она явно будет не единственной на моей голове, пока случится это "хорошо". Ну что ж, это тоже хороший знак, подумал я, направляясь во главе своей разведгруппы к выходному шлюзу.

Планета была не просто красивой, она оказалась чарующе прекрасной. Даже по земным меркам. Сколько хватало глаз, всё пространство долины, было покрыто редкими невысокими деревьями с очень яркими зелёными кронами. Где-то деревья скорее напоминали большие отдельные кусты. Поверхность почвы полностью заросла густой травой, которая скрывала неровности грунта. Рассчитывать на лёгкую прогулку без того, чтобы не требовалось внимательно смотреть себе под ноги, нам не приходилось. Время от времени набегал лёгкий ветерок, заставляя шевелиться волнами и звучать шорохами всё это растительное великолепие. Поле долгих лет проведённых в космосе мой взгляд по-настоящему радовался. Дышать было легко и приятно. "Немудрено", — вспомнил я, — "содержание кислорода в атмосфере здесь практически 30 %".

Что было несколько странным, так это то, что я не видел практически ни одного цветка. Море самой разной растительности, явно в самом активном её периоде, но ни одного цветущего. Даже флора миров, сильно отличающихся от Земли и имевших иную биологическую эволюцию, обычно имела те или иные варианты цветковых растений. Я внимательно вспоминал учебные материалы, которые нам давали по этой теме в школе. Это универсальное изобретение природы, судя по всему, было распространено по самым разным, совсем не похожим друг на друга мирам. Странно, очень странно. Я решил внимательно осмотреть ближайшее ко мне дерево, и всё понял. Практически все растения в этой долине, да и похоже на всей планете, были или ветроопыляемыми или размножались исключительно почкованием. Других переносчиков генетического материала на планете не существовало. Здесь отсутствовали любые свободно движущиеся формы жизни, типа тех же земных насекомых.

Я поделился этим наблюдением с Осс, которая шла рядом со мной.

— Надо тебе было внимательно читать данные по разведке автоматами, — усмехнулась она мне. — Тогда бы ты ещё узнал, что кроме ветроопыляемых форм здесь существуют растения, которые передают друг другу свой генетический материал посредством воды и через почву. Такого нет практически ни в одном другом мире. Посмотри внимательно вот на это растение. Его тычинки расположены в чашечках-листьях, в которых собирается воздушная влага, и когда её становится слишком много, лист опрокидывается, и пыльца вместе с водой попадает на почву. Потом эта пыльца может попасть к корням другого такого дерева, где находятся органы размножения этих растений.

— Очень интересно, — я действительно поленился прочесть отчёт о разведке флоры, когда узнал, что она похожа на земную.

— Здесь, на этой планете, — продолжила образовывать меня Осс, — из-за климатических особенностей и отсутствия открытых скоплений воды на поверхности, практически не бывает дождей, или каких-либо иных осадков. Но воздух достаточно влажный, так как структура почвы препятствует глубокому проникновению воды. Поэтому корни этих растений практически не выполняют функции поглощения влаги. Вместо них данную функцию выполняют листья. Пощупай эти листья, — предложила она мне через некоторое время.

Я пощупал большой плотный лист дерева и сильно удивился. С одной стороны он был очень холодный, а с другой заметно более тёплый, даже горячий.

— Заметил? — спросила она меня.

— Да, сильная разница температуры разных сторон листа.

— Это растение специально делает перенос температуры от одной поверхности к другой, при этом затрачивая немало энергии. В результате на холодной стороне листа собирается конденсат из воздуха.

Тем временем, я пощупал траву и обнаружил, что у неё такого эффекта нет.

— Удивлён? — спросила Осс.

— Да, я не понимаю, как получает воду трава?

— Очень просто, — ответила она мне, — здесь у растений образовался устойчивый взаимообмен. Деревья вбирают из воздуха воду и направляют её вниз к своим корням, те передают воду в почву, чтобы растворить необходимые питательные вещества. Корни деревьев расположены у поверхности и не способны проникать глубоко в каменистую почву. Трава, напротив, имеет очень длинные глубокие корни, способные впитывать влагу и питательные вещества из почвы. Трава образует подпочвенные клубни-хранилища влаги и минеральных веществ, которые она всосала из почвы. А в эти клубни проникают корни деревьев, тем самым, получая от травы необходимое питание для себя. Вот такой очень забавный симбиоз образовался на этой планете, — заключила она свою лекцию.

— Теперь мне понятно, — ответил ей я, — почему все ландшафты на этой планете практически единообразны. Здесь не может быть больших лесов, как на Земле, каждому дереву требуется чтобы его окружало определённое количество травы, а трава не может существовать отдельно от деревьев. И так будет всегда, пока климат существенно не изменится.

— Да, — согласилась со мной Осс, — думаю, эта планета никогда не станет полностью похожей на Землю, но она обладает настолько неповторим очарованием, что нам даже нет смысла пытаться что-либо здесь менять.

Тем временем наша разведгруппа заметно удалилась от станции и мы приблизились к ближайшей скальной гряде, одной из тех, что окружали нашу долину. Все держались достаточно близко друг к другу, но при этом сохраняли особый строй, чтобы в случае внезапного нападения суметь вовремя отразить удар. Этому навыку всех разведчиков учили много лет, поэтому воспринималось это как что-то само собой разумеющееся. Только я и Осс, находясь в центре группы разведчиков, были с виду несколько расслаблены и вели непринуждённую беседу. Но это была только видимость, причём видимость исключительно для неискушенного наблюдателя. Каждую секунду всё наше внимание было направлено на восприятие любых возможных опасностей, ничто не могло так просто ускользнуть от взгляда опытного разведчика, на технику обнаружения, даже самую совершенную, надежд никто не возлагал, хотя она и была задействована на полную мощность. Ибо против любой возможной техники потенциальными противниками всегда применялась другая специальная техника, способная нейтрализовать или обмануть сложные датчики. И только полностью раскрытое восприятие хорошо подготовленного разведчика было способно показать себя там, где пасовала самая сложная аппаратура. Я всегда следовал этому правилу, и мои чувства были максимально развиты и раскрыты. Так что немудрено, что именно я первый обнаружил полностью заросший травой вход в подземелье, причём, обнаружил его по очень малозаметному изменению звука наших голосов. Слабое эхо сказало мне, что именно здесь надо быть особенно внимательным, и вскоре вся группа собралась у входа в глубокую расщелину, явно уходящую глубоко под поверхность.

Здесь наша разведгруппа впервые решила разделиться. Собственно, решение о таком шаге должен принимать я как командир, но этого даже не потребовалось, опытные разведчики, даже не сработавшиеся вместе до этой компании, понимали друг друга не с полуслова, а вообще без слов. В глубину решил идти я и со мной сразу встали два крепких парня Нюм и Вит. Осс с остальными разведчиками остались на поверхности. Мы включили дополнительное ориентационное оборудование, которое позволяло тем, кто остался на поверхности, следить за теми, кто ушел в расщелину, тем самым, имея некоторую информацию о том, куда мы там движемся, и что с нами происходит.

"Идём", — сказал я, включая систему объёмного зрения в темноте и скрываясь в расщелине.

Нюм и Вит без слов последовали за мной. Расщелина очень круто уходила вниз, было достаточно трудно удерживаться на ногах и не скатиться кубарем в неизвестную глубину. Но мы были хорошо подготовлены для лазанья и по таким пещерам. Это было даже привычно, ибо большая часть колонизируемых до этого миров — были мирами, где жить человеку можно только глубоко под поверхностью, что, по сути, не сильно отличалось от жизни в открытом космосе. Хорошо ещё, что поверхность этой расщелины была сухой и твёрдой, впрочем, это было вполне объяснимо тем, что на планете практически отсутствовали осадки. Через некоторое время спуска расщелина стала более пологой и существенно расширилась. Мы оказались в просторном зале, во всех стенах которого виднелись проходы в другие подземные расщелины. Отчасти всё это выглядело как нечто имеющее искусственное происхождение, но все мои попытки обнаружить следы какой-либо искусственной обработки камня, окончились безуспешно. Подземный грот был явно создан самой природой этой планеты, какой-то непонятной мне стихией, которая изящно раздвинула слои твердейшей породы камня. Это было по-настоящему удивительно. Я включил сканнер жизненных форм, но он показал лишь слабый сигнал, идущий в сторону расщелины, которая вела на поверхность. Требовалось решить, что делать дальше, так как наше первая вылазка уже достаточно затянулась, и пора было возвращаться на станцию, где мне придётся давать подробный отчёт руководству. А отчитываться, собственно, пока было нечем. Всё, что до сего времени обнаружила наша разведгруппа и так уже было известно ранее. Разве что эта самая пещера не была отмечена при предварительной разведке местности автоматами, что несколько странно. Так что её обнаружение можно смело записать в наш актив и спокойно возвращаться, хотя мне сильно хотелось пойти дальше. Но благоразумие взяло верх над любопытством, и я дал команду возвращаться назад, на поверхность. Попытался было связаться с Осс, но мы были достаточно глубоко, и связь не работала.

Мы стали медленно подниматься по уже знакомой расщелине вверх. Идти вверх с ощущением, что вскоре сюда придётся спускаться вновь, куда тяжелее, чем спускаться вниз, несмотря на то, что физически идти вверх несколько проще. Тело у разведчиков тренировано для преодоления и более сложных подъёмов с большей силой гравитации, так что тяжести в ногах я совсем не ощущал. Наконец мой коммуникатор ожил, Осс сама связалась со мной. Она что-то пыталась сказать, но помехи были очень сильными, я едва успел разобрать слова "удар и волна", едва успел только насторожиться, но ничего не смог предпринять. Сначала нас накрыл мягкий удар, вслед за ним прошло сильное сотрясение почвы. Все трое, мы скатились по расщелине вниз, в ту самую залу, из которой недавно вышли к поверхности. Хорошо ещё, что вовремя сработали наши силовые костюмы и этот быстрый спуск не причинил нам какого-либо вреда, кроме секундного замешательства. Но это оказалось ещё далеко не всё. Сотрясение почвы повторились вновь, и произошло то, чего я больше всего опасался, когда вступал в какое-либо подземелье, потолок расщелины по которой мы проникли сюда, с грохотом обрушился вниз, выход на поверхность в одно мгновение прекратил своё существование.

— Да, влипли мы, ребята, — тихо сказал я, внимательно осматриваясь по сторонам.

Всем нам и так была понятна незавидность нашего положения. Конечно, нас будут пытаться вызволить отсюда, на станции есть необходимое оборудование, но, сколько это займёт времени, никто сказать не мог. Плюс ко всему этому, было неясным, что же случилось на поверхности планеты, может нашей станции больше уже не существует? Что за сильный энергетический выброс-взрыв, который породил такую волну? Уцелела ли сама станция? Я был некоторое время в замешательстве. Что делать непонятно, вернее понятно — сидеть тут в глубине подземелья и терпеливо ждать, ждать непонятно чего. По крайней мере в инструкциях именно так записано. Но если нет другого выбора, кроме как слепо следовать предписаниям инструкции, то для моей деятельной натуры тут выбор только один — мы будем продолжать нашу разведку. Ныш путь лежит в глубину.

Однако перед новой серией активных действий мы решили сделать привал и немного подкрепить свой моральный дух, съев часть сухого пайка, который разведчики всегда берут с собой, рассчитывая на несколько суток. Известно, когда выход в разведку начинается, но никогда не бывает ясно, когда он может закончиться. Вот и в этот раз, реальность преподнесла нам свой сюрприз. Хорошо, хоть есть куда дальше двигаться, наши сканнеры показывали, что другие подземные ходы весьма протяженны и не видно, что какой-либо из них явно заканчивается тупиком. Это, с одной стороны, радовало. А с другой — совершенно не предвещало нам лёгкой жизни. Тем более, что она, жизнь эта, и так была совсем не легкой, особенно после обрушения выхода. Я выпустил несколько маленьких роботов, которые могут автономно обследовать пространство, дав им задание пролететь по ближайшим расщелинам и коридорам, определяя наличие любого движения воздуха. Если есть движение воздуха, значит, есть и выход на поверхность. Это сейчас наш единственный способ узнать что-либо, что может помочь самостоятельно выбраться из сложившейся ситуации.

Перекинувшись несколькими ободряющими фразами с ребятами, я снова задумался о том, что могло породить столь обширные полости в глубине планетных недр. Нигде явно не обнаруживались следы искусственного воздействия, но само явление этих пещер было очень любопытным. Вроде как подобные образования могут возникнуть из-за воздействия водных потоков на слабые или растворимые породы. Но тут нет характерных для водных эрозийных процессов признаков, скорее есть нечто похожее на действие внутреннего давления текущей магмы. От магматических по происхождению эти пещеры сильно отличались, здесь что-то ещё действовало. Однако, как я не старался перебрать все возможные варианты, размышления так и не привели меня хоть к каким-то догадкам. Проверив свою амуницию и попытавшись ещё раз совершенно безрезультатно связаться с поверхностью, я вместе со своими подчинёнными немного вздремнул. Всё равно нам требовалось дождаться результатов работы роботов. Делать особенно нечего, а силы теперь стоит беречь.

Сон пришел как-то сразу, я даже не заметил тот момент, когда он внезапно наступил. Перед моим внутренним взором предстала Онтристис, облачённая в силовой костюм, в тот самый, в котором мы вышли со станции. Она явно пыталась что-то мне сказать, вернее — прокричать, но я так и не смог ничего услышать. Я чувствовал её близкое присутствие, где-то там, на поверхности, среди каких-то скал. Мне казалось, что ей угрожает какая-то неведомая опасность, но я так и не смог хоть что-то сказать ей в ответ на её крики. И тут, в какой-то момент я проснулся. Вернее сказать — "проснулся", нельзя, я продолжал находиться в каком-то сумрачном состоянии. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках, дыхание практически отсутствовало. Во всём этом состоянии было что-то необычное. Я продолжал чувствовать связь с Осс, но несколько иначе, чем если бы она была рядом со мной. Теперь как будто она находится внутри меня, а я чувствую её собой. Со мной никогда ранее ничего подобного не приходило, всё это было пугающе, хотя бояться что-либо я давно разучился.

— Успокойся и расслабься, — мягко сказала внутри меня женщина, — ты не спишь, и это не ночной кошмар, просто я вошла в прямой ментальный контакт с тобой.

Я никогда раньше не верил в естественную телепатию. Вернее я знал, что некоторые военные и другие особенные специалисты вживляют себе в мозг специальные коммуникаторы. Но это были известные технические средства. И даже если бы у меня самого был бы сейчас подобный имплантат, то он всё равно был бы совершенно бесполезен в сложившихся условиях. Но вот в такую телепатию, о которой рассказывали некоторые очень древние источники, и которую всегда относили к сказкам далёкого прошлого…, нет, это стало для меня самым настоящим сюрпризом.

— Ты слышишь меня? — про себя сказал я, тем не менее обращаясь к Осс.

— Неважно, я тебя лишь хорошо чувствую. Слова же едва различаются. Мне даже как-то неудобно, — ответила мне она моим же голосом.

— Ты знаешь, для меня это вообще непостижимо, — про себя возмутился я, — я ещё никогда так не разговаривал сам с собой.

Я ощутил внутри себя смех, который явно не принадлежал мне самому.

— Так-так, начинается. Надо будет немедленно пройти неврологическое обследование сразу по возвращению на базу, — подумал я.

Внутренний смех перешел в самый настоящий хохот, мне стало даже щекотно.

— Ну вот, теперь контакт нормальный, прямо как ожидалось, — снова сказала внутри меня Осс.

— Ты что, телепат? — спросил её я.

— Как ты догадлив, — с ощущением глубокого удовлетворения, ответила она мне.

— И что ты можешь вот так связываться со всеми другими людьми без всяких приборов?

— Увы, нет, — с некоторым чувственным сожалением ответила она. — Я могу входить в такие контакты только с некоторыми людьми. С теми, кто имеет те же способности, что и я, и кто имеет внутреннее сродство со мной.

— Так, значит, я тоже телепат? — неуверенно поинтересовался я.

— Да, теперь ты это знаешь. Этот дар был у тебя всегда, с самого твоего рождения, но тебе до этого момента никогда не приходилось обращать на него внимание. Кстати, именно благодаря ему, ты столь долго выживал в разведке.

— Ты серьёзно? — я серьёзно удивился такой постановке вопроса, оказывается я всегда пользовался даром, о существовании которого даже не подозревал.

— Вполне, — заметила она. — Ты и раньше мог ощущать других людей, и не только людей, когда они обращали своё внимание на тебя. Это служило серьёзным подспорьем твоей интуиции.

— Да, ты действительно права, — задумчиво отметил я, вспоминая своё прошлое, где подобные явления имели место быть.

— Кстати, именно благодаря этой скрытой способности ты попал в эту экспедицию, — торжественно оповестила она меня.

— Ага, теперь понимаю, кто мня выбирал, — уверенно констатировал я.

— Ты на редкость догадлив, — весело ответила она. — Мне это очень нравится.

— Ладно, я понял, что теперь я могу разговаривать сам с собой, при этом имея в виду тебя, — шутливо заметил я. — Но скажи тогда, что там случилось на поверхности, что вызвало сейсмическую волну?

— Станция…, - неуверенно начала она.

— Что с ней? Она взорвалась? Её уничтожили? — взволнованно перебил её я?

— Нет, тут что-то очень странное, — продолжила она. — Станция вдруг, ни с того ни с сего, включила гравитационные двигатели. Будучи уже крепко закреплённой на поверхности. Потом резко включились внутренние компенсаторы гравитации, и это создало мощную сейсмическую волну. Нас тут на поверхности тоже конкретно тряхнуло. Представляю, что там сейчас у остальных, кто был на станции.

— С ними связь есть, — спросил я?

— Пока нет. Сразу после удара станция включила полную полевую защиту, через неё сигналы наших коммуникаторов не проникнут. Снаружи с виду всё цело, но большего я сама пока не знаю. Разведгруппа ушла к станции, я здесь одна тебя пытаюсь достать.

— Понятно, — заключил я, — нам придётся выбираться на поверхность самостоятельно. Теперь мне хоть легче, что хотя бы с тобой могу связаться. Если, конечно, мне всё это не снится…

— Не снится, гарантирую, — с ироничной интонацией ответила она мне. — Только учти, наш контакт пока слишком слаб и недолог. Мы ещё не сыгранная пара.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я её.

— Если вылезешь, узнаешь, — как-то хитро ответила она, — извини, мне пора, тут кое-что начинает происходить…

Я потерял ощущение её присутствия в себе и окончательно проснулся.

Вит и Нюм последовали моему примеру, когда я лёг спать. Накрывшись своими силовыми куполами, они лежали, свернувшись клубочками, и можно было подумать, что они спят. Но стоило только мне приподняться, как они сразу отреагировали на движение. Значит пришло время нам снова путешествовать по этим замысловатым подземным коридорам. Я решил ничего не говорить ребятам о своём контакте с Осс. Мало ли что. Я сам не до конца был уверен, что всё это было в реальности. Вместо этого я сказал:

— Чувствую, нам тут нечего дожидаться помощи сверху. У них там свои большие проблемы, и некоторое время им будет совсем не до нас. Так что наш ближайший план — обследовать эти пещеры и найти другой выход, если он, конечно, есть. Задача ясна?

Ребята кивнули в знак согласия. Впрочем, я чувствовал, что все слова сейчас были просто лишними, разведчики должны были чувствовать ситуацию не хуже меня, но я считал, что мои слова позволят несколько поднять наш общий моральный дух, от которого во многом зависят наши внутренние силы.

К этому времени наконец стали возвращаться наши разведывательные роботы. Они передавали полученную информацию в мой компьютер пространственного представления. С каждым возвратившимся роботом план подземелий всё больше расширялся. Это был самый настоящий лабиринт, с многочисленными тупиками и боковыми ответвлениями. Коридоры то расходились, то сходились друг с другом, между ними были многочисленные переходы. В этом лабиринте можно было очень легко заблудиться не имея навигационного оборудования. Но самое странное во всём этом было то, что слабое движение воздуха наблюдалось только в двух коридорах. И оба они вели глубоко вниз, а не в сторону поверхности, как мне бы хотелось. Роботы не смогли слишком далеко углубиться в них, следуя ограничениям своей программы, так как сработали их таймеры возвращения. Так что точно определить, что же там находится, нам уже придётся самостоятельно. Конечно, можно снова запустить роботов теперь специально только в эти коридоры, но сидеть на месте и ждать результатов, было бы крайне утомительно. И потом, роботы всё равно ограничены в своих возможностях по сравнению с человеком. Так что я принял решение отправить пару роботов в один коридор, с заданием — дойти до поверхности, следуя движению воздуха, а затем возвращаться и искать нас в другом коридоре. Если выход есть, то он явно должен быть далеко не единственным, рассудил я, и у нас будет возможность обнаружить все выходы.

Следующие несколько часов мы упорно спускались вниз по коридору, который то стремительно уходил вниз, то становился совершенно горизонтальным. Судя по навигационному компьютеру, мы опустились на глубину более чем в два километра, но коридор продолжал вести всё ниже и ниже. Стало заметно холоднее, мы включили систему внутреннего подогрева своих костюмов. Воздух стал более влажным, чувствовалась явная близость воды. Ощущения не обманули нас, при очередном резком спуске, стены коридора заблестели от выпавшей на них влаги, а под ногами стали заметны маленькие ручейки из стекающих вниз капель воды. "Внизу, должно быть, находится жидкая вода в большом количестве", — подумал я. Мы спустились ещё ниже, совершив несколько крутых поворотов, и тут, наконец, вышли в огромную подземную полость, на дне которой располагалось самое настоящее озеро. Его тёмная вода была совершенно неподвижной, впрочем, откуда взяться движению на такой глубине? Я решил взять пробу воды в портативный анализатор.

Пока шел анализ, я немного задумался, оглядывая пустоту. Она была настолько обширной, что даже чувствительные сенсоры зрительного аппарата костюма еле-еле различали присутствие другого края. "Должно быть, она в диаметре более километра", — подумал я. И тут я совершил непростительную ошибку, сделав буквально полшага в сторону озера и не удержавшись на скользкой поверхности камня, я сразу оказался в воде. Костюм сработал включив силовую защиту, резко выбрасывая энергию из батареи и не позволяя мне намокнуть. Я попытался встать на ноги, и тут произошла ярчайшая вспышка. Буквально всё озеро в одно мгновение превратилось в ослепительно яркий свет. Зрительная и защитная аппаратура костюма в один момент отключилась. Я зажмурил глаза, но яркий свет проникал через веки. Я закрыл глаза руками, но и это мне не помогло. Я светился сам изнутри, не в силах хоть как-то закрыться от этого слепящего света.

Сколько времени это длилось, я так и не смог разобрать. В какой-то момент свет стал плавно стихать, опускаясь сверху вниз и постепенно растворяясь во тьме. Я ощутил внутри себя какое-то понимание. Лишь на уровне самого малого ощущения, понимания чего-то связанного с этим озером и со всеми глубинными ходами. Я ощутил себя этим озером, вернее, не только одним этим озером, а бесчисленным количеством похожих друг на друга озёр. При этом каждое имело что-то своё особое, что я не мог себе даже представить. Это было совершенно невероятное ощущение, которое невозможно передать словами. Я — Озеро. Озеро силы и Озеро чего-то такого, о чём я, человек, не имею ни малейшего представления.

В одно мгновение свет исчез также внезапно, как появился. Вместе с ним ушло и это зыбкое понимание. Ничего не видя, на ощупь, я выбрался из воды. Я полностью промок и мне было холодно, но это было мелочью по сравнению с тем, что я вдруг обнаружил — вся моя электроника, вся система жизнеобеспечения и ориентации, мой силовой костюм полностью отключился. Не работало НИЧЕГО. Мало сказать, что это было очень плохой новостью для меня. Это ранее считалось практически невозможным. Вот так, в одно мгновение отключить все защитные системы боевого костюма разведчика, причём, сделать это так, чтобы сам разведчик остался цел! Костюмы и аппаратура разведчиков — самый передовой край науки и техники не только гражданской, но и военной. Поэтому представить такую ситуацию вероятной, я просто не мог. Но теперь это стало суровой реальностью. Я слабым голосом позвал Нюма и Вита и услышал, что они очень медленно начали приближаться ко мне. Видимо, они тоже потеряли свою зрительную аппаратуру во время вспышки.

Когда они приблизились ко мне, я спросил их:

— Ребят, у вас электроника цела?

— Нет, — отозвался Вит, — это, конечно невозможно, но она полностью сдохла. Я жив, а она нет, невероятно. Вообще ничего не работает, и даже восстанавливаться не собирается. Хотя никаких внешних повреждений не ощущается.

— Мда, — добавил Нюм, — вот теперь у нас будет задачка, как нам отсюда выбираться. Я интуитивно помню все повороты, и, вероятно, смогу выйти до зала-развилки, но что нам делать дальше?

— Что сказать, занятное у нас положение, — сказал я. — Мне хочется ещё вам добавить, что если мы будем долго находиться на этой глубине, то я замёрзну первым. Не то чтобы купание принесло мне ободряющую прохладу о которой я так долго мечтал.

— Да, командор, — ответил мне Вит, — нам действительно, во что бы то ни стало, надо скорее выбираться отсюда. Искать неизвестный выход в нашем положении, не имея работающей аппаратуры, практически нереально.

— Ребята, — вспомнил я, — вы ощутили во время вспышки какие-либо особые переживания, воспоминания?

— Мммм, нет, я точно нет, — сказал Нюм.

— Я тоже нет, — добавил Вит, — только яркий свет от озера, радуга на своде этой пустоты и всё.

— Хм, а у меня что-то есть…, - вдруг сказал я, хотя изначально хотел произнести совсем другую фразу, но так и не успел.

Озеро снова посветлело, но на этот раз совсем иначе, чем в первый раз. По поверхности воды пошли разноцветные световые круги, и вдруг все стены громадной пустоты вспыхнули маленькими разноцветными огоньками. Эти огоньки переливались, меняли цвет, перемещались по стенам…, картина была настолько завораживающей, что невозможно было отвести от неё взгляд. Всё это прекратилось так же внезапно, как и началось. Почти все огоньки погасли, но кромешная темнота не спешила возвращаться. На стенах остались крохотные световые дорожки, которые разбегались от самой воды озера, как маленькие трещинки по камню, и собирались куда-то на самом верху полости, куда я не мог заглянуть, как бы не напрягал своё зрение. Но главное, стали заметны множественные проходы, которые вели из озёрной пустоты куда-то дальше.

И тут я снова ощутил в себе это неповторимое ощущение озера. Я вдруг реально почувствовал, что знаю дорогу, ведущую на поверхность. Я как бы ощутил внутри себя знание всех лабиринтов, которые были сосредоточены вокруг этого озера.

"За мной", — скомандовал я и побежал по краю озера к одному дальнему проходу, чей силуэт стал для меня каким-то знакомым и почти родным. Мы долго бежали вверх по петляющим коридорам, бежали на ощупь, держась за ощущение дыхания друг друга. Я просто чувствовал дорогу, чувствовал путь, с которого нельзя свернуть. Коридор имел множественные ответвления, но я буквально всем телом знал, где нужно сворачивать, а где нет. Пот истекал из меня, впитывался в одежду, вытесняя из неё озёрную воду. В висках стучала кровь, я устал, хотя ранее такие нагрузки для меня были вполне привычны. Я не мог остановиться, потому что реально опасался, что это ощущение пути, которое есть сейчас у меня, в этой кромешной темноте может куда-то исчезнуть, раствориться, и тогда дорога на поверхность для нас станет недоступной. Это был не страх смерти, а страх выпустить из рук то, что уже находилось в них. Мы действительно нашли на этой планете нечто необычное и небывалое, чего до нас не видел никто. Это был страх потерять тот самый смысл существования — существования разведчика, добравшегося до настоящей тайны и не способного донести её до остальных людей из-за своей слабости.

Я бежал дальше, подгоняя своих ребят, так как ощущал, что выход уже где-то совсем рядом, может быть за следующим поворотом. Нам везло, мы практически постоянно поднимались к поверхности, практически не встречая проходов, уходящих вниз. Но любому везению когда-то обязательно приходит конец, пришел конец и моему ощущению пути. Я встал как вкопанный, тяжело дыша, и не представляя, куда надо двигаться дальше. Ребята нагнали меня, чуть не сбив с ног. Чувство пути, которое гнало меня вперёд, исчезло полностью, я был растерян и подавлен.

Несколько отдышавшись и успокоившись после этой безумной гонки, я вдруг вспомнил, что не может быть всё потеряно. Я могу попытаться войти в телепатический контакт с Осс, поведав о том, что мы видели, и что с нами произошло. Может быть, она сможет обнаружить нас, хотя я был далеко не уверен, что датчики, которые мы несли на себе, ещё хоть как-то функционируют. Но вот как это делать, то есть входить в телепатический контакт, мне было совершенно неизвестно. До того дня я не имел ни малейшего представления о телепатии.

Самое простое, что мне пришло в голову, было просто вспомнить Осс, представив тот контакт, что был у нас с ней в самый первый раз. Сосредоточившись и выбросив из головы все лишнее на данный момент мысли, я представил её. Представил в тех мельчайших подробностях, которые успел заметить мой опытный глаз разведчика. Усугубляло сложность процесса то, что она была женщиной. Дело в том, что я, как и большинство других разведчиков-мужчин, женщин побаивался. Разведчики побаивались, конечно, не столько самих женщин, сколько всего того, что может случиться в отношениях с ними. Для нас любая эмоциональная зависимость от кого-либо представляла слишком большую опасность. Если в разведке думать о чём-либо постороннем, вернее, о ком-либо близком, то вероятность того, что ты с этой разведки вернёшься, заметно снижалась. Так что практически все разведчики были убеждённые одиночки, пожалуй, за исключением руководства, но ему, впрочем, рисковать собой на боевых выходах особо и не требовалось. Да, я прекрасно знал, что такое интимное общение полов, но знал это скорее не из собственного опыта, сколько из учебных материалов и полновосприятийных записей, в которые я иногда погружался, между разными компаниями. Естественно, все эти записи всё равно не передавали полностью всех деталей, но этого было вполне достаточно. И имевшийся расклад меня, как и большинство других разведчиков, вполне устраивал. Но сейчас было совсем другое дело. Я чувствовал, что для того чтобы образовать телепатический контакт, нужно куда большее, чем требуется для простого общения между людьми разного пола. Требуется заглянуть внутрь, причём не только внутрь того, с кем нужно общаться, но и внутрь себя самого, что может оказаться гораздо сложнее. Тем не менее, что-то делать было жизненно необходимо, причём делать прямо сейчас. Так что я отбросил все сомнения относительно того, что может произойти потом, если мы вдруг…, да какая, собственно, разница, если мы не выберемся из этих пещер, подумал я, и полностью раскрыл своё ощущение Осс, ощущение живой женщины живым мужчиной…

Некоторое время ничего не происходило, я ничего нового не чувствовал, но в какой-то миг, я ощутил не свойственное мне сейчас чувство сосредоточенности на чём-то внешнем. Это было явно не моё чувство, это было её чувство. Она была чем-то занята, но практически сразу заметила моё присутствие, и я почувствовал её голос, в котором была тревога и взволнованность:

— Ты все-таки со мной связался, — с ощутимым облегчением заметила она. — Я уж было решила, что с вами произошло что-то непоправимое, так как потеряла всякое чувство контакта с тобой некоторое время назад.

— Да у нас тут кое-что такое произошло…, - начал я, но она не дала мне договорить, перебив.

— Догадываюсь, что произошло что-то из того, что невозможно было знать заранее. Я прежде никогда не теряла чувство контакта с теми, кто был жив, — добавила она.

— А я не уверен, что я сейчас до конца жив, — ответил я. — Вернее, понимаю, что жив, но, сколько это будет продолжаться ещё, сказать трудно. У нас полностью отключилось всё оборудование, нет даже возможности включить фонарь.

— Да, я уже поняла, что дело крайне сложное, — сказала она, — ваши нейтринные датчики не обнаруживаются даже с орбиты, хотя и должны. Им ведь даже внутреннего питания не надо, они полностью пассивны.

— Так я и думал, — с сожалением сказал я. — Теперь остаётся только пользоваться связью с тобой, чтобы рассказать всё то, что с нами тут произошло…

В этот момент я почувствовал, что что-то изменилось. В коридоре дул ветер. Да-да, самый натуральный ветер, который был явно теплее, чем воздух в земной глубине. "Это выход", — понял я, и мы, все трое разведчиков, одновременно вскочили на ноги и побежали навстречу этому ветру, держась друг за друга. Моя связь с Осс оборвалась как-то сама собой, буквально исчезнув в одну секунду. Подувший ветер сдул её одним махом. Коридор расширился, и мы оказались в какой-то большой полости, судя по эху, которое отзывалось на наши шаги. Тут ветер стих, но это было уже не важно. Слабая точка света виднелась где-то вдалеке. Мы неуверенно пошли ей на встречу, не чувствуя стен. Да, это была расщелина, ведущая на поверхность. Та самая светлая точка оказалась прозрачным камнем, на который падал слабый свет, проходящий с поверхности, и который так удачно преломлял его, что был заметен с большого расстояния. Я почувствовал настоящий восторг и большое облегчение. Кто бы что не говорил, но у нас получилось! Я, правда, пока не знал, что у нас получилось, но теперь был точно уверен, что в этот раз мы выбрались.

Когда мы вышли на поверхность, я не понял, где мы оказались. Вернее, я понял, что мы оказались где-то очень далеко от места, где вошли. Та бескрайняя зелёная долина, которая простиралась во все стороны относительно возвышенности, на которой мы сейчас стояли, была совершенно не похожа на ту долину, где располагалась наша станция. Та была достаточно небольшая, со всех сторон окруженная видневшимися скальными выступами, а эта практически ровная с большим пологим холмом в центре. "Да", — подумал я с сожалением, — "теперь ещё обратный путь придётся искать". Но это оказалось не нужным. За нами летел транспортный челнок с базы. Он был ещё очень далеко, но не заметить его в этом безоблачном небе разведчику с его профессиональным вниманием было крайне сложно. Нас таки обнаружили со станции, а это значило, что у них там всё хорошо, и скоро мы будем отдыхать от всего того, что с нами приключилось.

Как только челнок завис над нами и открыл входной люк, я вдруг обнаружил, что пилота, который обычно всегда должен быть в подобной ситуации, нет. Челнок управлялся дистанционно, и это было совсем неспроста. Однако терять нам всё равно нечего, так что, несмотря на закравшиеся подозрения, мы залезли внутрь и откинулись к окнам, чтобы посмотреть с высоты, куда нас закинула пещерная тропа. Летели мы на удивление долго. Тот, кто управлял челноком, явно не торопился доставить нас на базу. А может быть, он просто решил показать нам расстояние, на котором мы оказались от нашей станции, я не знаю. Я был точно уверен, что как бы мы не старались, пройти такое расстояние в глубине, за те двое суток, что мы там были, было просто невозможно. Что-то здесь было не так, но вот что, я себе пока представить не мог. Примерно через два часа полёта, челнок опустился рядом с базой. Она выглядела совершенно иначе, чем сразу после посадки — была укреплена по всему периметру и полностью закрыта куполом из силового поля, через которое, по идее, ничто не может проникнуть просто так.

Нас встречали мои ребята разведчики, но встречали они нас по ту сторону силового поля, знаками показывая, куда нам надо иди. Мы прошли вокруг периметра защиты станции и оказались перед странным сооружением. Его назначение мне сразу стало понятным, хотя я не припоминал, чтобы всё это изначально бралось на базу при спуске с орбиты. Это была система полной биологической диагностики и деактивации, через которую нам требовалось пройти, чтобы оказаться внутри купола. Да, мало сказать, что приятной эту процедуру назвать сложно. Я был в некоторой растерянности, почему всё это потребовалось. Все биологические опасности для нас, людей, были проверены ещё задолго до нашего спуска. Здесь была какая-то загадка для меня. Но, увы, не я здесь решаю, что нужно, а что нет. И с этой мыслью я погрузился в полевой субстрат, который находился внутри диагностической системы.

Вышел я из деактиватора куда более выжатым, чем после долгого бега по петляющим пещерам в темноте. Да уж, не всякому человеку дано здоровья пережить процедуру полной диагностики и если надо — дезактивации вредоносных биологических форм. Впрочем, некоторые из них вообще нельзя полностью деактивировать, не убив самого носителя. Некоторых можно только хорошо прижать, чтобы они не размножались слишком быстро и не приносили непосредственного вреда здоровью. Я взглянул на экран своего биологического статуса и немного удивился. На этом экране были представлены списки всех микробиологических форм жизни, которые селились в моём теле. Их было много, но все они были изначально симбиотичны человеческому организму. Я не обнаружил в списке двух десятков разновидностей всякой гадости, которую смог подобрать на разных этапах своей активной жизни, в разных компаниях и от которой невозможно было избавиться с помощью нашей техники. Она не то что бы особо мешала жить, но всё же не была для меня полезной. Так что с ними просто приходилось мириться, постоянно подавляя их активность специальными препаратами. И вот теперь всё это "богатство" куда-то исчезло. Неужели тут применили новое поколение оборудования? Не похоже.

Через некоторое время из поля выбрался Вит, и я также не увидел в его анализах всех тех следов прошлого, что носят в себе практически все бывалые разведчики. Забавно, но наша прогулка по подземельям как-то очистила нас от всего того биологического мусора, что нам не был присущ изначально. Это было ещё одной любопытной новостью, которую, как я понял, уже осознали и на самой станции. Вскоре шлюз прохода внутрь территории станции открылся, и мы смогли пройти. Больше всего в этот момент мне хотелось завалиться на свою жесткую койку и закрыться от всех на несколько часов, уж больно вымотанным я себя сейчас чувствовал. Хотя и знал, что такая возможность мне представится только после подробного отчёта о результатах разведки. Причём не простого отчёта, а отчёта "по полной программе", что подразумевает использование ментального активатора памяти, что тоже особо приятным не назовёшь.

Несколько последующих часов прошли достаточно предсказуемо. Наше оборудование отправили на экспертизу техникам, нас самих разделили и опрашивали, можно сказать — допрашивали, по отдельности. В результате такого опроса с пристрастием, практически невозможно связать всё, что было воспринято и переосмыслить, найти что-то новое, особенно новое понимание. Но от разведчиков, по инструкции, большего и не требовалось. Для этого анализа есть целый отдел специальных аналитиков, которые потом будут долго думать над всем этим и вырабатывать какие-либо рекомендации к руководству экспедиции. Так что из нас буквально вытянули всё, что только было возможно, и отправили, наконец, отдыхать. Я уснул, судя по всему, мгновенно, стоило моей голове коснуться подушки. Мои психические и физические ресурсы в этот раз были на исходе и требовали немедленного восстановления. Просыпался я несколько раз и снова уходил в объятия сна. Снилось мне вспыхивающее озеро, из которого приходили какие-то расплывчатые образы, которые куда-то звали меня. Я никак не мог понять, что они мне предлагают, куда зовут, и стоял на берегу в полной растерянности. Вода озера волновалась световыми всполохами разного цвета и формы, закручивалась в невероятной красоты картины, которые как бы вырастали из воды вверх, и от которых просто невозможно было отвести взгляда. Но желания сделать шаг в сторону этого великолепия у меня так и не возникло.

Окончательно проснулся я от того, что моей щеки кто-то касался. Причём касался самым наглым, невоздержанным образом. Я в одно мгновение вскочил, вернее, вспрыгнул на своей койке, предполагая всё то, ради чего разведчики долгое время тренируют свою реакцию. Но тут же я понял, что всё хорошо, так как это пришла Осс, чем ещё больше озадачила меня.

— Да, я вошла, использовав своё ощущение тебя. Буквально став тобой для этого, — очевидно, читая мои мысли, вслух сказала она. — Дверь твоей каюты опознала меня как тебя и впустила.

Удивившись таким невиданным возможностям, так как обойти систему опознавания и допуска на космических объектах и колонизационных станциях, ранее считалось практически нереальным, я успокоился и снова растянулся на койке. "Что уж с телепатов теперь взять. Я, судя по всему, сам такой. Так что придётся привыкать", — подумал я.

— Да, кстати, я отключила общую систему наблюдения в нашем жилом секторе. Правда, пришлось надавить на кое-кого, несколько загадочно произнесла она. Так что теперь нас никто не видит, не слышит и не записывает. Пусть это будет маленькой привилегией разведки. Это значит, мы можем спокойно говорить и делать всё, что посчитаем нужным.

— Спасибо невероятное, — шутливо отозвался я.

Мне действительно давно надоело подбирать слова и ограничивать свои действия, даже тогда, когда я нахожусь вне какого-либо задания.

— Не за что, — с улыбкой сказала она. — Я сделала это не для тебя лично, и даже не для себя, а по приказу адмирала. Так что не стоит думать, что всё это случайная благодать или моя прихоть. Кстати, он потом хотел приватно поговорить с тобой по объёмной связи.

— А что такого произошло особого, — смущённо спросил я?

— Да ты, оказывается, ещё сам не в курсе, — с некоторым удивлением и воодушевлением, растягивая слова, сказала Осс. — Кроме того, что помните сами, вы реально отсутствовали в этом мире четверо суток. И обнаружили вас, кстати, с орбиты, почти за четыреста километров от станции. Мы пробились в завал, но ваших следов так и не смогли обнаружить. А появились вы в совсем другом месте, которое никак не связано с тем, куда вы спустились. Какая-то неведомая сила, живущая в том озере, вернее озёрах, перенесла вас с одного места в другое.

— Озёрах…, - удивился я, — я помню только одно озеро, хотя при этом чувствовал их множество во время своего купания.

— Да, очевидно, озёр этих несколько, — спокойно отметила она. — Только пока обо всём этом не говори никому, разве что кроме адмирала. Тут пока ещё многое непонятно, следует всё несколько раз проверить. Вас перебросило из одного озера в другое, где вы и вышли на поверхность.

Тут я начал потихоньку догадываться, об объяснении тех фактов, которые ранее вызвали у меня удивление. Картинка понемногу начала складываться.

— Только странно, что этот процесс занял, как ты сказала, четверо суток. За это время мы теоретически могли пройти всё расстояние от входа до выхода, самостоятельно.

— Да, наше командование, учитывая ваши собственные ощущения времени и последствия шока от вспышки, примерно так и считает, — ответила Осс. — Не стоит пока его разочаровывать. У них сейчас других забот предостаточно. Им эта лишняя загадка пока совершенно ни к чему.

— Почему тогда ты считаешь по-другому? — удивился я. — Возможно, верны выводы командования?

— Не забывай, что я тебя лично могу чувствовать, где бы ты не находился, и пока ты существуешь в этом мире. Не всегда я могу с тобой телепатически общаться, но вот чувствовать — всегда, независимо ни от чего. Но я потеряла этот контакт с тобой на четверо суток. Иначе, как твоим исчезновением из мира, я это объяснить не могу.

— Слушай, а почему я не чувствую постоянного контакта с тобой, — спросил я. — Мне чтобы связаться с тобой пришлось достаточно серьёзно напрячься.

— Это немудрено, — рассмеялась она. — Я уже много лет владею своим даром телепатии, а ты узнал о нём только что. Потом, я уже говорила тебе, что мы не сыгранная пара.

— Что всё это означает? Сыгранная не сыгранная…, разведчики нашего уровня должны быть сыграны сразу, ещё до совместной работы!

— Разведчики да, но не разведчики-телепаты, и даже просто телепаты, — обиженно произнесла она. — Ты ещё многое не знаешь обо всём этом.

— Вот ты сейчас возмущаешься, а внутри боишься ко мне приблизиться, прикоснуться, хотя давно этого хочешь, — резко сказала она.

Я действительно был в смятении. Никто другой так, как она, не притягивал меня к себе. Я всегда общался с разными людьми как бы издалека, через призму общественных отношений. Да, как и всем нормальным мужчинам, мне в ранней молодости нравились женщины, я хотел с ними общаться. Но уже тогда я знал, что колонисты и разведчики обустраивают личную жизнь только когда уходят на покой. Чаще всего уже в лучшем мире, который по очень древнему поверью, ждёт всех после их смерти. Так что весь мой опыт близких отношений с кем-либо ограничивался исключительно записями полного восприятия, которые в принципе не могут полностью заменить собственных переживаний. Впрочем, это было достаточно распространённым среди тех, кто жил в космосе. Простые человеческие взаимоотношения были для многих из них несбыточной мечтой, как и мечты о собственном доме на планете. Только очень ограниченный круг лиц мог позволить себе жить в разного рода семьях или разнополых коллективах с интимным общением. И то только если их профессиональная специализация им это позволяла. Но я явно был не из их числа. Да, я мог неоднократно завязать интимные связи с кем-либо из женщин, но тогда практически гарантированно пришлось бы уходить из разведки и навсегда оставить свою мечту о собственном доме, что не входило в мои планы. Сейчас же была особая ситуация. И я никак не мог принять решение, что же делать дальше.

— Расслабься, — мягким голосом сказала Осс. — Я знаю всю твою историю. Впрочем, не просто знаю, а чувствую. Мне тоже сейчас нелегко. Ты только не подумай, что я общаюсь с тобой по приказу адмирала.

— Неужели, — саркастично заметил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Всё дело в том, что никакие приказы не могут заставить меня и таких, как я и ты, разделять друг с другом свой внутренний мир. Для этого требуется особая связь, которая может быть только у родных друг для друга людей.

— Ты хочешь сказать, что мы находимся в родстве друг с другом? — не унимался в своём скепсисе я.

— Нет, тут не кровное родство определяет контакт, а родство внутреннего мира. Похожесть личной истории, общие цели. Мы можем быть совершенно непохожими друг на друга, но внутри у нас есть что-то общее, что всегда было между нами, даже когда мы друг о друге не знали. Это или есть или его нет, — заключила она.

Я был весьма озадачен. Впрочем, я и сам чувствовал, что она говорит правду, и что она тоже находится в некоторой нерешительности относительно меня. Я ощутил как будто течение её мыслей. Она размышляла над тем, не поспешила ли она, когда мне обо всём этом начала рассказывать. Она решает, что пора прекратить всё это, отложив до более подходящих времён. Но тут я был абсолютно уверен, что если всё не случится прямо сейчас, то это не произойдёт никогда, и, возможно, станет нашей фатальной ошибкой. Я приподнялся на кровати и решительно взял её за руку, притянув к себе. Она не сопротивлялась, наоборот, я почувствовал эмоцию удовлетворения, исходящую с её стороны.

— Рассказывай подробно, что требуется для образования этой самой сыгранной пары? — уложив её рядом с собой, спросил я.

— А ты сам разве ещё не чувствуешь? — удивилась она.

— Чувствую, но знаю, что мне явно требуется что-то знать, — практически шепотом заметил я, обнимая её, и поворачивая лицом к себе.

— Ты уже и так сделал всё, что нужно для начала, — уловил я её беззвучный внутренний голос. В нём чувствовалась какая-то лёгкость и сильное предвкушение.

Я коснулся четырёх управляющих точек на её одежде, и она опала с неё, так как выключились генераторы силовых стыков. Она одним движением тоже выключила остатки того, что было на мне. Мы прижались друг к другу, буквально впитывая ощущения тел друг друга. Я почувствовал растущее возбуждение, меня стала охватывать неведомая мне прежде сладкая страсть, которая растекалась по телу, пульсировала во мне с каждым ударом сердца, росла с каждым вдохом и выдохом.

— Не торопись, — почувствовал я её мысленный голос, — ещё не пришло время. Почувствуй меня в себе, почувствуй себя во мне.

Я направил свою пульсирующую страсть в неё и одновременно ощутил её страсть рвущуюся ко мне. Я ощутил всю её в себе самом, она вся приятно разместилась и разлилась в моём восприятии. Я ощутил её руками своё тело, ощутил не присущее мне ранее восприятие мужского запаха, вместе с тем страстным откликом, который всё это вызывает. И тут же я ощутил и то, что на какой то момент показалось мне совершенно невероятным. Я ощутил себя самого, внутри её и её восприятия. Я был одновременно в себе самом и в ней. Я ощущал себя одним невероятным существом, которое живёт в себе самом и вне себя одновременно. Поток сил и страсти захлестнул меня и её одновременно. Наше восприятие стало взаимным, и в какой-то момент слились воедино, я и моя половина в ней, она и её половинка во мне. Мы стали единым существом с одним восприятием и двумя телами, переплетёнными в страстных объятиях. Каждое малейшее движение рождало огромное эхо множественных чувств и ощущений, всё больше усиливая небывалое наслаждение, которое стало заполнять все наши чувства, пока не вытеснило их совсем.

Свет, чистый свет со всех сторон. Я, вернее МЫ — это и есть свет, не имеющий ни начала, ни конца. Через мгновение яркость стала чуть ниже. По простирающемуся во все стороны свету пробежала разноцветная волна, почувствовалась какая-то вибрация. В этой волне стали различимы какие-то смутные образы. Образы сменяли один другой, они буквально летели вокруг, закручиваясь в неповторимые спирали хороводов. В какой-то момент вместе с образами пришли ощущения и звуки. Образы стали чётче, и стало видно, что всё это — наша история жизни. Моя история и её история. Все наши прожитые события, ощущения, переживания, мысли. Наши истории сливались друг с другом, слипаясь в одну невероятную спираль, как части общей молекулы ДНК в оплодотворённой сперматозоидом яйцеклетке. Круговерть и поток. Нельзя ни остановиться, ни притормозить и отдышаться. Хоровод событий нашей памяти, нашей жизни летел всё стремительнее и быстрее. За какие-то мгновения пролетали годы, и наоборот, секунды растягивались в необъятные вечности. Мы были всем этим потоком, и этот поток был нами. Время потеряло всякое значение в этом мире, оно двигалось то вперёд, то назад, то плавно, то скакало огромными прыжками. Поток всё больше и больше ускорялся. В какой-то момент весь свет стал одним потоком. Сладострастная вспышка ворвалась в этот нескончаемый поток, разорвав его на мельчайшие частицы. Всё разлетелось на детали, которые обрели индивидуальную яркость и чёткость, и тут, наконец, всё остановилось.

Свет. Снова чистый свет со всех сторон. Но это уже совсем другой свет. Он имеет какую-то цель и историю. Он имеет совершенно иное значение, чем в самом начале пути.

Свет постепенно превращался в светящийся туман, потёк хлопьями, открывая невероятные картины, чего-то неведомого, непостижимого, но особо значимого. Чего-то, что невозможно понять рассудком. И тут спираль неведомой силы начала втягивать нас, всё окружающее, в какую-то бесконечную воронку. Пришло долгожданное, растворяющее чувство завершения, окончания долгого пути через вечность и бесконечность. В какой-то момент всё резко прекратилось. Я почувствовал себя лежащим на кровати и сжимающим трепещущее в любовной истоме женское тело. Я открыл глаза и понял, что это не я открыл глаза, а она. Я смотрел на себя самого её взглядом, и тут же я понял, что она смотрит на себя моим. Я провёл рукой по её спине и почувствовал спиной нежное касание руки. Я ощущал всё то, что ощущала она, так же, как ощущал себя сам. Это было по-настоящему необычно и неповторимо.

— Теперь ты представляешь, что такое настоящая глубокая связь и что такое сыгранная пара? — услышал я свой, вернее её голос, как свой.

Вместо ответа я почувствовал глубокое понимание — да, я это знал, знал всегда с самого своего рождения. Теперь я знал, что мы являемся одним существом с двумя телами и двумя разумами, но общей душой, сущностью. Я раньше не верил во что-либо подобное. Душа — некоторая сущность, которая представлялась в древних поверьях, как отделимая от физического тела и способная существовать отдельно от него. Собственно, я и сейчас не представлял, как всё это устроено. Но теперь я точно чувствовал, что это нечто есть. По крайней мере, есть у меня, у нас. И при этом я ощущал, что это родилось только что, в порыве того, что возникло между нами.

— Это ещё не всё, — вдруг вслух сказала Осс, хотя я почувствовал её слова одновременно с мыслью. — Теперь нам потребуется снова обрести автономность, и отделимость друг от друга. Иначе мы не сможем действовать так, как нам надо.

— Я не представляю, что для этого теперь потребуется, — продолжая ощущать её собой, ответил я.

— Это будет очень приятно, — всей своей сущностью улыбнулась она. — Мы же телесно разделяемся как мужчина и женщина. Это нас объединило и это поможет нам снова обрести себя.

— А как же наша связь, — удивился я?

— Теперь эта связь никуда не исчезнет, — уверенно ответила она, расплываясь во внутренней улыбке, которая рождала самое настоящее умиротворение.

Я снова почувствовал нарастающее возбуждение. Это возбуждение было и моим и её одновременно. Но теперь я ощущал её как женщину и чувствовал, что она видит во мне желанного мужчину. Наверное, самого желанного мужчину во всей своей жизни. Водоворот страсти снова захлестнул нас. Мы занимались любовью долго и откровенно, оставаясь на самом пике переживаний. Каждый миг был наполнен непередаваемыми ощущениями одновременно своего тела и тела самого близкого человека. Разве могут люди, которые ощущают друг друга как самих себя, иначе?

Казалось бы, это будет продолжаться целую вечность и никогда не прекратится, но даже у великих титанов есть предел сил. Снова в какой-то момент я обнаружил себя, да-да, уже самого себя, лежащим на спине. Мое тело овивала прекрасная женщина. Самая прекрасная женщина из всех, с кем я когда-либо был знаком. Она ласково улыбалась мне, будучи явно не в силах сделать что-либо большее.

— Очень хорошо. Это совсем другое, — мысленно сказала мне она. — Я снова чувствую себя так, как будто только что родилась.

— Я тоже, — ответил ей я, — вот только пошевелиться совершенно не в состоянии.

— Ладно, это всё мелочи, — с лёгкой иронией ответила она, — нам теперь надо будет регулярно повторять такие процедуры, чтобы снова полностью не слипнуться.

— Не думаю, что это сильно обременит нашу жизнь и доставит неприятности, — внутренне смеясь, заметил я.

— Да уж, — подхватывая мой смех, расхохоталось она, — явно не обременит…

Мы, наконец, снова обрели возможность двигаться, силы частично вернулись к нам.

— Пора заняться делами, — про себя громко, мысленно сказал я.

— Да, ты прав, теперь ты способен на это, — ответила она, и я уловил в ней чувство огромного удовлетворения всем произошедшим только что.

— Ты теперь можешь всегда мысленно общаться со мной и чувствовать меня, знать всё то, что со мной происходит, — продолжила она. — Я тоже всегда в контакте с тобой. Если захочешь увидеть моими глазами, закрой свои и почувствуй меня.

Я сам уже интуитивно понимал, что и как можно делать, это знание пришло из нашего слияния, но мне было очень приятно ощущать её заботу обо мне. Плюс я чувствовал, что этот внешний монолог требуется для того, чтобы удерживаться от полного слипания друг с другом, которое, я чувствовал, обязательно произойдёт снова, чему даже был несколько рад.

— Ладно, — сказал я, — ты говорила ранее, что адмирал Восс хотел со мной пообщаться?

— Да, система закрытой связи установлена у нас в отделении разведки. Иди сейчас туда и узнай заодно все новости, что произошли за время вашего отсутствия и за то время, пока ты спал. Там есть кое-что интересное, над чем стоит подумать.

Мы залезли в виброполевой капельный душ, чтобы привести себя в необходимый для контакта с другими людьми вид. С трудом собрав отдельные части наших одежд, раскиданных по всей каюте, и приведя себя в порядок — вид "по уставу", мы вышли в коридор жилого отсека. В нем было на редкость людно, люди куда-то спешили, двигаясь в разные стороны, и практически не обращая внимания друг на друга и на нас. Судя по всему, намечалось какое-то большое событие, требующее одновременного участия многих специалистов. Я посмотрел на свой вызывной браслет, где должны отображаться текущие задания от командования для меня лично, и обнаружил, что меня вызывают на совещание руководства, которое состоится через четыре часа. "Значит, время у меня есть", — подумал я, мысленно попрощавшись с Осс, которая зашла в свою каюту, и направился в отделение разведки.

Когда я вошел в наше отделение, мне сразу бросилась в глаза куча всякого оборудования, планомерно раскиданного по всему помещению. Я заметил огромное количество дистанционных управляемых систем, роботов, которые ожидали своего часа оказаться снаружи. Всё это говорило о том, что командование после инцидента с нами решило больше использовать автоматику, а не людей. "Всё это неспроста", — подумал я, хотя каких-либо фактов, которые могли бы все это вызвать, так и не ощутил. Убедившись, что в отделении никого нет, я заблокировал двери, поставив исключительный приоритет на вход, и коснулся вызывного экрана закрытой связи. Адмирал Восс возник практически сразу, что говорило о том, что он уже давно ожидал контакта со мной. Вид у него был явно недоброжелательный, видимо, что-то шло совсем не по тому сценарию, который он предполагал. "Да, я, кажется, влип", — подумал я в попытке придумать какое-либо оправдание всему тому, что произошло ранее, но додумать не успел…

— Командор, — начал разговор адмирал Восс, — я давно жду связи именно с тобой, и это ожидание уже достаточно серьёзно начало меня раздражать. Онтристис уже передала мне некоторые сведения о том, что произошло у вас и между вами, но это не отменяет всего того, что произошло у вас там, на поверхности Лиенны.

— Лиенны, — удивился я, — что это такое?

— А…, ты ещё не в курсе, — сказал Восс, — теперь эта планета называется Лиенна, что означает на одном, всеми забытом языке, "непредсказуемый подарок судьбы".

— Да уж, меня этот подарок уже конкретно потрепал, — с грустью в голосе заметил я, вспоминая свои приключения в пещерах и сразу после.

— Естественно, — продолжил адмирал, — всё, о чём мы сейчас будем говорить должно остаться только между нами. Даже твоё непосредственное руководство должно быть не в курсе, разве что…, ну ладно, ты сам решишь, что и кому откроешь.

— Неужели всё так серьёзно? — спросил я.

— Да, всё очень серьёзно, и даже более, чем ты сейчас себе представляешь. Ты уже мог заметить, что на станции включён режим максимальной защиты, как в случае возможного военного столкновения с самым серьёзным противником. И это притом, что с первого вида никаких внешних врагов не видно.

— Уже заметил, — сказал я.

— Так вот, у вас там внизу происходит какая-то небывальщина. Многочисленные датчики показывают признаки наличия всё возрастающей вокруг вас активности высокоуровневой жизни, но саму высокоуровневую жизнь не обнаруживают. Некоторая аппаратура на станции периодически выходит из строя странным образом. Структура сигналов жизнедеятельности практически всех членов экипажа станции, кроме вашей группы разведки, что выходила на поверхность, начала меняться. Но ничего явно необычного не происходит. С виду всё идёт в рамках намеченного плана. У меня есть предчувствие, что в самое ближайшее время у вас что-то должно произойти. И совсем не то, что всем нам хотелось бы видеть. После инцидента с тобой и подземным озером, у нас на орбите были зарегистрированы странные сигналы, идущие из-под поверхности планеты. Совершенно непонятно, что всё это значит и откуда берётся. Я считаю, что каким-то нам еще не известным образом активировались все глубинные озёра на этой планете. Их количество огромно. Планета в глубине буквально напичкана этими озерами, и их расположение относительно друг друга носит явно осмысленный характер. Что всё это может означать — предстоит выяснить тебе, причём в самое ближайшее время. Ваше руководство считало нецелесообразным выпускать кого-либо из людей из-под защитного купола, предпочитая использовать роботов. Я отдал приказ — отправить вашу разведгруппу ещё раз, чтобы спуститься ещё раз в глубину. Ясно, что от роботов в этом деле не будет какого-либо толка. Так что готовься ко всему возможному, что только может произойти в рейде.

Адмирал вздохнул, переводя своё внутреннее внимание с одной темы на другую.

— Что ещё более интересно, в ближайшем окружающем эту звёздную систему пространстве, отсутствуют любые космические корабли, кроме нашего флота. Даже вездесущих шпионов тороков нет. Все они тут присутствовали до спуска вашей станции на поверхность, но сразу после этого их и след простыл. Всё это, мягко говоря, настораживает.

— Это выглядит действительно крайне странным, — с некоторой нерешительностью в голосе заметил я. — Такое ощущение, что другие расы что-то знают об этой планете и чего-то сильно боятся. Чего-то, что может произойти здесь с нами в самое ближайшее время.

— Вот и я так считаю, — сказал адмирал. — Судя по всему, мы сами вскоре будем это знать. Только вот какую цену нам придётся заплатить за такое знание — ещё не ясно никому. Сейчас по возможности изучи свой журнал, а так же отчёты о том, что уже произошло и описано. Это займёт тебя на некоторое время. Я отправил кое-какую информацию, постарайся ею воспользоваться, когда снова окажешься на поверхности. Сейчас я отключаюсь. Сильно надеюсь, что это не последняя наша связь. Впрочем, мне приятно видеть, что ты выглядишь как живой, — закончил свою речь адмирал.

Объёмное изображение адмирала Восса пропало, медленно растворившись в воздухе. Я ощущал некоторую подавленность, так как весь этот разговор принёс с собой сильную неопределённость. Даже ожидание столкновения с реальным сильным соперником, смертоносным врагом, не так страшно, как ожидание чего-то неизвестного и неопределённого. Впрочем, нам, разведчикам, это должно быть хорошо знакомо, но всё равно внутри мы не сильно отличаемся от обычных людей.

Я разблокировал двери в отделении разведки и отправился в свой персональный маленький кабинет изучать накопившуюся информацию. Информации было достаточно много. В первую очередь я решил узнать, что случилось с нашими силовыми костюмами. Их отключение в самый неподходящий момент было крайне неприятным сюрпризом. Но тут меня ожидало полное разочарование. Вся конструкция костюмов и вся имевшаяся на нас электроника была полностью исправной. Портативные источники энергии функционировали идеально, но во всех схемах была нарушена взаимная синхронизация, так что вся конструкция просто отключилась чтобы не уйти вразнос. Такого эффекта действительно никто не мог ожидать. Да и реальных причин, способных вызвать всё это, также не обнаруживалось. Сбить согласованную работу очень хорошо защищённой системы ранее считалось практически невозможным. Всё это вызывало сильную тревогу, так как я понимал, что теперь во всех подобных переделках придётся рассчитывать только на себя и свои достаточно ограниченные человеческие возможности. Техника не сможет быть нам достойным помощником.

В принципе, в этом не было чего-либо нового и необычного. Нас ещё в школе готовили к любому возможному выживанию в самых разных условиях без использования какой-либо техники. Но здесь, на этой планете, сразу оказалось слишком много неизвестного и таинственного, что не позволяло надеяться на успех, рассчитывая только на свои силы. "Хотя, может, это всё к лучшему", — подумал я, — "иначе сидеть нам на базе, когда всю основную работу будет делать техника. Вот только не поможет нам вся наша техника узнать секреты этой загадочной планеты — Лиенны. Да, подарочек судьбы она ещё тот", — продолжал рассуждать я, читая отчёты обо всём, что произошло на станции с момента выхода нашей группы на разведку.

Из отчётов следовало, что практически все важные функции на станции теперь управляются исключительно вручную. Это отнимает много времени у экипажа станции. Критически важная автоматика постоянно выходит из строя неизвестным образом, да и самостоятельно восстанавливаться она тоже не желает. С орбиты было доставлено дополнительное оборудование и множество запасных частей, но и от них особого толку практически не было. Всё второстепенное оборудование, а также резервные схемы работали ровно до того момента, пока их не включали как основные. Стоило это сделать, как через непродолжительное время всё снова выходило из строя. Такое впечатление, что что-то или кто-то всячески пытается взять под собственный контроль основной функционал станции, сделать её своей игрушкой. Но этот кто-то или это что-то до конца не понимал, что пытается делать. Это выглядело так, как будто маленький ребёнок пытается управлять большим заводом по постройке космических кораблей.

Ощущение догадки, узнавания, промелькнуло у меня в голове, и я решил поделиться им с Осс. Я закрыл глаза и представил её…, и тут же понял, что обратился не вовремя. Она была сильно занята в медицинском отсеке, пытаясь настроить сканирующее оборудование, которое вышло из строя. Я уловил её ощущение контакта и пожелание — "извини, не сейчас", и снова задумался о сложившейся ситуации.

В моей памяти снова возникло светящееся озеро. И тут я ощутил более отчётливо, что то озеро, в которое я упал, и озеро из которого я выбрался — были действительно разными озёрами. Вроде они практически не отличались одно от другого, но некоторое ощущение различия между ними было. Выходило, что Осс была права, когда говорила, что нас что-то перенесло из одного места в другое, но сделано это было особым образом не мгновенно. Такое впечатление, что нас буквально разобрали по молекулам в одном месте, изучили, и потом собрали вновь в другом. Да ещё с небольшими изменениями или доработками. Этот вариант казался самым реальным, но выглядел поистине фантастичным. Ни технологии землян, ни технологии других известных космических рас такого не позволяли. Да, эффект мгновенного переноса материи в пространстве, через его кратковременное смыкание в двух точках, был известен всем обитателям большого космоса. На нем было основано перемещение космических кораблей в пространстве между звёздами. Но чтобы сделать такой перенос по крупинкам живой материи, сохранив естественную целостность форм и содержания этих форм?! — Это считалось невозможным ранее. Хотя именно такое представление могло объяснить то, что произошло с нашими костюмами и нашей техникой. Да, это нечто, собрало их с той же точностью, с которой они были созданы изначально. Но сохранить тонкую настройку совместной работы многочисленных схем, не являвшихся плодом биологической эволюции, это нечто не смогло, а может, просто не захотело. Удивительно, что нас, живых, этот разрушительный эффект совершенно не коснулся. Мы даже не заметили всего того, что произошло с нами. Плюс ко всему этому, мне лично была добавлена иная память, благодаря которой мы выбрались на поверхность. Это нечто, буквально выполнило моё основное на тот момент желание, очевидным для него способом. Когда я понял это, я вдруг ощутил озеро, вернее теперь, озёра, чем-то дружественным ко мне, почти родным. Я почувствовал, что мне обязательно снова надо оказаться в нём, но теперь в одиночестве. Тогда я смогу узнать некоторые тайны, которые остались нераскрытыми.

В подобных раздумьях, я бегло просматривал остальную информацию о том, что было исследовано за прошедшее время. В ней я не находил новых ответов на имеющиеся у меня вопросы, так что она не вызывала у меня какого-либо заметного отклика. Да, персонал станции работал с максимальной отдачей, но пока всё это не приближало меня и всех нас к разгадкам тех загадок, которые преподнесла нам планета. В какой-то момент мой вызывной браслет стал пульсировать на руке, сообщая о том, что пора идти на совещание руководства станции.

Коридоры станции в этот раз оказались практически пустыми. Весь персонал находился по своим рабочим местам. Мне по пути через четыре сектора станции встретился только один техник, который, похоже, давно и явно безуспешно пытался наладить работу гравитационного грузового транспортера. Он даже не посмотрел в мою сторону, я ощутил лишь его крайнюю сосредоточенность и усталость, граничивших с озадаченностью и любопытством человека, который не мог понять, как эта привычная и понятная ему ранее техника может не работать.

В зале совещаний было на редкость людно. Я пришел, судя по всему, одним из последних. Здесь присутствовало практически всё высшее руководство станции, а так же множество руководителей и командиров различных подразделений, вроде моей разведки. Всё это говорило о том, что сейчас будет обсуждаться вопрос всего дальнейшего пребывания нашей экспедиции на этой планете. Я тихо понадеялся, что лично меня это напрямую не коснётся. Моё дело — разведка внешней территории, и этот вопрос, судя по тому оборудованию, что было доставлено к нам, был уже решенным. Но моим ожиданиям не суждено было сбыться. Практически сразу после начала собрания и естественных организационных выступлений и приветствий, ко мне обратился Митей Пит.

— Командор Икторсинус, — сказал он обращаясь на весь зал ко мне, — вы можете объяснить странный эффект, который многим из нас до сих пор не даёт покоя. Практически у всех, из персонала станции, с орбиты фиксируют изменение типичных сигналов жизнедеятельности, а у вас и ваших разведчиков всё осталось в том же виде, как и было до спуска с орбиты. И что более странно, этот эффект изменения совершенно не определяется здесь на станции. Наше оборудование показывает полную норму. Адмирал Восс сильно озадачен этим вопросом. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Если честно, то практически ничего, — ответил я. — Вся разница между нами в том, что наша группа была вне станции, когда произошел сбой системы гравитационной стабилизации. Кстати, этот эффект не может быть вызван защитным полем станции?

— Нет, — твёрдо сказал Пит, — вы и другие разведчики сейчас находятся под куполом поля. Восс показал мне результаты сканирующей телеметрии, вы отличаетесь от всех нас по её показателям. В связи с этим, хотя я и изначально возражал против новой экспедиции вашей группы из-под купола поля, вы отправитесь в обнаруженные вами пещеры. Дополнительное диагностическое оборудование, час назад доставлено сверху. С вами пойдут двое техников, которые будут со всем этим оборудованием работать. Пожалуйста, отнеситесь к ним с большим вниманием, чем обычно разведчики во время разведки к гражданским специалистам.

— Хорошо, — сказал я, — я могу идти прямо сейчас или ко мне есть ещё другие вопросы?

— Нет, вопросов больше нет, всё остальное напрямую вас не касается, командор, вы свободны. У вас на сборы группы ровно час. Ту расщелину, по которой вы спускались в первый раз, и которую засыпало, теперь расчистили. Так что придётся вам снова привыкать к темноте, — закончил, с веселыми нотками в голосе, Митей Пит.

Сборы в этот раз действительно были скорыми. Я решил практически ничего не брать с собой кроме самых простых осветительных приборов и приспособлений без использования электроники. "Всё равно откажет при случае, так что лучше не брать вовсе", — думал я. Также решил впервые за всю свою жизнь в разведке не брать силовой защитный костюм. Вместо этого оделся в специальную одежду, сделанную из нескольких десятков слоёв особой тончайшей ткани, которые совместно создавали совершенно фантастический эффект ощущения кожей окружающего пространства, при одновременной защите как от низких температур, так и от большой влажности. Один комплект этой спецодежды был у нас на станции, хотя её практически никогда не использовали в подобных экспедициях, полагаясь на силовые костюмы. Онтристис решила оставаться на станции и продолжать исследования, которые ей поручил провести адмирал Восс. Она чуть более явно подстроилась ко мне, чтобы я мог всегда чувствовать её присутствие. Это было даже более удобно, чем если бы она была вместе с нами. Если со мной что-либо случится, она сразу всё будет знать, даже если откажут все технические средства, которые у нас есть. Я как разведчик понимал всю пользу такого расклада дел. В новую экспедицию я взял только Нюма и Вита — проверенных в скитаниях по пещерам людей. Впрочем, в этот раз я хотел спуститься к озеру в одиночку, и чётко понимал, что именно эти ребята меня поймут и поддержат, как никто другой.

Нашу группу из трёх человек у выхода станции встретили двое техников, которых я ранее не видел, и которые нас, похоже, уже давно ожидали. Они нацепили на всех нас свои непонятные устройства, которые зачем-то должны были располагаться исключительно на теле и направились к проходу через купол силового поля. Мы последовали за ними.

Дорога до входа в пещеры не заняла много времени, как в первый раз. Был вечер, совершенно по земному чарующий вечер, когда материнская звезда уже зашла за горизонт, отбрасывая в небо лучи, переливающиеся в атмосфере разными цветами. Тени вытянулись и стали прозрачными. Легкий тёплый ветерок путался в моих волосах и шуршал в окружающей растительности. Мне вспомнились первые месяцы, проведённые в школе на Земле. Тёплыми летними вечерами мы наблюдали, как день сменяется ночью. Из космоса такого не увидеть никогда. Пришло ощущение тех далёких мечтаний, надежд на самое лучшее, что только может произойти в жизни человека. Воспоминания укрепили во мне твёрдую уверенность в том, что и в этот раз всё будет хорошо, или, по крайней мере, хорошо для нас закончится. Мы шли быстро, не обращая внимания на возможные опасности. Впрочем, те опасности, которые могли нас подстерегать, были явно иного плана, чем все те, к которым мы могли приготовиться и отреагировать.

Один из техников приблизился ко мне и несколько растерянно сказал:

— Командор, у нас тут серьёзные проблемы. Мы не знаем, как их решить, и даже не представляем, с какой стороны к ним подойти. Во всём прежнем опыте земной науки такое пока не встречалось, так что вся надежда на вас и вашу группу.

— Что же у вас там такое случилось, что даже вы надеетесь на человека, а не на совершенную технику? — спросил я.

— Вы пока не понимаете, — смутился техник. — Если сказать кратко, то вся наша аппаратура, которая только есть, ведёт себя непредсказуемым образом и периодически отказывает на этой планете, без каких-либо внешних предпосылок. Мы не можем установить ни причин всего этого, ни понять, что нам делать.

— И как я могу вам во всём этом помочь? — спросил я.

— Вы, разведчики, пожалуй, единственные, кто сможет выжить в этом мире без использования техники. Значит, именно вам и предстоит разгадать эту загадку, — уверенно ответил мне техник.

— Интересно как? — не скрывая удивления, сказал я.

— Пока не знаю, — со вздохом ответил он, — но думаю, вы сами догадаетесь. Вот, к примеру, на глубине километра под поверхностью вся наша аппаратура отказывает безвозвратно. Мы несколько раз пытались отправить в пещеры роботов, но ни один из них так и не смог приблизиться к тому, что вы видели в глубине.

— И как же вы теперь хотите всё это изучить, понимая, что ваша аппаратура откажет, даже если она будет размещена на нас?

— Мы и не рассчитываем иметь с вами контакт, когда вы уйдёте в глубину, — сказал техник, — мы рассчитываем на то, что вы сами оттуда выйдете.

— Тогда я не понимаю, зачем вы навешали на нас кучу всяких штуковин. Кстати, немного неудобно с ними.

— Это не совсем штуковины, — с нотками гордости в голосе сказал техник. — Это биологические воспринимающие и запоминающие устройства. Они живые, понимаете?

Тут я сильно удивился. Да, различного рода биологические материалы и биотехнические конструкции достаточно давно использовались в технике, но вот сказать, что они и в самом деле живые, пожалуй, никто не смог бы. Это было для меня самой настоящей новостью.

— Интересно, а кто их создал, и давно ли они применяются? — спросил я.

— Вообще-то, — опять смущаясь, ответил техник, — это первое реальное применение этой искусственной формы жизни, которая пока не имеет названия, и которую разработали мы с коллегой. Ради испытания этой технологии, мы оказались на этой планете. Так что будьте, пожалуйста, к ней, вернее, к ним, более внимательны. Они ведь для нас, как родные дети, их очень не хочется потерять.

— А что с ними может произойти?

— Они могут просто погибнуть, если их надолго оторвать от вашего тела, к примеру, — сказал техник, — им требуется ваше тепло как защита и выделения тела как питание. Они могут воспринимать окружающее пространство множеством различных способов, что не дано ни нам, людям, ни технике. Механизм передачи их восприятия в сразу доступную людям форму нами пока не разработан. Мы можем лишь проанализировать после возвращения всё то, что ни воспримут и запомнят, да и то небыстро. Но и эта информация может стать исключительно важной. Так что я не могу сказать, что эти наши подопечные смогут быть вам хоть как-то полезны, но, всё же, прошу отнестись к ним как чему-то для вас реально нужному и важному. Если хотите, можете называть их детекторами, — закончил свою речь техник.

Тут мы пришли ко входу в пещеры, что означало начало нашей основной работы по специальности. Наступила самая настоящая ночь, и мириады звёзд смотрели на нас со своих незыблемых высот. Ветер полностью стих, и исчезли все посторонние шумы так, что каждое наше движение стало отчётливо слышно. "Это хорошо", — подумал я, — "слух являлся хорошим подспорьем в случае отсутствия какой-либо зрительной аппаратуры, всё одно я с собой её не стал брать. Нюм и Вит, которые пойдут со мной до определенного уровня, имеют весь стандартный комплект оборудования и силовые костюмы, но у них нет той одежды, что сейчас одета на меня. По-любому им придётся рассчитывать на технику, на которую я не рассчитываю", — думал я. — "Только собственные человеческие чувства должны помочь мне решить поставленную задачу, подсказать ответы на поставленные вопросы".

Мы спускались в глубину по вновь расчищенной расщелине. Теперь это было куда проще, чем в первый раз, хотя бы просто потому, что отсутствовало чувство неизвестности. Я, даже спускаясь первым, не стал включать фонарь, предпочитая ориентироваться без использования собственного зрения. Это было совсем несложно, так как все другие мои чувства были сейчас обострены до предела. Я слышал слабое эхо собственных шагов, и оно говорило мне о расстоянии, о поверхности под ногами и многое другое. Вообще, в пещерах обостряется всё восприятие, и можно буквально кожей через одежду чувствовать стены, других людей, находящихся рядом, их малейшие движения — если, конечно, не включать фонаря. Обычно, в виду защитных силовых костюмов и зрительной аппаратуры, всё это великолепие чувств не работает, заменяясь иллюзией большей актуальности именно зрения. Но после купания в озере, я не доверял всей этой технике и теперь буквально наслаждался собственными ощущениями, которые позволяли мне сейчас обходиться вовсе без зрения.

Вскоре мы оказались в большом зале, куда вела расщелина, и я по ощущениям безошибочно направился в сторону того прохода, который вёл к озеру. Для начала нам требовалось поставить несколько экспериментов с технической аппаратурой. Во-первых, стоило проверить, действительно ли отказывает электроника при спуске до определённой глубины, и как это происходит. В качестве подопытного кролика был выбран малый разведывательный робот, который должен был держаться впереди нас на расстоянии прямой видимости. Если он откажет, мы будем это наблюдать. Контрольная аппаратура была у Нюма, так что ему пришлось идти в глубину первым. За ним шел Вит, я замыкал процессию. Было очень забавно идти за своими ребятами в полной темноте. Я не видел их, но чётко держал дистанцию, при этом даже не сосредотачиваясь на восприятии всего того, что происходит, думая о чём-то своём. У меня в голове было видение всего, что происходит вокруг, примерно как во сне, но я чётко понимал, что не сплю. Нечто подобное было у меня ещё в школе, но это было так давно, что уже считалось мною совсем забытым. Вообще, по пути вниз меня постоянно посещали далёкие воспоминания моего детства и юности. Было такое впечатление, что кто-то читает книгу моей памяти. Читает с начала, не торопясь, переворачивая одну страницу за другой, следя за развитием сюжета. Я решил поделиться этой мыслью с Осс, присутствие которой теперь всегда ощущал рядом. Она откликнулась сразу, и в её ощущении было беспокойство:

— Знаешь, — сказала она мне, — буквально полчаса назад выяснилось, что подобные необъяснимые воспоминания и переживания далёких времён возникли практически у всех членов нашего экипажа станции. Причём это происходило с ними буквально одновременно, в первое время после посадки, когда наша группа вышла на разведку. И сразу после этого были зафиксированы с орбиты изменения типичных сигналов жизни. Это как-то связано между собой.

— Очень странно, — заметил я, — ты что-либо чувствуешь на счёт изменений во мне по сравнению с тем, что было ранее?

— Есть что-то странное, — ответила Осс, — ты теперь воспринимаешься чуть иначе…

Тут мне в голову пришла какая-то невыраженная мысль, голос обострённой интуиции, который давно хотел что-то сказать…

Я резко остановился, сконцентрировавшись на своих ощущениях и переживаниях. В фоне так и продолжали идти какие-то далёкие воспоминания. С одной стороны, они совсем не мешали и даже были приятными, но с другой стороны, само их возникновение было непонятным. Резко потянувшись в ментальном контакте к Осс, я чисто интуитивно присоединился к своему собственному образу, что оставался в ней с момента нашего слияния. И в это мгновение что-то резко произошло. Моя память буквально взорвалась, выбросив в один момент в восприятие многие миллионы кусочков жизненных событий, переживаний. Это полностью заполнило меня, и тут я ощутил, что вокруг меня есть свечение. Ребята ушли далеко вперёд и не могли все это наблюдать, подтвердить, однако в этот момент я чётко понимал, что это происходит в реальности, а не является моей галлюцинацией. Тут же я почувствовал чей-то беззвучный крик, самый настоящий крик гибнущего или очень сильно страдающего существа, которое не может справиться с тем, что происходит в нём самом или вокруг него. Крик возник и оборвался в одно мгновение, вместе с этим исчезло и это слабое свечение вокруг меня. В моём восприятии как-то сразу всё успокоилось, восстановилось, воспоминания полностью исчезли. Вернулась уверенность и сосредоточенность.

Я снова потянулся к Осс с немым вопросом:

— Что это было, скажи…

Ответ пришел очень не сразу, я ощутил, что в этот момент нечто подобное тому, что только что произошло со мной, происходит с ней. Она тоже была практически в том же процессе, что и я за мгновение до этого. Я ощутил ещё один немой крик, но это был уже не тот крик, что был у меня. Этот крик был, кажется, у неё. Сразу после этого пришло сладкое чувство единства, которое было у нас во время слияния. Я снова ощущал себя ей и ей себя, даже на таком расстоянии и несмотря на внешние обстоятельства. Мы снова начинали слипаться. Я почувствовал, её естественное женское возбуждение, которое рождало во мне самый естественный мужской ответ.

— Стоп-стоп-стоп, — уверенно заявила Осс, — только не сейчас…

Это несколько отрезвило меня и её, процесс слипания остановился, сменившись взаимной тягой мужчины к женщине и женщины к мужчине.

— Оказывается это можно делать и на расстоянии, — про себя подумал я…

— А ты как думал, — прочла мои мысли Осс. — Теперь нам будет проще, только не забывай, что по возвращению нам потребуется уделить больше времени друг другу.

— Непременно стоит, — удовлетворённо заметил я, — только для этого ещё вернуться надо, а я ещё, можно сказать, даже не дошел до цели.

— Ого, — пришел удивлённый мысленный глосс Осс, — мой сигнал жизни, фиксируемый с орбиты, снова стал таким, как был прежде, хотя до этого стал резко меняться…

— А что делает мой? — спросил я.

— А твой вообще не фиксируется. Ты же ушел за горизонт орбитальных сканеров.

— Понятно, посмотри, что с ним происходило ранее, до того, как я спустился сюда.

— Сейчас посмотрю, — сказала она, — я как раз непосредственно занимаюсь этим вопросом по приказу адмирала…, да, твой сигнал за час до спуска в пещеры тоже стал меняться, но сейчас его не проверить. Удивительно. Раньше никогда ничего подобного не происходило.

В этот момент меня позвал Вит:

— Командор, идите скорее к нам, тут нужна ваша помощь.

— Сейчас иду, — ответил я, завершая свой мысленный диалог с Осс. — Извини, тут у нас, кажется, дела начались, поговорим потом.

— Хорошо, — сказала она ровным голосом, — я пока попробую разобраться, как связаны эти переживания воспоминаний и регистрируемые сигналы жизни. Откуда берутся их изменения, и почему наш контакт сумел эти изменения разрушить.

Я направился вслед за Витом, уходящим вниз по коридору пещеры. Пока я разбирался с собой и общался с Осс, ребята спустились достаточно глубоко и, похоже, подошли к тому уровню глубины, где отказывала электронная аппаратура. Я шел в полной темноте, удерживая ощущение расстояния до Вита, который шел первым, но в какой-то момент понял, что пора включить фонарь и посмотреть, что происходит вокруг своими глазами. Маленький шарик белого света, вспыхнув у меня на плече, осветил окружающую пещеру. И тут, впервые, я увидел своими глазами, что она из себя представляет. Этого не могла передать зрительная аппаратура костюмов, это стоило увидеть своими глазами, используя самый обыкновенный фонарь. Стены пещеры переливались всеми цветами радуги. Видимо, они были покрыты мириадами крошечных кристалликов, разместившихся на каменных сводах. В некоторых местах по камню проходили трещинки, в которых кристалликов было особенно много. Эти трещинки были весьма многочисленны. Они то расходились в разные стороны из одной точки, то снова сходились вместе. Они опоясывали своды пещеры, тянулись вдоль и поперёк, в их расположении чувствовалась какая-то разумность, вернее, рациональность или гармоничность. Как будто невиданный художник нарисовал тонкими линиями свой автопортрет, увидеть который можно, только глядя с большого расстояния. Казалось совершенно невероятным, что всё это великолепие было создано естественными силами природы этой планеты, но и признаков воздействия внешней силы на эти своды тоже не обнаруживались. "Да", — подумал я, прислушиваясь к собственным шагам, — "как можно многое упустить из виду, полагаясь только на привычные методы работы с окружающим миром. Мы, рассчитывая на имеющуюся технику, просто не могли увидеть всё это своими глазами, удовлетворяясь картинкой пространственного представления, которое формирует зрительная аппаратура. Но как только стоило отказаться от неё и воспользоваться своими глазами, так сразу мир открыл ещё одну свою страницу там, где мы считали, что уже всё прочитано, тем самым, преподнеся очередную загадку или подсказку к прежним загадкам".

Тем временем мы подошли к тому месту, где начиналась граница жизни и смерти техники. Перед нами в коридоре, уходящем вниз, стояло и валялось с десяток различных механизмов, роботов, направленных сюда ранее. Вся эта техника отключилась, попав под влияние чего-то неизвестного. Тут же валялся и наш разведывательный робот, шедший перед нами. Нюм, когда я подошел к нему, сказал:

— Занятное дело, командор. Тут, похоже, проходит некоторая невидимая и совершенно неощущаемая граница, за которой наши технические средства больше не работают. Всё, что доходит до нее, в одно мгновение отключается. Мы с Витом не решаемся приблизиться к ней, наши костюмы тоже могут отказать. Только вы можете без опасений пройти через неё, так как ориентируетесь без техники. Интересно, что будет с вашим электрическим фонарём, когда вы перейдёте эту границу?

— Да что угодно, — ответил я, — у меня есть ещё несколько других осветителей, работающих на разных принципах, не только за счёт использования электричества. Сейчас мы все это и проверим. Что у нас там по плану следует сделать?

— Требуется попробовать вынести что-либо из отказавшей техники из-за этой границы и посмотреть, что с ней будет, — сказал Вит. — Сделаете это, командор?

Я направился вниз. Сделав буквально два шага, я почувствовал, как меня постепенно обволакивает какое-то странное поле, или не поле, но что-то, что ощущается, как лёгкое дуновение влажного ветерка, хотя никакого движения воздуха в этом коридоре сейчас не было. Мой электрический фонарь резко погас, и вокруг снова возникла непроглядная темнота. Через мгновение ощущение ветерка исчезло. Я снова попробовал включить фонарь, но он больше не работал. Я достал биологический флуоресцентный осветитель и активировал его. Слабое зеленоватое свечение отразилось на искрящихся сводах пещеры. Этого света было вполне достаточно чтобы ориентироваться по зрению. Я подошел к нашему разведывательному роботу, который лежал рядом с кучей других подобных устройств, оказавшихся здесь раньше его. Подобрав его, я направился вверх. Никаких ощущений на обратном пути я не испытал, но в какой-то момент электрический фонарь сам собой вспыхнул снова. Видимо, я перешел эту невидимую границу в обратном направлении. Но наш разведывательный робот при этом так и не включился, видимо, сложная аппаратура была куда как более уязвима, чем простейший фонарь. Я отдал робота Нюму и снова отправился вниз. В этот раз никакого странного ощущения я больше не испытал. Электрический фонарь снова выключился сам собой, уступив место биологическому, на который граница никак не влияла. Собрав остальную погибшую технику, я перенёс её за границу, отдав ребятам. Теперь их задача разобраться вместе с техниками, что же тут происходит с аппаратурой. По моему электрическому фонарю стало возможным определить точно, где проходит граница жизни и смерти техники. Я отдал ребятам второй такой же, который был у меня про запас, пусть подумают, как сделать из него простейший детектор. Хотя я был не очень уверен в успехе этого дела, вспоминая, что в первый раз пересечения границы меня встречало ощутимое поле. "Оно как бы исследовало меня", — подумал я. — "Неспроста всё это дело, тут действует что-то большее, какая-то система".

Рассказав свои соображения ребятам, я попрощался с ними и снова отправился вниз, к озеру. До него ещё было достаточно далеко идти, но я помнил дорогу своего первого путешествия. "Странно, тогда вся наша техника работала ровно до момента моего купания", — думал по пути я. — "И оно что-то включило здесь, в этом мире, активировало какую-то непонятную силу, с которой теперь мне придётся самостоятельно разобраться. Но, с другой стороны, странности на станции начались до всего того, что произошло с нами в глубине. Следовательно, на поверхности действует совсем другая сила, или силы, которые влияют на технику и людей. Возможно, они как-то связаны между собой, но возможно и нет". Это ещё больше озадачило меня, и я решил ментально пообщаться с Осс. Тут меня ожидал большой сюрприз. Это была самая большая неожиданность, сравнимая с неожиданностью обретения возможности пользоваться телепатией. Наша связь не работала. Я ощущал присутствие Осс в этом мире, но не более того. Установить хоть какой-то рациональный контакт было совершенно невозможно. Я перепробовал все способы настройки, которые только мог придумать и вспомнить, но всё было бесполезно. Чувствовалось, что она тоже в этот момент пытается связаться со мной, но её постигает то же самое разочарование, что и меня. До этого я успел узнать из памяти Осс, что телепатический контакт не зависит от расстояния или каких-либо иных преград. Его материальная суть основывалась на не раскрытых до сих пор механизмах прорыва пространства, видимо, сходных с телепортацией, которой пользуются космические корабли, правда на куда меньших энергиях. Но сейчас что-то явно мешало нормальной деятельности этого механизма. Да, он продолжал работать, так как было ощущение присутствия друг друга, но тот контакт, к которому я уже успел привыкнуть, был невозможен. "Одной загадкой больше" — подумал я, и уверенно направился по коридору вниз, к озеру, считая, что это именно оно загадывает нам эти загадки. "Возможно, оно же позволит их разгадать", — думал я.

Однако реальность этой планеты преподнесла мне очередной сюрприз, снова полностью разрушив все мои планы. Когда, по моим ощущениям, до озера оставалось пройти всего пару поворотов, я вдруг наткнулся на невидимое препятствие, очень похожее на то, что было в том месте, где отказывала наша техника. Только в этот раз вместо техники отказал я сам. Вернее сказать, что я отказал полностью, нельзя. Просто я лишился практически всего своего восприятия окружающей реальности. Моё собственное тело перестало отзываться. Полный паралич всех чувств и ощущений. Я никогда прежде не испытывал ничего подобного, даже при отравлении жуланским нейротоксином в одной из боевых стычек. Вначале я даже успел подумать, что это так выглядит моя собственная смерть, но вскоре пришел к выводу, что всё же это ещё не она. Я ничего не мог воспринимать ни через слух, ни через зрение, даже ощущение притяжения перестало для меня существовать. Я мог с большим трудом разобрать тактильные ощущения своих рук и ног, которых, впрочем, всё равно не хватало для ориентирования и перемещения на ощупь. Подкрепляло всё это ощущение совершенно свободного рассудка, вдруг оказавшегося полностью изолированного в своей черепной коробке. "Ну, хоть за это спасибо", — про себя думал я, в тщетных попытках восстановить хоть какое-то восприятие. Нервы, не собранные в компактные узлы, частично потеряли сигнальную проводимость. Вероятно, подобное воздействие и выключало нашу технику, только чуть раньше, чем оно смогло выключить меня. Формально я жив и даже невредим, слабо чувствуется, что лежу на каменном полу, однако практически ничего не могу сделать, даже выползти за эту границу. Хотя бы просто потому, что мне совершенно непонятно в какую сторону надо ползти. Тело, вроде бы, слушается разума, вот только чувственная обратная связь практически отсутствует, что сводит координацию движений практически к нулю.

"Да, знатная переделка", — думал я, так и не представляя, что же мне сейчас можно сделать. Однако отсутствие чувств и эмоций, а так же чистота сознания пошли мне на пользу. Я стал активно анализировать сложившуюся ситуацию, не отвлекаясь ни на страх, ни на ощущение неопределённости, которые должны были бы у меня возникнуть в такой ситуации.

Итак, что мы имеем? Свободный разум, работоспособное тело. Это уже хорошо. Не хватает только восприятия. Следовательно, стоит искать выход в обретении необходимого для действий. Так, вроде бы, ещё я был телепатом. Хм, ощущение контакта с Осс имеется, однако связаться невозможно, как и раньше. Эту возможность, кажется, можно временно отбросить. И в этот момент я вдруг вспомнил, что я в этом злополучном месте не единственное живое существо. Те существа-детекторы, которых на меня и моих спутников, навешали техники, были всё ещё со мной, хотя и совершенно не ощущались на теле. Может быть, мне удастся установить с ними ментальный контакт? И кто знает, возможно, они не лишились своего восприятия так же как я, так как они устроены заметно иначе, чем люди. С этими мыслями я стал представлять, как выглядят эти загадочные существа, пытаясь вообразить, как они могут мыслить. Эту нехитрую технику образования ментальных контактов с иными существами я почерпнул из общей памяти с Осс, которую теперь имел после слияния с ней.

Первое время у меня ничего не получалось. Я даже не мог точно представить внешний вид существ-детекторов, он всё время представлялся мне как что-то совершенно неопределённое. Зрительная память мне не могла особо помочь. Но я не прекращал попытки, и через некоторое время что-то стало вроде получаться. Я вдруг чётко понял, что этих существ на мне три. Вернее, это неправильно так считать. Существо как раз было ровно одно, но оно имеет три отдельных тела. Вот теперь я догадался, почему ранее не мог представить внешней формы, а об остальном и говорить-то нечего. Три тела существ были объединены в одно общее восприятие и общую память, ощущение всех тел было общим. Мне стало интересно, откуда я вдруг всё это понял, ведь техник мне ничего подобного не рассказывал, а догадки тут скорее можно исключить. Ответ пришел сам по себе, как моя собственная память. Это была память или самоощущение существа, с которым я таки сумел образовать ментальный контакт. В этот момент я ощутил совершенно непередаваемый контакт, который заполнил моё внутреннее восприятие чем-то совершенно непонятным, непривычным, невероятным. Я буквально утонул в том спектре всего того, что ощущало существо-детектор. Тут же я понял, что теперь я и это существо стали почти одним целым, одним целым восприятием и ощущением. А так же поразился тому, что для существа это тоже совершенно новое ощущение. Ощущение меня как субъекта, способного самостоятельно совершать какие-то движения, а не просто всё воспринимать и запоминать. С двух сторон велась взаимная подстройка, согласование возникших возможностей. Я пока не мог понять восприятия существа-детектора, а оно не могло понять принципиальных возможностей владения управляемым телом. Время шло, и мы стали всё-таки образовывать из себя систему, которая хоть как-то была способна слажено функционировать. Существо-детектор было неразумно само по себе. Оно состояло из одного восприятия, но не могло регулярно оценивать важность того, что оно воспринимает. Впрочем, в его задачу это и не входило. Но зато оно могло ментально объединять несколько отдельных тел, увеличивая тем самым свои возможности восприятия. Так получилось, что теперь оно состояло уже не из трёх тел, а из четырёх, включая моё собственное. В силу того, что я-то как раз разумом обладаю, то управлять всей этой конструкцией теперь предстояло именно мне. Вот только осталось разобраться, как пользоваться всем этим восприятием, которое для меня было совершенно непривычным.

Я стал фильтровать и настраивать ощущения, чтобы выделить ключевые, на которые мог опираться. Вскоре я мог уверенно создать зрительную картину восприятия, причём сразу во всех диапазонах видимых и невидимых волн. Более того, эта картинка была полностью объёмной, я видел сразу во всех направлениях относительно себя самого, как будто находился в центре шара. Это было непривычно, но я понимал, что это, видимо, предел мечтаний для зрительного восприятия, которое только может быть, а привычка — лишь дело времени. Кроме зрительного восприятия было ещё много чего иного. Даже сложно найти слова. Как описать восприятие, когда зрение переходит в слух, и наоборот, а так же ко всему этому добавляется ещё множество того, для чего и слов-то в нашем языке не предусмотрено. Тут я почувствовал, что могу вполне уверенно контролировать свои движения, опираясь, правда, на совершенно другие чувства, нежели чувство собственного тела. Я встал, ощутив, вернее сказать — увидев, что могу стоять и двигаться. Однако сделать первый шаг я решился очень не скоро. Меня не покидала мысль или слабое ощущение, что за мной кто-то или что-то очень активно наблюдает, причём этот наблюдатель оказывается в некоторой растерянности, относительно того, что со мной происходит.

Но ничего необычного больше не происходило. Я постепенно привыкал к своему новому восприятию, которое мне нравилось всё больше и больше. "Да", — думал я, — "техники явно не получат от меня назад три маленьких тела, ибо мы теперь стали одним, а терять нового себя мне как-то совсем не хотелось. Впрочем, очень интересно, что на всё это скажет Осс, если я таки вернусь на поверхность". Можно бы, конечно было теперь возвратиться назад, чтобы передать другим всю ту информацию, что мне удалось обнаружить, но я считал, что моя миссия ещё не завершена и что я обязан дойти до озера. В том, что именно оно преподнесло нам все сюрпризы, я уже не сомневался. Я решительно пошел вниз по опускающемуся коридору, который теперь был для меня видимым лучше, чем при самом ярком освещении. Я видел не только сами стены, но и их поверхностную структуру, покрытую мельчайшими кристаллами в которых бурлила, растекалась и пульсировала невидимая мной ранее энергия. Озеро и эти коридоры представляли собой какую-то огромную непонятную систему, живущую своей особой жизнью и активно реагирующую на нас, чужаков-пришельцев. Похоже, моё первое купание в озере разбудило эту систему от сна, и теперь она очень внимательно за нами наблюдает, а так же тестирует, подстраивая нам свои сюрпризы.

С этими мыслями я вошел в озёрную нишу. Вид, открывшийся мене, был совершенно непередаваем. Бурлящие потоки энергии танцевали в недвижимых водах озера и по всей поверхности купола этой озёрной ниши. Если бы я мог пользоваться своими глазами, я бы видел мириады крошечных огней, струящихся по всему пространству. Но я сейчас воспринимал этот мир совершенно иначе, более ярко и полно. Я любовался игрой неповторимых красок и ощущений, которые дарило мне моё новое восприятие. Некоторое время ничего не происходило, да и я стоял неподвижно, пытаясь разгадать суть этой красоты, этого движения. Но вдруг всё резко изменилось. Бурлящие потоки энергии в один миг слились вместе, в центре над озером возник яркий искрящийся столб силы, который стал быстро приближаться ко мне. Я немного испугался и решил сделать шаг назад, в сторону коридора откуда пришел. Но бежать мне не пришлось. Столб силы встал передо мной и превратился в обнаженную Осс, состоящую из силы и света. Я остановился в полном недоумении. Существо из света протянуло мне руку, и я почувствовал, что это совсем не Осс, как я решил сразу, а лишь воплощение её образа, воссозданного неведомой силой озера по моей памяти.

— Да, ты прав, — почувствовал я беззвучные слова существа, — я действительно приняло образ той, кто сейчас для тебя дороже всего.

— Кто ты? — мысленно спросил, я.

— Тебе это ещё рано знать, — ответило существо, — можешь назвать меня…

Тут я почувствовал мыслеобраз, который совершенно нельзя выразить словами, можно только ощутить всеми своими чувствами.

— Да, — беззвучно ответило существо, — твои слова не помогут тебе в общении со мной. Через них ты можешь воспринять лишь себя и себе подобных, но не меня и не всё то, что ты можешь от меня получить. Но тебе всё равно ещё рано полностью войти в меня, завершив свою миссию. Ты сумел дважды коснуться меня, что до этих пор не могло сделать ни одно существо. Так что ты придёшь ко мне и в третий раз, что бы завершить то, что должно произойти. Однако время этого ещё не пришло. Мне пока трудно говорить твоими словами, оперировать твоими смыслами, ты и так уже имеешь в себе мою основу, когда придёт время, она станет тобой. А теперь ты должен покинуть меня и больше не приближаться ко мне, пока не придёт срок. Когда он придёт — ты это почувствуешь.

Я не успел что-либо ответить. Существо прошло сквозь меня, вокруг вспыхнул свет, который заполнил моё восприятие полностью, и я вдруг ощутил себя на поверхности планеты.

Была ночь. Теперь я уже мог видеть всё окружающее ещё и своими глазами, ко мне вернулось моё обычное восприятие, но уже как что-то дополнительное, к тому, что я обрёл, слившись существом-детектором. Я потянулся к контакту с Осс, и он сразу же возник, меня ждали.

— Ты опять подкинул мне сюрприз, — сразу сказала она, до того, как почувствовала, что я уже несколько другой по сравнению с тем, каким был во время нашего последнего контакта.

Я ощутил её полное замешательство, непонимание того, что произошло со мной и явный страх моего нового восприятия. Чтобы разрешить ситуацию, не объясняя долго словами, что со мной произошло, я просто послал ей мыслеобраз своей памяти и своего ощущения.

— Да, — через некоторое время заметила она, — ничего подобного я и предположить не могла, теперь придётся во всём этом разобраться.

— Ты знаешь, — ответил ей я, — тут ещё во многом предстоит разобраться, количество загадок опять превышает количество догадок. Что у вас тут?

— Плохо тут у нас, — грустно заметила она, — похоже на станции начинается непонятная эпидемия. Причём, судя по всему, не действует она только на тебя и на меня. Но об этом поговорим потом, сейчас надо тебя срочно доставить на станцию, это важно. Ты, судя по всему, опять был выкинут озером на поверхность. Причём выкинут одним махом и опять там, где никто не ожидал. Жди, за тобой придёт транспорт, а сейчас извини, я вынуждена срочно делать дела и быть очень сосредоточенной.

С этими словами она вышла из контакта со мной, а я стал ждать обещанный транспорт.

Время шло, а транспортный челнок пока не торопился за мной прилетать. Некоторое время я продолжал изучать своё новое восприятие, теперь уже исследуя поверхностный мир планеты. Было непривычно, но чем дальше я приспосабливался к тем возможностям, что давал мне детектор, тем больше становилась моя уверенность, что этот ментальный симбиоз открывает совершенно новую границу для человеческого восприятия. Никакие технические приспособления ранее не могли даже приблизиться к тому, что сейчас ощущал я. И, возможно, это случайное событие впишет новую главу в историю разведки, а может и всей человеческой цивилизации. Я мог ощущать мир вокруг себя на многие километры вокруг. Я чувствовал малейшие движения в этом огромном пространстве, ничто не оставалось мною незамеченным. И всё это притом, что сейчас своими глазами я мало чего мог разглядеть в свете мерцания далёких звёзд. К тому же я понимал, что это ещё далеко не все возможности, которые потенциально имелись у нашего тандема, что их ещё придётся активировать и развивать. Интересно, что обо всём этом скажут спецы со станции? Знали ли они об этом возможном эффекте? В это время я, наконец, обнаружил приближающийся челнок. Он был ещё очень далеко, и я бы никогда без технических средств не обнаружил бы его на столь большом расстоянии. Теперь же я мог не только ощущать его приближение, но и даже просканировать его. Впрочем, всеми этими возможностями я пока не умел пользоваться. Большая часть восприятия была на уровне какого-то странного узнавания. Я просто чувствовал, что на борту челнока есть один человек, причём этот человек был хорошо мне знаком. Даже не просто знаком, а слишком уж как-то близок, привычен, но я сам лично не мог его узнать. Это была не моя собственная память, это мне говорила память существа-детектора. Скорее всего, это был один из техников, с кем вместе я отправлялся на эту разведку, заключил я.