ВОПРОСЫ В СНОВИДЕНИИ
Дива и жрица зашли в мегалит, оставив новоиспеченных сестриц ожидать снаружи.
– Фати! – воскликнула Матильда, когда они остались одни. – Я поняла!
– Что-что, Тили-Тили? – спросила Итфат.
– Все! Поняла, что означает задаваться вопросами, и в чем смысл вопросов, которые ты задавала. Когда я не задаюсь вопросами, я словно в беспамятстве, во сне. И знаешь почему?
– Почему-почему, Тили-Тили?
– Потому что безропотно принимаю все, что бы ни случилось, даже если не нравится и не устраивает. Мне даже в голову не приходит остановиться и подумать: «Что вообще происходит вокруг меня и со мной?» Я просто безвольно плыву по течению, или в лучшем случае беспомощно барахтаюсь.
– Все правильно, Тили. Безропотно принимать означает принимать как должное. А принимать как должное означает принимать как возможное, как то, что вполне может случиться. И если принимаешь, то неизбежно погружаешься в сновидение. Помнишь, мы говорили по поводу «соглашаться или не соглашаться»? В сновидении ты беспомощна, и с тобой может твориться всякая несуразица именно потому, что ты соглашаешься, принимаешь как должное.
– Именно так, Фати! Во сне я не задаюсь вопросами, я безвольна, я сама не своя, себе не принадлежу, и меня ведут. Ведет сновидение. Но и наяву все то же самое, хоть и в меньшей степени.
– Совсем ненамного в меньшей, – заметила Итфат.
– Я и хотела сказать, – продолжила Матильда, – практически все то же самое. Дело не в том, нравится мне происходящее или не нравится, устраивает или не устраивает. Если я это принимаю как возможное, как свою реальность, тогда оно со мной случается, хочу я или не хочу.
– Верно, если соглашаешься, кино овладевает тобой, и ты превращаешься в персонажа.
– Да, но я вот что поняла. Когда я соглашаюсь? Когда не задаюсь вопросами! Выходит, чтобы проснуться, надо задаться вопросами: «Где я? Что со мной происходит? Это моя реальность?» И главное: «Я чья сейчас? Я действую сама, или кино ведет меня?»
– Ты все правильно поняла, Тили.
– Теперь о смыслах. С вопросом «Кто ты?» все ясно. Мне больше всего понравилось другое: «Ты чей?» Обычно это глупый вопрос, который задают глупые взрослые потерявшемуся ребенку.
– Ах-ха-ха! – рассмеялась Итфат. – Действительно, глупый.
– Ну в самом деле, вот ребенка спрашивают: «Ты чей, ребеныш?» Что он может ответить на такой идиотский вопрос? Я мамин и папин? Или, я национальное достояние?
– Что-что такое национальное достояние?
– Да это у нас, лукавый телевизор, называет нашим достоянием то, что нам не принадлежит.
– Не поняла не поняла! – озадачилась Итфат.
– Неважно, долго объяснять. Так вот, – продолжила Матильда, – если ребенок потерялся, им овладевает паника. А паника, это самое глубокое сновидение, в котором не можешь ничего, кроме как метаться, плакать и кричать.
– А ты когда-нибудь терялась?
– Да, однажды. У-у-у, я тогда расплакалась и раскричалась так, как только была способна маленькая ляля! И ко мне тогда подошли с этим вопросом: «Ты чья?»
– И что ты ответила?
– Разумеется, ничего. Разумеется, я продолжала плакать и кричать. Но я помню, о чем тогда подумала. Я подумала: что за дурацкий вопрос? Для меня было очевидно, что я сама своя! Но я тогда не придала этому значения. И только сейчас поняла, в чем истинное значение вопроса.
– И в чем же?
– Ты и сама знаешь. Люди, которые его задают ребенку, не понимают, о чем спрашивают. Но ты-то понимала, когда задавала вопрос гламроку, а потом монашке! Смысл в том, действуешь ли ты самовольно и сознательно, или же кино ведет тебя. Или иначе: ты сам или не сам, сама или не сама?
– Да, все правильно. И ответ: я сам свой, или я сама своя. Если конечно проснулся, или проснулась.
– Я тогда знала правильный ответ, но он не помог мне проснуться, потому что я не до конца понимала смысл, – сказала Матильда. – Суть в том, кому ты принадлежишь: себе, или какому-то внешнему сценарию.
– Точнее, кому принадлежит твое внимание: тебе, или захватившей тебя кинокартине, – добавила Итфат. – А еще, ты не проснулась потому, что не задавалась вопросами.
– Вот, вот! И я продолжала плакать и кричать. А надо было всего лишь остановиться и спросить себя: «Что такого страшного случилось? Ну, мы с мамой разминулись. Но разве мама может меня бросить? Она меня скоро сама найдет. А я пока тоже сама погуляю и понаблюдаю спокойно вокруг. Сама!» Вот что значит проснуться!
– Ты говоришь про детство, но во взрослой жизни все то же самое. И во сне и наяву, тоже одинаково.
– Точно так, Фати! А вообще, все это круто! Очень круто.
– Что-что такое круто?
– Ну, классно, здорово! Здорово все это понимать и знать! Никогда не думала, что это так обалденно! Обалденно просто!
– Понимать и знать недостаточно. Надо еще уметь применять. А для этого постоянная практика требуется.
– Да, я помню, наблюдатели и персонажи, состояние осознания и Очевидец, – как на уроке ответила Матильда. – Чтобы стать наблюдателем, необходимо наработать обратную привычку. Теперь, чуть что, я, вместо того чтобы погрузиться в свои страсти-мордасти как в сон, просыпаюсь и начинаю действовать осознанно. Теперь малейшее дуновение пространства должно меня пробуждать. Теперь чуть что, я активирую своего Очевидца и задаюсь вопросами. Теперь я вменяема, и я сама.
– Умничка, девочка Матильдочка! – как ученицу похвалила ее Итфат. – А какой главный вопрос, не забыла? Что нужно сделать, чтобы пробудить Очевидца?
– Нужно обратить внимание, где это внимание находится, кому принадлежит: мне или кинокартине. Короче, надо отслеживать реальность, и чуть что, активировать своего Очевидца. А если творится что-то неладное, надо увидеть реальность и себя в ней.
– А и ладное тоже. Надо почаще видеть, как наши видящие делают: вижу себя и вижу реальность.
– Чтобы в гламроков не превратиться?
– Да-да, и это тоже.
– Кстати странно, – сказала Матильда. – Они были дикарями, а преобразились сразу в кармелиток. С чего бы это?
– Да, странно, – согласилась Итфат. – Причуды зеркала. В мире сновидений все причудливо. Но что ты задумала с ними делать?
– Они пока только внешне преобразились, а по сути все те же гламроки. Не до конца еще проснулись. Надо им наглядно показать, что такое хорошо и что такое плохо.
– И как ты это сделаешь?
– Включу свои способности массовика-затейника. Для начала покормим их. Проголодались ведь, наверно.
Матильда подошла к черному цилиндру, привычным движением поправила свой бант и что-то прошептала, видимо, делая заказ. Из цилиндра тут же начали выдвигаться сегменты, на которых стояли корзины с лепешками и печеной рыбой, глиняные тарелки и чашки, а также большие кувшины. Итфат с интересом следила за происходящим, заглядывая в корзины.
– Тили, а почему именно хлеб и рыба?
– Так это ж классика!
– Что-что это? В каком смысле?
– Увидишь.
– А что в кувшинчиках, Тили? Не веселящий ли напиток?
– Нет, там виноградный сок. Тоже классика.
Дива и жрица принялись все это выносить из мегалита наружу и складывать в одном месте. Итфат предусмотрительно материализовала большую скатерть в качестве подстилки. Монашки топтались поодаль и с любопытством наблюдали за приготовлениями, показывая пальцами и о чем-то меж собой переговариваясь. Когда весь сервиз «a la carte» был перенесен на скатерть, Матильда скомандовала:
– Так, голубушки-сестрицы, рассаживайтесь все вокруг!
Монашки послушно расселись большим кругом друг подле дружки. Дива и жрица расположились в центре рядом с накрытой скатертью.
– Сейчас мы с вами освоим особое действо, – обратилась ко всем Матильда, – «делать другим хорошо» называется.
– Другим? Ошо? – загомонили монашки. – Зачем другим? Другие не наши!
– Кого вы называете другими?
– Тех, которые приходят!
– И что вы с ними делаете?
– Съедаем их!
– И скольких вы уже съели?
– Нискольких! Нискольких!
– Это почему же? – поинтересовалась Итфат.
– Мы только собираемся их съесть, а они тут же уходят, – ответила за всех Мана-лиса.
– Как уходят, куда уходят? – спросила Матильда.
– Исчезают. Раз, и нет!
– Понятно, – сказала Итфат. – Другие, это сновидящие. Они тут появляются, когда видят сон. Ну а здесь стандартный кошмар: на сновидящего нападают дикари, и как только собираются его съесть, он от страха просыпается.
– Почему вы так поступаете с пришельцами? – обратилась к монашкам Матильда.
– Так предписано! – ответили те.
– Кем предписано? Зачем предписано?
– Мы не знаем. Так надо!
– Если будете так делать, перестанете быть манами, и снова превратитесь в гламроков. Вы этого хотите?
– Нет, нет! Не хотим!
– Тогда запомните: нельзя делать другим плохо! Никому нельзя делать плохо. Вот мы с Мана-фатой, что вам плохого сделали?
– Ничего, ничего! Маны добрые!
– А вы? Хотели нас съесть!
– Вы теперь наши! Другие не наши!
– Мана-лиса, ну-ка пойди сюда, – позвала Матильда. – Вот ты, это ты. А другие, это все остальные, а не только наши или не наши. Нельзя делать другим плохо. Надо делать другим хорошо. Иначе Мана-лиса перестанет быть маной, а станет опять негодной гламрочкой. Ты хочешь превратиться обратно?
– Нет! Не хочу! Я хочу быть маной!
– А вы? – Матильда обвела взглядом вокруг, – Это всех касается! Всем понятно, что значит быть маной? Это значит, делать другим хорошо!
– А как это, как это? – загалдели монашки. – Как делать другим хорошо?
– Сейчас мы вам покажем, – Матильда положила на тарелку рыбу с лепешкой и кивнула Итфат, чтобы та наполнила чашку. Затем они вместе подошли к одной из монашек и дали ей в руки еду.
– Вот, мы делаем тебе хорошо, но ты не спеши есть, сделай то же самое своей сестрице.
Монашка удивилась, но послушалась и передала еду рядом сидящей.
– А теперь ты, – обратилась Матильда к той. – Передавай дальше, чтобы и другим было хорошо. Еды всем хватит!
Так, дива и жрица подавали тарелки и чашки одной, та передавала другой, и далее по кругу, пока еда не оказалась у каждой.
– Всем хорошо? – спросила Матильда.
– Да! Да! – ответили хором монашки.
– Вот видите! А почему всем хорошо?
– Почему? Почему? – ответили те вопросом на вопрос.
– Потому что, если делаешь другим хорошо, хорошо к тебе возвращается. Поняли?
– Поняли-поняли! – закивали монашки.
– Ну ешьте теперь, на здоровье!
