ДВИЖОЧЕК-РЫЧАЖОЧЕК
Они поочередно напробовались всех блюд понемножку, пока не наелись.
– Ну спасибо, накормила, – сказала Матильда. – Шикарно живем! Вот если бы нас еще хотя бы на море пустили, так и жить было бы можно.
– Сначала говоришь «живем», а потом «жить было бы можно». Смешная. Погоди, мы только начали проверять свои возможности. То ли еще будет.
– Да, и возможности у нас шикарные!
– Тили, знаешь, я тебе очень благодарна за то, что ты помогла мне активировать мой движочек-рычажочек. Теперь я запомню это ощущение и смогу использовать.
– Моя Фатичка, Фати! – Матильда придвинулась к жрице и обняла ее. – Ты для меня куда больше сделала и делаешь! Без тебя бы я однозначно пропала.
– Я тоже без тебя бы здесь долго не протянула. Как хорошо, что мы встретились, и дополняем друг дружку!
– А напомни мне, что ты понимаешь под задней мыслью? Ты уже как-то говорила об этом.
– Реальность повелевается не волевым усилием или приказом, и не просьбой или мольбой, а некой задней мыслью, которая возникает как бы мимолетно, ненавязчиво, – сказала Итфат.
– Она сама, что ли, возникает?
– Иногда сама, спонтанно. Но можно и намеренно ее создать. Если чего-то желаешь совершенно нестерпимо, неистово, надо сделать так, чтобы желание стало задней мыслью.
– Но у меня получается запускать цилиндр безо всяких таких задних мыслей.
– То в мегалите. Здесь все легко удается. С реальностью гораздо сложней. С метареальностью, как оказалось, тоже.
– Но, когда меня «вели на заклание», я желала совершенно нестерпимо, неистово, чтобы все обошлось. И у меня тогда получилось.
– Ты использовала свой движочек-рычажочек. Конечно, неистовое желание тоже может сработать. Но задняя мысль в комбинации с движочком работает еще мощнее.
– Я все же пока не понимаю, что это такое, задняя мысль, – сказала Матильда.
– Я и сама толком еще не могу вспомнить. Знаю лишь, что реальность не любит, когда ей приказывают, а к мольбам равнодушна. Задняя мысль, это не желание, не повеление и не просьба, а скорее позволение. Реальность, как ребенок, любит, когда ей позволяют то, что она хочет.
– И что же, я должна сказать ей, мол, позволяю тебе осуществить то, что я хочу?
– Не то, чего ты хочешь, а чего хочет реальность. Надо сделать так, чтобы она захотела того же, чего и ты.
– И как это сделать?
– Пока не могу объяснить. Интуитивно чувствую, что задняя мысль возникает где-то позади тебя, помимо тебя, потому она и называется задней.
– И движочек ведь сзади! И даже не на спине, а позади нее. Он в тонком теле находится, что ли?
– Тили, тебе известно о существовании тонких тел? – удивилась Итфат.
– Ну да, краем ушка слышала, что у нас есть аура, и все такое. Только вот это «все такое» еще мало изучено.
– У нас лучше изучено, но я, к сожалению, пока не все могу вспомнить.
– Ничего, Фати, постепенно Знание вернется к тебе, Преддверие ведь обещало. Ты уже и так раскрыла мне много такого, о чем я никогда и не задумывалась.
– Ну и ладно-ладно, все в свое время раскроется. А ты не забыла, что обещала меня полакомить? Я уговор исполнила, тебя покормила. Теперь ты.
– Нет не забыла нет не забыла, – ответила Матильда, передразнивая манеру Итфат. – Сейчас-сейчас, буду тебя лакомить.
Она по привычке поправила свой бант, что-то там про себя поколдовала, и тут же из цилиндра выдвинулись сегменты, на которых стояли красивые бирюзовые блюдца с голубой каемочкой. На блюдцах лежало что-то соблазнительно пахнущее.
– Вот вам, всемогущая жрица Тафти, восточные сладости на блюдечке с голубой каемочкой!
– Почему именно с голубой каемочкой?
– У нас так говорят. Это когда все желания и капризы исполнены, и хотеть больше нечего, начинаешь еще больше капризничать: хочу голубую каё-ё-ё-мочку-у-у!
– Ой, как вкусненько! Что это?
– Это халва, это лукум, а это щербет. Пока хватит, а то объедимся. В следующий раз что-нибудь еще придумаю.
– К этим сладостям чая не хватает, – сказала Итфат. – Я угощу тебя популярным у нас напитком.
На этот раз жрица уже уверенно подошла к цилиндру, слегка наклонилась, опустив голову, а затем одним движением вскинула руки до уровня плеч, согнув их в локтях, и распрямилась. Из цилиндра незамедлительно выдвинулись сегменты с двумя аккуратными чашечками и высоким кувшинчиком с длинным горлышком.
– Фати, что это ты сейчас изобразила? – спросила Матильда.
– Даже не знаю, у меня это получилось само собой, – ответила Итфат. – Мне кажется, таким жестом я уже неоднократно пользовалась. И кажется, я догадываюсь, зачем он нужен.
– И зачем же он, зачем?
– Похоже, он мгновенно активирует движочек-рычажочек.
– Интересно, дай-ка я испытаю.
Матильда встала и повторила жест Итфат.
– Да, что-то такое чувствуется. Но почему ничего не происходит?
– Так ты наверно ни о чем не думала в этот момент. Когда движочек активирован, надо задать установку, заднюю мысль, для осуществления задуманного.
– А, ну да, я ничего не задавала.
– И не надо. С задними мыслями и движочком следует обращаться осторожно.
– Понятно дело. Ну, давай попробуем твой напиток, – сказала Матильда, взяв одну из чашечек. – Какие калямбочки!
– Что-что, какие-какие?
– Калямбочки, говорю, маленькие чашечки.
– Они маленькие, потому что напиток производит действие, его нужно пить понемножку.
– Какое действие?
– Сейчас узнаешь.
Итфат разлила напиток по чашечкам, и они приступили к церемонии. Матильда хмыкала то и дело, отпивая из своей чашки.
– Что-то не пойму. Что-то напоминает, не пойму что, – сказала она.
– Это чай на травках, – ответила Итфат.
– Хх-мм. Еще по калямбочке?
– Ладно, – Итфат снова наполнила чашечки.
После второй глаза у Матильды заблестели, и она заметно оживилась.
– Фати. Это что такое, а?
– Я же тебе сказала, чай на травках.
– На травках, говоришь? На безобидненьких, таких, травках?
– Ах-ха-ха! Тили, ты не подумай, этот напиток не вводит в измененное состояние сознания и не вызывает привыкания.
– Травки-травки, безобидненькие травки. Еще по калямбочке?
– Тили, ты смотри осторожней. Напиток живительный, но его много нельзя.
– Вот-вот, мне надо оживиться. Снять стресс. Наливай.
Итфат налила и себе, и ей.
– А ты не натворишь ничего с реальностью?
– Не знаю. Посмотрим.
– Тили-Тили!
– Ага! Теперь моя очередь тебя пугать! Еще по калямбочке?
– Все, больше нельзя, а то я не знаю, что заведу с тобой делать. Ты слишком экспрессивная дива. Не забывай, где мы находимся.
– Ладно-ладно, я пошутила, – сказала Матильда. – Славный напиточек. Я прямо духом воспряла. И вот, представляешь, прямо так и хочется чего-нибудь сотворить с этой зловредной реальностью. Не все же ей с нами играться.
– С реальностью шутки плохи, сама знаешь.
– Да, но Фати, мне тут подумалось, почему бы нам не запустить сновидение с помощью наших движочков?
– И что будет? И что из этого выйдет?
– Но ты же сама удивлялась, почему остановились манекены. И говорила, что сновидение должно крутиться, поскольку мы как наблюдатели здесь присутствуем.
– Может, лучше бы ему и не крутиться, а то как бы хуже не стало.
– Но ведь в таком подвешенном состоянии, когда ничего не происходит, мы можем здесь всю жизнь проторчать! В жизни должна быть движуха, а не томное чаепитие.
– Хей-хей! Тили, мне нравится твое настроение.
– Только я сначала хочу разобраться. Вот ты говорила, что в пространстве сновидений внимание смотрит сон как зритель, а в реальности живет как персонаж, так?
– Так.
– А в чем разница между зрителем и персонажем?
– Зритель просто смотрит, а персонаж участвует.
– Но ведь сон можно не только смотреть, но и участвовать в нем?
– Умничка, девочка Матильдочка. Внимание в сновидении может быть как зрителем, так и участником. Бывает, просто смотришь сон, будто летаешь в кино, а бывает, участвуешь в нем, будто живешь во сне.
– А в чем тогда разница между зрителем и наблюдателем?
– Зритель просто пассивно смотрит, а наблюдатель и смотрит, и участвует.
– А в чем тогда разница между наблюдателем и персонажем?
– Какая ты дотошная. Наблюдатель – это осознанный участник. Если, будучи участником, ты спишь во сне, тогда ты бессознательный персонаж. Если спишь в реальности, то же самое, ты такой же несамостоятельный персонаж, кино владеет тобой. А если просыпаешься, в сновидении ли, наяву, неважно, то становишься наблюдателем, то есть, самостоятельным, осознанным индивидом.
– А в чем тогда разница между реальностью и сновидением? Ты ведь говорила, что мы сейчас в пространстве сновидений как в кино. А теперь и о реальности говоришь: кино владеет тобой.
– Тили, это уже очень сложный вопрос. Если мы найдем на него ответ, реальность может нас вообще уничтожить. Она не любит раскрывать свои секреты. А это ее самый большой секрет. Ты не боишься?
– Нет не боюсь нет не боюсь! Я больше всего боюсь остаться здесь навсегда.
– Ладно, один из ответов известен, я его уже называла. В пространстве сновидений все покоится, как в статичном ландшафте, пока никто не смотрит. Но как только сюда проникает внимание сновидящего, для него тут же запускается время как движение кадра и сновидение как кино. В реальности наоборот, кино крутится само, а сновидящий живет в нем.
– Так ты считаешь, мы и в реальности сновидящие?
– Ну конечно, мы же с тобой это обсуждали. Обычные люди спят, и потому они персонажи. А у видящих реальность обратная привычка, и потому они наблюдатели.
– А мы сейчас кто?
– Мы с тобой, скорее, наблюдатели, поскольку проснулись и понимаем, где находимся.
– Так. Значит. В реальности кино крутится само, а мы в нем живем. В метареальности наоборот, кино запускается нами. Но ведь мы здесь, в метареальности, не только вниманием присутствуем, но и живем здесь! Почему запустить не можем? Или потому и не можем, что живем здесь?
– Не знаю, Тили.
– Ну так давай попытаемся запустить, своими движочками.
– И как ты себе это представляешь?
– Пойдем, найдем парочку гламроков, и запустим их.
– Прямо сейчас?
– А у меня терпения нету-у-у! Терпения нет никакого-о-о!
– Ладно, пошли. И куда только твой страх подевался? Напиточек, что ли, подействовал?
– Неважно. Идем уже скорей, Фати, пока он не перестал действовать. А нельзя ли нам взять с собою кувшинчик?
– Нет, Тили, давай лучше быстренько-быстренько, туда и обратно.
