Лист 37.

Мы дождались, когда солнце поднимется повыше и сгинет плотный, сырой туман, в котором видишь только пальцы вытянутой руки, не больше. Идти в таком тумане, конечно, не стоило. Зачем повторять ёлкин корень?

А вот когда солнечные лучи разорвали, развеяли пелену, когда заблистали на росе бесчисленными алмазами и изумрудами, когда загремел, затрещал, запиликал птичий хор – тогда мы и вышли из леса на луг, за которым ещё со вчерашнего вечера приметили какую-то дорогу.

Понятно, что под ночь никуда не сунулись, а устроили стоянку в лесу. Костёр зажечь труда не составило, остатков силы вполне хватило господину, чтобы щелчком пальцем породить в груде собранного хвороста огонёк. Со жратвой было похуже. Господин Алаглани в подробностях изъяснил мне, что чародейством пищу не добыть. Нет, можно взять её откуда-то и перенести хоть себе в рот. Но только для этого следует очень точно знать, откуда берёшь. С точностью не то что до пяти – до мизинца, добавил он. И расход силы для этого потребовался бы не меньший, чем тот, благодаря коему вместо каменной приглядской темницы оказались мы на этом лугу. И потому обошлись молодыми побегами рыжедольника, вполне питательными, хотя и не сказать чтобы шибко вкусными. Правда, кот от рыжедольника отказался, из ручейка лесного мы его напоили, но вот насчёт еды ничего сообразить не смогли, и пришлось ему поголодать. Очень был недоволен, орал ночью громким и наглым мявом. Нет чтобы поохотиться на полёвок и лягушек – ждал, что накормят слуги. Мы, то бишь, с господином.

Когда шли лугом к дороге, я всё вспоминал, как это было – перенос то есть. А это, братья, интересная штука. Ручаюсь, никому из вас не доводилось переноситься. Да, брат Изураги, я прекрасно понимаю, что сие демонские пакости и что благочестивому колесианину даже и думать про то не след. Я только того не понимаю, брат Изураги, почему с такой пылкой верой вы не на сельском приходе землепашцев наставляете, а в Надзоре служите. У нас приходится думать и о пакостях, иначе как же с ними бороться? И ничего я не дерзю, брат Изураги. Я даю положенный отчёт, а насчёт наказать меня – давайте про то после. Итак, братья, это было просто здоровски!

Силу господин получил уже под вечер, когда перечёркнутый клочок неба в окошке заметно потемнел. И я мог своими глазами наблюдать, как всё происходит, ибо спал не так уж долго. Впрочем, внешне это было не слишком интересно. Господин просто гладил кота, опустив подбородок, его глаза были закрыты, а туловище едва заметно раскачивалось вперёд-назад. Пальцы медленно и осторожно гладили кота по шерсти. Вот и всё.

Потом он резко распрямился, всстал, держа кота на руках.

– Я гляжу, Гилар, ты уже проснулся. Тогда начинаем. Подойди ближе.

Держа кота левой рукой, он правой обхватил меня за плечи. Пару мгновений мы стояли и ничего не происходило, затем пространство перед нами начало светлеть и вскоре превратилось в белую с синеватым отливом завесу. Казалось, её сшили из множества молний.

– Туда, – велел господин, и мы одновременно шагнули вперёд.

Не знаю, братья, с чем это сравнить. Ну вот радугу в небе видели? Даже брат Изураги видел? Превосходно! А теперь представьте, что вы идёте внутри радуги, переходя с одной её полоски на другую, и при каждом переходе вас охватывает облако света, и невозможно описать, какие оттенки цветов вспыхивают у вас перед глазами. Под ногами не пойми что – мягкое, но не проваливаешься, и видно не дальше протянутой руки, но зато какие краски, какие переливы! Это просто море цвета, это… нет, братья, тут гусляр нужен, чтобы передать, а где уж мне…

В общем, шагали мы по этой радуге, и сколько это заняло времени, сказать не могу. И долго вроде, и жалко было, что закончилось всё же. А закончилось как-то резко, хлопком. То плясали передо мной фиолетовые сполохи с розовым отливом, и вдруг бац – а под ногами трава, впереди луг, справа темнеет лес, и огромное малиновое солнце наполовину уже скрылось за окаёмом.

Я спросил, конечно, господина, всякий ли раз именно так бывает, с радугой. Оказалось, радугу только я видел, а он – полутёмный коридор, который всё время изгибался в разные стороны. В прошлые же разы, когда случалось ему переноситься, было по-всякому. И снежная равнина, где приходилось ему пробираться по пояс в снегу, и озеро, где надо было вплавь, и болото.

– Понимаешь, Гилар, – заключил он, – как оно на самом деле там, в канале перехода, мы не знаем. Неспособно человеческое восприятие сие отразить истинно. И потому наше воображение подсовывает нам такие картинки, с какими проще там идти… а что такое канал на самом деле, мы, может быть, не узнаем никогда.

– Если это тропы демонского мира, – заметил я, – то лучше и вправду не узнавать.

– Может, и не демонского, – возразил он. – Не всё, к чему прикасаются демоны, становится их миром. Иначе следовало бы перестать дышать – ведь демоны обитают в воздухе. И перестать пить – они обитают и в воде. И перестать пользоваться огнём – ибо и там их обиталище. А я, Гилар, думаю так, что Творец Изначальный создал на самом деле гораздо более сложный мир, чем нам кажется. И если даже с демонской помощью мы прикасаемся к каким-то ранее закрытым для нас областям, то это всё равно области мира, дарованного человеку Творцом.

– Давайте-ка в лес, – перевёл я разговор на более важные вещи. – Незачем тут торчать, тем более, ночь скоро.

Ну и переночевали, без всяких неприятностей. Не считая, конечно, голодных комаров. На то, чтобы их отогнать, чародейской силы у господина уже не хватило. А может, и пожадничал.

Когда мы вышли на дорогу, я сказал:

– Теперь, господин мой, надо нам придумать, кто мы и зачем. А кроме того, понять, где оказались. Вот вы знаете, где мы?

– Знаю только, что где-то не далее чем в трехстах лигах от столицы, – сообщил господин. – На большее расстояние вряд ли хватило бы силы. Но направление может быть любым.

Кот, ехавший у него на плече, мурлыкнул, вроде как подтверждал: да, мы хрен знает где.

– Значит, придётся разузнать так, чтобы не вызвать подозрений и недоумений, – вздохнул я. – А объяснять придётся многое. Например, почему мы идём без вещей, почему босые, откуда у нас кот.

– И ты знаешь ответы на все эти вопросы? – поднял бровь господин.

– Сдаётся мне, – начал я, – что там, где есть дороги и леса, должны быть и разбойники. Тем более, если мы далеко от столицы забрались. И потому… – я вздохнул… – и потому звать вас Гуаризи, и держите вы скобяную лавку. Сейчас сообразим, где… впрочем, если от столицы мы не дальше трехсот лиг, то и Тмаа-Урлагайя годится. Ну а я, само собой, сынок ваш, Гилар, и вы меня к торговому делу приобщаете. А знаете, куда мы с вами направлялись? Да в столицу, на ярмарку. Скоро же ярмарка будет, в первую седмицу лета начало, по обычаю, то есть меньше недели осталось. Думали мы с вами, папаша, топоры наши и гвозди по высоким столичным ценам продать, вот и договорились за десять огримов с почтенным Рухабаи, купцом из той же Тмаа-Урлагайи, который шелками торгует и тоже на ярмарку с караваном собрался. Вот мы и попросились пристроиться. Ящики наши на ихние телеги погрузили, поехали. Ну а караван, конечно, вчера ограбили, почтенного Рухабаи зарезали, там вообще знаете какая бойня случилась! Охранники-то его доблесть выказали, схватились за сабли, но и разбойники, ясен пень, вызверелись. В общем, нам с вами удалось сбежать в суматохе, а как прочие, то неведомо. Места нам незнакомые, день по лесу проблуждали, изголодались, комары нас пожрали. Осталось только нам с вам в пыли поваляться, а то одёжа больно чистая.

– А кот? – напомнил господин.

– А кот господину Рухабаи принадлежал, он души в нём не чаял и всюду с собой таскал. Кота мы подобрали, и, коли сумеем вернуться в родную Тмаа-Урлагайю, то отдадим кота родным шелкоторговца. Всё-таки последняя память…

– Хм… – пожевал губами господин. – Значит, купец я и должен разбираться в торговле скобяными товарами?

– Да чего там разбираться, – утешил его я. – Вот я не разбираюсь, и что, уловили вы меня на вранье? Главное, знать, что скобяные – это разные там гвозди, топоры, молотки, пилы, косы… Ещё надо знать, что такое приход и расход. И прибыль – это когда из прихода расход вычесть. Ну и всё. Если нам настоящий торговец скобяным товаром встретится, то побольше молчите и вздыхайте горестно. Только совсем уж дурачка из себя не стройте, как в Дальней Еловке. Там переиграли вы малость.

– А куда мы, по твоей версии идём? – поинтересовался господин.

– Знамо куда, в столицу! Там у вас дружок имеется, медник Буруилай, он деньжат немного на обратную дорогу одолжит. Кстати, такой Буруилай по правде в столице есть и по правде медник. Если чего, подтвердит. Наш человек, надзорский. Самое смешное, господин мой, что будь мы в столице, всё гораздо проще бы устроилось. Зря вы нас так далеко закинули. Ну а что до моей придумки, то в ней, конечно, есть слабые места. Например, почему никто не слыхал о захвате каравана? Попадался ли вообще кому на пути этот караван? Ладно землепашцы из какой-нибудь Еловки, хоть Дальней, хоть Ближней, им сгодится, они кроме ёлок своих, ничего в жизни не видали. Но вот уже для постоялого двора или трактира придумка начинает хромать. А ещё может случиться вдруг, что кто-то из собеседников наших бывал в Тмаа-Урлагайе. Дыра, конечно, ещё та, но вдруг? Тогда наша придумка развалится как детский куличик из песка, если башмаком наступить. Но ничего лучшего я пока придумать не могу.

– Ну а какие наши настоящие планы? – деловито спросил господин. – Что делать-то будем?

– Что-что, – проворчал я, – пробираться в ближайшее укрывище Надзора. Лучше бы в северное, конечно, оттуда меня и посылали на дело, там все братья знакомые. Но можно и любое другое, я все нужные слова знаю, чтобы нам поверили. Вы, кстати, не забыли обещание своё? Не задумали сбежать с котом?

Он ничего не ответил, только вздохнул тяжело.

Мы шли, а солнце поднималось всё выше. Давно высохла на траве роса, редкие деревца, попадавшиеся на пути, оделись листвой, и становилось жарко.

– А что ты будешь делать, Гилар, когда мы придём в это твоё укрывище? – спросил вдруг господин.

– Ну как что? – не понял я. – Отчитаюсь о работе и буду ждать нового задания, а до той поры упражняться и учиться.

– И чему же в Надзоре учат отроков? – полюбопытствовал господин.

– Ну, перво-наперво, вероучительные книги, – охотно объяснил я. – Потом философия, риторика, языки древнего мира, языки нынешних народов, землеописание, судьбы народов и держав… Законоведение, народоуправление, торговое дело… А ещё – физиология, естествознание, лекарское дело, между прочим. А вы чего ожидали? Что у нас юношей обучают, как пытать колдунов? Как щипцы калить?

– Ну, – замялся он, – не в такой степени, конечно, но… Я полагал, главное дело Праведного Надзора – искоренять ереси и чародейства… Зачем для этого философия и народоуправление?

Я припомнил, что отвечал брат Аланар, когда я спрашивал о том же. Да и другие братья говорили…

– Тут вот какое дело, господин мой… При Старом Порядке Надзор и впрямь только ведьмами да чародеями занимался, ну и всяческим язычеством и бесолюбством. И не было нужды особо обучать отроков, ибо этим занималось Доброе Братство в своих школах и университетах. Но после Одержания всё изменилось. Доброму Братству ныне запрещено наставлять юношей в науках, а дозволено только совершать службы в храмах. Однако наимудрейшие братья поняли, что так будет не вечно, и Новый Порядок сменится чем-то иным, потому что за ночью всегда приходит день, за лунами – солнце. А потому следует заранее готовиться. Братству нужны образованные люди, которые в нужное время смогут возродить всё разрушенное, а то и, если будет на то Высшая Воля, управлять Державой – временно, конечно, до установления законного порядка. Но как обучать, чтобы не пронюхали Стража с Приглядом? Кто это будет делать? Где? Вот потому-то нынешний Праведный Надзор занимается ещё и этим. Вообще, Надзор сейчас занимается всем, что по закону не смеет делать Доброе Братство.

– Вот, значит, как… – задумчиво протянул господин. – Значит, Надзор теперь не только кулак Братства?

– Ага! – подтвердил я. – Ещё и глаза, и уши, и мозги… Между прочим, нам очень нужны образованные люди, особенно способные научить других. К нам таковые стекаются – и из посвящённых братьев, и миряне, которые с Новым Порядком не ужились. Поэтому, когда мы доберёмся… Вот как здорово было бы, если бы вы ребят лекарскому делу учили, свойствам трав…

– Это ты так думаешь? – господин выделил голосом слово «ты». – Только вот что скажут твои старшие братья? Не разожгут ли костерок? Зачем им чародей?

– Бывший чародей, – теперь уже и я надавил на слово «бывший».

– А вот тут не уверен, – тихо, но твёрдо возразил он.

– В чём? – не понял я.

– В том, что бывший. Я, Гилар, не могу разорвать свой договор с демоном.

– Это почему же? – присвистнул я. – Что может этот ваш демон против Творца Изначального и созданного Его волей Доброго Братства? Нам дана сила и власть сокрушать любую мощь демонскую. Сами видели, как наши парни повязали и спалили эту самую Гоххарсу. И видели, что меня на постоялом дворе колдовским страхом не зацепило, да и того старенького брата, между прочим. Ну сами посудите, как бы иначе мы с чародеями справлялись? Против святого колеса, против молитв наших они бессильны!

– Видишь ли, Гилар, – тихо и медленно заговорил он, – дело вовсе не в том, что я боюсь демона. Я не собираюсь разрывать наш договор, потому что мне он нужен. Мне нужна сила. И я буду её получать! Если ваш Надзор собирается мне в этом помешать, то нам не по пути, уж извини.

Я сплюнул на дорогу. Тяжелое что-то, муторное набухало в груди. Вот так, значит? И это после всего, через что мы прошли? После того, как спасали друг друга?

– Ну и зачем же вам сила? – столь же медленно, но и столь же твёрдо спросил я.

Господин Алаглани остановился, глянул на меня в упор.

– Что ж, пожалуй, пришло время сказать. Между прочим, ты мог бы и сам догадаться. Ты ведь зимой не просто так назвал госпожу Хаидайи принцессой, а господина Гирхая пресветлым князем. Понял ведь всё, да?

Я молча кивнул.

– То есть понял, что госпожа Хаидайи – это принцесса Хаидайи, младшая дочь бывшего нашего короля Таумараги Пятого, низложенного восемь лет назад. Судя по твоей сказочке о Дранохвосте, события восьмилетней давности ты неплохо представляешь. Впрочем, о чём я… Риторика, законоведение, народоуправление… Мне даже как-то неловко повторять общеизвестные вещи. Ты прекрасно знаешь, короля Таумараги повесили на воротах дворца. Казнили и всю его многочисленную родню… вернее, почти всю. Спастись удалось только принцессе Хаидайи и её дяде Гирхаю, двоюродному брату короля. Как это вышло, отдельная история… С тех пор принцесса и князь прячутся, скитаются, потому что на них ведёт охоту Новый Порядок. Пока не истреблена вся королевская кровь, наша нынешняя власть получается не слишком… как бы это сказать…

– Да так бы и сказали, не слишком легитимной, – помог ему я. – Чего мучаетесь-то. Не с купецким сыном разговариваете.

– А с чьим, кстати? – состроил он гримасу. – Не удивлюсь, если ты ещё и высокородным графом окажешься.

– За это не переживайте, из трактирных мы, – утешил я господина. – Отец мой трактир держал в Гурахайском крае. Кстати, давайте уж, что ли, с дороги сойдём. Вот представьте – стоят столбом какие-то двое посреди дороги и беседу ведут. А если проедет кто? Время не такое уж раннее.

За кустами действительно было и спокойнее, и удобнее – потому что кусты высокие, густые, и тень давали хорошую. Будь у нас хоть немножко жратвы – устроили бы привал, позавтракали. А так оставалось лишь кормить журавля байками.

– Так вот, с твоего любезного разрешения я продолжу, – сказал господин. – Общеизвестным является и то, что у принцессы Хаидайи есть сторонники, есть преданные ей аристократы, скитается она не одна. Конечно, её людей нельзя назвать армией, это, честно говоря, жалкая кучка. Несколько десятков человек всего, и не каждый из них такой великий воин, как князь Гирхай. Шансы восстановить Старый Порядок равны нулю, хотя некоторые горячие головы этого не понимают… причём эти головы бывают и седыми… На деле же остаётся только прятаться, нигде не останавливаясь подолгу. За голову принцессы, кстати, обещана награда в десять тысяч огримов. Нас с тобой, как помнишь, Новый Порядок оценил в двести. Пресветлый взял на себя охрану принцессы, и пока ему это удаётся, хотя бывали ситуации, когда только чудо спасало.

– Или сиробикан, – вставил я.

– Или твой сиробикан, – кивнул он. – Который в некотором смысле тоже является составным элементом чуда… Ну так вот… До сей поры я рассказывал вещи, которые ты знаешь или о которых мог догадаться. Теперь перехожу к тому, чего никто не знает, кроме меня, принцессы и Гирхая.

– Ну, кое о чём догадаться всё-таки можно, – заметил я. – Глаза-то у меня есть.

– Да, Гилар, – спокойно произнёс он. – Принцесса Хаидайи – моя жена. Странно звучит, не правда ли? Принцесса – замужем за лекарем, чей дед был крепостным землепашцем, а отец – мельником! Какой позор для царственного рода! Но всё именно так обстоит. Восемь лет назад, когда начались её скитания, судьба нас свела. Мне тоже тогда приходилось скитаться… я был, можно сказать, странствующим лекарем. В больших городах появляться мне было опасно, в деревнях же никому дела не было до того, что полковой лекарь Алаглани отказался присягнуть Новому Порядку и бежал из расположения полка. Тем более, что и полка вскоре не стало – если помнишь, Нориланга сразу после Одержания двинула свои войска, но увязла в сааримайских болотах. Однако месяца три война была жаркой, и бывший мой полк выкосила панцирная кавалерия. Но всё равно могли оставаться люди, которые помнили мой отказ. Так вот, однажды в дождливый осенний вечер меня позвали к больной… Эх, долго рассказывать, да и момент не лучший. В общем, суть такова: мы с принцессой Хаидайи полюбили друг друга и поняли, что это не случайное чувство. Поняли, что Творец Милостивый предназначил нас друг другу. Мы поженились, старенький селький брат совершил над нами священнодействие, хотя знал только наши имена. Мало ли мужчин с именем Алаглани? Мало ли девушек с именем Хаидайи? Кстати, спустя неделю после совершения обряда этот брат скончался. Я искренне надеюсь, что от старости, ему ведь за девяносто было. Так что некому и подтвердить уже сам факт нашего брака. Пресветлый Гирхай был крайне недоволен поначалу. Понимаешь, почему?

– А то как же! – блеснул я познаниями. – Вступив в брак с человеком не монаршьей крови, пусть даже и высокородным, она теряла право на престол. А уж тем более сын мельника…

– Именно! – подтвердил он. – Но со временем князь Гирхай смирился. Во-первых, потому, что любит Хаидайи как родную дочь. У него-то семьи нет. Была, точнее, но уже двадцать шесть лет как его жена и трое сыновей умерли. Слышал, наверное, об эпидемии Чуросайской Чумы? Во-вторых, чем дальше, тем больше он понимал, что и незачем принцессе эти самые права на престол. Престол для неё столь же достижим, как любая из трёх лун. В общем, старик перестал на нас сердиться.

– Понимаю, – заметил я. – Он даже мог счесть ваш брак проявлением Высшей Воли. Ведь чем принцесса дальше от трона, тем целее её голова. Разве не так?

– А через девять месяцев, – продолжил господин Алаглани, – у нас родился сын, Илагай. И вот тут-то всё и началось. Тут-то и пришла беда.

– Его сочли наследником престола? – предположил я. – И начали покушаться, чтобы не осквернил трон простецкой кровью?

– Нет, Гилар, – вздохнул аптекарь, – всё гораздо хуже. Уж с интригами дядюшка Гирхай как-нибудь бы управился. Дело в другом. Илагай родился очень больным. Кстати, многие из сподвижников принцессы шептались, что это кара за неравный брак. В общем, едва родившись, Илагай тут же начал умирать. И я, лекарь, и смею сказать, очень неплохой лекарь, ничего не мог с этим поделать. С такой болезнью я никогда не сталкивался и не видел её описания ни в одном трактате. Предполагаю, что-то происходит с кровью, она каким-то образом теряет свою живительную силу. И вот тогда… – он помолчал, потом решительно, точно прыгая в холодную воду, сказал: – И вот тогда я обратился к чародейскому искусству. Нашёл книги, нашёл учителей. Та женщина из Харидалайи… соединять действия чар и трав я научился у неё. Но был и другой учитель, от которого я узнал правду о чародействе.

– Какую именно правду? – уточнил я.

– Правда состоит в том, Гилар, что никакой своей силы у чародея нет, – сухо ответил господин. – Чародей черпает силу извне. Источников всего два – или непознанные свойства природы, или демонский мир. Второе – гораздо эффективнее. Пойми – я не мог потратить годы и десятилетия, изучая движения лун, преломление солнечных лучей в кристаллах, влияние музыкальных тонов на скорость движения крови в сосудах. Я не премудрый Памасиохи, это ему не нужно было никуда торопиться, у него была башня и, между нами сказать, пара деревенек, так что о хлебе насущном великий испытатель природы мог не беспокоиться. Мне нужна была сила. Много и быстро. И вот тогда я начал выяснять, как договорится с демоном.

– То есть Арихилай… – начал я.

– Да, – вздохнул он. – Первый удачный опыт. Одновременно и неудачный. Я ведь уже говорил тебе: причинять телесную муку оказалось для меня невозможным. А сила была необходима, умирал мой маленький сын. И я поклялся, что он будет жить, любой ценой. Не говори мне, что подобные клятвы неугодны Изначальному Творцу, в вероучительных книгах я тоже что-то смыслю. Но в тот момент мне было не до того. Я знаю, ты испытал много горя, потому что как источник силы ты один из лучших. Есть, значит, что изливать. Но пока ты не стал отцом, пока у тебя не появилось родное дитя, плоть от плоти – ты моей боли не поймёшь.

Он помолчал, сорвал травинку, пожевал и выплюнул.

– То есть всю накопленную силу, – начал я, – вы тратите…

– Именно так, – откликнулся он. – Вернее сказать, я ввязался во все эти чародейские дела с единственной целью – исцелить Илагая. К сожалению, его невозможно вылечить раз и навсегда. Такой огромной силы собрать я не могу. Поэтому приходится каждый год чистить ему кровь… и это чрезвычайно сложно. Это требует не только большого расхода силы, но и очень тонкого управления ею. Кузнец машет здоровенным молотом и устаёт. А ювелир сидит с увеличительным стёклышком, пинцетом, резцом… что там ещё у них бывает… и устаёт не меньше. Тонкая работа ничуть не проще грубой. В общем, целый год я коплю силу на лечение Илагая. Но ты помнишь, что накопленное приходилось тратить и на иные цели, ибо я дал обет… Каждый раз, когда я помогаю какой-нибудь вдове или какому-нибудь графу-сосунку, я чувствую, что отнимаю жизнь у собственного ребёнка. А не помочь нельзя, иначе душа обуглится, почернеет, и зачем тогда всё… Вот поэтому, Гилар, я держал столько слуг. Поэтому это были дети – поскольку в детском возрасте горе переживается острее, и выход силы больше. Взрослый человек уже умеет смиряться, умеет приспосабливать душу к обстоятельствам. Впрочем, мне не годились совсем маленькие ребятишки, поскольку их души слишком пластичны… они остро переживают горе, но оно не слишком долго хранится в их памяти. Подросток – иное дело. Острота боли почти такая же, но раны в душе не затягиваются. Вот потому вас было столько, явно больше, чем нужно по хозяйственным соображениям. Вот потому я и устраивал вам «проверки здоровья». Да, я бередил ваши болячки. Да, иногда это кончалось плохо… например, с Хасинайи. Но я спасал своего сына. Теперь ты понимаешь, почему я не разорву договор с демоном? Понимаешь, почему не хочу идти в этот ваш Надзор?

– Не хочется, а надо, – наставительно сказал я. – Да не переживайте вы, что-нибудь придумаем. Есть у нас святые братья, которые чудеса творят не бесовской силой, а с помощью Творца Милостливого. Авось, Илагая тоже вылечат. А вы то прикиньте, что выбора у вас никакого. Пригляду сдадитесь – так они за каждым вашим шагом следить станут, и не сможете вы к Илагаю ездить. Особый Сыск Нориланги тоже не лучше, они тоже госпожу Хаидайи с Илагаем выследят и для смуты используют. Война начнётся тогда именно так: чтобы, значит, посадить Илагая на престол нашей Арадоланги. А там дальше всё просто. Или зарежут его ещё до победы, либо, коли победят, коронуют, своего регента к нему приставят, а после уж отравят по-тихому. Куда вам ещё податься? К ночным без толку, ночные вас от Пригляда защитить не смогут. Кстати, и от нашего Надзора. Остаётся ещё это чародейское общество, Тхаарину, но вы уверены, что они настолько сильны, чтобы и от Пригляда, и от Сыска, и от Надзора вас прикрыть? Да и что будет, как пронюхают они о вашей тайне? На фиг вы им будете нужны. Да и всем прочим. Наловят котов, пускай один из тысячи подойдёт, всё равно изрядно наберётся. Наловят ребятишек с хреновой жизнью, и начнут боль качать. А вас прирежут, чтоб не мешались. Вы вспомните, вы на то же самое Арахилю намекали, а чем остальные лучше? Нет, господин Алаглани, вам только одна дорожка осталась – к нам, в Надзор. У нас-то хоть что-нибудь перепасть может, а прочие вас выкрасят да выбросят. И не думайте, что силой своей чародейской сможете от всех убежать. Чтобы от нас ото всех убежать, вы чуть не каждый день должны будете через кота силу тянуть, ну так вся ваша чародейская сила только на прятки и уйдёт, сынишке ничего не достанется. Плохо ваше дело, господин Алаглани, обложили вас все, как охотники зайца. И бежать некуда, и на месте оставаться нельзя. Понимаете?

– Понимаю, – коротко кивнул он.

– Ну а раз понимаете, пожалуйте обратно на дорогу, – велел я. – В пыли покатаемся-поваляемся, авось за ограбленных сойдём.