Глава 1. Начало
День не задался с утра. Для начала Артём не выспался, потому что ночью выли и заходились лаем собаки. Откуда столько собак в практически пустом посёлке, понять было совершено невозможно, но стоило начать засыпать, как они, словно нарочно, начинали с утробного низкого воя, как по покойнику, потом переходили на истошный лай – и вдруг замолкали разом. Артём вскидывался, пялился пустыми глазами на полную луну в окне, ругался про себя матерно и падал на подушку обратно. Сколько раз за ночь – бог весть, но не раз и не два. Под утро приснился совершено идиотский нелепый сон – снилась отчего-то радиопередача. По радио бодрым голосом Тридогнайта, постапокалиптического диджея из игры «Фоллаут 3», рассказывали про наступающий сегодня, вот прямо сейчас, конец света.
- С вами Тридогнайт, и мы передаём нашу последнюю программу, перед тем, как нас всех поглотит факинг ничто, а выжившие – если, конечно, среди вас, дорогие слушатели, будут выжившие, – позавидуют мёртвым! – надрывался посвистывающий старым динамиком антикварный дедушкин приёмник «Океан». Чертовски знакомый, именно такой у Артёма стоял в гараже, и именно он во сне был рупором Апокалипсиса.
- Мои дорогие слушатели! Если вы не ужрались вусмерть от страха, не колотитесь башкой об пол в церкви, чтобы ваш факинг боженька вас спас, и вас не пристрелили факинг мародёры – то вы можете занять место в первых рядах на лучшем долбанном зрелище и посмотреть, как сдохнет это буллшит человечество! Ведь, признайтесь, оно никогда вам не нравилось!
Диждей взял паузу, и Артём понял, что сам он вместе с приёмником находится на плоской крыше высотного здания. Во сне он точно знал, что это за здание и отчего он именно на нем – какая-то была в этом вывернутая логика, присущая сновидениям. Низкое небо на глазах наливалось тёмной синевой, как будто со всех сторон с низким гулким рокотом накатывала гроза.
- А здесь могла быть ваша ёбаная реклама! – взорвался хриплым динамиком диджей. – Ваши сраные кредиты, ваши блядские машины, телефоны и мебель! Главное – это мебель, покупайте нашу ебучую мебель! Живые, мать их, диваны – именно то, что нужно мёртвым, мать их, людям!
- Возрадуйтесь же, дети мои! С вами Тридогнайт, и вы никогда, никогда больше не услышите рекламы! И да – кредиты тоже можно не отдавать! И пейте, пейте смело – похмелья не будет!
А потом в окно кто-то настойчиво и нагло постучал. С трудом продрав глаза, Артём натянул штаны (даже сельская простота нравов имеет свои пределы) и пошёл открывать. Рефлекторно глянув, на месте ли стоящий у входа топор, отодвинул тяжёлый засов и открыл скрипучую дверь. На заросшем давно не кошеной травой дворе никого не было. Стук повторился – такой же уверенный и требовательный, так стучат милиционеры и прочие Право Имеющие. Тупо уставившись на пустое пространство двора (надо выкосить уже, безобразие) Артём не сразу сообразил, что звук идёт сверху – на карнизе чердачного окошка сидела огромная чёрная ворона и долбила клювом в раму. «Вот ты падла! – сказал он птице страдающим голосом, – какого тебе черта в семь утра? Тоже мне, дятел… Пошла нахрен!» Ворона равнодушно покосилась чёрной бусиной глаза и снова – тук-тук-тук! Артём махнул рукой и пошёл варить кофе – ложиться спать обратно было глупо.
Вчера день был так себе: текст не шёл, настроение было ни к черту, мобильный Интернет усох до «двух джи» и десятка килобит, погода хмурилась… Но сегодня просто хотелось лечь и не вставать – маетно было и тревожно, давило на сердце, как перед грозой. «Магнитные бури, что ли?» – подумал Артём. Магнитная буря – удобная штука, все, что хочешь, на неё списать можно. «Вот был бы я, к примеру, утюг, – думал Артём, вытрясая из банки в кофемолку последние зёрна, – во мне бы, наверное, наводились вихревые токи. Но я ж не утюг – и хуле мне та буря?»
Ещё одно расстройство – за кофе надо было ехать в город. А не хотелось. Город – это суета, стресс и расходы. Одного бензина сколько сожжёшь… Однако в ближнем сельпо – каких-то пятнадцать километров, сущие пустяки, – продавали только мерзкую дешёвую растворяшку. От многих привычных потребностей городского жителя Артём отвык легко, но приличный зерновой кофе – та маленькая слабость, от которой отказываться не хотелось. Кофе – и ещё интернет. Пусть слабенький, зависящий от ветра и чуть ли не фазы луны, позволяющий только читать, отключив загрузку картинок – но должен быть.
Купив за сущие копейки деревенский дом в месте действительно глухом – выморочная деревня, где доживали свой век с полдесятка сельских пенсионеров, отделённая от цивилизации условно проезжими просёлками, – Артём неожиданно для самого себя довольно быстро полюбил такую жизнь. Топить печку, мыться в корыте, ходить по нужде в будочку над ямой – это только на первый взгляд кажется трудностями. Месяц-другой – и привыкаешь, даже странно становится вспоминать, как жил иначе. Скромные гонорары малопопулярного писателя позволяли ему не затруднять себя ручным производством пищи, покупая продукцию огородов у соседей, а небогатый ассортимент прочих продуктов – в дешёвом сельпо.
Зато в его жизни наконец-то наступила тишина.
Тишина стала его лучшим и единственным другом. Телевизора у него не было, люди встречались раз в неделю, в магазине, но разговаривать с ними было не обязательно. Коммуницировать с миром можно было письменно, через медленный мэйл-клиент на стареньком ноутбуке, и это был такой маленький Артёмов кусочек счастья. Теперь его все устраивало, спасибо Мирозданию. Ну, кроме отсутствия кофе.
Открывая покосившиеся воротины (самую прочную часть символического по большей части забора), Артём обратил внимание, что на крыше уже сидит штук пять удивительно крупных ворон – или воронов? Чем они вообще отличаются? Эти были чёрные и какие-то очень уж здоровенные, раньше он таких не видел. Но хотя бы стучать в окно перестали. Уже выезжая со двора заметил, что на заборе ближайшей соседки – бабки Пелагеи, милейшей пожилой женщины, снабжавшей его козьим молоком и домашними яйцами, – чёрных угрюмых птиц сидело едва ли не два десятка. «Может, перелётные какие? – неуверенно подумал Артём, – присела стая передохнуть…» Хотя в словосочетании «перелётные вороны» было что-то определённо неправильное.
Самой Пелагеи на обычном утреннем месте – согретой солнцем завалинке – не было, и Артёму даже захотелось зайти и проведать, все ли в порядке. Но, при всех своих достоинствах, к каковым можно было смело отнести высокопродуктивный огород и крепкое хозяйство, бабка Пелагея была чрезвычайно разговорчива. Артём от её бесконечной болтовни и навязчивого деревенского любопытства испытывал муки буквально физические, поэтому старался придерживаться допустимого минимума контактов. Нет, не сегодня, пожалуй. И так день не задался – полон мрачных предчувствий и странных ощущений. «Паранойя это всё, – решил Артём. – Говорят, от одиночества случается».
Собака под колеса бросилась уже там, где пыльные пустые просёлки сменились пыльными пустыми улицами окраинного района гаражных кооперативов, промзон и складов. Задумавшись, Артём не понял даже, что это собака, отреагировав на силуэт и движение резким манёвром «лосиного теста». На присыпанном песком асфальте машину занесло, но он бы справился, опыта хватало – чётким движением руля компенсировал занос, чуть добавляя тяги на передних ведущих… Подвели рельсы. От ликвидированного в городе трамвая кое-где остались вмурованные в асфальт пути, по непонятному недоразумению ещё не сданные в металлолом – на головку такого рельса и наскочило в боковом скольжении заднее колесо. Старый японский микроавтобус кувыркнулся неожиданно легко и непринуждённо, как будто давно мечтал, и, проскрежетав крышей по асфальту, гулко ударился бортом о фонарный столб, разбрасывая вокруг сверкающие кубики лопнувших стёкол. Повисший на ремне вниз головой Артём даже выругаться не успел.
Материться он начал позже, отстёгивая защёлку ремня и выкручиваясь ужом между рулём и заклинившей дверью в попытках принять положение, более соответствующее направлению вектора гравитации. То есть, головой по возможности, вверх. Грохнулся спиной, чуть не свернув себе шею, на то, что раньше было потолком. Мотор, по счастью, сразу заглох – ещё не хватало запороть его работой вверх ногами, с отлившим из картера в головку маслом, – но вот бензином попахивало. Выключив зажигание и вытащив ключи, Артём попытался открыть пассажирскую дверь – и она открылась без проблем. «Значит, кузов, скорее всего, не повело» – облегчённо подумал он. На новую машину денег не было точно, а вот на ремонт жестянки наскрести можно. Удручённо констатировав, что машина лежит вверх колёсами, упираясь водительским бортом в столб, и что борт этот смят довольно сильно, с повреждением обеих дверей и центральной стойки, и что крыша, когда окажется сверху, тоже своим видом вряд ли порадует, Артём впервые обратил внимание на то, что стоило бы заметить сразу – на улице не было ни единого человека. Казалось бы, такой факт сложно не заметить, но, с другой стороны, – до сих пор абсурдность вытесняла его за пределы восприятия. Артём осознал безлюдье лишь в тот момент, когда задумался о том, как бы поставить минивэн на колеса – одному это не под силу, но три-четыре мужика перевернут машину без проблем.
Оглядевшись, он убедился, что улица совершенно пуста. Ни один пешеход не нарушал перспективы уходящего вдаль променада, ни один автомобиль не попирал колёсами проезда. Моргал в никуда ночным жёлтым режимом светофор, вяло чирикали воробьи, краем глаза наблюдал за ними из кустов как бы смотрящий совсем в другую сторону драный уличный кот.
- Что за фигня? – устало спросил Артём у кота. – В кои-то веки я бы не отказался от общества коллег по биологическому виду. И тут же раз – и никого вокруг. Мир не расположен ко мне сегодня?
Кот дёрнул ухом, отмечая, что услышал вопрос, и повёл отрицательно хвостом, показывая нежелание отвлекаться на беседу. Воробьи его интересовали больше чужих проблем. Коты вообще известные эгоисты.
- Если человек не идёт к человеку, то к человеку идёт человек! – провозгласил Артём максиму дня и, вздохнув, отправился в сторону центра.
Вокруг по-прежнему царило полнейшее безлюдье – не клубились мамаши с колясками в сквере, не пинали мячик на огороженной спортплощадке неутомимые подростки, не катались с горок детского комплекса орущие малолетки, не толпились на переходе прохожие, которых некому было не пропускать – потому что машин на дороге тоже не было. Примерно через пару кварталов Артём понял, что уже не в силах выпихивать из своего сознания очевидную ненормальность происходящего.
Артём достал из кармана смартфон и убедился, что сегодня четверг, июнь, 12:28, предположительно 25 градусов, ясно, к вечеру возможен дождь, три письма, две смс-ки, и что кто-то ему звонил с незнакомого номера.
- Социум хотел меня, когда я его не хотел, – мрачно констатировал Артём, – а когда я захотел социум, он исчез. Какая досада…
Ткнув пальцем в экран, перезвонил. Телефон, пискнув, выдал «ошибку сети». Но, по крайней мере, причиной происходящего не был выходной. Будучи человеком свободного рода занятий, Артём обычно слабо ориентировался в днях недели.
- Может быть, сегодня какой-нибудь праздник из новых? – спросил себя Артём, – вроде бы в июне что-то такое было… День чего-то этакого…
Однако никаким даже самым распропраздничным праздником происходящее объяснить не получалось. Потому что так не бывает. Думать эту мысль было неприятно, потому что она требовала какой-то развёрнутой реакции на происходящее – ну, там удивиться, испугаться, загрустить или даже куда-то бежать и что-то делать. Всего этого совершенно не хотелось. Лучшим из возможных решений в тот момент казалось поставить машину на колеса, развернуться и поехать обратно домой, к компьютеру и недописанной книге, а город пусть сам решает свои проблемы. Да, хорошо бы ещё в магазин за кофе заскочить, конечно. Ничего, кроме еды и денег, Артёму от Человечества нужно не было. Готовность Человечества обменивать продукты своего физического труда на сомнительные мегабайты его текстов всегда казалась Артёму слегка подозрительной, но, в целом, позволяла смириться с его существованием. Ведь если бы не оно, пришлось бы в поте лица добывать хлеб свой, а не покупать его в магазинах. Иногда, конечно, думалось: «Да пропади они все пропадом!» – но не так же вот буквально-то…
Неторопливой походкой, внимательно осматриваясь, Артём прошёл несколько кварталов. Тишина слегка давила на уши своей неуместностью – где-нибудь в лесу чириканье птичек в качестве самого громкого звука воспринималось бы нормально, но замерший в безмолвии город заставлял нервно озираться на каждый шорох. Зашелестел ли ветер пластиковым пакетом, хлопнула ли неплотно прикрытая створка окна – все это слегка дёргало по нервам, и Артёму постоянно приходилось себя сдерживать, чтобы не накрутиться до паники и не начать шарахаться от каждой тени. Периодически ему казалось, что краем глаза он замечал какое-то движение. Нервозность нарастала.
Немного успокоившись, Артём стал обращать внимание на детали. Во-первых, какой бы черт ни унёс жителей города, он явно сделал это ночью. Между часом ночи и семью утра – прикинул Артём. Ночной магазин, что открыт до часу, успел закрыться, а светофоры остались в ночном режиме. Во-вторых, он унёс их очень аккуратно, в чем были – за время прогулки ему не встретилось ни единого комплекта пустой одежды, лежащего где-нибудь на тротуаре, а ведь даже в глухую ночь по улицам кто-то да ходит. Более того, Артём, проходя мимо автостоянки, специально поднялся в будку сторожей – там в любой час ночи сидит охранник, – и тоже никого не обнаружил. На топчане было раскинуто тоненькое казённое одеялко, на столике стояла кружка с остывшим чаем – просто «Мария Селеста» какая-то. Впрочем, это радовало – обнаружить в городе миллион трупов было бы куда как неприятнее. Также совершенно очевидно не было никаких следов того, что жителей похищали насильно – хватали и тащили, или что-то в этом роде.
«Внезапная эвакуация? Война? Катастрофа? Террористы?» – праздно перебирал Артём абсурдные версии. Эвакуация целого города – задача эпических масштабов. При всей мощи и организационных возможностях СССР быстрая тотальная эвакуация проводилась один раз – в Припяти, и это было весьма непросто, несмотря на то, что городок крошечный. Эвакуировать разом за одну ночь город-миллионник? Не смешите, так не бывает. Как бы это ни было нелепо, приходится признать, что жители исчезли одномоментно, будто их стёрли ластиком. Пугающая мысль, картинка для фильма ужасов.
Никакого беспорядка, следов борьбы, разбросанных вещей или заметно сдвинутой мебели не было нигде, куда Артём догадался заглянуть. Не было и никаких автомобильных аварий – что было бы неизбежно, если бы люди пропадали из-за руля движущегося транспорта. Ночью, конечно, машин немного, но они все равно есть – таксисты, милиция, скорые, ненавистные каждому горожанину ночные мотоциклисты, больные на голову стритрейсеры, и просто неведомо куда и зачем едущие полуночники… В общем, по статистическим прикидкам Артёма, пройти половину города и не увидеть ни одной находящейся на проезжей части машины, в случае, если бы водители из них исчезли на ходу, было бы невозможно. Стояли только на обочинах, те, что явно припаркованы на ночь. Стояло также несколько специфических моделей – «как бы спортивных, но подешевле», – у ночного клуба. Золотая молодёжь могла оттягиваться и до утра. Из этого можно было сделать вывод, что те, кто ехал по дороге, пропали вместе с машинами. Так же, как те, кто шёл пешком, пропали вместе с одеждой, часами, мобильниками, зубными протезами и что там ещё у людей бывает.
Артём вдруг понял, что он чертовски, до судорог в желудке хочет жрать. Видимо, нервы. Магазины и ларьки, как назло, были закрыты, а до идеи вломиться куда-нибудь Артём ещё не дозрел. Он просто хотел есть. Впрочем, решение, что называется, напрашивалось.
Уродливая бетонно-стеклянная высотка, архитектурный плагиат башни Саурона, нависала над проспектом, ежеутренне, с хлюпаньем пропускных терминалов, всасывая своими лифтами потоки офисного планктона. Там, на высоте двадцати с чем-то этажей и ниже люди работали – в современном понятии этого слова. То есть, перемешивали нули с единицами на магнитных дисках, создавая из них новые комбинации. Если в этом и был какой-то смысл, то Артём давно отчаялся его искать. За это почему-то платили деньги – ну и ладно. За деньги можно было купить еды – в расположенном внизу огромном торговом центре, нижний ярус которого был посвящён продуктам питания.
Торговый центр сиял огнями и шуршал эскалаторами, вызывая у Артёма привычную мозговую судорогу непонимания – пять этажей ненужных магазинов, а за едой надо спускаться в подвал. Торговый центр ему никогда не нравился, будучи непонятен, как рыбам пароход – к чему все эти огни и музыка? Несуразное изобилие абсолютно никчёмных вещей действовало слегка подавляюще – страшно представить, какую прорву ресурсов перевело Человечество, создав для каждого магазина миллион почти-но-не-совсем-одинаковых очень дорогих штанов, которые, строго говоря, даже не являются одеждой. Наверное, люди находили в этом какой-то смысл, и это немного пугало – что ещё может взбрести в голову людям, которые находят смысл в неудобных штанах за огромные деньги? Мало ли, в чем они ещё найдут смысл…
На этот раз торговый центр напрягал уже не витринами – они по большей части были потушены, – а отсутствием привычных толп. Похоже, закрывшись с вечера, торговый центр не возобновил свою деятельность утром. Хорошо хоть круглосуточный продуктовый супермаркет обеспечивал открытые двери в общий холл. Осмотревшись, Артём невольно вздрогнул – ему на секунду пришла в голову ужасная мысль, что люди никуда не делись. Просто он, Артём, вот так оригинально и неожиданно сошёл с ума. И вот стоит он посреди холла и никого не видит, а вокруг ходят обычные толпы праздношатающихся потенциальных покупателей, припадающих к витринам с бессмысленным интересом аквариумных рыбок.
- А видят ли они, в таком случае, меня? – заинтересовался этой мыслью Артём. – Или я также невидим для них?
Впрочем, сделав над собой привычное усилие, он успокоился. Как всякий социофоб, подолгу живущий в одиночестве, он приучил себя к определённой умственной дисциплине. (В основном-то, люди привыкли, что их держит в рамках социум. Они постоянно чувствуют плечо товарища – земляка, попутчика, коллеги… Ну и семья – куда ж без этого, нет ничего более социализирующего, чем родственные отношения. Человеку социальному не приходится прилагать силы, чтобы сдержать внутреннее давление своей личности, скорее, наоборот – он преисполнен сопротивления внешнему давлению социума, который так и норовит его ограничить настолько, насколько сможет. Вот так и живут люди в равновесии давлений, как глубоководные рыбы, и потому, стоит выкинуть их из общества, внутреннее давление разрывает их психику к ебеням. Нет привычки к самоконтролю.)
Траволатор – такой странный эскалатор без ступенек – спокойно шуршал себе сверху вниз, к продуктовым сокровищам цокольного этажа. Артём снова подумал, что, если пробежаться по нему бегом, то он, возможно, посшибает невидимых для него людей. А возможно, и нет. Ведь он до сих пор ни на кого не наткнулся, проходя через холл. Значит, они не только невидимы, но и неосязаемы друг для друга.
- Тогда какая разница, есть они или нет? – сделал он вывод, и решительно шагнул на ребристую ленту.
Супермаркет был ожидаемо пуст. Не сидели за кассой помороженные кассирши, не слонялись по залу черноформенные охранники в нелепых фуражках, похожих на головной убор американского полицейского в представлении немецкого порнорежиссера, не перебирали продукты придирчивые покупатели – залитые электрическим светом пространства были совершенно и окончательно безлюдны. Прихватив тележку, Артём направился внутрь. Тележка, как всегда, попалась с кривым, тянущим влево колесом – это была его личная супермаркетная непруха, которую Артём давно отчаялся победить. По какому бы принципу он не выбирал тележку – хватал ли первую попавшуюся с краю, перебирал ли придирчиво, выдёргивая одну за другой из спрессованного дежурным таджиком массива, дожидался ли, пока её поставит в ряд очередной покупатель – всегда оказывалось, что у неё кривое, тянущее влево колесо. И всегда это выяснялось, когда он уже проходил автоматический турникет, и вернуться для замены становилось излишне сложным. Проще было потерпеть левоуклонистские стремления очередной колёсной корзины. Но не в этот раз.
- Да какого хрена! – сказал Артём вслух. – Тварь я дрожащая, или право имею?
Руками растопырив автоматические створки, вытолкнул кривую коляску обратно и выдернул из ряда следующую. Прицелившись вдоль ряда касс, запустил её по проходу – не понравилось, криво пошла, затормозив об стойку с презервативами и батарейками. Следующая финишировала где-то в бижутерии, обрушив там что-то лёгкое, но звонкое. А вот через одну нашёлся достойный экземпляр, который, будучи стимулирован точным пинком, покатился ровно, как трамвай. Догнав набравшую приличную скорость тележку, Артём решительно перенаправил её порыв в нужную сторону.
Пройдясь вдоль рядов, кинул на сетчатое дно литровый пакет томатного сока, нарезки какого-то готового мяса, сыра и хлеба. На этом фантазия иссякла – больше ничего не хотелось. Потрогав в отделе кулинарии выпечку, Артём убедился, что она давно остыла и начала уже подсыхать. То есть, лежит в лотках со вчерашнего дня. Пожав плечами, направился к кассам.
- Вот сейчас и проверим, действительно ли тут никого нет, или я так оригинально галлюцинирую… – сказал он себе. – Потому что нет в этом социуме ничего серьёзнее денег, и, если я уйду, не заплатив, то это будет момент истины.
И он вышел через кассу, не заплатив. И ничего не случилось.