Глава двенадцатая
Род проснулся от птичьих трелей. Приподнялся на плече, покрутил головой, сонно хлопая глазами, пока окружающее не прояснилось. Трели оказались не птичьими. Это распевала его дочь Корделия. Она весело поглядела на заспанного отца.
— Доброе утро, папа! Отличный денек, не правда ли?
— Как скажешь, — проворчал Род, приводя себя в сидячее положение. — Но как бы мне ни нравилось сбегать от шума городского, милая моя, признаюсь, что предпочел бы провести эту ночь цивилизованно, на матрасе.
Конечно, он спокойно мог бы взять матрас с собой — в комплекте его космического корабля имелись автоматические самонадувающиеся матрасы — но за это его запросто могли бы заподозрить в колдовстве. При текущем положении дел, когда кругом так и шныряют вредные призраки, настроения у местных крестьян были не очень миролюбивые. Так что Род испустил страдальческий вздох, свернул подстилку, поднялся и вытряхнул свой плащ.
— Хорошо, хоть лето на дворе.
— Ой! — удивленно уставилась на него Корделия. — И не подумала бы спать на дворе зимой, папа!
— Я бы тоже, — кивнул Род. — Разожги огонь, ладно? Я сейчас вернусь.
И удалился, повинуясь зову природы.
Когда он вернулся, Корделия уже собрала небольшой костерок из хвороста и пристально уставилась на сухие ветки. Над ветками заклубился легкий дымок, потом вспыхнуло пламя. Корделия отвела взгляд от огня и весело посмотрел на отца.
— Костер горит, папа. Чем будем завтракать?
Кстати и потренируюсь, подумал Род. Его глаза уставились в пустоту, он сосредоточился на окружающих его мыслях. Червяк, еноты, олень… есть! Удравшая из деревни курица только что снесла еще два яйца. Род углубился в транс, чувствуя прилив псионической энергии, и стал усиленно представлять себе, что куриные яйца находятся здесь, а не там.
Легонько хлопнуло, и чародей почувствовал, как что-то легло в его ладони. Опустив глаза, Род увидел четыре белых, свежих куриных яйца.
Где-то неподалеку бывшая домашняя несушка с недоуменным квохом подскочила с гнезда и обалдело уставилась на пустое место.
* * *
Час спустя лудильщик и его дочка вошли в маленькую деревушку, не больше десятка домов, со звучным названием Гамлет (некий грустный принц, вероятно, страшно бы возмутился). Лица у них были развеселые, котелки и сковородки задорно бренчали, и оба старательно прислушивались к любым мыслям о летающих кастрюльках, призраках или просто других эсперах. Роду даже не потребовалось зазывать людей — оказалось, что все крестьяне собрались на клочке вытоптанной земли, служившем деревенской площадью, и о чем-то остервенело судачили.
— Папа… а разве они не должны быть в поле? — удивленно распахнула глаза Корделия.
— В такое время — должны, — кивнул Род. — Должно быть, что-то стряслось. Может быть, именно то, что мы ищем?
— Может быть, — Корделия посмотрела на толпу и тряхнула головой. — Не разберу ни одной отдельной мысли, папа. Все перепугалось.
— Ну ладно, придется вернуться к старомодным методам.
Род шагнул вперед и тронул одного из деревенских за плечо.
— Привет, селянин! Из-за чего такой базар?
— Ты что, не слышал? — крестьянин обернулся, увидел лудильщика и презрительно сморщил нос. — Как, лудильщик — и не слышал последних новостей? Ну, тогда я тебе расскажу! Архиепископ — аббат то есть, если ты и этого не знаешь — издал новый указ.
Род почувствовал, как защита сама собой окружает его, словно невидимым шаром.
— И чего он указал?
— Что каждый, кто не присягнет в верности Греймарийской Церкви, будет объявлен еретиком.
Корделия перепугано уставилась на мужика. Лицо Рода осталось неподвижным. Он только повторил:
— Еретиком.
— Угу, — кивнул крестьянин. — И будет отлучен.
Выделить чьи-то отдельные мысли у Рода получалось ничуть не лучше, чем у Корделии, но он хорошо чувствовал, как вокруг кипят эмоции — возбужденные, фанатичные, на пределе насилия.
— А вы все, стало быть, принадлежите к Греймарийской Церкви?
— Ага. Наш лорд, граф Флоренцо, повинуется своему лорду, герцогу ди Медичи, а тот заодно с архиепископом.
Теперь крестьянин уже беспокойно хмурился, до него наконец дошло, что рядом — чужаки. Толпившиеся вокруг заметили его мрачную рожу и тоже, покрутив головами, уставились на Рода с Корделией. В несколько минут вся деревня смолкла, не сводя глаз с двух незнакомцев. Корделия прижалась к отцу, чувствуя их враждебность.
Сквозь толпу протолкнулся широкоплечий, приземистый и нечесаный крестьянин.
— Я староста этой деревни, лудильщик. Отвечай, что ты за человек.
— Еретик, — просто ответил Род.
* * *
— Я думала, они тебя повесят, папа.
— Сожгут на костре, радость моя. Таково наказание за ересь. На мой взгляд, чересчур суровое.
— Слава Богу, что нас не сожгли!
— Естественно, мне не стоило вот так срываться. Хорошо, что какой-то хозяйке понадобился новый котел.
— Ага, и потом еще мальчишка-поваренок из замка, который принес столь нужную новость, — кивнула Корделия. — Как здорово, что повару в замке срочно потребовались два противня и сковорода! И кто бы мог подумать, что он купит их у еретика?
— Видишь ли, даже в таком отсталом обществе, прежде чем подходить к решению таких мелочей, как вопросы истинной веры, сначала заботятся о насущных делах. Но, вообще-то, это хорошо, что у нас нашелся повод улизнуть от них до того, как они решат вновь вернуться к религиозным дискуссиям.
Он оглянулся на замок, оставшийся позади.
— В первый раз слышу, чтобы лудильщики не остались после работы перекусить и промочить горло.
— Зато мы снова на свободе, — с облегчением вздохнула Корделия. — Я многое поняла, папа.
— Ты о чем это? — вскинулся Род. — О стадном инстинкте? О стремлении сожрать неудачника?
— Нет, я поняла, почему мама волнуется, когда ты пускаешься в путь один.
Род уже было собирался съехидничать, но тут из-под куста выскочил эльф.
— Лорд Чародей!
— Тсссс! — Род лихорадочно огляделся по сторонам, но кажется, никого из местных поблизости не было. Он облегченно вздохнул.
— Послушай, сейчас я Оуэн-лудильщик, ясно?
— Как прикажете, лорд Чародей. Я принес весть от Его Эльфийского Величества.
— Что, от Брома? — нахмурился Род. — Что там еще — Туан и Катарина снова его достают?
— В некотором роде. Новый архиепископ провозгласил…
— Что кто не с ним, тот против него. Да, мы уже слышали. Только не говори мне, что Их Величества не знают, чью сторону занять!
— Нет, но им нужен ваш совет.
— Опять? — воскликнул Род. — Слушай, я у них не последний чародей. Потом, я и Корделия на сверхсекретном задании. По крайней мере, оно было секретным.
— Но не может же оно быть важнее, чем…
— В самом деле? Так вот, если мы не выполним его, причем скоро, то призраки и оборотни завоюют весь Греймари!
— Конечно, это весомый аргумент… — насупился эльф.
— Тонны две, не меньше! Послушай, они прекрасно могут обойтись без меня — у них под рукой есть Гвен. Только пусть найдут няньку, чтобы присмотреть за детьми!
* * *
— Вы просто осчастливили нас своим посещением, леди Гэллоуглас, — кисло пробормотал Туан. — Как мило с вашей стороны прийти к нам на помощь.
— Не обращайте на него внимания, — Катарина стиснула запястье мужа, потом похлопала его по руке. — Эти мужчины считают, что только они могут справиться с важными делами.
— Я понимаю, — улыбнулась Гвен. — Конечно, ему бы хотелось, чтобы вместо меня пришел мой муж.
Тут ведьма подняла руку, останавливая попытавшегося было возразить Туана.
— И не спорьте, Ваше Величество, хотя с вашей стороны очень мило видеть такую попытку. Чтобы облегчить ваше сердце, я немедленно передам лорду Чародею все, о чем мы будем говорить, и сообщу вам его мнение.
— Благодарю вас, — Туан заметно успокоился.
— Столь же мудра в делах государственных, сколь и тактична, — заметила Катарина, перемещаясь к полированному ореховому столику у окна в эркере. — Прошу вас, садитесь, леди Гэллоуглас. Я хочу поговорить с вами о многом, очень о многом.
— Сжальтесь, Ваше Величество, — проворковала Гвен, грациозно опустившись в кресло и оглядываясь по сторонам. — Ваши покои всегда радовали глаз.
— Благодарю, леди Гэллоуглас, — Катарина села рядом. — Правда, обставляла не я.
— Все равно, вы выбирали ковры и гардины, — Гвен наклонилась вперед. — Но вернемся к вашим заботам. Что обеспокоило вас больше всего — что дети обнаружили колдуна-шпиона?
— Прежде всего это, — нахмурилась Катарина. — Должна признать, ваш муж оказался прав насчет того, что новый архиепископ использует ведьм. И это меня серьезно тревожит. Мы должны воспитывать наших детей согласно учению Церкви, иначе они не смогут отличить добро от зла, и их души будут потеряны.
— И как же они смогут отличить хорошее от дурного, — кивнула Гвен, — если даже сама Церковь действует против собственного учения? Да, Ваше Величество, это беспокоит и меня. Если не будет согласия в Церкви, то не будет согласия и в наших домах.
— Меня куда больше беспокоит согласие в моем королевстве, — Туан не особенно скрывал нетерпение.
— Это одно и то же, — парировала Гвен. — Как в наших домах, Ваше Величество, так и в вашем. И пусть ваш дом — целое королевство, он, тем не менее, покоится на фундаменте Церкви.
— А теперь этот фундамент рассыпается, — прошептала Катарина.
— Еще нет, — покачала головой Гвен. — Наша Церковь пошатнулась, но еще не раскололась.
— Я думаю, что раскололась, — возразил Туан. — Судите сами — как она может быть единой, когда Церковь Греймари порвала с Римом, а аббат провозгласил себя архиепископом?
— Если моя Библия меня не обманывает, Римская Церковь пережила множество епископов, Ваше Величество. И раскола еще можно избежать.
— Но как это сделать? — спросила Катарина.
— Подтвердив верность Римской Церкви. В ордене Святого Видикона может быть раскол, но всем будет ясно, что сама Церковь осталась единой.
— И народ поймет, что самозваный архиепископ — сам раскольник? — усмехнулся Туан. — Мудро придумано, миледи! Но как нам устроить это?
— Подтвердите свою верность Риму, Ваше Величество.
— Тогда архиепископ созовет войско и пойдет на нас войной! — воскликнула Катарина.
— Он в любом случае сделает это. Только подумайте, Ваше Величество, — своими указами он уже поставил вас в такое положение, что вы должны примкнуть к нему — или будете объявлены еретиками и отлучены.
— Да, это так, — мрачно кивнул Туан. — Его указами, или нашими, но мы все равно останемся с Римом.
— О дьявол! — с жаром воскликнула Катарина.
— Скажите лучше, лиса в сутане. Но вы должны выкурить его из норы.
— Меткое сравнение, — согласился Туан. — О Господи! Только бы найти способ показать всему народу, что аббат разрушает свой собственный орден! Тогда они поймут, все, даже простые крестьяне, что это аббат свернул с пути истинного, а не Церковь!
— У тебя есть такой способ, — напомнила Катарина. — Монахи, построившие новую обитель чуть ли не у нас за порогом.
Туан посуровел.
— Я не стану использовать в своих целях слуг Божьих.
— Тогда вам придется созывать войско, — вздохнула Гвен. — Или, если вы решили избежать гражданской войны, тогда объявите о своей лояльности к новоиспеченной Греймарийской Церкви.
— Уж не думаете ли вы, что мы решимся на это! — запротестовала Катарина.
— Нет, — отрицательно покачала головой Гвен, — потому что тем самым вы и Туан признаете, что повинуетесь новому архиепископу.
— Никогда! — сверкнула глазами Катарина.
— Этого никогда не случится, — эхом повторил вслед за ней Туан.
— Тогда вам придется всенародно объявить о своей верности Риму и обратиться к верноподданным с предостережением хранить преданность Наместнику Божьему.
— Так мы и поступим, — в глазах Катарины полыхнул огонь.
На мгновение наступила тишина. Катарина удивленно посмотрела на Туана. Тот с мрачной миной откинулся на спинку кресла.
— Как, мой повелитель? — вскричала Катарина.
— Неужели вы смолчите?
— Думаю, да, — медленно ответил Туан.
Катарина потрясенно уставилась на мужа. Атмосфера в королевских покоях неожиданно стала напоминать грозовую.
— Мы еретики, если объявим о верности Риму, — начал Туан, — и еретики, если не объявим этого. Однако же если мы будем хранить молчание и не дадим ему вообще никакого ответа, то под его знамена устремятся не столь многие.
Катарина удивленно раскрыла глаза. Потом понимающе кивнула.
— Ага. И кое-кто из лордов призадумается, прежде чем лезть в драку, у них не будет твердой уверенности, что мы и в самом деле неверные.
— Может быть, — кивнул Туан. — Но даже если нет, все равно мы выгадаем несколько дней, пока архиепископ дожидается ответа. Ответа, которого не будет.
— Игра стоит свеч, милорд, — покачала головой Катарина.
* * *
«На большее я их подвигнуть не смогла», — с легким раздражением рассказывала мужу Гвен полчаса спустя.
«По крайней мере, ты помогла им устоять перед искушением», — отозвался Род.
«Перед каким?» — озадаченно поинтересовалась Гвен.
«Искушением спасти страну от гражданской войны, покорившись архиепископу».
«Ах, это… Да, в этом я помогла».
«Вот видишь? Я знал, что ты сделаешь все, что сделал бы и я сам».
«Быть может, ты смог бы еще и убедить Их Величества в необходимости объявить об их позиции», — вздохнули мысли Гвен.
«Может быть, — хотя краем глаза Род различал тянувшуюся вперед проселочную дорогу с деревьями по обочинам, образ Гвен стоял перед ним куда ярче — а впрочем, разве не так было всегда? — Все равно, мы сделали большое дело. С каким бы недоверием я ни относился к королевскому правлению, я всегда предпочту монарха монаху!»
«Я тоже предпочитаю Туана с Катариной архиепископу», — хмыкнула Гвен.
«Ну конечно, потому что один из властителей — женщина, которая смягчает и умиротворяет суровую власть Короны, — Род не стал упоминать, что в данной, конкретно взятой совместной монархии роль миротворца играет Туан. — Кроме того, королей можно убедить в достоинствах и конституции, и парламента».
«А церковника — нет».
«Конечно, нет. Хороший священник хочет как можно больше походить на Бога, а Господь Бог — автократ».
Мысли Гвен окрасились смехом.
«Передать Их Величествам это твое мнение, милорд?»
«Боже упаси, — содрогнулся Род. — У них могут возникнуть неожиданные идеи. Передай им, что я советую подумать насчет того, чтобы предоставить катодианцам-беглецам всю королевскую поддержку, как бы Туан ни деликатничал. Напомни ему, что лишняя стрела в колчане никогда не повредит».
«Напомню, напомню», — ответила ведьма. Роду показалось, что на том конце провода захихикали.
«Для начала они могут поселить монахов в одном из своих замков; этим Туан их никак не использует, а в народе могут подумать, что король создал свой собственный монастырь».
«Ты прирожденный интриган».
«Какие приятные вещи ты говоришь. И кстати, Их Величества могут попросить у лояльных лордов взаймы с десяток рыцарей, радость моя, и излишек солдат, если те окажутся у них под рукой».
«Это правильно, — мысли Гвен стали серьезнее. — Что еще им передать?»
«Только то, что я сказал в самом начале».
Мысли ведьмы чуть спутались.
«Что именно, мой господин? В начале было много мыслей…»
«Самое серьезное — зачем я им понадобился?»
* * *
Темнело. Король, одетый в крестьянскую рубаху и простой плащ, неторопливо шагал по городским улицам. Он привык к таким прогулкам «в люди», еще когда был всего лишь младшим сыном герцога, и даже теперь иногда тайно покидал замок, смешиваясь со своими подданными, особенно когда был озабочен вопросами, которые непосредственно могли затронуть народ. Правда, сейчас, когда архиепископ, кажется, объединился с чародеями, это было рискованно, и потому короля сопровождали еще двое крестьян, и один шел впереди — в кольчугах под рубахами, с мечами под плащами.
Король шел, прислушиваясь к обрывкам разговоров, останавливаясь у постоялых дворов, замедлял шаг, проходя мимо веселых компаний, беззаботно хохотавших, пуская по кругу бутылочку. Надо бы получше освещать улицы, подумал он, особенно узкие. Темнота — друг злодеев.
Внезапно Туан вскинул голову, прислушался. Неподалеку слышалась чья-то речь — громкая, внятная, выразительная — речь оратора, обращающегося к толпе. Это должно быть особенно интересно, оживился Туан, и пошел на голос.
Вскоре он вышел на небольшую треугольную площадь, открытое пространство меж трех больших домов. На фасаде одного висела вывеска постоялого двора. У коновязи переминалась с ноги на ногу лошадь, запряженная в телегу, вдоль стен тянулись несколько пустых прилавков, с которых завтра будут торговать местные крестьяне.
Напротив прилавков, на здоровенной бочке стоял монах, в коричневой рясе с капюшоном, подпоясанный черной веревкой. Из нагрудного кармашка выглядывала маленькая желтая рукоятка. Глаза короля расширились от удивления: он видел тайных проповедников и прежде, но ни разу в Раннимеде, и ни разу в одеждах ордена.
— Нас осаждают! — восклицал монах. — Кругом рыскают злые духи и мертвые встают из могил! Древние призраки просыпаются и устрашают нас! Кто же обрушил на нас эту напасть?
Туан навострил уши. Это было что-то новенькое и вполне злободневное. Он оперся о стену и приготовился внимательно слушать.
— Король! — ответил монах на свой вопрос, и Туан застыл. — Король — вот воплощение нашей страны, нашего народа! Каковы мы — вы и я, весь народ — таков и король! Король — вот воплощение всего доброго и праведного, что есть в нас!
Туан не мог с ним не согласиться. Что-то в голосе, в фигуре этого проповедника просто заставляло верить ему.
— Но если верно, что мы — это король, то так же верно, что король — это мы! — продолжал монах. — Если королю угрожают бароны, то наша земля в беде — но точно так же наша земля будет в беде, если король будет грозить баронам!
Туан начал понимать, куда клонит монах, и это ему не понравилось. Однако же в этих словах была своя толика истины, и толпа вокруг согласно зашумела.
— Но духи не станут устрашать короля по собственной воле! — воскликнул проповедник. — Нет, это он потревожил их покой!
Из толпы раздалось несколько одобрительных выкриков. Туану с неудовольствием пришлось признать, что он встретил родственную душу — оратора, столь же одаренного, как и сам Туан. Король оглянулся назад и прошептал несколько слов на ухо ближайшему из охранников. Тот кивнул и потихоньку начал проталкиваться сквозь толпу.
— Много столетий, — вещал монах, — Святая Церковь сдерживала духов! Сотни лет Церковь несла этой земле святость и умиротворение! И если сейчас призраки снова пробудились, что же тому виной?
Тут он сделал паузу, подождав, пока толпа не зашумит взволнованно, а потом ответил на свой вопрос:
— Король! Ибо он восстал против Церкви! Он внес раздор в души своих подданных! И как он поступил с подданными, так он поступает и со всей страной!
На этот раз он выдержал паузу побольше, дожидаясь, пока ропот не утихнет.
Туан тоже ждал. Чем дольше будет говорить проповедник, тем больше времени будет у его людей, чтобы окружить площадь.
— Земля наша в раздорах! — провозгласил монах. — И что тому виной, как не мятежный дух короля? Ибо король грешен в том, что противится Церкви! В том, что повинуется развращенному Риму! В том, что закоренел в своей ереси!
Толпа взревела.
Монах удовлетворенно огляделся вокруг, давая реву окрепнуть.
Туан тоже был доволен: его люди уже заблокировали улицы. Он отступил в тень и стал ждать. Монах тем временем взбудоражил толпу так, что они уже хором требовали отречения короля, и отправил их орать под окна магистрата. Туан задумчиво смотрел, как галдящие прохожие спешили мимо. Теперь он был еще сильнее уверен, что все дело здесь в ораторском таланте монаха, а не в том, что он говорил. Люди короля пропустили толпу, а потом, когда монах стал слезать с бочки, окружили его со всех сторон. Монах поднял глаза и любезно улыбнулся.
— Что вам, люди добрые?
— Я хотел бы поговорить с вами о тех вещах, о которых вы только что вещали, — ответил Туан.
Монах недоуменно нахмурился; речь короля не очень-то подходила к его крестьянской одежде.
— Конечно, сын мой. Не скажешь ли мне свое имя и звание?
— С радостью, — Туан сделал знак охране, а потом откинул капюшон. — Я Туан Логайр, король Греймари.
Монах замер в ужасе, глаза выкатились, и в этот миг замешательства широкоплечие крестьяне обступили его. Монах пришел в себя, лихорадочно огляделся вокруг, но увидел лишь мрачные физиономии и обмяк. Потом обреченно выпрямился:
— И чего же вы от меня хотите, милорд?
Милорд, а не «Ваше Величество». Туан помрачнел.
— Ты действительно веришь в то, о чем только что проповедовал?
— Готов поклясться в том Богом!
— И не колеблясь, вступишь в диспут с моими приверженцами, которые придерживаются обратного?
— Только будете ли вы слушать? — насторожился монах.
— И я, и королева. Более того, мы не станем даже перебивать тебя, предоставив тебе и моему богослову спорить самим. Так ты пойдешь?
— Охотно, — сверкнул глазами монах. — Я не боюсь отстаивать свою веру!
