ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда голова Ртути все-таки повернулась, перед ней снова появилась сорока — но в этот раз клюв ее не был распахнут от смеха — в нем было два больших катышка. Вспрыгнув ей на руку, она выбросила содержимое клюва на ладонь.
— Что это?
— Шерсть, мадемуазель!
— Шерсть?
— Это очески из шерсти самой красивой овечки!
Заткните ими уши, и вы больше не услышите соблазнителя, не услышите его льстивых уговоров, он потеряет власть над вами и вы будете свободны, без труда избежав его чар!
Трясущимися руками Ртуть заткнула уши комочками шерсти тонкорунной овцы — и голос ганконера немедленно стих, превратившись в невнятное бормотание, едва слышное сквозь удары пульса в голове.
Сорока снова по-птичьи ухмыльнулась, и, взмахнув крыльями, была такова. Через несколько секунд она вернулась, вертясь рядом с Корделией. Ртуть закричала ей:
— Быстрее! Заткни уши этими шариками, они освободят нас от чар!
Ганконер уже повернулся к Корделии, умоляя ее не сдерживать желания, но та ловко воткнула затычки в свои прелестные ушки, которыми он заклинал слушать его и подчиняться ему. На лице Корделии тут же появилось облегчение. И в третий раз сорока, появившись неведомо откуда, выпорхнула перед Алуэттой, которая немедленно взяла затычки и употребила их по назначению.
Голос за ними, превратившийся в настойчивый бубнеж, вскоре стал приобретать угрожающие интонации — мольбы и уговоры сменились угрозами и проклятиями, а затем — воем отчаяния. Но девушки уже не прислушивались к соблазнителю девичьих сердец. Без остановки они домчались до края долины и вступили в лес, полный сосен и болиголова.
Здесь Ртуть вытащила затычки. Осмотревшись по сторонам, она закричала:
— Спасибо, сорока! Мы тебе многим обязаны и надеемся отплатить тем же!
Корделия уставилась на пару маленьких комочков у нее в ладони и печально произнесла:
— Чувствую себя так, словно навеки рассталась с Аленом.
— А я с Грегори! — слезы потекли по щекам Алуэтта.
— И я чувствую себя так, словно Джеффри потерян для меня навсегда, — откликнулась Ртуть. Шмыгнув носом она продолжила:
— Но знаю, что все это — лишь происки монстра, последствия его власти над нами. Он слишком сильно всколыхнул наши чувства, пытаясь заставить сделать то, чего ему так хотелось, и что нам так не свойственно — обмануть наших женихов! Давайте же поспешим скорее вослед за ними, ибо теперь мы знаем, что нужны им как никогда!
— О, как я хочу, чтобы Ален поскорее заключил меня в объятия! — простонала Корделия.
— Для этого требуется сначала отыскать эти объятия! Леди, за мной!
— Погоди! Прежде чем мы… — лошадь Алуэтты пошла рядом с Ртутью. Лицо девушки было напряжено, однако она заставила себя договорить с усилием. — Я должна перед тобой извиниться. За этот случай с мечом.
— А-а, — махнула рукой Ртуть, — уронила дева меч… а у кого-то голова с плеч. Ничего, бывало и не такое.
Лицо Ртути внезапно подобрело. Черты разгладились, хищная гримаска покинула его, на мгновение, быть может, но все равно — приятное мгновение.
— В конце концов, я заслужила это. С моей стороны было жестоко и несправедливо поминать тебе прошлое, которое уже никакого отношения не имеет к тому, что творится с нами сейчас. Ты не словами, а делом доказала верность своему жениху — а значит и нам. — Она взяла руку Алуэтты, дружески пожав ее. — В путь, мадемуазель, осмелюсь называть тебя с этих пор подругой!
— Теперь у нас есть повод доверять друг другу, — усмехнулась Корделия. — Поскольку с этих пор мы сестры — или невестки, что одно и то же, в сущности!
— В этом не приходится сомневаться, — согласилась Ртуть. — И не просто сестры — а сестры по оружию.
Вперед, леди — наши женихи состарятся в ожидании — хотя, быть может, и не знают, что мы спешим по их следу!
— Но мы спешим! — улыбка посетила лицо Алуэтты, блеснула на несколько кратких мгновений, и в ней уже не было ни тени подозрения или обиды.
Так, бок о бок, они мчались через леса, больше не доверяя торным дорогам, и предпочитая идти оленьей тропой.
Тем временем Джеффри вместе с Аленом и Грегори двигались по плоской и накатанной, словно палуба корабля, равнине, расстилавшейся до края горизонта, где лишь несколько скрюченных деревьев простерли в небо свои короткие узловатые сучья. По сторонам мелькал лишь высохший папоротник, стелившийся по земле всюду, насколько хватало глаз.
— Что за место — прямо земля мертвых! — пожаловался Ален. — Уже лето, а здесь все как будто поздняя осень. Можно подумать, солнце никогда не заглядывало в эти края!
— Лучше спроси, что за сила обратила эти края в пустыню, — хмуро откликнулся Джеффри. Оборотясь к младшему брату, он спросил:
— Что скажешь на этот счет, школяр? Я хотел сказать. Великий ученый, — тут же насмешливо поправился он.
— Попахивает колдовством, — сморщил нос Грегори, — или дурно использованной «пси». Называй, как хочешь.
— Так что, один чернокнижник высушил целую равнину, превратив ее в пустыню? — поинтересовался Ален. — Как же ему это удалось — отвел в сторону воду?
— Или же сделал так, чтобы она не накапливалась, — предположил Джеффри. — Остановил родники, завалив их камнепадом, и перегородил реки.
Несколько минут они хранили молчание, вспоминая об афанке. Кони бодро стучали копытами, взбираясь все выше по такому пологому склону, что его едва можно было заметить, лишь несколько затрудненная походка лошадей указывала на то, что они неуклонно поднимаются в гору.
Но тут Грегори неожиданно воскликнул:
— Дома!
— Хижины, — поправил Джеффри, выпятив губу, — верный знак, что ничего хорошего он от этого не ожидает. — Хотел бы я знать, откуда они вдруг взялись — мы должны были заметить их уже издали.
Этот вопрос они выяснили, как только добрались до вершины пологого склона. Под ними открывался спуск — такой же пологий, как и тот, по которому они взбирались. В центре долины виднелось пересохшее русло ручья. В дюжине ярдов от его берегов сбились в кучку соломенные крыши поселка.
Ален сдвинул брови:
— Так дело не пойдет. Ни кота, ни собаки, ни домашнего скота — и вообще ни единой души! Не нравится мне эта деревня.
— Может, все ушли отсюда, когда началась засуха? — предположил Джеффри.
— Вряд ли, — Грегори указал рукой вперед. — Посмотри, там дальше сразу начинается зеленая трава.
Как будто этот край поделили между собой лето и осень.
С чего бы им отсюда уходить — если только их кто-нибудь не заставил.
— М-да, весна, — Джеффри приподнялся в стременах, внимательно всматриваясь вперед. — А, может, здесь уже зима погуляла?
— Возможно, братец, — ответил Грегори, — но тогда люди могли бы растапливать снега и без воды бы не остались. Нет, их сняла с места отнюдь не засуха!
— Что же еще могло согнать их с этих земель? — озадачился Ален.
Заливистый хищный вой был им ответом.
Трое молодых людей мгновенно оказались в окружении каких-то бледнокожих босоногих маленьких монстров в рясах с капюшонами. Чудовища прыгали с крыш, выставляя перед собой каменные ножи и пики. Под капюшонами мелькали чешуйчатые хари, больше похожие на ящериц, чем на людей. Ростом они были не более двух футов, но глаза кровожадно сверкали, как у охотников, вышедших на законную добычу, с которой они без труда справятся.
— Хобьяхи! — бледнея, воскликнул Грегори.
— Ален, следи за тылом! — Джеффри выхватил меч.
Ален последовал его примеру, разворачивая коня и занимая позицию обороны.
— Они сыпятся отовсюду, как горох из мешка!
С козлиным блеяньем хобьяхи покатились на воинов.
На своих коротеньких ножках они в самом деле напоминали раскатившиеся горошины: их конечности мелькали так быстро, что за ними невозможно было уследить.
— Спина к спине! — прокричал Джеффри всем известную команду, и все трое сгрудились в кольцо, образуя треугольник. Орда бесновалась внизу — они сдерживали наступление взмахами мечей.
— Холодное Железо! — дружно завопили первые ряды хобьяхов, тут же отпрянув. Но задние напирали.
Мгновенно образовалась «куча мала», окружившая воинов со всех сторон.
Ален пытался перекричать этот гомон:
— Мы не причиним вам вреда! Зачем вы напали?
— Потому что вы — пища! — закричали в ответ десятки голосов, постепенно подхваченных остальными:
— Пища, пища, пища!
— Мя-со! Мя-со! Мя-со! — скандировали другие.
Несколько горошин даже набрались мужества прыгнуть вперед.
Джеффри отшвырнул их мечом, как битой для игры в гольф.
— Мы мясо с Холодным Железом в руках! Хотите согреть его своей кровью?
— Нет, не нашей, а твоей! — заорал какой-то хобьях, и товарищи поддержали его ревом одобрения.
— Не нашей, а твоей, не нашей, а твоей, не нашей…
— Раздери их на части! — прошипел Ален чародею Грегори, а сам тем временем продолжал во всеуслышание:
— Но вы же не настолько кровожадны! Не станете же вы убивать ни в чем не повинных людей только из-за того, что вас мучит голод?
— А почему бы и нет? — ответило несколько голосов; из них тут же выделился один, который ответил:
— Мы же съели всю эту деревенщину, а чем вы хуже их?
— Уничтожьте их! — прошипел Ален.
— Сделаем, что сможем, — лицо у Джеффри натянулось так же, как у Грегори. — Но за ними стоит что-то большее, что придает им форму!
Ален принялся дальше отвлекать врага.
— Да уж, конечно, так я вам и поверил — не стали бы вы есть так много невинного народа.
— Еще как стали! — кричал какой-то хобьях. — Было очень вкусно!
— Мясо! Мясо! Мясо! Мясо! Мясо! — орда хобьяхов снова завела свою песнь и стала надвигаться на путников.
Ален достал мечом первого из наступавших: тот с воем откатился в сторону. Грегори и Джеффри механически сделали то же самое каждый со своей стороны: таким образом, уже по одному смутьяну было наказано. Принц закричал:
— Не стоит устраивать напрасное кровопролитие!
— Напрасное — не стоит, но вот ваше кровопролитие нам необходимо! — выступил следующий оратор из хобьяхов. Он тут же обратился с пламенной речью к остальным, ни дать ни взять — предводитель народного восстания:
— Взять их! Разорвать их! Этих мясистых путников нам на два дня хватит!
— Пост целебен для души, — заметил им Джеффри, многозначительно поигрывая мечом. — И голод лучше смерти.
— Почему мы медлим? — возмутился какой-то хобьях, словно в очереди к полевому котлу. — Мы их накроем массой. Пусть они машут своими мечами, они света белого не взвидят. А кому-то все же удастся добраться до их плоти!
— О-о-о! — в толпе послышалось радостное хихиканье и причмокиванье. — Плоть! Плоть! Плоть! Плоть-плоть-плоть!
— Мясо-мясо-мясо-мясо! — вторили задние ряды, даже не слышавшие, что происходит.
— Но ведь многие из вас погибнут, — пытался увещевать их Ален. — Вам это надо?
— Надо! Мясо-мясо-мя…
— Кто хочет погибнуть первым? — Он выхватил из толпы быстрым незаметным для глаз движением какого-то хобьяха и воздел его за шиворот перед толпой. Хобьях бултыхался перед товарищами, пытаясь вырваться.
— Чем мы отличаемся от животных? — риторически воскликнул принц, обращаясь ко всем — хобьяхам и своим товарищам. — Тем что животные думают о еде, не думая о последствиях. А чем животные отличаются от нас? Тем, что не пытаются съесть то, что им не по зубам.
Так что — значит, ты желаешь погибнуть первым?
— Не-ет! — Завопил монстрик. — Не хочу-у!
— Думаешь, другие хотят? Думаешь, кто-нибудь хочет оказаться на твоем месте? Эй, — обратился он к толпе, — кто желает умереть вместо него?
Молчание было ему ответом.
Ален отбросил монстра в толпу.
— Ну, кто следующий? Кто первым хочет вкусить моего меча?
— Я никогда прежде не видел вас в этих землях, — прокричал Джеффри. — Откуда вы взялись?
— А откуда взялся твой род? — откликнулся один из хобьяхов, видимо, самый древний и мудрый. — Мы знаем только что проснулись от голода — и так началась наша жизнь, и повторяется каждое утро.
— И вы не знаете, каким заклинанием вас пробуждали к жизни? — спросил Грегори.
— Нет, а если бы и знали, то вам бы не сказали. Уж точно не стали бы делиться этим с нашей добычей.
— Мясо! — воспрянули хобьяхи.
И снова зарядили:
— Мясо-мясо-мясо…
— Тише вы! Дайте ему договорить!
Хобьях, увидев, что к нему прислушиваются, с важным видом вылез из толпы, став кому-то на голову и произнес:
— Зато мы знаем такое слово, что вы заледенеете от страха! Давайте проорем его, ребята!
И толпа охотно вторила ему точно по команде:
— Занплока! Зан-плока! Зан-пло-ка!
— Что-то ужас не рождается в моей душе, — ответил Ален. — Может быть, вы знаете и другие слова, пострашнее?
Но голос его потонул в восклицаниях: толпа хлынула на соломенные крыши, собираясь атаковать их оттуда. Все громче и громче звучала их боевая песнь:
— Занплока! Занплока! Занплока! — как будто одно это слово воодушевляло их и придавало силы и мужество.
— Что еще за «занплока»? — пробормотал Грегори.
— Какая разница? — Джеффри изготовился к обороне.
— Разница большая и первостепенная, — отвечал Грегори, — ибо если они получают от этого силу, то могут точно так же ее и потерять. Надо просто забрать у них эту силу. — Снова возвысив голос, в паузах между распевом хобьяхов, он проревел:
— Аколпназ! Аколпназ! Аколпназ!
— Что за ерунду ты орешь. Лучше приготовь меч!
— Да тише ты! Аколпназ!
Толпа мини-монстров стихла, озадаченно хмурясь.
— Что еще за «аколпназ»? — спросил один из них.
— Это противоположное занплоке, — объяснил Грегори, — и значит, отнимает у вас силу! Давайте, вместе со мной, — обратился он к товарищам:
— А-колп-наз!!!
— Аколпназ! Аколпназ! Аколпназ! — вторили ему Ален и Джеффри, пожимая плечами.
— Тихо! — пробрюзжал «старый и мудрый» хобьях, успокаивая остальных. — И прислушался. — А-а! — Победоносно воскликнул он. — Не действует!
— Не действует! Не действует! — подхватили остальные:
— Мясо — мясо-мясо. Занплока, зан-плока…
— Если оно не действует, так что ж вы заткнулись, как только мы его произнесли? — и Грегори приглашающе взмахнул товарищам руками, как регент хора:
— А-колп-наз!
— А-колп-наз! А-колп-наз! А-колп-наз! — вторили компаньоны.
— Не слушайте! — хобьях демонстративно заткнул уши. — А то может сработать, как они говорят.
Все его товарищи немедленно заткнули уши — их песнь тут же пошла вразброд, поскольку они уже не слышали друг друга. Нестройный хор голосов пел про неведомого занплоку. Впрочем, других слов в этой песне и не было.
Зато наши трое друзей в полную силу дружно провозгласили:
— Аколпназ! Аколпназ! Аколпназ!
Хобьяхи уже не слышали друг друга и не могли решить, что делать дальше. Они неуверенно мялись в толпе, продолжая выкрикивать бессмысленное слово.
— А теперь, — Ален подстегнул коня, — вперед, — и стал рассекать толпу со словами :
— Аколпназ! Аколпназ! Аколпназ!
Хобьяхи снова сплотились — издав общий визг. Они в беспокойстве забегали по крышам, не слыша команды к атаке. Некоторые пустились в бегство — неуверенные в том, была ли команда к отступлению, или, может быть, они ее прослушали с заткнутыми ушами.
Не прошло и минуты, как вся орда пустилась в бегство, жалобно подвывая.
Ален опустил руку с мечом и поежился:
— Клянусь, придумано неплохо!
— А ты настоящий полководец! — заметил Джеффри, глаза его были выпучены от восторга. — Какое мужество, какая сила духа! А? А-х-ха-ха! Я никогда не видел тебя таким — хоть памятник ваяй!
Принц скромно улыбнулся:
— Никто не знал что делать Джеффри — так что я сделал первое, что пришло в голову. Любое действие лучше чем бездействие. Чтобы избежать кровопролития, нужно хладнокровие — и только. Сильная рука и острый разум всегда найдут выход из создавшегося положения и принесут пользу в любой обстановке.
— Так скромно сказал о себе! Ого-го!
— Прекрати ржать или слезай с коня!
— Это зачем?
— Повезешь меня!
— Ах-ха!
Наконец Джеффри успокоился:
— Так что все-таки нужнее королю — руки или голова?
— Важнее всего — милосердие и справедливость. Точнее, в обратном порядке — сначала справедливость, а потом милосердие. Первое устанавливает и исполняет закон, утешая обиженных и примиряя разгневанных, а второе…
— А что второе?
— Второе будит сердца провинившихся и бережет осудивших.
— От чего? От праведной расправы?
— Как может быть расправа праведной? И потом, прощение или хотя бы снисхождение всегда сильнее наказания. Ведь мы могли наказать этих неразумных хобьяхов, хотя бы малой кровью — но проучить их.
— Ну?
— Но мы же избежали этого? Вот также и правосудие должно быть неизбежным — то есть справедливым и неизбежным, как возмездие, но и милосердным.
Джеффри стал понимать, что принца заносит в области политического философствования, и постарался увести разговор в сторону:
— А что насчет семейной жизни?
— То есть?
— Оно там как-то проявляется — справедливость и это… милосердие?
— Еще как! — усмехнулся Ален. — Взять хотя бы Корделию…
— Не будем о сестре, — заявил Джеффри — и это было его право, как брата. — Ладно, — смягчился он, — Вижу, ты становиться просвещенным монархом.
— Счастье, что мы напоролись на этих безмозглых, — вмешался в беседу Грегори, — а не на кого-нибудь покрупнее и посильнее.
— Ты имеешь в виду того, кто стоит за ними? Но и у них, похоже, был свой лидер.
— Таких вожаков у них хоть пруд пруди. Стоит толпе притихнуть, как мигом объявляется кто-то языкастый.
— Подожди, — Ален обернулся к Грегори, — что значит «безмозглых»? Ты хочешь сказать — это твое слово… оно, что, не имело заклинательной силы? Это был блеф?
— Такой же блеф, как и их «занплока». Если толпа верит в силу своего заклинания, она поверит и в силу другого. Вся их сила была в уверенности, что это имя или название приносит им силу.
— Ну, даешь, — всхлипнул от смеха Джеффри. — Ну, ты игрок, братец, настоящий игрок. В покер с тобой не садись.
— Так откуда взялось это загадочное слово: «аколпноз»? Оно что-то означает? Это имя волшебника или что-то другое в этом роде?
— Оно родилось от отчаяния, в безвыходной ситуации, и значит оно не больше, чем все остальные слова.
Порой мы употребляем слова без смысла — но их может услышать кто-то, кто увидит в них смысл.
— Вот это да! А мы с Аленом даже не догадывались, что ты блефуешь!
— Погодите, — остановился Ален. — А что же дальше? Эти существа так и будут нападать на мой народ.
Эти маленькие людоеды?
— Против этого есть способ — жестокий, но справедливый, — сказал Грегори. — Но, в некотором роде и милосердный — по отношению к твоему народу, Ален.
— Способ? Какой?
— Я могу создать из кучки ведьмина мха еще одного монстра, который питается одними хобьяхами.
— Ничего себе, — пробормотал принц. — Жутко. Жутко, но интересно. Я бы даже сказал, жутко, но справедливо.
— Жутко, но милосердно.
— Вот именно!
Они рассмеялись.
Все, кроме Джеффри — он понимал только самые прямолинейные шутки. И если ты сейчас не рассмеялся, читатель, знай, ты — Джеффри.
— Подожди, — продолжал допытываться Ален. — А что будет дальше?
— Дальше?
— Ну, когда это чудовище сожрет их всех до последнего?
Грегори задумчиво свел брови:
— Наверное, оно просто умрет от голода. Ему же нечем больше будет питаться!
— Может, не стоит?
— Что?
— Уж слишком жестоко получается. Чудовище ведь не виновато, что его заставили есть монстров — отчего же морить голодом тварь?
— Ну, тогда, может, отправить его в спячку? Пока не появится очередная порция хобьяхов — со стороны того же волшебника, что стоит за ними.
— Принц! — восхищенно сказал Грегори. — Сегодня тебя посещают исключительно гениальные идеи. А если их больше не появится — этих тварей?
— Этих тварей? — задумался Ален, выигрывая время. — Ну, ведь если он будет в спячке, его всегда можно будет без труда отыскать и отправить обратно, в субстанцию, из которой он возник, — придумал наконец Ален.
— Ну, ты ловок! Прямо как домохозяйка: когда ей некуда девать закваску, она ее просто сушит на подоконнике.
— Да! Решено! — воскликнул Ален. — Грегори, спасай мой народ — ты слышишь, Грегори — срочно спасай! Пробуждай к жизни монстра — их Немезиду, проклятье хобьяхов. А мы пока убедимся, правду ли говорили хобьяхи — посмотрим, не осталось ли кого в округе.
Грегори вскинул удивленный взгляд:
— У тебя есть основания им не верить?
— Хочешь сказать: «этим честным существам»? Ну, раз они блефуют с «занплокой», отчего бы им не сблефовать и в другом?
Джеффри посмотрел за край лощины, в которой располагалась деревня.
— Еще больше причин быть настороже. Давай, пробуждай к жизни своего хобьяхоеда, братец.
Тут он насторожился:
— Кто-то идет!
— Куда?
— В эту сторону. К нам.
Ален с Грегори посмотрели в тревоге, но тут же расслабились, увидев, что появившиеся на горизонте силуэты были вполне человеческими и не имели ничего общего с тварями, которых порождает подземный мир и болотные туманы. На них была обычная одежда поселян — туники да чулки.
— Наверное, это люди из деревни, — сказал Ален. — Пришли посмотреть, в целости ли дома.
Грегори усмехнулся:
— Похоже, ты прав, Ален — маленькие монстры солгали, хвала Небесам!
— Должно быть, они набежали совсем недавно, раз окрестные жители без боязни решили наведаться сюда, — взгляд Джеффри на минуту остановился. Чутко прислушавшись, он утвердительно кивнул:
— Эти создания все еще бегут, в панике унося ноги.
— И откуда они взялись, как думаешь? — спросил Джеффри.
Грегори пожал плечами:
— Обычное дело, братец, вряд ли здесь замешано что-то особо хитрое.
«Обычное дело» означало, что кто-то из жителей деревни был проективным телепатом, даже не зная об этом. Он-то и вообразил этих крошечных монстров, вероятно, рассказывая сказки детям на ночь — или же они приснились ему. А потом, если он рассказал о них своим детям, а те поделились с товарищами, то другие скрытые телепаты усилили этот бред своим воображением. Но одной мечты для воплощения недостаточно.
Требовалось, чтобы поблизости от деревни произрастало немного ведьмина мха, он то и мог претворить эти грезы в жизнь и придать им формы. В случае с хобьяхами, так оно, скорее всего, и было.
Поселяне спускались по склону и не спеша обходили свои дома. Они были настороже, готовые при малейшем признаке опасности, удариться в бега. Какая-то пожилая женщина спешила впереди всех, озираясь.
Вскоре она поняла, что слишком оторвалась от остальных. Она немедленно присоединилась к односельчанам, не удаляясь больше чем на десяток футов, и спросила дрожащим голосом:
— Разрешите спросить, сэры, вы не могли бы сказать — хобьяхи ушли?
— Ушли, добрая женщина, далеко и надолго, — заверил ее Ален.
— Как… как далеко?
Ален повернулся к Джеффри.
— Что ты можешь на это ответить, сэр Джеффри?
Глаза поселян увеличились при слове «сэр».
— Рыцарь! — зашептались они, еще не зная, что перед ними не только рыцарь, но и наследник престола.
— Как минимум в следующее графство, — важно отвечал «сэр Джеффри». — А может и; в следующее герцогство. — Он повернулся к сельским жителям:
— Они доставили вам неприятности?
— И еще какие, сэр рыцарь!
Один мужчина добавил:
— Они съели Элбина Пахаря!
— Надо найти его кости, мы должны их сжечь. — Глаза женщины наполнились слезами.
Ален смягчил тон, осторожно спросив:
— Вы его хорошо знали?
— Еще как хорошо! — вздохнула пожилая женщина. — Он был добрым соседом. Какое горе его детям, жене, теще!
— Действительно, горе, — согласился Ален. — И кого они еще побеспокоили, кроме этого несчастного?
— Да больше никого — они сразу столпились вокруг его тела, облепили его как мухи и дрались за каждый кусок, — сказал другой мужчина с железным лицом. — Потому мы и успели сбежать.
— И правильно сделали, — прокомментировал Ален. — Получается, он отдал свою жизнь вам во спасение.
— Не совсем так, — вмешалась женщина. — «Надо было с ними поладить», — говорил он, — «и они бы не стали трогать нас».
— Мы кричали ему: «Вернись, зайди в дом», — сострадательным тоном продолжил другой мужчина, — но он все шел и шел себе вперед, им навстречу, взывал к ним, говорил, что мы друзья, и дал с собой делать, что им заблагорассудится.
— Они горланили «Мясо!», «Красное мясо!», — вмешалась плаксивым голосом какая-то старушка. — И как начнут прыгать на него! Он, сердещный, только раз успел вскрикнуть и сразу замолк. А потом такое началось… Они его разносили по частям… Элбина жутко жалко.
— И тогда мы сбежали, — подвел итог тот мужчина, что заговорил первым. — Разве нас можно за это винить?
— Я не стану, — уверил их Ален.
— И я тоже, — заметил Джеффри с суровым лицом. — Но вот им бы я желал испытать то же, что и ваш односельчанин.
— Увы! Кто бы мог наказать их так жестоко? — горестно воскликнула женщина. — А хобьяхи еще вернутся? Как вы думаете? — поинтересовалась другая женщина.
— Трудно сказать… — ответил Ален, — но наш волшебник… — он бросил взгляд на Грегори и увидел, что тот ушел. — А где Грегори?
— Вон, — Джеффри кивнул в сторону леса.
Ален повернулся и увидел молодого человека в голубом, стоявшего с поднятыми руками перед деревьями.
Принц не был уверен наверняка, но подумал, что он видел несколько небольших серых холмов, что двигались по полю, собираясь в кучу.
Ален повернулся к поселянам.
— Наш волшебник уже создает вам защитника, чудовище, обожающее хобьяхов.
— Обожающее?
— Ну да, в пищевом смысле.
— То есть… — воскликнула женщина, — он будет их…
— Есть? — догадался мужчина.
— Чародей! — воскликнула старушка, невольно отступая и пятясь к своим односельчанам. — Так этот чародей создает монстра?
— Всего лишь пробуждает мох. Он «подниматель мха», как говорят в ваших краях, — объяснил Ален, — и должен быть уверен, что это чудовище никому, кроме хобьяхов, не принесет вреда. У него при виде хобьяхов сразу пробуждается зверский аппетит.
— Я… могу сказать вам только спасибо, джентльмены и рыцари, — торопливо сказала женщина, колеблясь. — Но мы боимся все равно…
— Боитесь — чего?
— Возвращаться в наши дома, когда в округе бродит такая…
Она хотела сказать «гадость» или «мерзость» — но удержалась от этих слов.
— Наш монстр не наделает вам вреда, — Ален бросил взгляд за плечо, и увидел, что куча мха разрастается, уже становясь размером больше, чем сам Грегори.
Постепенно куча обретала очертания, у нее появились четыре ноги, а также голова, причем весьма внушительных размеров.
— Не бойтесь, — заранее предупредил он, — если даже этот монстр будет страшен с виду; вам и вашим детям оно принесет не больше вреда, чем ягненок.
— Но… что если он не найдет себе в пищу хобьяхов? — спросила женщина, глядя то на Грегори, то на скульптуру, когда та разрасталась, становясь все более ужасной.
— В таком случае, — отвечал Грегори, — она впадет в спячку, как белка зимой.
— А что, если кто-нибудь его разбудит? — поинтересовался какой-то мужчина, не отрывая глаз. Существо издало удовлетворенное урчание, постепенно переходя в басовые тона.
— Его может разбудить лишь хобьячий запах, — заверил ее Ален и улыбнулся:
— Смотрите! Вот он, новорожденный — и его «мамка».
Наспех скроенный из куч ведьмина мха монстр походил на гигантского леопарда с головой в два раза шире плеч, словно два скроенных вместе котла — и там, где они встречались, располагалась пасть. Круглые уши, громадные, как блюдца, глаза. В них светились вертикальные зрачки, которые пронзали все вокруг, не видя разве что звездного света. Ноздри его хищно раздувались.
Чудовище усмехнулось, показывая оскал — пасть, полную зубов.
Поселяне в страхе сгрудились. Но Грегори протянул руку и почесал чудовище за подбородком, точно котенка. Оно благодарно заурчало. Звук был, как от работающей бетономешалки.
Люди замерли, не веря собственным глазам.
Затем это создание разлеглось, положив голову на лапы, так, чтобы Грегори удобно было скрести его за ухом. Оно зажмурило глаза от удовольствия, продолжая петь свою песню.
— Похоже, здесь действительно нечего опасаться, — заговорила наконец женщина. — Симпатичная киска.
— Кыс-кыс-кыс! — раздались сразу три голоса из толпы. Дети побежали к кошке, и хотя взрослые пытались остановить их, но ребята уже были тут как тут — возле Грегори с котом. Они вскарабкались ему на спину, зарываясь в его мех, лаская животное. Один мальчик даже стал забираться в пасть, желая узнать «какие у киски зубки».
— Лучше почеши за ушами, — посоветовал Грегори, — тогда, может быть; она тебе покажет и свои клыки.
Чудовище задрало голову, показывая, что оно также не прочь, чтобы его почесали и под подбородком. Для этого дела тут же нашелся смышленый мальчуган.
Грегори отступил, понимая, что он уже здесь лишний, любуясь своей работой. Произведенный им монстр, гроза хобьяхов, действительно впечатлял — и в то же время был сущей радостью для окрестной детворы. Затем Грегори обернулся к поселянам:
— Вот вам надежный страж — он будет охранять вас от хобьяхов. Пока он здесь, ни один хобьях не посмеет приблизится.
Взрослые так и замерли, не решаясь двинуться с места. Затем, постепенно, шаг за шагом, они стали подходить к детям, которые забавлялись с новой игрушкой.
— Уверен, что это безопасно? — спросил Ален.
— Безопасней и надежней, чем стена и ров с водой, — заверил его Грегори. — Но им еще предстоит привыкнуть к нему. До них еще просто не дошло, вопрос времени.
Они направились в дальнейший путь той же дорогой, в том же направлении. Братья беспокойно посматривали на принца. Мысль Грегори прозвучала в голове Джеффри:
— «Когда же Ален начнет понимать?»
— «Надо ждать», — ответил Джеффри. — «Будет видно».
— «Для принца он скромен, даже чересчур». — согласился Грегори.
— «Теперь не то время, чтобы, скромничать».
— «Один из трех должен быть хладнокровен», — напомнил брат древнюю магическую формулу.
— «Убей или спаси», — согласился Джеффри. — «Он всегда был справедлив.»
— «Судя по тому, что он умеет и говорить, и молчать, у него большое будущее», — глаза Грегори стали большими от удивления. — «Есть ли что мудрее молчания?»
— «Его суждение — лишь ошибочное самомнение», — Вздохнул Джеффри. — «Что делать, братец…»
— «Ты, в самом деле хочешь, чтобы я что-то с этим сделал?»
— «А ты как считаешь?» — вопросом на вопрос ответил Джеффри.
— «Лучше предоставить его воспитание нашей сестре. Похоже, у нее неплохо получается»
— «Будем надеяться, что она, в отличие от нас, окажется приятно удивлена», — пришел саркастический ответ Джеффри. Затем его глаза тоже удивленно выкатились:
— «А тебе не кажется, что она уже в курсе?»
— Что это за дрянь перед нами? — Ртуть уставилась на дорогу. Остальные девушки, придержав коней, также воззрились на белый пульсирующий холм, раскинувшийся на всю долину.
— Похоже на преизрядное скопление ведьмина мха, — сказала Корделия. — Но что бы это могло быть? Не иначе, здесь только что проходил какой-то монстр огромных размеров.
— Хотела бы я посмотреть на того, кто обратил его в этот студень, — пробормотала Алуэтта.
Лошади испуганно заржали, отступая.
— Подойдем? — спросила Корделия.
— Отчего бы нет? — отозвалась Ртуть. — Ведь у него уже ни когтей, ни зубов. Она пришпорила свою лошадь, но животное лишь испуганно забило копытом, не желая двигаться в этом направлении. — Ну, давай же, лошадушка! Вперед, кобылка. Не бойся.
— Погоди, — Алуэтта тронула ее локоть.
Ртуть развернулась, уже готовая ответить острым словцом, упрекая подругу в нерешительности, но ее остановил жест Алуэтты — та показывала вперед:
— Там есть кому проверить.
Ртуть повернулась, едва успев заметить, как юркнула по дороге белка в двух футах от кучи.
