Глава 31
Гектор с силой ударил пятками в бока жеребца, и тот отпрянул, едва успев избежать столкновения с Ахиллесом. И тут же стремительно развернулся, а Гектор выхватил закрепленное у седла копье и метнул в Ахиллеса Катрина отчаянно закричала, но Ахиллес, обладавший в этот момент нечеловеческой реакцией берсеркера, отшвырнул копье так, словно это была не более чем зубочистка.
– Гектор! Нет! – Отчаянно ища выход, Катрина схватила незнакомца за руку. – Оставь его! Лучше вернемся в город!
Гектор посмотрел на нее, одновременно стараясь увести жеребца от нового нападения Ахиллеса.
– Ты ее не получишь! – взревело чудовище.
– О боги! – Гектор крепче сжал Катрину, – Так он за тобой гонится!
– Да увези ты меня отсюда, Гектор! – во весь голос закричала Кэт, перекрывая шум битвы.
– Троянцы! Ко мне! Защитите вашу царевну!
– На мгновение Катрине показалось, что это может сработать, что они смогут уйти от Ахиллеса, и пусть он тогда ревет под стеной Трои, а у нее появится время для того, чтобы подумать о том, что, черт побери, делать дальше. Гектор заставил коня пятиться от того места, где бушевал берсеркер, а на помощь ему спешили троянские воины. А потом чудовище, бывшее некогда ее возлюбленным ужасающе закричало – и бросилось на Гектора. Ахиллес в одно мгновение догнал их, и окровавленный меч задел бок коня. Тот отчаянно заржал, пошатнулся и осел на задние ноги. Катрина качнулась вперед, цепляясь за широкую шею животного. Она почувствовала, как Гектор отпустил ее, и Ахиллес вышиб его из седла.
И все это происходило с оглушающей скоростью.
Гектор сразу вскочил на ноги. Он метнулся к жеребцу и схватил висевшие у седла меч и щит. Его взгляд встретился со взглядом Катрины. Кэт увидела в его глазах любовь к Поликсене и поняла: он сделает все, чтобы спасти и уберечь сестру.
– Беги в город! – выкрикнул Гектор. – Я его задержу, насколько сумею.
Гектор взмахнул рукой и с силой хлопнул коня по крупу, отчего тот галопом помчался прямо сквозь строй троянских воинов.
Ахиллес устремился за конем, ревя от ярости. Гектор побежал за ним, обогнал и одним прыжком очутился между берсеркером и Катриной. Троянцы окружили Кэт и раненого коня, но ей со спины животного было прекрасно видно все поле боя. Видела она и то, что троянцы одолевают мирмидонян, возглавляемых теперь Одиссеем. Троянцы спешно увлекли Катрину к городским воротам. Взгляд Катрины не отрывался от Ахиллеса и Гектора, но ей казалось, что все происходит как в замедленном кино. Гектор сражался отчаянно и храбро, но он ведь бился не с человеком... Чудовище было совершенно непредсказуемым, однако Гектор держался, пока Ахиллес не рассек ему бедро; но и после этого мужественный воин продолжал отбиваться, упав на колени и удерживая монстра; тем временем массивные городские ворота открылись со скрипом перед Катриной, и жеребец вместе с сопровождавшими Кэт воинами проскользнули внутрь. Когда же ворота закрылись, до Катрины донеслись раздавшиеся на стене Трои вопли отчаяния, и она поняла, что Гектор, троянский царевич, погиб.
Солдаты отвели Катрину прямиком к царю. Приам крепко обнял Кэт, и она заплакала вместе с ним.
– Чудо, дарованное нам богами... чудо, истинное чудо... – снова и снова повторял Приам.
Наконец он взял себя в руки и приказал принести им обоим вина. И только тогда Катрина смогла как следует рассмотреть его, и ее сердце сжалось. Царь показался ей постаревшим Гектором, чуть ниже ростом... красивый мужчина с добрыми карими глазами и густыми черными волосами с седыми прядями. Потрясенная Катрина поняла, что эти глаза знакомы ей не только потому, что точно такие же были у Гектора. Они были ей знакомы еще и потому, что с того момента, как ее переместили в Древний мир и в новое тело, такие же выразительные карие глаза каждый день смотрели на нее из зеркала.
Приам упал в деревянное кресло с высокой спинкой, украшенное изысканной резьбой, изображавшей мчащихся коней. Руки царя дрожали, когда он взял кубок с вином и сделал несколько жадных глотков. Катрина как в бреду опустошила свой кубок и протянула его слуге, плакавшему молча, но не скрывая слез. Потом Катрина услыхала сдавленный всхлип, и ее обняли еще чьи-то руки. Женщина, немолодая и элегантная, слишком худая и хрупкая, рыдая, прижалась к ней. Катрина, переполненная чувствами, просто стояла на месте, желая, чтобы все было по-другому... желая, чтобы она могла как-то все изменить.
– Это правда. Гектор мертв. Ахиллес убил его.
Стройный молодой мужчина остановился в проеме арочной двери. Он был вряд ли намного старше Поликсены, и у него тоже были добрые, выразительные глаза. Рядом с ним, в тени проема, стояла светловолосая женщина, чью красоту ничуть не портили слезы, градом лившиеся по щекам. Она с обожанием смотрела на говорившего юношу. Катрина подумала, что никогда не видела столь прекрасных лиц... Эта женщина легко могла бы затмить саму Венеру. «Парис и Елена... должно быть, это они».
Но тут смысл его слов дошел наконец до присутствующих, и женщина, видимо жена Приама и мать Гектора, Париса и Поликсены, бросилась к ногам царя, отчаянно рыдая и рвя на себе волосы. Та женщина, что обнимала Катрину, не издала ни звука, а просто рухнула на пол, потеряв сознание.
– Найдите Астианакса, – приказал молодой мужчина, входя в комнату, – Сын Гектора поможет ей пережить это.
– Да, господин Парис.
Плачущий слуга поспешил уйти, чтобы выполнить приказание.
Парис подбежал к лежавшей на полу женщине, чьи веки уже начали трепетать. Он поднял ее и перенес на кушетку неподалеку от трона Приама. Потом Катрина очутилась в объятиях этого юноши. Он крепко прижал ее к себе, и она почувствовала бившую его дрожь.
– Ты жива... ты жива... – шептал он снова и снова, и его горячие слезы падали на волосы Катрины.
Катрина только и могла, что кивнуть в ответ. В ее уме бушевала буря. А сердце, казалось, готово было разлететься на самые мелкие осколки.
Потом где-то рядом послышались рыдания, и Парис, неохотно отпустив сестру, вернулся к кушетке.
– Андромаха, я послал за твоим сыном, – мягко сказал он, обращаясь к очнувшейся женщине, – Сейчас к тебе приведут Астианакса.
Он погладил женщину по щеке, выпрямился и медленно, двигаясь с трудом, повернулся к отцу.
Царь гладил волосы жены. Она уткнулась лицом ему в колени, и ее завывания перешли в судорожные всхлипы. Лицо Приама казалось неживым, оно было полностью лишено какого-либо выражения.
– Отец, – хрипло заговорил Парис, рукавом вытирая лицо, – Он умер, отец!
Взгляд старого монарха ненадолго задержался на лице младшего сына, он стал смотреть куда-то через плечо Париса, как будто заглядывая в прошлое.
Тебе лучше отвести сестру в ее покои. Я не хочу тебя видеть, когда буду оплакивать моего сына.
В голосе Приама не было грубости или резкости, он был спокойным и от этого казался еще более пугающим.
Парис как будто съежился.
– Отец, но я тоже твой сын...
– Да, и об этом боги никогда не позволят мне забыть, – сказал Приам, – Уходи. Вернешься сюда только тогда, когда я сам тебя позову.
Царь немного помолчал и добавил:
– И забери с собой свою женщину.
– Идем, сестра.
Парис протянул Катрине руку, и она, не зная, что еще можно сделать, позволила увести себя из тронного зала. Когда они проходили мимо Елены, та последовала за ними, держась с другой стороны от Париса. Катрина заметила, что молодая женщина склонила голову, как будто пытаясь скрыть лицо под сияющими волосами.
Они молча миновали коридор с мраморным полом несколько чудесных светлых комнат. И их как будто сопровождало отчаяние. Везде слышался женский плач наполнивший великолепный дворец. Наконец они подошли к инкрустированной серебром двери, и Парис остановился.
– Я пришлю служанок, чтобы они позаботились о тебе, – сказал он.
Его щеки все еще были влажными, а голос хриплым.
– Я так счастлив, что тебя не убили, малышка Ксена!
И Катрина поняла, что Парис точно так же любит сестру, как любил ее Гектор. Поддавшись порыву, она обняла молодого человека.
– Спасибо, – шепнула она.
Парис крепко обнял ее.
– Это я во всем виноват, – надломленным голосом произнес он, – Я виноват в его смерти. Я виноват во всех этих смертях.
Катрине стало его жаль. Он ведь совсем молод, ненамного старше подростка... наверное, ему было лет тринадцать или четырнадцать, когда он украл у греков Елену. И из-за этих двоих детей началась война, которая длится уже почти десять лет? Катрине не нужно было бы даже знакомиться с Агамемноном и его приспешниками, чтобы понять: все это – настоящее собачье дерьмо!
– Нет, Парис, твоей вины во всем этом нет.
– Идем, любимый, – проворковала Елена сладким как мед голосом, – Поликсене нужно искупаться и отдохнуть. Идем со мной, нежнейший мой.
Все еще всхлипывая, Парис кивнул и, пошатываясь, пошел прочь, а Елена поддерживала его, обхватив за талию.
Катрина вошла в комнату и, не обращая внимания на великолепие обстановки, просто стояла на месте и ждала прихода служанок. Они явились меньше чем через минуту, – женщины с мрачными лицами уважительно обращались с Катриной, но при этом с трудом сдерживали рыдания. Кэт позволила им искупать себя, умастить маслами и одеть в простую шелковую тунику. Они оставили ей вина и еды, а потом, продолжая едва слышно перешептываться и всхлипывать, как будто растворились в воздухе.
Катрина, не в силах ни на чем сосредоточиться, пересекла комнату и подошла к огромному арочному окну. Просвечивающие золотые занавески отчасти задерживали свет клонившегося к горизонту солнца, и все вокруг казалось оранжевым, желтым, ржавым... Теплый ветер приносил звуки сражения, и Катрина вышла на балкон, нависавший над городской стеной и дававший возможность видеть все. Но Кэт не позволила своим глазам взглянуть туда, и точно так же не позволила своим ушам признать, что тот голос, который доносился сквозь громкие крики и звон мечей двух столкнувшихся армий, принадлежал ее Ахиллесу. Вместо того она стала смотреть на далекий светлый горизонт и на солнце, медленно умиравшее в море. Она смотрела туда до тех пор, пока все не скрыли слезы, снова и снова катившиеся по ее щекам.
А потом сквозь свое горе и царивший внизу шум и путаницу мыслей Катрина услышала другой звук. Ее сознание выделило его, и он омыл Кэт, как чистая прохладная вода, бегущая по каменистому дну реки. Нечто в этом звуке добралось до нее, успокоило и родило ответ еще до того, как рассудок успел его понять.
Это было позвякивание, сопровождаемое многочисленными щелчками, и уже знакомый Катрине скрип – она слышала его, когда раненый жеребец Гектора проносил ее сквозь ворота Трои.
Катрина шагнула к самому краю балкона. В толстенной городской стене она увидела нишу, достаточно просторную, чтобы там мог спокойно стоять человек; узенькое окно-бойница позволяло видеть часть поля боя. Кроме человека в нише обнаружилась огромная цепь, звенья которой были размером почти в половину его тела. Катрина внимательно наблюдала, как цепь заскользила вниз сквозь отверстие в полу у ног мужчины – словно железный водопад. Перед человеком располагалась целая система железных рычагов. Его руки лежали на этих рычагах, а они все были опущены вниз.
– Закрыть ворота!
Воин, стоявший на платформе с наружной стороны ниши, внезапно выкрикнул эту команду и опустил алый флаг, который до этого держал над головой. Мужчина в нише сразу же схватился за рычаги и толкнул каждый вверх. Цепь прекратила скользящее движение.
Наклонившись с балкона как можно дальше, Катрина смотрела, как два десятка солдат бросились закрывать створки ворот, в то время как лучники удерживали на расстоянии греков, выглядевших весьма потрепанными. Ворота были приоткрыты ровно настолько, чтобы троянские воины могли вернуться в город, но все равно понадобилось немало времени для того, чтобы полностью захлопнуть их; однако наконец они закрылись с очередным пронзительным скрипом, и город оказался в безопасности.
Взгляд Катрины вернулся к человеку в нише. Он и солдат на платформе держали флаги, которыми отсалютовали друг другу с торжественным видом.
Так значит, для того, чтобы закрыть городские ворота, нужна пара десятков человек, но открыть их можно, просто повернув рычаги в нише?
Катрину охватило жаром, потом бросило в холод. Внезапно все встало на свои места. Они с Джаскелиной упустили главное: в мифе говорилось совсем не о том, что греки забрались в какую-то дурацкую пустотелую лошадь, из которой потом выскочили, чтобы надрать задницу троянцам. Речь там шла о проникновении за нерушимые, построенные неким божеством стены, о том, что кто-то просто открыл ворота изнутри.
Катрина во все глаза смотрела на рычаги и на двух мужчин, охранявших их. Нет, конечно, они никому не позволят подойти настолько близко, чтобы спустить цепь и открыть ворота. Но ведь царевна Трои – не кто-нибудь...
– Я и есть тот самый троянский конь, – прошептала Катрина, и от этих слов по телу пробежала пугающая дрожь.