Глава 17
Агамемнон шагал взад-вперед по спальной части своего просторного шатра, а Брисеида растянулась на его кровати и надула губки.
– Ты говорил, сегодня вечером устроишь развлечение. С этими греческими рабами, танцорами.
Брисеида поднялась на колени. Она была обнажена, если не считать нескольких нитей отборного жемчуга на шее. Вскинув руки над головой, Брисеида покачала красиво очерченными бедрами.
– Ты говорил, они научат меня танцевать так же чудесно!
Агамемнон посмотрел на нее, и взгляд царя невольно задержался на молодых грудях и на розовых соблазнительных сосках. Он снова желал эту женщину, конечно же. И он будет ею обладать. Но прямо сейчас она только отвлекала его, а царю это было совсем не нужно.
– Я уже сказал, я не могу устроить сегодня вечеринку. Не могу, после того как мы потеряли столько людей в сражении.
– Это все из-за него, правда ведь? Это он виноват! – заявила Брисеида, и ее нежный голосок вдруг зазвучу резко, а круглое мягкое личико исказилось в злобной гримасе.
– А ты все еще горюешь из-за того, что он так легко нашел тебе замену, малышка? Брось, не беспокойся. Ему просто не понравился твой аппетит.
Агамемнон подошел к кровати и погладил длинные волосы девушки. Другой рукой он болезненно ущипнул ее за сосок. Но вместо того чтобы вскрикнуть или отшатнуться, Брисеида застонала и выгнула спину.
– Я его ненавижу! Он все испортил! – сказала она и ахнула от наслаждения, когда рука Агамемнона, оставив ее волосы, резко, с силой шлепнула ее по обнаженным ягодицам.
– Но не самого Ахиллеса следует винить за то, что он отсутствовал на поле боя. Он слишком отвлекся, заменив тебя.
Брисеида нравилась Агамемнону больше всего именно в те моменты, когда она бывала вот такой – то есть сбрасывала покрывало нежной девицы и обнажала свою истинную суть, свое черное злобное сердце и беспредельную жажду все новых ощущений. Каким же дураком был Ахиллес, когда отказался даже попробовать этот сладостный пир!
Рука Брисеиды скользнула по телу царя и начала теребить дряблый пенис, пытаясь вернуть его к жизни.
– Это неестественно, что она к нему прикасается. Ни одна женщина не станет до него дотрагиваться!
Агамемнон ущипнул вторую грудь Брисеиды, и ее рука начала двигаться быстрее.
– Ах, это просто стыд, что он не попробовал тебя, малышка, он даже не знает, чего лишился!
Брисеида потянулась к нему и начала облизывать его соски.
– Другие пленницы говорили, что она наложила на него какие-то чары. А эта ее служанка, Мелия, вдруг превратилась в колдунью!
– О чем это ты?
Агамемнон вдруг стал чрезвычайно серьезен. Он крепко взял девушку за подбородок и потребовал:
– А ну-ка, рассказывай, что тебе известно?
– Только то, что говорили женщины из дворца ее отца: что Поликсена и Мелия совсем не такие, какими были всегда. Они говорят и действуют скорее как сирены или ведьмы, чем как орудие богини. Ахиллес и Патрокл полностью ими покорены.
Агамемнон отпустил ее подбородок, и Брисеида снова принялась облизывать его соски. Как бы забыв о том, что именно его собственный поступок, то, что он отобрал у Ахиллеса Брисеиду, и стало причиной появления Поликсены, Агамемнон продолжил:
– Эти троянские ведьмы виноваты в том, что Ахиллес так легко отказался сражаться и позволил греческим братьям погибать за его наслаждения.
– Надо избавиться от нее, и тогда Ахиллесу больше нечем будет заняться. Поверь мне, он живет ради войны. И если бы царевна его не зачаровала, он бы не удержался и ринулся в бой.
– Детка, я уверен, ты высказала блестящую идею.
Агамемнон толкнул Брисеиду, и она упала спиной на кровать. Однако царь, вместо того чтобы взгромоздиться на нее, как того ожидала девушка, раскинувшая ноги, начал одеваться.
– Оставайся здесь... вот именно так, как сейчас лежишь. Я ненадолго.
Тут царь немного помолчал и передумал:
– Нет, вот так лежать не надо. Я хочу, чтобы ты распустила ядовитые сплетни среди пленниц.
Брисеида подпрыгнула, радостно хлопнула в ладоши, и вид у нее стал, как у злобного котенка.
– И что я должна им сказать?
– Поддержи слух о колдовстве, но сосредоточься прежде всего на служанке. Когда же будешь говорить о Поликсене, дай им понять, что до тебя якобы доходил слух о том, что мать Ахиллеса, морская богиня Фетида хотела бы взглянуть на любовницу своего сына.
Брисеида презрительно ухмыльнулась.
– Они не могут быть любовниками. Ахиллес слишком целомудрен, по-моему, он вообще девственник.
– Может быть, но, если они не любовники, это недолго продлится.
– И что ты намерен сделать с Ахиллесом? – радостно спросила Брисеида.
– Ну, детка, ты ведь знаешь, я бы никогда не причинил вреда этому великому воину и герою моего народа...
Агамемнон грубо хихикнул и вышел из спальни, громко зовя Калхаса.
Старик тут же очутился рядом и принялся отвешивать подобострастные поклоны.
– Напомни-ка мне, Калхас, Посейдон предпочитает в качестве жертвы получать жирного черного быка, если ты просишь его явиться?
– Да, это так, великий царь.
– И еще напомни-ка мне, не Посейдон ли сделал нерушимыми и непроницаемыми стены Трои, а Лаомедонт, предок Приама, отказался заплатить ему за божественную помощь?
– Да, великий царь. И таким поступком Лаомедонт и все дети его детей заслужили вечную вражду морского бога.
– В таком случае... ну, предположительно, возможно ли такое: если с помощью Посейдона кто-то подберется… ну, скажем, к девушке из царской семьи Трои, как ты думаешь, морской бог обрадуется возможности отомстить троянскому царю?
Тонкие губы Калхаса изогнулись в карикатурной улыбке.
– Да, я именно так и думаю, великий царь.
– Только предположительно! – повторил Агамемнон.
– Разумеется, мой господин.
Они некоторое время помолчали, а потом Калхас спросил:
– Следует ли мне найти в стаде жирного черного быка и зарезать его, великий царь?
– Да, думаю, следует.
Калхас замялся.
– Прости, мой господин, но я должен тебе напомнить, что Зевс отчетливо дал понять, что покровительствует Приаму. Не рискнешь ли ты навлечь на себя его гнев – только предположительно, – если позаботишься о гибели его дочери?
Агамемнон сухо улыбнулся.
– В такое можно поверить, конечно, вот только так уж получилось, что я под защитой самой Геры. А даже Зевс не захочет пробуждать гнев королевы Олимпа.
– Блестяще, мой господин. Я знаю, где найти такого быка...
Кэт медленно выбралась из сна. Она чувствовала себя изумительно. Лениво потянувшись, она подумала, что сегодня должна быть суббота, а это значит, что ей не нужно идти на работу. Она позвонит Джаки, и они встретятся в кафе «Каменная лошадь», чтобы без счету пить субботний коктейль «Мимоза»... и к черту все эти идиотские разговоры о диете. Надо любить себя такой, какая ты есть, и десятый размер, в конце концов, не так и велик.
Она перевернулась на бок, открыла глаза и посмотрела на свои бедра десятого размера... которые были совершенно обнажены, чрезвычайно юны и как минимум на два размера меньше... и тут на Катрину обрушилась реальность.
Она взглянула на соседнюю подушку – как она надеялась, вполне беспечно, – но задержала дыхание. Вторая половина постели была пуста, и Катрина выдохнула. А потом моргнула и прищурилась. Нет, другая сторона постели не была абсолютно пустой. На подушке Ахиллеса что-то лежало. Катрина села. Это был полураспустившийся цветок лотоса лунного цвета – на длинном тонком стебле. Кэт, улыбнувшись, взяла цветок и вдохнула его нежный аромат.
Ахиллес, прославленный воин, о котором помнили не одно тысячелетие, подарил ей цветок. От этого Катрина почувствовала себя наивной, романтичной и счастливой.
«Да, Кэт, Санта-Клаус все-таки существует!»
Негромко напевая себе под нос, Катрина встала и умылась. Потом, все еще обнаженная, с одним только золотым сердечком Венеры на шее («Но оно ведь мне не понадобилось», – самодовольно подумала Кэт), она обошла вокруг кровати, пытаясь отыскать свою одежду. Она уже начала слегка беспокоиться и собралась завернуться в простыню и отправиться на поиски Джаскелины, когда вдруг увидела новое шелковое платье, наброшенное на спинку стула. Нижняя туника была сливочного цвета, а верхняя – такого же оттенка, как ошеломляющая голубизна Ахиллесовых глаз. Платье выглядело полупрозрачным, роскошным и наверняка стоило небольшого состояния.
Да, похоже, неплохо быть подругой Ахиллеса...
Катрина, надевая новую одежду и расчесывая волосы, певала «I Feel Pretty» из «Вестсайдской истории», с немалым одобрением рассматривая длинные, густые локоны Поликсены. Она вышла из шатра и остановилась, слепленная ярким солнечным светом.
Как и прошлым утром, у костра уже было все готово для завтрака. Потягиваясь и думая о том, что после секса ей всегда отчаянно хочется есть, Катрина направилась к столу и увидела Джаскелину, шедшую со стороны палаток мирмидонян. Джаки тоже потягивалась и выглядела очаровательно растрепанной. Подруги встретились возле костра.
Джаскелина оглядела Кэт с головы до ног.
– Ну, черт... Я начинаю бояться, – заявила Джаки.
– Чего? – неразборчиво спросила Катрина, успевшая откусить кусок прекрасного козьего сыра, который она быстро схватила с нагруженного едой подноса.
– Природных катастроф.
– Джаки, о чем ты таком болтаешь?
– Тебе не кажется странным, что мы обе решили потрахаться в одну и ту же ночь?
Катрина усмехнулась.
– Я бы сказала, что это очень даже здорово.
– Однако это определенно вызывает подозрения. Вот я и говорю, что беспокоюсь, как бы не начали бить молнии, или не нахлынуло цунами, или еще что-нибудь в этом роде.
– Да не будь ты такой циничной! Все будет просто замечательно. То есть на самом-то деле уже все идет отлично.
– Черт, я и забыла, что секс вызывает у тебя тошнотворный оптимизм!
– Прекрасный день сегодня, правда? – сказала Катрина.
Джаки с отвращением покачала головой.
– Нет, ты просто невозможна.
Кэт подтолкнула подругу плечом.
– Значит, Патрокл не так уж хорош в постели?
– Я этого не говорила.
– Но ты вроде как чем-то раздражена.
– Я не раздражена. Я... – Джаскелина сделала эффектную паузу ради большего впечатления. – Я глубоко обижена. Это тело маленькой белой девочки нуждается в некоторой обкатке.
– О-о! – Катрина расхохоталась, – Ничего, ты с ним справишься. В общем, я хочу услышать все в подробностях.
– Сначала ты. Ясно же, что ты наблудила со своим парнишкой. А поскольку ты до сих пор не разорвана в клочки, то я вправе предположить, что ты не превратила его в чудовище. Подробности, прошу!
Катрина отломила кусок свежего хлеба и обмакнула его в чашку, наполненную оливковым маслом со специями.
– Да, он не превратился в чудовище. Да, мы с ним трахались. И – да! Это было ну оч-чень замечательно!
– И он все время находился под твоими дьявольскими сексуальными чарами?
– Я не дьяволица. И... ну да, в основном находился. Правда, под конец у меня возникли опасения, но все прекрасно обошлось.
– Другими словами, твоя магическая штучка, что между ногами, спасла его.
– Ну, мне, конечно, хочется думать именно так.
Катрина немного замялась, потом добавила:
– Джаскелина, он мне очень нравится.
– Ax-ox!
– Да!
– Ладно, а дальше что будет?
– В смысле?
– Я имею в виду, это более чем приемлемо, что он тебе нравится, даже чудесно. Но каков будет следующий шаг? Мы с тобой уже выполнили задание богинь?
– Венера, похоже, довольна, что Ахиллес устранился от военных действий. Так что, полагаю, да, выполнили.
– Ты встречалась с Венерой?
Катрина проглотила еще один кусок сыра.
– Ага. Она дала мне вот это. – Она показала медальон – сердечко, и Джаскелина внимательно его рассмотрела, – Это тревожная кнопка.
– Да ты что? И как она действует?
– Предполагается, что я должна это открыть и позвать Венеру, и она тут же бросится в кавалерийскую атаку. Ну, то есть не в буквальном смысле, конечно. Впрочем, откуда мне знать? Я едва помню тот гуманитарный курс, где речь шла о разных мифах.
Катрина спрятала медальон под платье.
– Я только надеюсь, что это удержит Венеру от постоянного подглядывания. Ты знаешь, что она подсматривает?!
– Меня это ни капельки не удивляет. Она ведь богиня любви – а такая работенка безусловно связана с некоторыми гадостями, – Джаки нахмурилась, уставившись в тарелку с оливками, – Надо же, мне все так же не нравятся оливки. Передай мне вон того хлеба, а?
– Ладно, теперь твоя очередь, – сказала Кэт, передавая подруге хлеб, – Расскажи-ка мне все подробно!
– Он молод и очень энергичен. Так что было неплохо.
– И все? Молод, энергичен, неплохо? Эй, да ты просто шутишь надо мной!
– Ладно, ладно. Все было очень хорошо.
Джаки вертела в руках ломоть хлеба и отщипывая маленькие кусочки вяленого мяса.
– Он тебе очень понравился!
– Ну и что? Тебе же нравится Ахиллес.
– Но Патрокл весь из себя чертовски белый! – Хихикнула Катрина.
Джаки прищурилась.
– Катрина-Мария, ты мне уже сто лет повторяешь, что мне необходимо расширить жизненный опыт и почаще встречаться с белыми мужчинами!
– Да, а могу я теперь сказать, что этот опыт... – Катрина театрально замолчала.
– Валяй, продолжай, – вздохнула Джаки, – Чего уж тут.
– А я что тебе говорила! – пропела Кэт.
– Ну и что, теперь ты счастлива?
– Восхищена! – Кэт бросила в рот пару оливок, презираемых Джаскелиной. – Но вот чего бы мне сейчас действительно хотелось, так это выпить чашечку чая. Не думаю, что они уже додумались здесь до кофе. А?
– Вряд ли, – пробормотала Джаки, жуя хлеб с сыром, – Но мне нравится обычай туземцев начинать утро с вина.
– Царевна? Ты вроде бы сказала, что хочешь выпить чая?
По другую сторону костра ей кланялась Этния.
– Да, это было бы отлично, – кивнула Кэт.
– У костра Акалы всегда есть чай. Она военная жена Аякса. Чтобы его прокормить, нужен отдельный костер, он располагается на краю греческого лагеря, но отсюда это совсем недалеко. Я очень быстро принесу тебе чай.
Этния поспешно убежала, а Катрина машинально пробормотала вслед девушке: «Спасибо».
– Гадаешь, как долго она там сидела и подслушивала нас? – спросила Джаскелина.
– Нам с тобой вообще-то надо быть повнимательнее с этой публикой.
– Ну, я бы так не сказала, – пожала плечами Джаки – Она ведь просто служанка.
– Джаки, древние люди имеют привычку устраивать всякие гадости тем, кого считают непохожими на других, а уж в особенности если сочтут кого-нибудь ведьмой. Например, могут ее сжечь. Или посадить на кол. Или распять. Мне не нравится ни один вариант.
– Они не станут подстраивать гадости тем, кого считают оракулом своих богов, – Джаки ломтем хлеба ткнула в сторону Катрины, – А ты ведь именно оракул. Забыла?
– Да, но ты-то – не оракул!
– А, понятно.
Некоторое время подруги жевали молча.
– Как ты думаешь, мы когда-нибудь вообще вернемся? – наконец шепотом спросила Джаскелина.
– Я не знаю, – едва слышно ответила Кэт.
– Но ты ведь по-прежнему хочешь вернуться?
Катрина замялась.
– Катрина?!
– Я хочу, конечно, – быстро сказала Кэт, – Но я...
– Ты хочешь сначала привести его в полный порядок.
– Не совсем так, – Кэт вздохнула, – Я хочу спасти его.
Она посмотрела в глаза подруге, видя прежнюю Джаки сквозь необычный цвет и разрез этих глаз.
– Я не хочу, чтобы он погиб.
Джаскелина открыла рот, чтобы ответить, но тут к ним подбежала Этния, держа в одной руке большой котелок, а в другой – глиняную кружку.
– Вот, принесла, моя госпожа. Лепестки роз и ромашек, и еще чуть-чуть лаванды, и подслащено медом.
– Ох, спасибо, Этния.
Катрина взяла чашку, и девушка наполнила ее душистым напитком.
– Никаких проблем, – довольно резким тоном пробормотала Джаскелина. – Я и не хотела ничего такого
-Не беспокойся, я с тобой поделюсь, – улыбнулась Катрина.
– Да неважно, не обращай внимания. Мне надо идти осматривать раненых. А после мы с Патроклом собираемся пойти поплавать. Без купальников, – добавила она, подмигнув подруге.
– А где сейчас Патрокл и Ахиллес? – спросила Катрина.
– Мой мужчина говорил, что он собирается в лагерь греков, точить оружие. А где твой – понятия не имею.
– О, так он теперь уже стал мужчиной, а не мальчиком? – пошутила Кэт вполголоса, остро ощущая присутствие Этнии, снова устроившейся по другую сторону костра.
– Да еще каким! – одними губами ответила Джаскелина.
– Ну, – она повысила голос, – мне в любом случае пора. Надо проверить пострадавших. Никакого отдыха!
И Джаскелина, встряхнув светлыми локонами, неторопливо ушла.
– Моя госпожа? Я знаю, где ты можешь найти Ахиллеса, – сказала Этния, после ухода Джаскелины сразу же подобравшаяся поближе к Кэт.
– О, хорошо. И где же? – спросила Катрина, ничуть не беспокоясь из-за того, что ведет себя как пылкая школьница.
– Я слыхала, что он тренируется вон там, на берегу. – Этния показала в сторону моря, на пляж, расположенный довольно далеко от обоих лагерей.
– Спасибо!
Катрина улыбнулась девушке, прихватила на дорожку кусок хлеба с сыром и, спохватившись, крикнула через плечо:
– Ах да... чай был просто замечательный!
– Сделаю для тебя что угодно, моя госпожа, – ответила Этния.
Катрина, направляясь к песчаному берегу, спиной ощущала взгляд служанки, и от этого ей было немножко не по себе. Этния казалась довольно милой, но она уж слишком одержима идеей служения своей царевне. Не говоря о том, что от нее как будто исходили какие-то особо нервные флюиды. Но с другой стороны, что вообще могла знать обо всем этом Катрина? Ей ведь никогда прежде не случалось быть царевной. И она, возможно, просто неверно понимает Этнию, потому что судит о ней по меркам совершенно другого мира. Пообещав себе быть более любезной с молодой женщиной, Катрина пошла по берегу, высматривая своего возлюбленного.
– Мой возлюбленный... – прошептала она, а потом рассмеялась над собой.
Да, она ведет себя совершенно нелепо.
