Эпилог

Взвод на ужин повел, естественно, старший сержант Тихомиров. Я пошел следом, но в офицерскую столовую. Она в том же здании, только вход отдельный. К своему сожалению, вертолетчиков я там не застал. Видимо, еще не вернулись с заданий. Они обычно бывают загружены не меньше, чем спецназ, а иногда и больше, потому что помимо поддержки наших подразделений выполняют и самостоятельные задания. А поскольку здание казармы, как и здание столовой, наполовину пустое, можно сделать вывод, что многие находятся на боевом задании и работают вместе с вертолетами-штурмовиками. Не зря же меня предупреждали в оперативном отделе о том, что нагрузка сейчас в сравнении с годичной давностью значительно увеличилась.

Не успел я доесть ужин, как в голову пришла свежая мысль. Я старательно вычистил тарелку и быстро вышел на крыльцо. Там стояли несколько солдат с сигаретами в зубах. В моем взводе курящих не было. Я посмотрел на нарукавные нашивки и с удовольствием отметил, что это солдаты автороты. Они больше на колесах передвигаются и потому позволяют себе дышать дымом и насыщать организм никотином. Нам это непозволительно. Нам приходится больше на своих ногах передвигаться, и порой в таком высоком темпе, что никто со спецназом в этом сравниться не может. Те же бандиты бывают не в состоянии ни убежать от солдат-спецназовцев, ни в тыл им зайти, чтобы неожиданно атаковать, когда подразделение на марше.

Я отошел в сторону, чтобы солдаты не слышали мой разговор, сел на свободную скамейку, вытащил трубку и позвонил майору Николаеву.

– Слушаю тебя, старлей. Если ждешь результата своих советов, то ты поторопился. Хакера мне выделили, и даже двух, но они пока еще работают…

– Я по этому вопросу новую идею обдумываю, товарищ майор. Можно узнать по документам, откуда родом двое осужденных с татуировками?

– А ты что, думаешь их земляков потрясти?

– Нет, просто у меня мысль появилась. Первые двое – они же были не просто из одной банды, они были из одного села Джаба Ахтынского района. Если вторая пара тоже из одного села, то нам следует искать земляка генерала Рамазанова. Может быть, среди сотрудников Следственного комитета, может быть, даже из другого ведомства, но – земляка.

– Есть в твоих рассуждениях здравое зерно. А во второй паре ты проверял?

– Никак нет, товарищ майор. Мы все оставили Росгвардии, а мысль о земляках мне пришла только сейчас, в столовой. Если бы я посмотрел документы, я бы за это сразу ухватился и сообщил бы вам. Мы даже документы у убитых не смотрели. И сейчас я даже не предполагаю, как это можно выяснить?

– Значит, старлей, и майор Николаев еще на что-то годится. Я-то знаю. Хакеров попрошу, пусть выяснят… И во ФСИН запрос отправлю. Результатов, думаю, будет достаточно, чтобы начать поиск. Короче говоря, так: результат придет, сообщу тебе сразу. Чтобы в курсе дела был.

– Хорошо, товарищ майор. Буду ждать. В боевой готовности…

Это сообщение мне было странно слышать. Обычно следователи ФСБ стараются не делиться результатами своих поисков со смежниками. Почему же сейчас майор Николаев решил держать меня в курсе дела. Ответ мог быть только один. Николай Николаевич не желал широкого разглашения, и, если пришлось бы действовать силовым образом, он предпочел бы использовать тех, кто уже раньше был занят в операции, то есть мой взвод. И я решил предупредить солдат, чтобы они были готовы к подъему по тревоге в любое время. То есть чтобы не занимались чем-то долговременным и серьезным, от чего трудно будет резко оторваться.

Бойцы взвода, как я понял, все же сильно утомились. Обычно после ужина никто спать не укладывается – кто телевизор смотрит, кто читает, кто письма пишет, кто в Интернете сидит. А тут все улеглись. Правда, расписание сводного отряда не предполагает наличия занятий, как, скажем, в батальонном городке, и здесь нет строго размеренного подъема и отбоя. Тем не менее я предполагал, что сработает батальонная привычка. Но ошибся. Все, включая сержантов, легли спать. Правда, я успел шепнуть старшему сержанту Тихомирову, что, возможно, ночью будет тревога, чем своего замкомвзвода не сильно удивил. Он, как и я, относился к категории людей, которые от отдыха больше устают. Тем не менее отдыхать лег сразу, чтобы выспаться, и потом, когда подойдет время, быть свежим.

Я тоже успел отдохнуть. Вообще усталость, в моем понимании, это понятие во многом чисто психологическое. Устаем мы из-за нервной нагрузки. Обостренное внимание, обостренная настороженность, необходимость совмещать одновременно множество функциональных обязанностей – все это напрягает нервную систему и утомляет ее. И если нервная система крепкая, то и устает она меньше.

Моя нервная система обычно выдерживает большую часть шестимесячной командировки, и только к середине четвертого месяца я начинаю чувствовать усталость. С солдат, особенно со срочников, в этом вопросе вообще спрос маленький. Им необходимо отдыхать. Солдатам контрактной службы проще, они ко многому привычные. Но усталость и их валит. Именно по этой причине солдатам во время отдыха командиры приносят диски с фильмами-комедиями, в основном со старыми советскими, которые были и остались смешными до сих пор, хотя все бойцы эти комедии видели по многу раз.

Важно, чтобы фильмы не представляли убийство другого человека простым, как плевок в траву, делом. Это в современной киноиндустрии убийство является легким и обыденным действием даже для простого, неподготовленного человека. Но я, как обученный убивать врагов офицер спецназа, человек, воспитывающий своих солдат в том же духе и тоже обучающий их убивать врагов, могу гарантированно сказать: убить, особенно в первый раз в жизни, очень сложно. Это даже сложнее, чем самому принять смерть. Но, как учили меня и как я учу своих солдат, принимать смерть от пули врага – это равноценно предательству своих близких, это – невыполненный долг перед родителями, перед соседями, перед друзьями и близкими. Позволив врагу убить себя и не убив его, ты подвергаешь их жизни опасности.

И солдаты свою ответственность понимают.

Не желая утомлять себя бесцельным пролеживанием боков в казарме, я вышел на улицу, где сел на скамейку в стороне от нескольких солдат автороты, что лениво обсуждали какие-то свои чисто водительские проблемы. Я был в полной боевой амуниции, только без автомата, который оставил в казарменной «оружейной горке». Ходить в небоевой обстановке в бронежилете, возможно, было лишним, но я воспринимал это как тренировку и потому не оставил его в казарме. И только я вытянул ноги, сожалея, что не снял берцы, чтобы ноги прогрелись на заходящем солнце, когда трубка моего смартфона заиграла привычный марш «Прощание славянки». В боевой обстановке я устанавливаю на трубке только виброзвонок, а по возвращении в мирную обстановку включаю дополнительно и звуковое оповещение.

Кто-то рвался со мной побеседовать.

Я вытащил трубку, посмотрел на определитель номера. Звонил, как я и ожидал, майор Николаев, с которым мне общаться посредством телефона приходилось часто. Вообще-то мой смартфон в состоянии и голосом сообщать, кто звонит. К сожалению, эта функция отключается только полностью во всех вариантах звонка, а не только при виброзвонке. Голосовое сообщение может выдать меня в боевой обстановке. И потому я предпочел функцию вообще отключить. Мне бывает нетрудно посмотреть на определитель номера. И это не требует больших физических затрат. А соображения безопасности должны быть выше соображений комфорта.

– Старший лейтенант Сеголетов. Слушаю вас, товарищ майор, – я встал и с трубкой около уха отошел подальше, чтобы разговор не был слышен солдатам автороты, занимавшим скамейку напротив. Мало ли о чем может зайти разговор…

– Старлей, короче говоря, дело обстоит так. По твоей наводке мы открываем дело против генерала Рамазанова. Запрос отправляли шифрованной связью и получили такой же ответ. Прокурор Северокавказского округа дал согласие. Прокурора республики мы в курс дела не вводили, поскольку он земляк генерала. И теперь имеем полное право вести следствие, пусть пока и не открыто, чтобы не спугнуть наших фигурантов раньше времени. И опять, кстати, удалось решить вопрос только потому, что ты вовремя вспомнил о двух других земляках из первой банды. Так вот, наши хакеры забрались в базу Следственного управления Следственного комитета и узнали, что два других бандита с татуировками – тоже из села Джаба Ахтынского района. Более того, они из той же самой тухумы. Оттуда же родом и сам генерал Рамазанов, и старший следователь полковник Джалилов, и прокурор республики. Правда, прокурор представляет другую тухуму. Он у нас не на подозрении, хотя дружбу с генералом по-землячески водит.

А вторая татуировка, по моим предположениям, скорее всего, – на предплечье полковника Джалилова, с которым ты, кстати, знаком. Он был в составе группы, выезжавшей в Турцию в служебную командировку. Но наличие татуировки необходимо проверить. Есть и интересная деталь в этом деле. Из сферы его противодействия нашим действиям. К генералу Рамазанову приехали в гости два человека из Санкт-Петербурга. Остановились у него в городском доме. Парни молодые, значит, не могут быть его приятелями. Предполагаются деловые отношения. Мы провели проверку пассажиров двух самолетов, прилетевших в то время, когда в аэропорту находилась машина генерала. Кажется, определили эту парочку верно. Запросили на них данные. По этим данным, оба они работают программистами в компьютерных центрах. Причем оба центра принадлежат дагестанцам. Парни – хакеры-любители, если можно так охарактеризовать хакеров. Что-то умеют, но не слишком много. Звезд, короче говоря, с неба не хватают.

– Насколько эти данные верны? – спросил я. – Это важный вопрос.

– Проверка парней в Питере проводилась по нашему запросу отделом антитеррора управления ФСБ. Управление серьезное, и все, кого они спрашивали, предпочитали давать исчерпывающие ответы. Оба парня взяли отпуск за свой счет, чтобы полететь по семейным делам. Один на похороны близкого родственника, второй – родственницы, которая что-то ему завещала. Дележ наследства предполагает отсутствие точной даты возвращения. Про поездку конкретно в Дагестан ни тот, ни другой не сообщили. Вроде бы один собирался на Урал, второй вообще на Алтай. Каждый при себе имеет ноутбук. Но это не самое главное. Самое главное, что нашими системами безопасности дважды с перерывом в час зарегистрирована попытка проникновения в сети республиканского управления ФСБ. Причем искали материалы, имеющие непосредственное отношение к моим действиям. Просто вводили в поиск мою должность, звание и фамилию.

И тогда я решился на провокацию. После второй попытки взлома сети я выставил среди материалов два схематичных рисунка с татуировками из ФСИНа, причем воспользовался своим знанием арабского языка и внес в рисунок буквенные исправления. Но только в один конкретный рисунок с татуировки, которой нет у генерала. Изменения минимальные, но они могут сдвинуть маршрут поиска в сторону на расстояние от пятидесяти метров до десяти километров. Это даст нам возможность искать самим, следуя рядом с их маршрутом.

Те татуировки, что есть и у него, и у меня, я оставил без изменений, хотя тоже перевел в рисунки. Для однообразности. Посадил пару своих хакеров за эту работу. Поставил задачу отследить, откуда идут попытки взлома сети. Третий взлом произошел ровно через час и оказался более «успешным». Видимо, питерские хакеры добыли где-то дополнительные программы для взлома. Наверное, запросили через Интернет коллег из Питера. Сейчас мои ведомственные хакеры отслеживают их. Наследили питерские гастролеры, говорят, основательно. Даже для судебного обвинения улик хватит, что в хакерской практике вообще редкость. Но не это самое главное.

После санкции окружного прокурора мы получили возможность прослушивать телефон Рамазанова. Так вот. Он, видимо, татуировку, добытую хакерами, получил, недостающая татуировка – четвертая у него есть. И теперь генерал Рамазанов собирает свою боевую группу. Он обзвонил уже восемнадцать человек в разных районах Дагестана с требованием силовой поддержки своего мероприятия. Основной костяк группы – спортсмены из клуба боевых искусств «Горный орел». Таких десять человек. Генерал назначил сбор «в полной готовности» сегодня в три часа ночи на выезде из Махачкалы в сторону Коркмаскала на дороге Р-217. Сам решил, кто едет на чьей машине, кто за кем заезжает. То есть составил график. Ехать они думают в сторону вашего городка и дальше. Мне нужен ты со своим взводом, естественно, тоже в полной боевой готовности.

– Останавливать их на дороге, я думаю, мы не будем.

– Мы просто отследим, куда они поедут. Нам ведь это нужно. Для того я и пошел на провокацию. Я даже больше сделал. Я предположил в приложенном к делу рапорте, что недостающая татуировка находится на руке полковника Джалилова, и просил разрешения на активное дознание. Это должно показать генералу, что мы тоже на верном пути, и заставит его торопиться. Наш начальник отдела наложил по моей просьбе на рапорте резолюцию с предложением посмотреть руку полковника каким-то мягким путем, без применения насилия. И только если такой возможности не представится, разыграть провокационную инсценировку. Этот документ хакеры генерала тоже скопировали.

– Что такое «провокационная инсценировка»? – поинтересовался я. У нас в спецназе ГРУ в большем почете были простые и прямолинейные силовые приемы.

– Старые провокационные методы разработаны еще во времена НКВД для различных ситуаций. Например, пролить кофе на рукав кителя и настойчиво, но вежливо, при этом почти насильно снять китель, чтобы рукав почистить. Или же, что чаще применяется, инсценировать нападение бандитов, довести полковника до бессознательного состояния и посмотреть татуировку, сфотографировать ее. Вариантов множество, и самому генералу термин «провокационная инсценировка» хорошо знаком.

– Это все интересно, товарищ майор. Но у меня вопрос: для солдат взвода, если мы сумеем найти эту самую «грязную атомную бомбу», она угрозы не представляет?

– Если не будет взрыва, не представляет. Но твои солдаты, старлей, будут задействованы только на блокировке боевой группы генерала Рамазанова. «Бомбой» займется наш спецотряд – химическая команда, которая будет идти позади и только по моей команде выйдет в боковой поиск. Когда я пойму, что мы приближаемся к месту. Они будут оснащены соответствующей аппаратурой и средствами личной защиты. Специалисты – им и работать.

Я вздохнул с облегчением:

– Значит, примерно в три сорок мы стоим у ворот…

– На трех БМП. На нашей дороге БМП ни от кого не отстанет. Даже от самого быстрого болида из «Формулы-1».

– От болида не отстанет тем более. Он по этой дороге вообще проехать не сможет, – констатировал я. – Встанет сразу, на первой же выбоине. Значит, мы ждем команды…

– Да. Я сейчас заеду к вашему начальнику штаба, выпрошу у него шлем для связи. И в нужный момент дам тебе команду. Ты выезжаешь на главную дорогу, дожидаешься меня, и мы следуем за генеральской колонной в отдалении.

– Товарищ майор… Хорошо бы еще в отдалении иметь вертолет наблюдения. Или свой возьмите, или попросите майора Абдусалямова выделить. Если можно, борт «триста пятьдесят шесть» во главе с майором Рудаковским. Мы с ним хорошо сработались.

– Я попробую. Значит, жди за воротами моей команды. Без нее на дороге не показывайся – спугнешь. Твой начальник штаба будет в курсе.

Камал Мунасипович, конечно, был не просто в курсе, он пожелал лично меня проинструктировать. Для чего, к моему удивлению, не к себе в кабинет вызвал, а сам явился в казарму. Разговаривали мы без шлемов, поскольку шлема на голове майора не было, и я подозревал, что Абдусалямов не пожелал вызывать поздним вечером кладовщиков из дома, и выделил Николаеву временно свой. Это было даже надежнее, чем выдать шлем со склада. Тот можно было бы долго не возвращать, при желании можно слушать различные переговоры внутри групп и командира группы со своим командованием, что само по себе понравиться никому не может. А личный шлем начальнику штаба вернуть придется как можно быстрее, поскольку на нем вся связь отряда завязана. И потребовать можно, несмотря на дружеские отношения, – есть необходимость, и все. И я из солидарности с начальником штаба свой шлем тоже снял.

– Настрой бойцов, Геннадий Васильевич, на предельную собранность и аккуратность. Объясни, что работаете со смежниками. И, как ни странно это звучит, против других смежников. Действовать предельно аккуратно и собранно. И строго в отношении соблюдения закона. За рамки не выходить ни по какой причине, естественно, кроме опасности для жизни. С тобой будет работать майор Рудаковский, как ты и просил. Но он будет лететь далеко в стороне и на большой высоте. Я объяснил ему, как работать с планшетником. Майор – сообразительный человек, все понял и будет тебе передавать данные наглядно. Прямо со своего бортового тепловизора. Он сразу разобрался, как планшетник подключить к системам вертолета. А их настройщик компьютеров принес кабель для соединения. Одним монитором больше, говорит Рудаковский, это не страшно. С пятью лишними уже начал бы путаться, а с одним обещает справиться.

– Понял, товарищ майор. Не переживайте, отработаем предельно аккуратно.

– Знаю я вашу аккуратность. После вашей предельно аккуратной работы тела остаются чаще всего без головы. Но ничего, генерала по мундиру с лампасами опознаем, – майор не осуждал и не одобрял методы нашей работы, понимая, что выстрел снайпера в голову – часто бывает естественным и необходимым, как и удар малой саперной лопатки в шейный позвонок.

На сборы я выделил взводу сорок минут. Это было несравненно больше, чем выделяется обычно, и это уже подчеркивало важность задания. Проверку боеготовности перед любой боевой операцией обычно проводит старший сержант Тихомиров, но в этот раз, опять же подчеркивая важность предстоящего действия, проверку я проводил сам. Потом провел инструктаж, как и обещал начальнику штаба. И только после окончания инструктажа отправил двух бойцов подточить малые саперные лопатки. Они показались мне недостаточно заточенными, хотя никакой гарантии, что лопатки могут понадобиться, у меня не было. Бойцы не возразили. У нас во взводе не принято возражать командиру и отстаивать свое мнение. У нас даже оправдываться не принято, хотя я понимал, что лопатки могли затупиться во время предыдущего выезда, когда бойцы работали ими. А потом усталость была такой, что заставила всех сразу уйти на отдых. Тем не менее никакое оправдание не принималось. Боец обязан содержать оружие в полной боеготовности. А малая саперная лопатка, пусть и не официально, все же считается в спецназе боевым оружием.

Три БМП прибыли на пару минут раньше положенного. Это на ситуацию не повлияло. Бойцы загрузились, мы выехали к воротам и стали ждать внутри территории. Я, чтобы обеспечить себе лучшую слышимость и обзорность, выбрался из люка и сел на башню, свесив ноги.

– Старлей! Майор Николаев. Проверяю готовность…

– Стоим перед воротами. Ждем команды, товарищ майор.

– Я борт «триста пятьдесят шесть», – вмешался в разговор майор Рудаковский. – Взлетел восемь минут назад. Набрал высоту. Наблюдаю дорогу издали. Вижу колонну из пяти внедорожников. Приближаются к повороту на военный городок.

– Отлично, Игорь Евгеньевич. Они вас видеть могут? – поинтересовался Николаев.

– Только если у них есть локатор. Но мои приборы наличия локатора не показывают. Я высоко и далеко в стороне. И вообще, как будто своими делами занят. Мало ли у «Ночного охотника» дел в ночном небе! Вижу, Николай Николаевич, и две ваши колонны. И старлея со взводом перед воротами тоже вижу. Думаю, ему можно потихоньку выезжать.

– Да, Геннадий Васильевич, уже пора, – согласился майор Николаев, принимая на себя, как и положено, командование. – Двигай неторопливо. Скорость от тридцати до сорока километров в час. Будешь на дороге, я подскажу, что дальше.

Я сделал знак рукой солдату комендантской роты из наряда на КПП, именно комендантская рота у нас в отряде занимается охраной и дежурствами. Солдат раскрыл ворота, и мы спокойно и неторопливо выехали, никак не показывая, что готовы в любую секунду начать погоню.

До дороги Р-217 мы добрались в том же прогулочном темпе. Мой взвод простым и привычным для себя пешим ходом мог бы обогнать такую колонну. У нас у всех вырабатывается привычка передвигаться быстро. И потому в выходные, которые изредка случаются, жена с дочерью предпочитают совершать прогулки без меня. Все равно за мной угнаться не могут, а я не могу выровнять свое передвижение под их шаг. Постоянно срываюсь в ускорение.

Жена однажды сказала мне:

– Теперь я понимаю, почему спецназ ГРУ никогда не ходит на парадах. За вами вся остальная армия угнаться не сможет.

Я, конечно, возразил:

– Спецназ ГРУ – это постоянно действующая составляющая армии. И мы не можем тратить время на парады и на подготовку к ним. Это просто нерентабельно. Мы лучше потратим время на боевую подготовку. А строевая нас не особенно волнует.

Вообще строевая подготовка во многих подразделениях спецназа ГРУ сводится к умению ходить строем. Например, в столовую. Где-то, я слышал, строевой подготовке уделяется определенное время. Но у нас в бригаде, и особенно в батальоне, принято считать почти официально, что за годовой срок службы солдата можно научить или строевой или боевой подготовке – на выбор. Что мы выбираем – понятно… В бой строевым шагом взвод не поведешь. Солдат следует учить тихо и быстро ползать.

Около главной дороги мы остановились, но ненадолго. Уже через минуту появились один за другим три «уазика» с гражданскими номерами. Я безошибочно определил в головном ту машину, на которой иногда приезжал в наш городок майор Николаев, когда не желал ехать на своей «Волге». И опять не ошибся, потому что майор тут же вышел на связь:

– Геннадий Васильевич! Поезжай позади нас, пристраивайся в тыл нашей колонне.

Вообще-то я предполагал, что нас вперед запустят, как самую боеспособную единицу операции. Но у Николаева были, видимо, другие соображения. Собственные. И я вынужден был согласиться:

– Понял, товарищ майор. – Я нырнул в люк, быстро сменил шлем на имеющий внутреннюю связь и поставил задачу перед сержантом-мехводом. И тут же вернул свой шлем, который был и легче, и больше защищал, и вообще стал уже привычным элементом одежды.

И уже по другой системе связи задал вопрос Николаю Николаевичу:

– Товарищ майор. У вас три машины. Что за люди в них?

– Тебя это с какой стати волнует? – Ответ старшего офицера был естественным, и я был заранее готов обосновать свой интерес.

– Я подготовил своих людей к возможному и даже вероятному боестолкновению. Хотел бы знать, на какие силы поддержки мы можем рассчитывать. Если в машинах только офицеры следственной бригады – это одно. Если там бойцы спецназа ФСБ – это другое.

– Там бойцы спецназа ФСБ, – коротко ответил Николаев, и я понял, по какой причине он боевые машины пехоты поставил в хвост колонны. Не совсем разумно, на мой взгляд, но не я в данной ситуации отдаю команды.

– Вы в какой машине? – поинтересовался я. – В первой?

– Во второй по счету.

– Раньше вы приезжали в наш городок в той, что идет первой.

Спроси меня сейчас майор, как я машину опознал, я бы не ответил. Она не имела особых примет. Просто какое-то шестое чувство помогло.

– То было раньше… – Майор не пожелал объяснять мне, почему он сменил машину.

Меня это, в принципе, не особенно и волновало. Я и без того понимал, что следователь и даже старший следователь Следственного управления ФСБ никак не может сравниться с бойцом спецназа даже своего ведомства. И потому командир группы спецназа, понимая, что передовая машина находится в наибольшей опасности, пересадил майора Николаева во вторую машину.

При этом я отметил, что командир группы не подсказал Николаеву, что впереди все же безопаснее будет выставить бронированные боевые машины пехоты со спецназом ГРУ. Может быть, здесь вышла неувязка из-за того, что Николаев и командир группы спецназа ехали в разных машинах. Спецназовец должен был бы находиться в передовой. Но я не исключал и тот вариант, при котором командир группы спецназа ФСБ просто испытывал ревность по отношению к спецназу ГРУ и стремился обойтись собственными силами. С такими случаями я уже много раз сталкивался, понимаю их вероятность, но противопоставить этому ничего не могу.

Так мы и поехали. Миновали два населенных пункта.

Когда отъехали от второго километров на пять, майор Николаев вышел на связь:

– Старлей! У нас неприятности…

– Слушаю, товарищ майор.

– Мне сейчас сообщили со станции СОРМ, что из населенного пункта, который мы только что проехали, позвонили генералу Рамазанову и сообщили, что его колонну преследуют три «уазика» в сопровождении БМП. Количество БМП не назвали. Что будем делать?

– Во-первых, вам следует резко отреагировать и найти человека, который звонил. Если действия Рамазанова рассматривать как террористические, то человек этот автоматически становится пособником террористов. Такого нельзя оставлять на свободе. Сегодня он только звонком помог, завтра у себя в сарае устроит склад с оружием.

– Я уже отдал такое распоряжение. Хотя пока еще не соображу, что нам в нашей ситуации это может дать и почему нельзя ждать до утра. Чувствую, что нельзя, но не понимаю…

– Рамазанов может позвонить ему, чтобы уточнить количество боевых машин.

– Майор, старлей, – вмешался в разговор командир экипажа «Ночного охотника», голосом показывая свое беспокойство. – Одна машина из колонны генерала остановилась. Из нее вышли двое, а машина проследовала дальше.

– Куда, товарищ майор, эти двое направились?

– Они залегли под скалами, где дорога проходит высоко. Я думаю, они планируют обстрелять вас. Мне расстояние не позволяет рассмотреть их вооружение. Но я ставлю точку на карте, чтобы было легче их найти.

– Жду точку, – поторопил я и сразу включил свой планшетник.

На карте уже была точка, поставленная майором Рудаковским. Карта показала дистанцию около сотни метров от нас. Идеальная дистанция для выстрела из гранатомета. Я сунул планшетник под нос оператору-наводчику:

– Противотанковой ракетой в эту точку. Быстрее!

– Работаю…

Оператор-наводчик стал крутить ручки поворота прицела. Автоматика поворачивала за прицелом ствол стомиллиметровой полуавтоматической пушки, которая при необходимости становилась пусковой установкой для противотанковых ракет.

Но бандиты нас опередили. Я понял это, высунув голову из люка и увидев в предрассветной темноте светящийся шар. Шар ударил точно в первый «уазик» – от автомобиля, по сути дела, осталась только яма в дорожном полотне. Все остальное – металлические части машины, люди, оружие – куда-то с дороги улетело.

Но противотанковая ракета уже вылетела из ствола БМП. Взрыв был нам хорошо виден. Но оценил его первым тот, кто все видел лучше.

– Идеальное попадание, – констатировал майор Рудаковский. – Респект вашему оператору!

– Бандиты с других машин могли видеть момент уничтожения их гранатометчиков? – спросил майор Николаев. Его машина, как я видел, остановилась на месте гибели первого «уазика».

– Если оборачивались, то видели наверняка. Могли и в зеркало заднего вида заметить. У вас внизу еще не полностью рассвело, и взрыв виден хорошо.

– Я понял, – Николаев издал то ли вздох, то ли стон. – В такой ситуации Рамазанов может отказаться от поиска. Он всегда славился осторожностью. Что делать, Геннадий Васильевич? Прояви спецназовскую хитрость…

Я уменьшил карту на своем планшетнике и, как мне показалось, нашел приемлемый вариант. Время терять было нельзя.

– Есть мысли, товарищ майор. Сейчас подойду и все объясню…

Майор Николаев, окруженный спецназовцами ФСБ из двух оставшихся «уазиков», стоял рядом с воронкой, что осталась после взрыва передового автомобиля. Я выбрался через люк, спрыгнул на дорожное полотно и быстро подошел к группе. Николай Николаевич шагнул мне навстречу.

– Вас вовремя пересадили на вторую машину, товарищ майор. Первая всегда самая опасная. А командир группы спецназа ехал в первой?

Майор согласно кивнул, но ничего не сказал и не поторопил меня. Но я сам понимал, что торопиться необходимо.

Я показал Николаеву монитор своего планшетника. Пальцем провел по дороге до поворота на проселок и дальше по нему.

– Пусть две ваши оставшиеся машины и одна моя БМП повернут туда. Вы, товарищ майор, переберетесь на броню моей БМП. Мы двумя боевыми машинами продолжим преследование группы Рамазанова. А вы сразу, прямо сейчас, позвоните в Следственный комитет и сообщите, что вы во главе группы спецназа выехали на захват бандитов в горное село. По дороге одна из ваших машин была уничтожена неизвестными бандитами. Сообщите, сколько человек погибло. И не забудьте сказать, что БМП сопровождений противотанковой ракетой уничтожила бандитов. У вас времени на остановку нет, вы и так опаздываете из-за плохой дороги. Успеваете только поставить на месте гибели бандитов «маяк». Простую палку с тряпкой. Этого должно быть достаточно. Передайте приблизительные координаты и попросите выслать следственную бригаду, чтобы она осмотрела место засады бандитов и забрала тела. То есть провела обычные следственные мероприятия. Настаивайте на передаче данных идентификации в ФСБ. Вы должны подозревать утечку информации из своей конторы. Мне почему-то кажется, что генералу Рамазанову доложат о происшествии. Он же, насколько мне известно, распоряжается отправкой следственных бригад. А то, что ваши машины и одна БМП сопровождения свернули в сторону, люди генерала увидят сами.

– Мы лишимся основных сил отряда, – возразил Николаев, но я не стал убеждать его, что двумя отделениями своего взвода при поддержке двух БМП и «Ночного охотника» готов справиться с самой сильной бандой. Вместо этого я подсказал очевидные аргументы:

– Как только генеральская колонна уйдет на дистанцию недосягаемости простого взгляда, что сможет определить майор Рудаковский, БМП и две машины со спецназом ФСБ вернутся и догонят нас. В БМП слышат Рудаковского и поймут команду.

Николаев всегда казался мне сговорчивым человеком. По крайней мере, не упирающимся в собственное мнение, умеющим выслушать совет и посмотреть на аргументы рационально.

Согласился он и сейчас. Только разговаривать со Следственным комитетом решил не при всех. Снял шлем, чтобы мы его не слышали во взводе, вытащил трубку и отошел подальше.

Я легко прочитал ситуацию, которая должна быть понятной любому разведчику, который не первый год служит. У майора Николаева был в Следственном комитете свой человек, которому он звонил, и отойти потребовалось для того, чтобы не «засветить» этого человека, называя по имени или по фамилии.

После этого два оставшихся «уазика» в сопровождении одной БМП, получив от Николаева подробный инструктаж над картой местности, на большой скорости выехали вперед и, как показал мой планшетник, в нужном месте свернули на боковую дорогу. Дальше эта боковая дорога, что была хорошо видна на карте, какое-то время шла параллельно основной и позволяла генеральской колонне видеть транспорт, проезжающий в низине, и только потом круто забирала вправо, сворачивая за скалы.

Мы же на двух оставшихся боевых машинах пехоты двинулись неторопливо, не желая демонстрировать себя противнику, чтобы не спровоцировать новый выстрел из гранатомета. На всякий случай я предупредил майора Рудаковского:

– Игорь Евгеньевич, попрошу вас особое внимание уделить повторной возможности высадки бандитов с гранатометом. Дорога проходит на разных уровнях. Когда мы на нижнем, нам верхний уровень не видно. Они могут этим воспользоваться.

– Понял. Я и так смотрю. Сколько человек погибло в передовом «уазике»?

– Вместе с водителем – пятеро, – сообщил майор Николаев, что сидел, по сути дела, рядом со мной, нас разделяла только броня башни. То есть я был внутри, а Николаев ехал «на броне», держась за «десантную» ручку. – Водитель и три спецназовца во главе с командиром всей группы. Командир был опытный. Прикомандированный из Москвы. Впрочем, у нас весь спецназ – прикомандированный. Командир меня, кстати, из передовой машины выселил, а сам туда сел. Объяснил это необходимостью сохранения жизни того, кто операцией командует. По сути дела, сам себя под удар подставил. Меня защитил.

– Да, это существенная потеря. Но мне стрелять по дороге было нельзя. Тогда я раскрыл бы себя. И вся моя дальнейшая работа была бы бесполезной, – объяснил командир борта «триста пятьдесят шесть».

– Да, вам пока стрелять нельзя, – согласился Николай Николаевич. – От вас больше пользы, пока вас не видят. Все, Игорь Евгеньевич, конец связи… Мне звонят.

Он снял шлем, передал его мне через открытую крышку люка, а сам вытащил трубку. Разговор был коротким. Протянутая над люком рука майора торопливо и требовательно искала что-то в воздухе. Я понял и сунул в руку шлем. Уже через пару секунд Николаев с помощью шлема вышел на связь:

– Звонили из центра СОРМ. Как ты, старлей, и предполагал, генералу Рамазанову передали наше сообщение. Он приказал послать на дорогу следственную бригаду. Его спросили, стоит ли просить вертолет. Генерал распорядился воспользоваться автобусом, поскольку дело произошло на дороге, и углубляться в горы необходимости нет. При этом он «прокололся». Ему не докладывали, что трупы должны быть рядом с дорогой. Но мы это место уже проехали. Вторая колонна из трех спецмашин химзащиты, согласно графику, сейчас место проезжает. Там люди пунктуальные, они не задержатся. И автобус может нам встретиться только на обратном пути. Кстати, дежурный по Следственному комитету на «прокол» своего генерала внимания не обратил. Или сделал вид, что не обратил. По крайней мере, никак не отреагировал.

– Старлей, – обратился ко мне командир экипажа «Ночного охотника», – я сейчас попробую сбросить тебе на планшетник изображение со своего инфракрасного прицела. Изображение с тепловизора не проходит, там идет одновременная съемка на камеру объективного контроля, в итоге слишком объемный сигнал получается, и связь его не принимает. Камеру объективного контроля я отключить не могу, она под пломбой. Попробуй, посмотри в инфракрасном режиме.

– Перебрасывайте, Игорь Евгеньевич, – ответил за меня майор Николаев, и рассветное небо над моим командирским люком закрыла голова следователя ФСБ. Николай Николаевич склонился, чтобы заглянуть в мой монитор.

Я, естественно, сразу переключил его в режим видеосвязи. Стало видно инфракрасную картинку дороги, по которой ползли внедорожники бандитов. Но расстояние до вертолета было такое большое, что в объектив прицела попали и две наши БМП. И именно из-за расстояния казалось, что и автомобили группы Рамазанова, и БМП нашей группы именно ползут.

Прицельная марка с вертолета передавалась на мой монитор, но изображению она не сильно мешала, хотя без нее видимость была бы, наверное, лучше. Сама она чем-то напоминала простейшую прицельную марку оптического прицела ПСО-1 от снайперской винтовки, и я подумал, что сумел бы разобраться и с прицелом вертолета «Ми-28Н», если бы мне довелось с его помощью стрелять.

– Проходит, товарищ майор, – среагировал я. – Не выключайте изображение. Нам так удобнее соблюдать дистанцию.

Голова майора Николаева освободила обзор, и я удивился, как быстро стало светлее. Утро уже вступило в свои права полноценно. Я сам выбрался из люка на башню и сел, свесив ноги в люк.

Николай Николаевич крепко держался левой рукой за специальный «десантный» поручень. А в правой майор держал перед собой раскрытый офицерский планшет с картой под слоем желтоватой пленки. И слегка щурился, рассматривая карту. Наверное, зрение его уже начинает подводить, а носить очки майор стесняется, как многие офицеры. Но его заинтересованность картой была настолько велика, что я, заметив это, спросил:

– Что-то не так?

– Наоборот. Все идет наилучшим образом. Генерал ведет группу своим маршрутом, опираясь на координаты в известной ему татуировке. Я сравниваю на карте все четыре маршрута и вижу, что Рамазанов уже перешел точку пересечения с другими линиями. Но, чтобы попасть на обманную точку пересечения, ему необходимо проехать еще около двадцати километров по дороге и только потом свернуть на боковое ответвление, чтобы попасть в указанное ущелье. А мы уже знаем настоящую точку пересечения линий. Правда, она может оказаться расплывчатой.

Майор вытащил из нагрудного кармана переговорное устройство и включил его:

– Товарищ подполковник. Майор Николаев. Принимайте координаты… – Николай Николаевич продиктовал. – Да. Это небольшое село. Видимо, в одном из дворов устроен тайник. Хорошо. Выезжайте туда… Прикрытие? Минутку…

Майор поднял на меня взгляд.

– Что, старлей, сможем мы сами справиться с бандитами? Теми силами, что у нас сейчас в наличии. Твои два отделения, две БМП и вертолет…

– Без проблем, товарищ майор. Я даже не сомневаюсь.

– Тогда отправь свою третью БМП по моим координатам. А я свяжусь со своими машинами и туда же отправлю свой спецназ. Там населенный пункт, возможно, жители окажут взводу военных химиков подполковника Охрименко недобрый прием. А там придется вести поиск по приборам. Приборы определят уровень проникающей радиации.

– Согласен, товарищ майор. Химикам прикрытие нужно. Коробков! – позвал я по связи командира третьего отделения.

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

– Поступаешь со своим отделением в распоряжение командира группы спецназа ФСБ…

– …капитана Орешкина, – подсказал майор Николаев.

– Капитана Орешкина, – подтвердил я. – Выступаете в охранение взвода военных химиков.

Николай Николаевич тут же вызвал по переговорному устройству самого капитана Орешкина и провел с ним инструктаж по дальнейшим действиям.

Все это происходило на ходу, поскольку я даже шлем не менял, чтобы дать команду мехводу. Но команду дал майор Рудаковский. Произошло это, как и предполагал майор Николаев, через двадцать километров:

– Я – борт «триста пятьдесят шесть». Передаю сообщение. Бандитская колонна свернула с дороги на боковую. Дорога под тупым углом уходит вверх и слегка в обратную сторону. По моим прикидкам, дальше передвигаться бандитам придется по дну ущелья, следовательно, колонну преследования они увидеть не могут. Там, на пути к ущелью, согласно карте, есть один участок, откуда можно провести осмотр местности. Но вы сейчас подъезжаете к скальной гряде, которая вас спрячет. Сами видите, наверное.

Я и в самом деле видел это на мониторе своего планшетника и потому наклонился, свесившись в люк, и жестом приказал оператору-наводчику передать приказ мехводу сбросить скорость. Внутренняя связь сработала – БМП поехала значительно медленнее. Автоматически, следуя армейскому принципу «Делай, как я», сбросила скорость и БМП второго отделения. При этом я, высунувшись из люка, посмотрел на майора Николаева, словно спросил его согласия на свою самостоятельность. Майор согласно кивнул, позволяя мне в определенном секторе руководить действиями.

Сбросить скорость было необходимо, чтобы не попасться на глаза кому-то из команды генерала Рамазанова. Мало ли случайностей может быть. Даже если ни у кого не возникнет желания наблюдателя поставить. Там, на высокой точке, кому-то вдруг приспичит в туалет сходить. Выйдет на дорогу, посмотрит в сторону и наши бронемашины увидит. Все это следовало предусмотреть и уберечь себя от случайностей.

– Куда они едут? – спросил я.

– Туда, куда я их отправил. Где искать нечего. В совершенно пустое ущелье. К тому же тупиковое. Там, согласно расчетам генерала, должны пересекаться все четыре линии. В ущелье есть заброшенная пещера. Раньше сюда туристы ходили, а теперь никто не ходит. Туристов в Дагестане «вывели из употребления». Пусть люди генерала туда заберутся, пусть поищут… Только на машинах до пещеры не доехать. Им пятнадцать километров пешком по камням отмотать придется.

Майору, видимо, эта дистанция казалась большой и утомительной. Может быть, и отряду генерала она могла показаться такой же. Мне же и солдатам моего взвода пятнадцать километров по камням были дорогой с трудностями утренней разминки. Да и то на разминке мы порой больше сил тратим, чем на подобной дистанции.

У Николаева замигала лампочка на переговорном устройстве. Я привык к тому, что переговорные устройства обычно имеют громкую связь. Но Николай Николаевич носил на воротнике один маленький наушник, соединенный проводом с переговорным устройством. При вызове он снял шлем нашей связи и вставил наушник в ухо. Одной рукой ему делать это было неудобно, а второй он по-прежнему держался за «десантную» ручку. По-другому на такой дороге было нельзя – быстро в сторону вылетишь. Чтобы помочь майору, я без просьбы подержал его шлем.

Майор говорил недолго. А когда отключился и взял шлем из моих рук, сообщил, что взвод военных химиков соединился со своим прикрытием и вместе они въехали в населенный пункт. Приборы в машинах включены, но пока ничего не показывают. В населенном пункте, согласно карте, всего четыре улицы. Придется все проехать от начала до конца, если радиоактивный фон сразу не обнаружится.

– А с генералом что будем делать? – поинтересовался я.

– Нужно дождаться момента, когда банда разделится – часть уйдет в пещеру. Тогда и будем атаковать. Мы имеем законное право на атаку вооруженных людей. Рамазанов рассчитывал, что будет прикрывать их своим авторитетом, но этот номер не пройдет. Как только будет найдена «грязная бомба», мы будем иметь право на его задержание или уничтожение, если окажет сопротивление. А он, надеюсь, его окажет…

Когда ситуация позволила, мы выехали догонять банду генерала Рамазанова. Их внедорожники вошли в ущелье, они уже не могли нас наблюдать, если только не выставили у ворот часовых. Впрочем, согласно карте, в этом ущелье и ворот как таковых не было, и часовых с хорошим обзором пространства выставить было негде. Вернее, ворота были, но настолько широкие, что туда мог бы войти развернутым строем целый танковый батальон. И только дальше ущелье сужалось. Причем сужалось резко и круто, и скалы сразу нависали над проходом так, что внутри было, наверное, темновато.

Это я узнал из объяснений майора Николаева, поскольку сам рассмотреть ущелье возможности пока не имел. Инфракрасный прицел, изображение с которого майор Рудаковский транслировал на мой планшетник, часовых не увидел. Не увидел их и тепловизор вертолета, о чем командир борта сразу же сообщил нам.

Боевая машина пехоты не видит разницы между плохой и хорошей дорогой. И потому ехали мы на предельной скорости. Единственно, мне и майору Николаеву, поскольку уже оба мы ехали «на броне», пришлось крепче держаться за поручни, чтобы не свалиться.

Тряска на скорости ощущалась меньше. Казалось, что БМП вообще передвигается по ровному асфальту. И только после поворота, на котором мы начали повторение маршрута генеральской банды, неровности дороги стали заметнее. Они сводились к крутым спускам и резким подъемам. А естественные ямы и бугры, которые не стали преградой даже для колесных внедорожников, гусеничным БМП тем более передвигаться не мешали.

Только миновав ворота, мы остановились среди невысоких, уровня полутора метров скал. Там БМП не бросались в глаза, как бросались бы на открытом месте, и при необходимости могли бы стрелять из башенных орудий прямо поверх скал.

Я ориентировался на карту в планшетнике. Там, где ущелье сужалось, в пятистах метрах от того, что мы привычно именуем воротами, находился поворот. А дальше внедорожники могли и не проехать. Карта, к сожалению, не показывала, где находятся россыпи крупных камней, про которые говорил мне майор Николаев. Появиться они могли сразу за поворотом. А автомобили не слишком приспособлены для прыжков по валунам. Впрочем, БМП, вероятно, тоже с такой дорогой испытывала бы естественные затруднения. Мехводы БМП, как и мехводы-танкисты, не любили по камням ездить, где есть опасность сесть брюхом на камень и без чужой помощи уже не съехать. При этом рискуя получить определенные повреждения.

И потому нам следовало проявлять осторожность. С внедорожниками наверняка осталась охрана. Кто-то из охранников мог выглянуть из-за поворота и увидеть нас, если бы мы подъехали ближе. Но рассмотреть и определить башню БМП среди скал сложно.

– Выгружаемся! – дал я команду. – Снайперы страхуют.

Все три взводных снайпера оказались в нашей группе. Для страховки, как позицию, они выбрали башни боевых машин пехоты. И сразу принялись ощупывать прицелами крайние подступы к ущелью. Но, к счастью бандитов, никого увидеть не смогли.

Майор Николаев тем временем связывался через переговорное устройство с колонной военных химиков. Результаты поиска ему, видимо, доложили, и, судя по его лицу, результаты эти майора не радовали.

– Тишина? – спросил я.

– Приборы определили небольшую радиоактивность в одном из дворов. Но, оказалось, посреди двора лежат три громадных гранитных валуна. Они и фонят. Гранит вообще часто фонит. Пришлось поругаться со стариком – хозяином двора. Правда, когда ему объяснили про радиоактивность гранита, хозяин слегка испугался, сказал, что к нему часто внуков из Махачкалы привозят, и даже попытался потребовать, чтобы военные химики очистили его двор. Видимо, что-то слышал про дезактивирующие растворы и хотел, чтобы такими растворами полили его камни. И слушать не хотел, что это ничего не даст, поскольку камни фонят изнутри.

– Не поливали? – усмехнулся я.

– Нечем… Разве что пеной от огнетушителя можно было бы попробовать…

Я хорошо знал, что среди местных жителей порой встречаются интересные типы, которые всегда желают настоять на своем, уверенные, что это их право. И свое мнение предпочитают считать единственным и обязательным к выполнению.

– Легко химики отделались… – оценил я ситуацию. – Сколько уже осмотрели?

– Последняя улица осталась, самая маленькая. В течение пяти минут обещали сообщить.

Майор Николаев даже шлем от «Ратника» пока не надевал. Ждал этого сообщения.

– А если ничего не найдут? – спросил я.

– Тогда нам нечего будет предъявить генералу Рамазанову.

– А организацию банды?

– Это тоже следует доказать. У нас пока единственное доказательство – гибель водителя и четверых спецназовцев. Но все данные попадут в Следственный комитет. И я не уверен, что оттуда даже после требования прокуратуры к нам перейдут настоящие данные на погибших бандитов. Скорее всего, это окажутся какие-нибудь жители ближайшего села, которых специально ради этого случая убьют.

– У «Ночного охотника» должна остаться контрольная видеозапись происшедшего на дороге, – успокоил я Николаева. – А там видно, что люди вышли из машины в генеральской колонне.

– Есть запись объективного контроля, – подтвердил майор Рудаковский, но на майоре Николаеве не было шлема, и потому он не слышал.

– Хорошо, если так. Но статью о терроризме предъявить Рамазанову будет трудно.

– Создание банды – это не создание охотничьей группы. Выстрел из гранатомета, гибель людей – разве это не терроризм?

– Крючкотворы из Следственного комитета сумеют перевести дело на статью о бандитизме. У генерала в республике серьезная поддержка. А здесь уже будет несложно через пару лет вытащить генерала из любой «зоны». Да и на «зоне» он будет жить, думаю, припеваючи. Проще генерала уничтожить в бою, если бой будет.

– Бой будет наверняка. Хотя уничтожать человека, не имея доказательств, – это с правовой точки зрения как-то… – возразил я. – Не совсем правильно… По крайней мере, я такого приказа своим снайперам не дам.

Николаев посмотрел на меня не слишком добро. Ему, видимо, не понравилась твердость моего голоса. Он ожидал другого. Но я уже много раз слышал истории, когда спецназ ГРУ просто использовали в своих целях, и не хотел, чтобы так же использовали меня и мой взвод.

– А нападение на тебя, старлей… Там, на дороге, когда ты тело безголового эмира перевозил… Твой стопроцентный «двухсотый»… Это не доказательство?

Николай Николаевич пытался пробудить во мне жажду мести, не больше и не меньше, рассчитывая на естественную мужскую вспыльчивость. Но у меня крепкая нервная система, а люди с крепкой нервной системой никогда не бывают мстительными. Я вообще считаю, что мстительность – это удел женственных натур, которые не в состоянии бывают за себя постоять физически. А я со своими солдатами за себя постоял, думаю, жажда мести должна охватить бандитов, которые понесли значительные потери.

– Я не могу взять на себя функции суда, – упрямо стоял я на своем. – У меня нет доказательств, что нападение организовано генералом. У вас тоже, товарищ майор, таких доказательств нет. Только предположения и логические посылы, которые не могут быть аргументами в суде. Но я могу взять на себя другие функции. Коробков! – позвал я по связи, сообразив, что можно сделать в данной ситуации дополнительно.

– Слушаю, товарищ старший лейтенант.

– Там у вас военные химики со своими приборами ничего найти не могут…

– Осмотр, товарищ старший лейтенант, еще не завершен. Еще четверть улицы осталась.

– Ты сам что думаешь обо всем этом?

– Я даже не знаю, что искать. Меня в курс дела не вводят. На нас возложены функции охраны, вот мы и охраняем в полной готовности…

– Искать нужно что-то радиоактивное.

– Жидкое? Твердое?

– Все, что угодно. «Грязная атомная бомба», короче говоря, но никто не знает, как она выглядит. «Грязная атомная бомба» – это то, что может только одной радиоактивностью воздействовать на людей. Да и то в случае взрыва. Сам взрыв не несет ядерного разрушения. И не обязательно это должно быть что-то крупное. Крупное проблематично через границу тащить. Да и для хранения крупногабаритная вещь опасна. Потому я предполагаю что-то более простое. Но не могу знать, что именно. Где бы ты спрятал, сам соображай. Тайник, короче говоря, должен быть.

– Искать следует, естественно, там, где есть природный фон. Во дворе, который мы уже прошли. Под теми камнями, что «фонили». Мне сразу показалось, что камни неглубоко в земле сидят. А сейчас, насколько я знаю, существуют технологии изготовления искусственного гранита. Искусственный, в отличие от натурального, не имеет радиационного фона. И не пропускает влагу, а естественный влагу хорошо впитывает.

– Подскажи капитану Орешкину. Если ничего не найдете, возвращайтесь туда, разыграйте комедию, из огнетушителей камни полейте и присмотритесь там внимательно. Или еще чем-нибудь полейте, что под руку подвернется. Будет впитывать, нет?..

– У нас в машине канистра с маслом стоит. У масла есть проникающий эффект. Только мехвод говорит, что ему за масло от командира автороты попадет…

– Беру на себя. Если что – я приказал. Вплоть до того, что сам взял вопреки возражениям. Могу даже потом на свои деньги купить канистру. Не стесняйся, используй.

– Понял. Поищем…

Младший сержант Аркадий Коробков у нас во взводе был специалистом по методам маскировки. Если он сам что-то прятал, то найти было практически невозможно. У меня была надежда, что он способен и на обратный процесс, то есть на поиск тайника.

Майор Николаев мой разговор с младшим сержантом не слушал. Он в это же время беседовал с кем-то по переговорному устройству. И, когда я подошел, бессильно развел руками:

– Последнюю улицу проехали. Ничего не нашли. Но я точно просчитал, что это должно быть там. Вместе со специалистом-профессором просчитывали. Может, где-то вне села? Рядом с огородами? Ты пока выдвигайся в ущелье, а я подскажу подполковнику Охрименко, где искать…

Он опять поднес ко рту переговорное устройство.

– Понял, товарищ майор. Мы работаем, – согласился я. – Посоветуйте капитану Орешкину использовать опыт младшего сержанта Коробкова. Он лучший специалист в нашей бригаде по маскировке тайников.

Это я уже от себя добавил. В бригаде были такие асы маскировки, которые спецам из ФСБ и не снились. Коробкова равнять с ними было еще рановато. Тем не менее я считал, что мои фантазии могут пойти на пользу делу. Я хорошо знаю из собственного опыта профессиональную самоуверенность спецназа ФСБ. И этот опыт давал мне право предположить, что Коробкова без приказа сверху могут просто не послушать.

Майора Николаева я не пожелал пригласить к участию в боевых действиях.

– Первое и второе отделения! За мной! До поворота бежим в ускоренном темпе! Снайперы прикрывают перемещение.

Я побежал первым, держа автомат наперевес, готовый стрелять во все, что попадет в сферу обзора моего прицела. Бежал, не оглядываясь, но хорошо зная, что бегу не один и оба отделения стремятся от меня не отстать. Камней на пути было немало, но я не спотыкался, хотя под ноги себе и не смотрел. И уверен был, что и солдаты тоже не споткнутся. Они обучены правильно ставить ногу при беге по такой поверхности – сначала на каблук, потом перекатываясь на всю ступню. Это слегка замедляет бег, но из двух зол предпочтительно выбирать меньшее. А если смотреть под ноги, то легко можно пропустить опасность впереди, хотя от этой опасности и страховали тяжелые стволы винтовок снайперов. Но опасность была реальной, а прицел снайпера имеет узкий сектор обзора.

Снайперский прицел излишне конкретен для прикрытия. А реальность опасности стала понятна, когда я добежал до крайней скалы, но не залег, а сразу проскочил дальше, скачком ушел влево и взглядом поймал и стоящие веером, капотами внутрь, внедорожники, и пятерых водителей, что остались при машинах. Все они были при оружии.

Приклад автомата я держал у плеча. Оставалось только приложиться к прицелу. Для этого я остановился и тут же дал две короткие очереди. Наушники донесли до меня еще несколько очередей. Солдаты не отстали от командира и сразу уничтожили всю охрану внедорожников, не позволив ей оказать сопротивление. А укрыться за машиной было возможно только тому, кто находится настороже и готов был к такому действию в любой момент времени.

– Тихомиров, – сказал я на ходу, – собери у всех документы. В том числе и на машины. Машины станут нашими боевыми трофеями.

– Есть собрать документы, товарищ старший лейтенант, – отозвался старший сержант.

– Снайперы! Ко мне! Догоняйте взвод…

– Уже бежим, – за всех троих ответил сержант Занадворов. – Почти прибежали.

Я, обернувшись, увидел, как из-за поворота, покачиваясь на бегу, появляется объемный глушитель его винтовки. Поворот был плавным, и потому самого сержанта видно еще не было. Он бежал близко к скале, из-за которой я выскакивал, резко принимая влево, чтобы сразу увидеть противника. Я ждал встречи с противником, а противник встречи со мной и с моими солдатами не ждал, и потому мы среагировали быстрее. Водители схватиться за автоматы успели, но ни один не успел дать очередь и хотя бы звуком предупредить тех, кто ушел в ущелье. А наши глушители никого предупреждать не любят.

Я заглянул в лицо каждому из убитых бандитов. Ни один не подавал признаков жизни. Только один из пятерых был в бронежилете. За что и получил две пули. Одну в горло, вторую в рот. Видимо, пули одной очереди. Чья-то дополнительная очередь порвала камуфлированную обшивку на его бронежилете.

Нас было больше, и потому некоторым бандитам досталось по две очереди. И это при том, что часть моих солдат даже выстрелить не успела.

В школе я учился не всегда плохо и потому считать научился. И сейчас легко подсчитал, что у нас осталось только одиннадцать противников. Двенадцатый – генерал.

– Товарищ майор, – доложил я Николаеву. – Машины захвачены, охрана уничтожена. Можете выдвигаться к нам, здесь безопасно.

Николай Николаевич прибежал бегом, держа перед собой переговорное устройство и что-то сообщая в него. Но спохватился, видимо, что не снял наш шлем, только микрофон отключил, и не вставил в ухо наушник от «переговорки», и потому ответ не разобрал. Однако ответ, видимо, был не так уж и важен майору. Важно было то, что он сам сообщил. Коротко глянув на убитых, лежащих неровной кучей, кого где и в каком виде застала смерть, Николаев сообщил:

– Наши химики проехали до конца последней улицы. Ничего не нашли. Я подсказал Орешкину про твоего младшего сержанта. Капитан попробует использовать опыт военной разведки.

– А мы? – поинтересовался я.

– Ну, хотя бы задержать генерала ты, старлей, не отказываешься?

– Лично ему руки за спину заверну. Так удобнее будет в БМП заходить. На его внедорожнике я сам поеду, – я показал майору ключи со значком «Тойоты» на брелке. – Могу и вас подвезти…

– Договорились, – согласился Николаев. – Значит, будем выдвигаться в глубину ущелья. До пещер, как я говорил, пятнадцать километров.

– А вся длина ущелья?

– Двадцать два с половиной километра. Дальше – вертикальная неприступная стена. Через нее можно только на вертолете перелететь…

– Кстати, о вертолете… – напомнил о себе майор Рудаковский. – Я уже больше суток летаю с одной операции на другую. Я еще нужен?

Николаев посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.

– Можете быть свободны, Игорь Евгеньевич. Благодарю вас за содействие.

– Хоп! Я полетел на базу… Отключаюсь от связи. Если что-то срочно понадобится, обращайтесь через майора Абдусалямова.

– Удачи, товарищ майор. Спасибо… – сказал я.

– Не за что… – Последняя фраза была уже затухающей. Ее Рудаковский говорил, одновременно снимая шлем, чтобы надеть свой, привычный, для связи внутри экипажа и с диспетчером…

Пятнадцать километров только майору Николаеву казались дистанцией, достойной уважения. Для меня же и солдат взвода это была разминочная, по сути дела, дистанция. Иногда нам удавалось такую дистанцию ползком преодолевать, и даже по открытой местности, оставаясь при этом почти невидимками. И потому мы вступили в нее, не задумываясь. И шли достаточно быстро. Так быстро, что вскоре ведущий нашей группы старший сержант Тихомиров сообщил:

– Товарищ старший лейтенант, мы уже почти нагнали банду. Последние из бандитов только что свернули за ближайший поворот. До них метров восемьдесят, не больше.

– Больше! – не согласился сержант Занадворов, идущий следом за Тихомировым. – Я их в дальномер рассмотрел. Девяносто один метр. Девять метров ошибка. При стрельбе с дальней дистанции пуля имеет возможность на девяти метрах «загулять» в сторону.

– Мы не на дальней дистанции. На нашей дистанции это решающей роли не играет, – не позволил я развиться спору. – И не девять метров, а семь, потому что ты на два метра от Тихомирова отстал.

– Притормозим, – прохрипел майор Николаев.

Он поддерживал темп на одном усилии воли. В мышцах сила, видимо, еще была, но дыхания майору откровенно не хватало, и Николай Николаевич жадно глотал воздух раскрытым ртом. Но я не заострял на этом внимание, считая, что, когда дыхание совсем остановит старшего следователя ФСБ, он сообщит об этом сам. Но подготовленность своих солдат я желал майору продемонстрировать. И это получилось. Я не готов был голословно утверждать, что мой взвод подготовлен лучше отряда спецназа ФСБ. Для такого утверждения следовало два подразделения рядом запустить. Не знаю, как в отношении чего-то другого, но, по крайней мере, в умении передвигаться мой взвод никому не уступил бы.

– Тихомиров, притормози… – приказал я.

Старший сержант не остановился полностью, но темп сбавил резко, более, чем вдвое. Но мы прошли уже, согласно моим ощущениям, около двенадцати километров. Может быть, немного меньше. Я подумал даже, что майор Николаев сможет дотянуть до конца маршрута на силе воли. Характер у него, видимо, был. И это вызывало уважение.

Когда мы дошли до поворота, я заглянул в монитор планшетника. Впереди был длинный прямой участок. Предполагая, что генеральская банда не успела его миновать, я дал команду к полной остановке. А сам с биноклем ползком выбрался за поворот.

Бинокль показал мне, что бандиты разделились на две неравные группы. Одна, из восьми человек, оторвалась от второй, отстающей, метров на сорок. Видимо, в той группе шли спортсмены. Вторая группа из четырех человек отстала и растянулась. С помощью бинокля я попытался найти в отставшей группе человека с генеральскими лампасами, но не нашел. Все четверо были бородатыми мужиками лет около сорока. Но это могло оказаться обманчивым впечатлением, поскольку представители кавказских народов седеть начинают рано, часто уже после двадцати лет. Многие в этом же возрасте или лет через десять начинают и лысеть.

Я ни разу не видел в лицо генерала Рамазанова. Но из четверых отставших ни один в моем представлении на генерала не походил.

Тогда я стал внимательнее осматривать людей из передовой группы. И, к своему удивлению, обнаружил, что генерал идет ведущим и даже задает достаточно высокий для неподготовленных ходоков темп. Его физическая форма была совсем не такой уж плохой, как недавно пытался убедить меня второй пилот вертолета «Ми-8».

– Что там, Геннадий Васильевич? – спросил майор Николаев, прислонившийся спиной к камню и так отдыхающий. Отдыхать его тоже не учили. Посмотрел бы, как делают солдаты, которые устали гораздо меньше майора. Они легли на землю, уже прогретую солнцем, и раскинули руки и ноги. Для восстановления сил это наилучшая поза.

– Генеральская банда разделилась. Восемь человек во главе с генералом ушли вперед, четверо отстали и еле-еле ноги волокут. Занадворов, можешь пару последних оставить лежать. Мы подойдем, тогда и унесем их, если понадобится, с тропы. Да тут и тропы-то нет.

– А если хватятся? – настороженно спросил Николаев, коротко глянув на внушительный глушитель винтовки сержанта и сообразив, что выстрела с таким глушителем слышно не будет совсем.

– Подумают, что просто темпа не выдержали и легли, отдыхают. Стрелять мы право имеем. Бандиты при оружии. Они уничтожили нашу машину с людьми. Кстати, вторым за лидером среди отставших идет гранатометчик. Его тоже можно остановить…

– Понял, товарищ старший лейтенант. Работаю, – легко согласился сержант Занадворов и двинулся к повороту. Но за сам поворот он не вышел, а выполз с уже подготовленной винтовкой.

Наушники донесли сначала два выстрела, потом, с минимальным промежутком, еще два. Порядок, в котором производился отстрел бандитов, сержант знал отлично и начинал, естественно, с последнего.

– Товарищ старший лейтенант, когда падал второй от нас, третий обернулся. Когда падал третий, обернулся четвертый. Пришлось тоже обслужить… – доложил сержант с чувством вины в голосе. Но он выполнил только необходимое.

– И ладно. Не жалко, – согласился я. – Меньше стволов будет направлено в нашу сторону. А вообще, если уж уничтожать, то уничтожать. Начали, так не надо останавливаться…

Майор Николаев сидел без шлема и потому выстрелы даже не слышал. Но отреагировал на мои слова – вопросительно поднял брови. Я объяснил ситуацию, и майор только кивнул. После чего замигала лампочка у него на переговорном устройстве. Николай Николаевич вставил в ухо наушник и нажал кнопку приема. Разговаривал долго. Вернее, не разговаривал, а слушал доклад, изредка перебивая его вопросами. По лицу майора я догадался, что военные химики добились результата.

– Коробков! – позвал я по связи. – Что там у вас, докладывай!

– Нашли, товарищ старший лейтенант. Полили гранит из огнетушителей. Камень влагу отталкивает. Как я и предполагал, камни оказались из искусственного гранита, пустотелые. Внутри был тайник с минами для «Подноса». Мины сильно «фонят». Хозяина дома задержали. Лежит здесь, связанный, материт нас почем зря… Грозит страшными карами. Не знаем мы, дескать, с кем связались… Вот, его тут прикладом «уговорили» помолчать… Взвод военных химиков вызвал грузовик. Сейчас грузят ящики с минами. Но мины уже со взрывателями, приходится с каждой свинчивать. Потому дело затягивается. Мин много. Двенадцать ящиков.

– Для «Подноса» мины, говоришь? Так вот для чего с поля боя вторая банда унесла миномет. Теперь понятно… Они его должны были генералу передать. Ладно, завершайте работу. Мы свою завершим. Занадворов! Можешь начинать работать… Соломатов, Коровкин, присоединяйтесь по моей команде. Вместе у вас лучше получится.

Майор Николаев завершил разговор раньше меня и теперь слушал приказания, которые я отдавал снайперам.

– Не рано? – спросил он меня. – Лучше бы дать им войти в пещеру и еще раз разделиться…

– А потом ловить их под землей? Это намного сложнее и опаснее, товарищ майор, открытого боя в ущелье. Жалко, вертолет мы отослали. Сейчас БШУ пришелся бы кстати. Но мы и так справимся. Вы, товарищ майор, оставайтесь рядом со снайперами. А я с двумя отделениями побегу вдогонку. Снайперы! В генерала не стрелять! Он живым нужен. Товарищ майор желает допросить его и устроить показательный процесс…

Сержант Занадворов дважды выстрелил.

– Их только шестеро, товарищ старший лейтенант, – сразу же доложил он. – Я остановил отставших. Теперь уже генерала точно не догонят.

– А если ранение? – спросил Николаев. – Не опасно сближаться? Раненого среди камней не видно. Не знаешь, откуда очереди ждать…

Он был уже в шлеме и мог разговаривать со мной по связи.

– Калибр «двенадцать и семь» не оставляет, товарищ майор, раненых. Если в конечность попадет, оторвет руку или ногу, в голову – оторвет голову. В корпус – оторвет тело и от головы, и от рук-ног…

– Ты как пойти-то думаешь? А если обернутся?

– Обязательно обернутся. Но уже поздно будет. Мы под стеной двинем, в тени, издали нас сразу и не заметишь. Расстояние плевое. Догоним быстро. А тогда уже будет поздно. До следующего поворота успеем. Взвод! За мной!

Я опять побежал первым, радуясь в глубине души, что старший следователь ФСБ не возомнил себя крутым парнем и не полез с нами в бой…

Обернулся генерал, когда дистанция между нами составляла уже меньше сорока метров. Но смотрел он не в нашу сторону, а искал глазами своих пропавших помощников. Наушники донесли до меня сначала только два выстрела. Потом уже не наушники, а эхо принесло сдвоенный грохот.

Генерал, оставшись только с одним-единственным спутником, сразу все понял. И заметался по ущелью, думая таким образом избежать пули. Он, видимо, не понимал, что такое оптический прицел. Существует старая истина: если в тебя стреляет снайпер – не убегай, иначе умрешь задохнувшимся. Эту истину знал, видимо, последний из генеральских бандитов. Он поднял автомат, запрыгнул на высокий камень и дал неприцельную очередь в начало ущелья. И тут же наушники донесли звук еще одного выстрела. Обезглавленного бандита словно ветром с камня сдуло.

– Генерала живьем брать, но не позволять стрелять в себя… – предупредил я и снова первым побежал на сближение с единственным противником. Но генерал, видимо, и не думал отстреливаться. Он отбросил в сторону свой автомат и закрыл ладонями лицо. Если бы он упал на колени, я подумал бы, что он молится.

– Вы арестованы, товарищ генерал, – буднично сказал я, оказавшись рядом.

– Ты кто такой? – спросил он, опуская руки, и я по взгляду понял, что он принял какое-то важное для себя решение.

– Старший лейтенант Сеголетов, спецназ ГРУ, – представился я. – С вами желает поговорить майор Николаев. Вы, видимо, знаете, кто это такой. Он будет вести предварительный допрос. Я буду при этом только присутствовать и бить вас по болевым точкам, если вы вздумаете говорить не то, о чем вас спрашивают. Будет очень больно. Но не обижайтесь, товарищ генерал, такая у меня работа…

– Ты знаешь болевые точки? – спросил он, не слишком, кажется, испугавшись.

– Конечно. Я изучал акупунктуру.

– Тебе, старший лейтенант, следовало бы пообщаться с моим руководителем клуба единоборств, он был помешан на болевых точках.

– Был?

– Да. Его только что застрелили. Последним… Ну, ладно. Я знаю, что вы ищете. И могу привести вас к «закладке».

– Вы, товарищ генерал, думаете, мины в пещере?

У генерала удивленно взлетели брови. Он не ожидал моей информированности. А его недавняя смелость была вызвана решением найти схрон в пещере и взорвать мины, чтобы уничтожить и себя, и меня, и мой взвод. Вот потому он не боялся ударов по болевым точкам.

– В настоящий момент с мин свинтили все взрыватели, и взвод военных химиков везет их на уничтожение. Предварительно, естественно, составят акт. Это для предъявления в суд вместе с материалами уголовного дела…

– Я проиграл… – признал генерал. – Старлей, дай мне пистолет и отойди на несколько шагов. Офицер должен уметь проигрывать по-офицерски. И хлопот вам меньше…

Пистолет у него был, это я понял по хитрым глазам генерала. Я вроде бы потянулся к своей кобуре, но, развернувшись, совершил скачок и нанес удар ногой в локтевой сустав руки генерала, которая тянулась за спину. После чего подал корпус вперед и просто уронил Рамазанова на камни. Перевернуть его лицом вниз – дело секунды. А через две секунды его пистолет был уже у меня в руке.

– Тихомиров, доставь генерала к майору Николаеву. Можешь подгонять с помощью пинков. Разрешаю… Если будет болтать лишнее, объясни ему наглядно, что без зубов он будет только шепелявить и ты все равно ничего не поймешь.

– Понял, товарищ старший лейтенант. Работаю…

Не каждому старшему сержанту доводится пинками гнать генерала. И потому пинки у Тихомирова получались смачные и звучные…