Prei monituse, prei minitusu. Или по-русски — кто предупреждён, тот вооружён. Добавлю — кто предупреждён и не вооружён, тот дурак и полный идиот. Я к тому, что утром иду, несу портфель, сменку и сумку с ТОЗом, а за поворот до школы меня встречает злой Санёк. В стороне пара его друзей, но они именно в стороне. Тут дело такое, разборки один на один считаются плюс-минус по чесноку, типа «двое дерутся, третий не мешай». За другие расклады можно огрести, как за наезд. Многое зависит от того, кто за кем стоит. У Быстрова в кулаке зажата свинчатка и он начинает базарить. Зря, я уже готов. Когда пацан замолк и стал замахиваться, выдёргиваю руку из кармана. Лёгкий бах и Сане поплохело. Не рассчитал малёха, многовато ему пришлось. Зато прямо в морду лица. Поднимаю свинчатку и спрашиваю: «Ты что про мою маму говорил?» Получаю в ответ кашель и много нехороших слов. Бить не стал, ему и так не очень здорово. Пошёл дальше, в школу опаздывать нехорошо.

На первом уроке наша классная Мария Ивановна велела сразу идти к военруку. К мелкашке я взял коробку со ста патронами. Геннадий Афанасьевич, благородный человек! Из скудных школьных запасов, выделил двадцать. Правда, десять отстрелял сам на пристрелке моей винтовки. Школьная ТОЗ-8 была раздолбана многими поколениями школьников, в прошлом на районные соревнования я брал её и получил почётное предпоследнее место. С новой игрушкой результаты по категории «10 выстрелов, 25 метров, лёжа, без упора» получились на уровне 2-ого взрослого разряда. В трёх сериях я не выбивал меньше 88. На первенстве школы, стреляя с упора, всего 81 набрал. Тренер очень впечатлился и отправил меня на большую перемену.

В столовке узнаю, что Саня у окулиста, приятели не догадались ему глаза промыть, а может не захотели связываться. Свинчатку отдал Пушкину. По местным понятиям свинчатка в пацанской разборке неправильно, вроде как мелочь по карманам в школьной раздевалке тырить. Пожаловался, что он мою маму поминал. Я ему за то не вмазал, пожалел, но нельзя матерью ругаться, такое вовсе не по понятиям. Зуб обещал пояснить Саньку, что мама дело святое, трогать её нельзя. Пацаны в лёгких непонятках, вроде я победил, но как-то неправильно. С одной стороны, свинчатка против своего же пацана, точно косяк, тем паче против слабосильного Дистрофика. С другой, на махру в глаза вроде запрещения нет, хотя раньше так не делали. В конце концов приговорили мою победу. За столом Ириска почему-то глаза отводит, зато Соня села рядом со мной.

Когда вернулся, Геннадий Афанасьевич уже поигрался с грузиками, переставил кольцевую мушку и чуть ослабил спуск. На следующих сериях выбил 89-91-90. На радостях военрук заставил вычистить винтовку.

На работе покушал, затем пошёл рисовать таблички. А что делать? Работать-то надо. Тут Марк Аркадьевич зашёл, похвалил и начал разговор. Что-то у него глазки бегают? Видать не простая тема будет затронута. Начинает мягко, так мол дескать и так, ты мальчик спокойный, умный, тихий, работящий. Опять же дядя Петя вспомнил, что обещал ему посылочку на материк привезти. Расходы оплатят, командировочные дадут, а по возвращении получу целую тысячу рублей. Тогда спрашиваю:

— Дядя Витя в курсе?

Замялся наш директор, всё то он знает про своих подчинённых.

— Алёша, ты умный мальчик и правильно понял ситуацию. У Виктора Тимофеевича была сложная жизнь и мы с тобой не имеем права его осуждать. Про деловые вопросы он не в теме.

Ну раз так, пришлось согласиться отвезти посылочку. Скрепили мы договорённость рукопожатием, а на прощание директор мне с нажимом говорит:

— Кроме нас троих, о передаче посылки никто не знает. Давай постараемся не увеличивать число посвящённых.

Понятно. Придётся везти шлих на материк. Я в делах не участвую, меня никто не знает. Молодой ещё к тому же. Если попадусь, то, как малолетний, отделаюсь сравнительно лёгкими неприятностями. Раньше золото добывали по всей Камчатке. В посёлках его принимали заготконторы, расплачивались специальными бонами, за которые можно было купить дефицитнейшие товары. Даже в разгар войны шоколад, какао и прочие изыски лежали на прилавке. Так дела велись, пока не издали очередной Указ, вдруг и сразу прикрывший целую отрасль и поставивший старателей вне закона. Народ пороптал и успокоился. Однако ещё Салтыков-Щедрин сказал: «Суровость законов Российской Империи смягчается необязательностью их исполнения». Люди продолжали мыть золото. Куда сбывали? Не знаю. Слышал, сибирские золотоноши до революции ходили продавать песок в Китай. Да и сейчас, коли есть возможность, наверняка кто-то ею пользуется. Окружающие относились к старателям неплохо. Работящие мужики тяжёлым трудом намывают золото. Не воруют, не грабят. А что запрещено, так вечно всё запрещают. Вон икорки в нерест не возьми, кричат браконьерство! Сами-то её небось трескают, аж за ушами трещит. В общем, по понятиям посёлка, я не сделаю ничего предосудительного.