Глава 9
Картограф Джонс
Неожиданное изменение социального статуса Макса переменило и всю его жизнь. Изменились отношения с прочими членами команды, правда не всегда к лучшему. Работавшие в центре управления считали себя аристократией команды, этот их статус оспаривался техниками, обслуживавшими силовую часть корабля, а у подчиненных казначея вызывал негодование. Макс быстро почувствовал, что гильдия, которую он оставил, относится к нему без прежней теплоты, в то время как та, в которую он пытается перейти, отнюдь не спешит принять его в свои ряды.
Мистер Джи теперь попросту его не замечал – он мог бы пройтись прямо по его голове, если бы Макс не успевал отскочить в сторону. Похоже было, что он воспринимает попытку продвижения Макса как личное оскорбление.
Ему потребовалось купить в корабельной лавке новую форму. Теперь, когда Макс стоял вахту в центре управления и когда, по пути на вахту и обратно, ему приходилось проходить через территорию пассажиров, слоняться в старом комбинезоне было непозволительно. Заработанных денег на форму не хватало, и мистер Койпер отоварил его в кредит, под расписку. Еще одной расписки потребовало разрешение работать вне гильдии. В перспективе, он должен будет выплатить кругленькую сумму в обе гильдии, если его переход осуществится, но эта проблема Макса пока не волновала. Расписался он весело и без сожалений.
Команда управления «Асгарда» состояла из двух офицеров: доктора Хендрикса, астронавигатора; его помощника, мистера Саймса, и еще пятерых: главного вычислителя Келли, картографа первого класса Ковака, картографа второго класса Смита и двоих вычислителей второго класса – Ногучи и Ланди. Связиста первого класса Беннета, по прозвищу Матрас, трудно было считать членом этой команды, хотя он тоже стоял вахты в «беспокойной норе»; звездный корабль очень редко оказывался на расстоянии радиосвязи с чем бы то ни было, только в самом начале и конце рейса. Беннет совмещал пост связиста с обязанностями секретаря и ординарца капитана Блейна, а прозвищу своему был обязан всеобщему убеждению в том, что большую часть своей жизни он проводит в койке.
«Асгард» непрерывно шел с ускорением, и поэтому требовалась непрерывная работа в центре управления, совсем не то что было на старых ракетных кораблях: десять минут пилотирования, а потом недели свободного полета, прежде чем опять возникала нужда в управлении. Капитан Блейн, естественно, и сам был астронавигатором, но шкиперы не стоят вахты. Астронавигатора-стажера в этом рейсе на «Асгарде» не было, так что офицеров, способных стоять вахту в центре управления, оставалось только двое. Эта нехватка восполнялась главным вычислителем Келли, который также наряду с офицерами стоял вахту старшим. Остальные рядовые стояли одну четырехчасовую вахту из четырех. При тех порядках, которые завел в центре управления «Десятичный знак» Келли, различие между вычислителем и картографом было чисто номинальным, – если человек чего-то не умел, он быстро учился или искал себе другой корабль.
Расписание было легким для всех, кроме Макса, – его для обучения ставили на вахты через раз: четыре часа вахты, затем четыре часа, за которые надо успеть поесть, умыться, расслабиться и, если останется время, поспать.
И все равно Макс блаженствовал. Он являлся до времени, а после вахты его приходилось иногда выгонять. Потом, много позже, Макс узнал, что таким жестким режимом Келли испытывал его на излом, пытаясь найти его слабые места, чтобы поскорее избавиться от него, если он не подойдет.
Однако приятными были не все вахты. Первую Макс стоял под командой мистера Саймса. Забравшись через люк в помещение центра, он изумленно огляделся вокруг. По четырем сторонам отсека были расположены великолепные параллаксные камеры. Между двумя из них сидел перед главным компьютером Ланди. Он поднял глаза на Макса и молча кивнул. Мистер Саймс сидел у пульта управления, лицом к люку: он должен был видеть, как появился Макс, однако ничем этого не выказал.
Вдоль стен помещения теснилась уйма прочих приборов, некоторые из которых Макс узнал по описанию в книгах или по фотографиям. Другие были ему совершенно незнакомы. Тут были приборы, передававшие обстановку во всех отсеках корабля, экран, воспроизводивший вид неба с кормы, «под» кораблем, микрофон и пульт управления внутренней системы оповещения, «бак», или стереокомпаратор, на котором снимки, сделанные параллаксными камерами, сравнивались с картами, астроспектрограф, доплероскоп, многоточечный измеритель температуры, посадочный радар – чересчур много всего, чтобы разобраться сразу.
Вверху сквозь астронавигационный купол сияла звездами Вселенная. Макс разинул рот и не мог оторвать глаз от звезд. Все это время он жил в своей стальной норе и почти не видел звезд. Даже дома, на ферме, он был ближе к небесной тверди.
– Эй, ты!
Макс вздрогнул и обнаружил, что на него смотрит мистер Саймс.
– Иди сюда.
Пока Макс выполнял это приказание, помощник астронавигатора продолжал:
– Ты что, не знаешь, что обязан доложиться вахтенному офицеру, когда заступаешь на вахту?
– Ох, извините, сэр.
– А кроме того, ты опоздал. – Макс украдкой глянул на хронометр, вделанный в пульт. До срока оставалось еще добрых пять минут. Саймс продолжал: – Печально, когда рядовой приходит на свой пост позже офицера. Как твоя фамилия?
– Джонс, сэр.
Мистер Саймс фыркнул. Это был краснолицый молодой парень с жидкими волосенками морковного цвета; фырканье было обычным его речевым приемом, по крайней мере – в разговоре с младшими по званию.
– Свари кофе.
– Да, сэр.
Макс собрался было спросить, где и как, но мистер Саймс снова погрузился в свое чтение. Макс беспомощно глянул на Ланди, и тот глазами указал направление. Позади шкафа с картами Макс обнаружил кофеварку, а под ней чашки, блюдца, сахар и банки со сгущенными сливками.
Он успел пару раз обжечься, пока приноровился к особенностям агрегата. Мистер Саймс принял варево, даже не взглянув на Макса. Макс не знал, чем еще заняться, и решил предложить чашку Ланди. Вычислитель тихо поблагодарил его, тогда Макс рискнул налить и себе; у него создалось впечатление, что здесь так принято. Он отнес свою чашку поближе к компьютеру и уже собрался пить.
Но не успел он начать, как раздался голос вахтенного офицера:
– Это что такое? Вечеринка? Джонс!
– Да, сэр?
– Прибери помещение. Можно подумать, здесь стадо свиней валялось.
Комната была совершенно чистой, однако Макс нашел и подобрал несколько клочков бумаги. Засунув их в мусоропровод, он натер все металлические ручки, ярко сиявшие и до того. Он начал было делать все по второму разу, когда Ланди жестом подозвал его. Макс помог Ланди сменить пластинки в параллаксных камерах и понаблюдал, как тот устанавливает электронный таймер. Мистер Саймс лично нажал кнопку пуска; это, похоже, было единственной работой, проделанной им за время вахты.
Ланди вынул пластинки из камер и установил их в «баке» для сравнения с картами, снял отсчеты и занес их в вахтенный журнал. Макс чисто номинально помогал ему, набираясь при этом опыта, как все это делается. Потом он опять начал драить медяшку.
Эта вахта продолжалась бесконечно долго. Макс вернулся в кубрик, начисто лишившись своего первоначального восторга.
Совсем другими были вахты под началом доктора Хендрикса и Келли. Под управлением Келли «беспокойная нора» превращалась в место очень веселое; он властвовал ею как благожелательный деспот, крича, ругаясь, обзывая последними словами кофе, понося своих подчиненных, которые отвечали ему тем же. При Келли Макс и в руки не брал полировочной тряпицы, он был слишком занят, и не только на подхвате, но и подробно изучая оборудование центра.
– Нам совершенно нечего делать, – кричал ему Келли, – пока мы не шлепнемся на эту гарсоновскую плешь. Нечего делать, кроме как скользить по этой канатке, пока не плюхнемся в грязь. Но ты, жеребчик, будешь у меня пахать. Когда мы туда прилетим, ты у меня будешь знать эту чертову «нору» лучше, чем твоя матушка знала твоего папашу, – или тебе придется доучивать пропущенное уже там, пока все твои дружки будут надираться до зеленых чертей. Хватай руководство по главному компьютеру, снимай заднюю панель и потеряйся в проводах. И чтобы я в течение остальной вахты не видел ничего, кроме твоей уродливой задницы.
И уже через десять минут Келли стоял на коленях рядом с ним и помогал разобраться в сложной схеме.
Макс учился, в чем ему сильно помогала фотографическая память, а еще больше – солидная теоретическая подготовка, полученная от дяди. Келли был доволен.
– Я полагаю, ты малость преувеличил, говоря, что ни черта не освоил на «Туле».
– Ну, не очень много.
– Во время твоей стажировки «беспокойной норой» командовал Йохансен?
– Э-э-э, да. – Макс отчаянно надеялся, что Келли не будет называть других фамилий.
– Так я и думал. Этот болван своей собственной мамаше не скажет, сколько ему лет.
Потом наступила вахта, во время которой Келли разрешил ему провести на компьютере тренировочный расчет сближения с точкой перехода; Ногучи диктовал цифры из таблиц, а сам Келли исполнял роль астронавигатора, следуя распечаткам данных последнего перехода корабля. Цифры для ввода в компьютер зачитывали вслух – в таком режиме приходилось работать непосредственно перед тем, как корабль совершал финальный рывок к скорости света, когда новые данные сыплются на астронавигатора сплошным потоком.
Келли диктовал данные значительно медленнее, чем это бывает на практике; Ногучи сверялся с таблицами и диктовал Максу числа для ввода в компьютер. Сначала Макс нервничал, пальцы его так дрожали, что трудно было попасть в нужные клавиши, но затем он успокоился и начал работать легко, словно он и машина были рождены друг для друга.
Келли диктовал: «…двоичный натуральный логарифм от ноль точка восемь семь ноль девяносто два». Потом Макс услышал голос Ногучи, повторявшего данные, но, пока вычислитель листал справочник в поисках нужной страницы, она появилась перед мысленным взором Макса, и он машинально нажал нужные клавиши, не дождавшись Ногучи.
– Поправка! – пропел Келли – Слушай, ты, тупица, тебе не надо вводить те циферки, которые я говорю, ты вводи те циферки, которые тебе Ногги скажет. Ну сколько тебе раз повторять?
– Но я же… – начал и осекся Макс. До этого момента никто на борту «Асгарда» не догадывался, что он обладает такой непристойно странной памятью.
– Что «ты же»? – Келли хотел было сбросить последние данные, введенные Максом, но приостановился. – Если подумать, ты же не мог ввести в эту кофемолку десятичные цифры. Так что же ты, интересно, сделал?
Макс знал, что прав, и очень не хотел, чтобы думали, будто он ошибся.
– Ну, я ввел те цифры, которые Ногучи собирался мне продиктовать.
– Повтори-ка это снова. – Келли смотрел на него не отрываясь. – Ты что, читаешь мысли?
– Нет, но цифры я ввел правильные.
– Хм… – Келли склонился над клавиатурой. – Повтори-ка, Ногги. – Вычислитель выдал длинный ряд нулей и единиц, двоичный эквивалент зачитанного Келли десятичного выражения; Келли проверял нажатые клавиши, губы его сосредоточенно шевелились. Он выпрямился. – Как-то раз один парень при мне тринадцать раз подряд выбросил семь очков, причем кости были честные. Что это было, Макс? Тебе просто повезло?
– Нет.
– Ладно. Ногги, кинь-ка мне эту книгу. – Келли довел задачу до конца, выдавая Максу только начальные данные и необходимые действия, не переводя числа в двоичную форму, которая требовалась компьютеру. Все это время он листал книгу и заглядывал Максу через плечо. Макс боролся с нервозностью и быстро нажимал клавиши; пот заливал ему глаза.
В конце концов Келли сказал:
– Хорошо, крутни-ка ему хвост. – Макс щелкнул тумблером, подавая сигнал, по которому машина заглотила программу и мгновенно ее переварила; ответ выразился в огоньках: горит – не горит, это был машинный эквивалент двоичных чисел.
Келли, при помощи справочника, перевел сигналы в обычный десятичный вид. Потом посмотрел в журнал. Потом он закрыл журнал и передал его Ногучи.
– Я думаю, мне не помешает чашечка кофе, – тихо сказал он и отошел.
Ногучи открыл журнал, посмотрел на лампочки, горевшие на панели компьютера, заглянул в таблицы и поглядел на Макса с очень странным выражением на лице. Макс поднял глаза и увидел, что Келли смотрит на него поверх своей чашки кофе с тем же самым выражением. Макс нажал на кнопку сброса, лампочки на панели компьютера потухли, он встал с насеста вычислителя. Никто не произнес ни слова.
Следующая вахта у Макса была с доктором Хендриксом. Вахты с астронавигатором нравились ему почти так же, как с Келли: доктор Хендрикс был дружелюбным и вежливым джентльменом, обучению Макса он уделял внимания не меньше, чем Келли. На этот раз Келли тоже был, он задержался после своей вахты, – вообще-то говоря, ничего необычного, главный вычислитель нередко заходил к астронавигатору в такие часы, чтобы проконсультироваться или просто поговорить. Но в этот день, заступив на вахту, доктор Хендрикс сказал Максу:
– Келли говорил мне, что вы учитесь работать на компьютере, Джонс?
– О да, сэр.
– Очень хорошо. Давайте проведем тренировку. – Доктор Хендрикс вытащил старый вахтенный журнал и выбрал в нем задачу подхода к точке скачка, аналогичную той, которую Макс решал в предыдущий раз. Келли взял справочник, готовясь исполнять роль «мальчика с таблицей». Однако он ничего не зачитывал. Макс немного подождал и, не получив от Келли двоичного числа, прочитал его со страницы, всплывшей в его памяти, и ввел в машину.
Так это и продолжалось. Келли не говорил ничего, только слегка облизывал губы и проверял, что сделал Макс, каждый раз, когда доктор зачитывал следующую часть задачи. Ковак стоял неподалеку и наблюдал весь этот спектакль.
В конце концов доктор Хендрикс закрыл журнал.
– Ясно, – сказал он вполне будничным голосом, словно перед ним был совершенно заурядный случай, – у вас, Джонс, очень интересная способность. Я читал про таких людей, но вы – первый, кого я встречаю лично. Вы когда-нибудь слышали про «Слепого Тома»?
– Нет, сэр.
– Возможно, в судовой библиотеке есть про него. – Астронавигатор помедлил секунду. – Ни в коем случае не хочу принижать ваш талант, но вы не должны пользоваться им во время реального маневра. Вы понимаете почему?
– Да, сэр. Думаю, что понимаю.
– А лучше сказать так, что вы не должны его использовать, пока вам не покажется, что сделана ошибка, – про ошибку вы должны сказать сразу же. Но все равно конечным авторитетом остаются печатные таблицы.
– Да, сэр.
– Очень хорошо. Зайдите, пожалуйста, ко мне в каюту после вахты.
Когда Макс сменился с вахты, по корабельному времени был «день». Он подошел к каюте доктора Хендрикса и помедлил. Тут-то на него и наткнулась Элли.
– Макс!
– О, привет, Элли! – Он почувствовал некоторую неловкость, сообразив, что ни разу не видел ее со времени своего продвижения по службе.
– Он еще говорит «привет». – Она встала перед ним, загородив проход. – Ты посмотрел бы на себя, видочек – будь здоров. Да у тебя глаза такие же красные, как кант на твоей рубашке. Где ты пропадал? Загордился, слишком хорош стал, чтобы встречаться со старыми друзьями? Даже к Чипси не заходишь.
Он забегал один раз, но с Элли не встретился. Больше он визитов не повторял, потому что парню, попавшему на его место, не слишком нравилось исполнять обязанности горничной при коровах, овцах, ламах и т. д.; похоже, вину за такую ситуацию он возлагал на Макса.
– Прости, пожалуйста, – смиренно произнес Макс, – все нет времени.
– Слабое оправдание. Знаешь, что ты сейчас сделаешь? Ты сейчас отправишься прямиком в салон, и там я тебе покажу – я тут придумала такой способ взять к ногтю твой любимый гамбит, ты только рот разинешь!
Макс раскрыл упомянутый рот, закрыл и открыл снова:
– Нет.
– Немного погромче, пожалуйста. Вы, кажется, употребили какое-то незнакомое мне слово.
– Послушай, Элли, будь разумной. Я же жду доктора Хендрикса, а когда он меня отпустит, попытаюсь хоть чуть-чуть поспать. Я недобрал уже часов десять.
– Ты всегда можешь отоспаться.
– Нет, когда стоишь на вахте четыре часа, потом четыре отдыхаешь, а потом снова на вахту. Приходится досыпать при малейшей возможности.
– Ты что, хочешь сказать, что стоишь вахту через раз? – удивилась Элли. – Да это же уголовное преступление.
– Может, и так, только так оно и есть.
– Но… Я с этим разберусь! Я поговорю с капитаном!
– Элли, ради бога, не делай этого!
– А что? Капитан Блейн – милый старичок. Не бери в голову, я с этим разберусь сама.
Макс глубоко перевел дыхание, затем заговорил, стараясь, чтобы его слова звучали поубедительнее:
– Элли, не говори ничего капитану, совершенно ничего. Мне сейчас выпал величайший шанс в жизни. Если ты будешь лезть в дела, которых не понимаешь, ты его погубишь. Меня снова выкинут к коровам.
– Да нет же, он такого никогда не сделает.
– Да ты пойми, Элли. Может, для тебя он и «милый старичок», но для меня он – капитан. Так что не лезь в это дело.
Элли надула губы:
– Я же помочь тебе хотела.
– Понимаю, и большое тебе спасибо. Но все равно не надо. И все равно я не могу прийти в салон – мне это запрещено.
– Я же думала… я думала, что ты от меня прячешься. А почему нельзя? Ты же разгуливаешь здесь, наверху, в этой красивой форме. Почему же нельзя?
Разговор был прерван доктором Хендриксом, возвращавшимся в свою каюту.
– Доброе утро, Джонс, доброе утро, мисс Кобурн. – Он прошел внутрь.
На лице Макса появилось отчаяние.
– Слушай, Элли, мне надо идти. – Он повернулся и постучал в дверь астронавигатора.
Доктор Хендрикс как будто и не видел его с Элдрет.
– Садитесь, Джонс. Очень интересное вы сегодня устроили представление. Мне крайне интересно, как далеко простирается эта ваша способность. Она ограничивается числами?
– Почему? Я думаю, нет, сэр.
– Вам пришлось много работать, чтобы добиться таких результатов?
– Нет, сэр.
– Хм… Мы сейчас кое-что попробуем. Вы читали… дайте мне подумать… что-нибудь из пьес Шекспира?
– Ну, в школе у нас был «Гамлет» и «Как вам это понравится», а еще я читал «Зимнюю сказку». Только она мне не понравилась, – честно добавил Макс.
– В таком случае вы, видимо, ее не перечитывали. Помните что-нибудь оттуда?
– Конечно, сэр.
– Хм… – Доктор Хендрикс взял с полки потрепанный том.
– Ну, например. Акт второй, сцена третья: Леонт говорит: «Ни днем ни ночью мне покоя нет! Но эти муки слабость, только слабость».
Макс подхватил:
– «…только слабость. И я, пожалуй, мог бы исцелиться, ее источник главный уничтожив: мою жену…» – Он продолжал, пока доктор Хендрикс не остановил его.
– Достаточно, вполне достаточно. Мне и самому не слишком нравится эта пьеса. Даже у бессмертного Билла бывали выходные. Только как это вышло, что вы прочитали эти самые таблицы? Все-таки даже самые скучные вещи Шекспира не такие скучные, как они. Я не читал их никогда, пользовался, конечно, но это нельзя назвать «чтением».
– Понимаете, сэр, дядя Чет, выйдя в отставку, привез домой все свои руководства по астронавигации. Он много разговаривал со мной. Так что я взял и прочел их.
– Это надо понимать так, что вы запомнили наизусть всю профессиональную библиотеку астронавигатора?
Макс перевел дыхание.
– Ну, сэр… Я их прочел.
Доктор Хендрикс взял с полки несколько книг. Двоичными таблицами он заниматься не стал – тут Макс себя уже показал. Он перелистывал руководства и задавал Максу вопросы. Потом начал просто называть номера страниц. Наконец он закрыл последнюю.
– Уф! – подытожил мистер Хендрикс и поморгал глазами. – Я, конечно, знаю, что в истории психологии есть много примеров таких способностей, но, надо признаться, когда сам с такими встречаешься – приходишь в некоторое замешательство. – По его лицу скользнула улыбка. – Хотел бы я посмотреть на брата Визерспуна, когда он об этом узнает.
– Сэр?
– Это наш Верховный секретарь. Боюсь, что он будет порядком шокирован; у него до крайности консервативные представления об охране «секретов» нашей профессии.
Макс неловко поерзал на стуле.
– У меня будут из-за этого какие-нибудь неприятности, сэр? Я же не знал, что мне не следует читать дядины книги.
– Что? Чушь это все. В астронавигации нет никаких «секретов». Вы пользуетесь этими книгами во время вахты, то же самое делают все члены команды в «беспокойной норе». Если меня спросить, так пусть, ради бога, их читают даже пассажиры. Астронавигация – не какая-то там тайная наука, она просто трудна. У немногих людей хватит математических способностей корректно провести расчеты, нужные для решения, скажем, задачи перехода. Но тех, кто занят в гильдии политикой, вполне устраивает, чтобы астронавигация представлялась неким оккультным ремеслом. Вы же понимаете, престиж и все такое. – Доктор Хендрикс помолчал, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – Джонс, я хочу, чтобы вы это знали. Келли думает, что из вас может что-то выйти.
– Ух, это приятно слышать, сэр.
– Только не думайте, что из-за того лишь, что вы запомнили все эти книги, вы знаете уже больше, чем он.
– О нет, сэр.
– По правде говоря, в центре управления нет особой нужды в вашем таланте. Необходимы те качества, которыми обладает Келли, – неустанное внимание к своим обязанностям, глубокое знание инструментов своей профессии, скрупулезная забота о мельчайших деталях, глубочайшая преданность своей работе, своей команде и своему кораблю и тем, кто выше тебя в профессиональном смысле. Келли не нужна эйдетическая память, хорошая обычная память в сочетании с умом и порядочностью – вот все, что нужно для этой работы. И это все, что нужно мне от вас в центре управления.
– Да, сэр.
Астронавигатор помедлил.
– Я не хотел бы, чтобы мои слова звучали обидно, но нужно добавить еще вот что. Подобные необычные способности иногда сочетаются с вполне обычным, а то и неполноценным разумом – настолько часто, что психологи даже придумали специальный термин – «idiot savant». Извините меня, пожалуйста: вы, самым очевидным образом, не идиот, но совсем не обязательно гений, даже если способны запомнить всю имперскую энциклопедию. Я хочу сказать, что для меня важнее ваш обычный здравый смысл и прилежное исполнение вами своих обязанностей, чем ваша феноменальная память.
– Я буду стараться, сэр.
– Я думаю, что со временем из вас выйдет хороший картограф. – Доктор Хендрикс показал, что беседа закончена. Макс встал. – И еще одно.
– Да, сэр?
– Существуют очень убедительные причины, связанные с дисциплиной и эффективностью работы, по которым рядовые не должны общаться с пассажирами.
Макс сглотнул.
– Я знаю, сэр.
– Тогда будьте осмотрительны в своих словах и поступках. Мои сотрудники всегда были осторожны в этом вопросе – даже если это нелегко.
Макс вышел из каюты с ощущением, словно из него выпустили воздух. Он шел сюда, чувствуя, что будет как-то вознагражден, – может, ему даже дадут шанс попытаться стать астронавигатором. Теперь, пропотев всю беседу, он как будто съежился до своих нормальных размеров.