В воскресенье, 20-го августа, Алисия и Эдвард с облегчением узнали из заметки в «Ивнинг Аргус», что Сидней Бартлеби после безрезультатных поисков своей жены покинул Брайтон.

Они жили уже в Лэнсинге под тем же именем: миссис и мистер Эрик Лиманз. Сняли там очень недорого дом, правда, слишком просторный, который помпезно назывался виллой. После извести о смерти миссис Лилибэнкс Эдвард все больше и больше склонялсь к тому, чтобы прекратить игру; он считал, что они навлекают н Сиднея необоснованные подозрения. Эдвард предпочел бы Споков но вернуться в Лондон, в то время как Алисия отправилась бы родителям успокоить их. Однако Алисия чувствовала себя не силах признаться родителям и Сиднею в том, что больше месяц под чужим именем жила с другим мужчиной. Эдвард намеревался жениться на ней после того, как она официально разведется Сиднеем, и Алисия хотела того же, но с каждым днем, несмотря на все усилия что-то решить и предпринять, все больше и больше погрязала в болоте нерешительности. В начале их связи с Эдвардом она неоднократно говорила ему, особенно после таинственной смерти миссис Лилибэнкс: «Эдвард, Сид не в своем уме, Я уже давно знаю это. Посмотри, как он вел себя с миссис Лилибэнкс. Какую комедию разыграл с этим ковром! Помнишь, газеты писали о его нервозности в связи с биноклем? Он уже не способен отличить правду от вымысла».

– Тогда, дорогая, ты должна действовать сама, пока он еще чегонибудь не натворил. За то, что ты сделала, тебе не грозит тюрьма. Ты ведь не первая женщина, у которой есть пресловутая «внебрачная связь»…

Слова Эдварда, вместо того, чтобы приободрить ее, напротив, напугали и еще больше парализовали Алисию.

– Теперь я не могу появиться перед ним, – решительно сказала она. – Он убьет меня на месте или, в лучшем случае, решит, что я привидение. Он сошел с ума, Эдвард… Я не хочу, не хочу в этой ситуации показываться ему на глаза.

– Я не думаю, что он сошел с ума, – нервно отвечал Эдвард. – Скорее всего, он просто ждет, что ты вернешься.

– Почему ты так думаешь?

Эдвард не мог объяснить, но у него было впечатление, что он начинает понимать, что происходит с Сиднеем. Он не смог бы выразить это словами. Со стороны Сиднея все же было очень мило приехать в Брайтон, на розыски Алисии… и не найти ее.

– Я не могу представить себе, – уже не в первый раз говорил он, – чтобы Сидней действительно объехал здесь все вокруг и не нашел ни тебя, ни меня. Где-нибудь на улице или в магазине.

Алисия в задумчивости посмотрела на него. Она подумала вдруг, что Сидней наверняка видел ее, но специально ничего не предпринял. Такое извращенное поведение было вполне в его стиле.

– Может, он и видел тебя, но я уверена, что тогда на вечеринке он тебя не запомнил.

Обычно после этих ее слов Эдвард замолкал (они говорили об этом уже в третий раз), он вовсе не был уверен, что Сидней не догадывается об их связи. Но если он выскажет эти подозрения Алисии, она потеряет остаток мужества и навсегда простится с ним из-за своего раненого самолюбия. Василий, между прочим, сообщил ему, что некоторое время назад Инес и Карпи расспрашивали о нем.

Старый добрый Василий! На него можно было положиться в любой ситуации. У Эдварда было подозрение, что Сидней просил Инес и Карпи навести о нем справки, и, наверное, эти женщины уже знают всю правду о нем, и, возможно, уже не только они. Поездки из Лондона в Брайтон становились для Эдварда все более и более мучительными. У него появилось ощущение, что за ним следят; следят, когда он ступает на платформу в Брайтоне, когда при встрече целует Алисию в щеку. Все это так болезненно сказывалось на его психике, что в Лондоне ему приходилось почти ежедневно пить снотворное, чтобы заснуть. Его не отпускало постоянное предчувствие какой-то надвигающейся ужасной беды, если он не вернется к своей привычной жизни состоятельного холостяка, проводя свободное время за чтением, слушая музыку или ужиная в одиночку субботним вечером. Алисия, правда, говорила, что она тоже мечтает о такой жизни.

– Мы навсегда застрянем в этом болоте, если ты не предпримешь каких-нибудь решительных шагов, – сказал ей Эдвард. – Тебе нужно связаться с Сиднеем хотя бы для того, чтобы развестись.

Алисия только качала головой и нервно покусывала нижнюю губу. Зачем нужно так усложнять и запутывать дело? Все из-за, Сиднея. Если бы он не выкинул глупость и не закопал дурацкий, ковер, чтобы потом прикинуться клоуном, делая вид, будто, нервничает, и изображая из себя виноватого, когда друзья или полицейские спрашивают о ней. Если бы не его фокусы, Эдвард и она не оказались бы в такой ситуации. Алисия просто уехала бы, на несколько месяцев, как и сказала Сиднею, и он на это согласился. Она могла бы какое-то время спокойно встречаться с Эдвардом, а потом вернуться и сказать Сиднею, что хочет развестись. Теперь же Алисия подсознательно хотела отомстить Сиднею и заставить его, как он того и хотел, а может, даже еще глубже, погрязнуть в том положении, в котором он оказался.

– Я тоже думаю, что Сидней видел меня где-нибудь, – сказала она Эдварду. – Хотя все эти дни я, естественно, была очень осторожна. Но мне приходилось выходить за покупками… Впрочем, ты говорил, что не видел его в пятницу на вокзале.

– Я не смотрел по сторонам. Это привлекает внимание. Но он мог меня видеть.

Эдвард сидел на террасе в соломенном шезлонге и подкрашивав белой краской свои ботинки.

– Послушай, если он меня видел, он мог бы уже рассказать об этом, правда? Что же ему мешает? Так что нельзя сказать, будто делаю все, чтобы Сиднея обвинили в убийстве.

– Но дорогая, мы же не знаем наверняка, что он нас видел. Дело и не в этом. Ну и что из того, что он с какой-то там вероятностью тебя видел или что так могло быть? Мы же все равно не знаем. По-моему, более логично будет предположить, что он тебя не видел и, следовательно, не может выйти из этой истории, раскрыв, где ты находишься.

Эдвард замолк, не закончив свою мысль. Алисия посмотрела на него.

От волнения глаза ее наполнились слезами.

– Я знаю, что ты хочешь сказать: я должна вернуться и сама во всем разобраться. Но я не могу, вот и все. Я скорей убью себя.

– Это абсурд, – серьезным тоном возразил Эдвард. – Послушай, дорогая, любишь ты Сиднея или нет, хорошо он с тобой обращался или плохо, если так пойдет и дальше, он потеряет еще и работу.

– Какую работу? Ты говоришь об этом несчастном телесериале?

Эдвард знал от Василия, а тот – от Инес и Карпи, что Сидней продал «Лэша».

– Ты говорила, что он пишет книгу. Алисия не думала о Сиднее. Она с грустью рассматривала свою картину, висевшую в глубине комнаты, лучшее и большее из того, что она сделала за свою жизнь, – 1,24 м на 2,40 м – абстрактную композицию на тему моря и цветов.

Рядом с Эдвардом она могла работать по-настоящему. Его серьезность, даже консерватизм в отличие от капризного безрассудства Сиднея стимулировали ее воображение. По его рассказам она хорошо представляла, какую жизнь ведет Эдвард, какие у него друзья, какой дом, знала, что лондонская его квартира была обставлена старинной мебелью, которую домработница до блеска натирала воском. Именно в такой жизни она нуждалась и именно для такой жизни воспитала ее мать. Но Сидней, учинив весь этот цирк, грозил теперь расстроить ее прекрасное будущее с Эдвардом. И оправдать теперешнее свое поведение Алисия могла только тем, что боится Сиднея. Это было единственное более или менее приемлемое объяснение. Ничего теперь она не боялась так, как того, что полиция все-таки выяснит, под каким именем и с кем она скрывалась в течение двух месяцев. Родители никогда бы ей этого не простили. А карьера Эдварда была бы погублена.

– Я не могу вернуться, Эдвард, – сказала Алисия, закрывая лицо руками. – Прошу тебя, войди в мое положение.