ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
О встрече троих вожаков оборотней и решении трех ведьм

— Не знаю, — дерзко отмахнулся пробегавший мимо подросток и тут же, взвизгнув, взлетел над выложенной песчаником дорожкой, болтая босыми ногами в синевато-серых, явно великоватых ему штанах.

— Лжешь, — почти весело сообщил дракон, искоса поглядывая на оборотней, замерших на том месте, где их застал визг парнишки.

— А ты не хватай! — еще храбрился мальчишка, а в глазах уже метался тревожный блеск застарелого страха.

— Если бы ты сказал правду, причем вежливо, как подобает отвечать пришедшему в гости вожаку соседней стаи, а не показал хвост, — спокойно и назидательно объяснил Иридос, — никто тебя и не подумал бы ловить. И трясешься ты зря, лапа у меня сухая, теплая, мягкая и держит тебя очень удобно, раз даже штаны до сих пор не потерял.

Парнишка вмиг уцепился одной рукой за сделанный из куска веревки пояс, а другой попытался оттолкнуть то невидимое, но плотное, что чужак называл лапой.

— Так это же Иридос, — громко оповестил выскочивший из-за угла волк и мгновенно распрямился, сбрасывая с себя кокон. — Галь, мошенник! Ты почему нагрубил нашему спасителю?

— Не грубил я, — забубнил волчонок, с тоской поглядывая на тропу, до которой не доставал ногой не менее пары локтей. — Сказал — не знаю!

— И соврал, — уверенно закончил за него дракон, опуская мальчишку на плиты двора. — Так где у вас Дед?

— В саду, — сразу помрачнел волк. — Сам найдешь или проводить?

— Что, не в духе? — понимающе усмехнулся магистр. — Проводи немного, а пока расскажи, как вы устроились и чего не хватает.

— Устроились… — неопределенно пожал плечами провожатый, — и всего хватает. Маги мешками тащат и одежку и еду. Но многие говорят, что это ненадолго и нужно искать работу. А где ее искать, если жители на нас как на бандитов смотрят?

— Они пока правды не знают и не должны, — строго глянул на провожатого дракон. — Собери всех и объясни — вас в этот замок отправили на год, на отдых и лечение. И думать нужно не о работе, еде и одежде, все это будет. Сначала научите детей жить в этом мире, свободно разговаривать с людьми, правильно оборачиваться, плавать, ходить по лесу, распознавать травы и животных. Они же не видели ни жуков, ни бабочек, не говоря про змей и ежей. Ну все, беги, я его уже чую…

Дед сидел в густо заросшей вьюнами беседке, грыз зеленоватое яблоко и кривился, словно от кислятины, но маг еще издали почувствовал тоску и растерянность, не менее рьяно грызшие самого вожака.

Однако говорить ничего не стал, сел напротив, выхватил из лежащей на скамье кучки самый зеленый плод и один миг подержал в ладонях. А когда распахнул их, по беседке поплыл густой яблочный аромат, напоминающий о близости последнего летнего месяца, наполненного запахами молодого меда, спелых фруктов и огромных, полосато-желтых торемских дынь.

— Легко тебе, — беззлобно огрызнулся Сенарг, принимая неожиданный дар, и тяжело вздохнул. — Ничего нового?

— Почему ты мне не признался, что его отец, когда я вел тебя сюда? — в упор глянул в лицо оборотня глава дома ди Тинерд. — Или скажешь, ничего не знал?

— Не скажу. Фани уже просветила. Я с ней тридцать лет знаком… совсем девчонкой была, но и тогда ни в чем не лгала.

— Твоя жена в то время была не намного старше, — тихо буркнул Иридос, глядя в сад, и вдруг возмущенно зашипел: — Ну что за семейка! Тот как заяц бегает от девушки, без которой жить не может, этот добровольно себя истязает, королеву Олифания с магом успокаивающими отпаивают, а я все должен терпеть!

— Неужели нет способа… щита какого-нибудь? — мрачно посочувствовал Дед.

— Все у меня есть — шапочка особая, но ведь сам снимаю, добровольно! Иначе не поймешь, чего вы хотите на самом деле! — сердито рычал дракон. — Ну почему ты сидишь здесь, а не возле нее? Ради чего мучаешь любящую тебя женщину?

— Заткнись хоть ты, не режь по живому! — так же яростно огрызнулся Сенарг. — Не могу я сейчас ничего решать, пока он в вашем стазисе! Он ведь взрослый мужчина и вожак, и по закону его мать входит в его стаю, не важно, знает она об этом или нет. И я тоже, ведь мне кинжал гномы сделали, и никакой силы он не имеет. Значит, все мы его стая и живем в его замке. Я ведь дом сразу узнал, хотя его перестроили и отделали так, что не стыдно королей принимать. Оборотни на второй этаж даже босиком не ходят, боятся что-нибудь задеть. Но я не об этом… просто все перепуталось, и я не хочу ставить его перед случившимся. Решать должен он, если ты помнишь наши законы.

— А я их и не учил, — беспечно фыркнул дракон, достал из воздуха огромную грушу и откусил. А прожевав, объяснил: — Я своим сразу сказал: в нашей стае будут люди, дроу, ведьмы, оборотни и маглоры. И никто из них не должен исполнять чужих законов, поэтому законы будут новые, общие и удобные для всех, потому что нам по ним жить. Но кое-что все же постепенно выучил, советники объясняют, когда случается какая-нибудь путаница. И потому точно знаю: никто не вправе отменить свадебный ритуал и разлучить мужа с женой. Так что сейчас ты лукавишь, и я понимаю почему. Боишься, что тебя примут из жалости или чувства долга. Поэтому сейчас мы пойдем к нему… магистры обещали мне разбудить его к завтраку. Обрадую друга неожиданной находкой.

— Погоди! — вскинулся Дед, но тут же возмущенно нахмурился, обнаружив, что по-прежнему сидит, но уже в совершенно другом саду. — Иридос!

— Идем. Это не плато, там для вас слишком много энергии, а мой дом. Но для Рада мы поставили особый шатер на берегу реки, там отличный вид.

— А зачем ему вид? — еще ерошился вожак, но тревога, жарким шквалом обрушившаяся на хозяина дома, выдала гостя с головой.

— Он же не может все время лежать поленом, а двигаться ему пока запрещено. Ты ведь уже все разузнал про то мерзкое зелье? Хотя так называть его и неправильно, мы точно выяснили, это нечто среднее между растением и простейшим существом вроде водяного гриба. Только размножается делением. Любой, даже мельчайший кусок способен жрать и расти.

— Сильно они его? — скрипнул Дед новенькими зубами.

Магистры всего пару часов назад вырастили ему все потерянное и вырванное надзирателями за непокорность.

— Мы все уже восстановили, — тихо буркнул дракон, — но новая кожа пока слишком чувствительна, и лекари запретили ему тревожить шрамы еще хотя бы пять-шесть часов.

Раздвинул невесомый полог шелкового шатра и кивком позвал Сенарга за собой.

Оборотень входил под просторный купол затаив дыхание, даже не пытаясь представить парня, упорно ходившего по шахте в коконе белого барса.

— Вроде ты собирался завтракать в Элайне? — язвительно смотрели на них с худощавого, дерзкого лица золотистые глаза белого ведьмака.

Теперь это сразу можно было определить по снежно-белой пряди, от левого виска прорезавшей русую, ухоженную гриву, спадавшую с подголовника кресла. Дирард сидел в нем бездвижной статуей и, судя по сердито раздувающимся крыльям тонкого носа, вовсе не наслаждался тишиной и покоем.

— Твои девочки рассказали много интересного, пришлось идти выяснять, — спокойно сообщил Иридос. — Хотя я с удовольствием послушал бы их еще. Тэрлина после общения с цветком стала мудрой, как Мильда. С ходу сделала вывод, к которому магистры пришли после двухчасовых споров.

— Мечтаю услышать, — едко скривил красивые губы ведьмак. — Только сначала объясни, чего хочет от меня вожак спасенных оборотней? Надеюсь, он пришел не проситься в стаю? Пусть лучше идет к тебе, вы богаче.

— Нас и так много. — Подтолкнув гостя к высокому стулу, дракон сел напротив друга и пояснил: — Гораздо выгоднее, когда в каждом королевстве своя стая, тогда можно наладить торговлю и основать гильдию проводников. Как только в Тальзии станет спокойно и откроются границы, к вам потекут путешественники, купцы и всякие лицедеи.

— Только клоунов и не хватало, — пренебрежительно скривился Рад, чуть заметно дернулся и спрятал разочарованный вздох — воздушная лиана держала крепче цепей. — Но ты мне зубы не заговаривай. Чего потребовалось от меня Деду?

— Вообще-то у него имя есть… — пробормотал Иридос, покосившись на напряженно вглядывающегося в сына оборотня, и выжидающе примолк, не оставляя гостю возможности отступления.

— Меня зовут Сенарг, — глухо сказал тот, посмотрел в застывшее каменной маской лицо ведьмака и не сумел больше выдавить ни слова.

— Рад… — ощутив вспышку самых противоречивых эмоций, не выдержал дракон, с сочувствием глядя в лицо изумившего его выдержкой ведьмака, — извини за чрезмерную поспешность. Я понимаю, что ты еще не совсем здоров, и нужно бы дать тебе отдохнуть несколько дней, прежде чем вываливать на голову такие известия. Но, во-первых, это радостная новость, а во-вторых — он ведь истинный оборотень. И в любых ситуациях первым делом вспоминает свои законы, а они существенно отличаются от тех, по каким живет твоя мать и ты сам.

— То есть, — мгновенно перевел для себя ведьмак, — к ней он еще не ходил?

— Ты ему теперь по закону вожак, — развел руками Иридос, — и без твоего разрешения подходить к твоей матери он не имеет права. А Зантарии, между прочим, о нем уже рассказали, и теперь Фанья с Годом сидят возле нее. Ну и все девочки тоже.

— Понятно… — Дирард закрыл глаза и с минуту сидел молча, потом устало глянул на дракона: — Но ты ведь уже что-то придумал? И не забудь, что его неплохо бы отправить в Архану или, наоборот, их привести в Элайн. А мне скажи, до чего додумались магистры.

— Я ведь могу просто уйти куда подальше, — вдруг тихо и с тоской пробормотал Сенарг, — в Сандинию или в Торем. Только стаю пристройте, они много перенесли вместе и сжились, не все смогут вернуться к прежним семьям.

— А ты? — остро глянул на него ведьмак и тут же, стиснув зубы, попытался резко отвернуться. И сердито зашипел от досады, когда это снова не удалось.

— Он восемь раз пытался сбежать, — огорченно вздохнул дракон, усилием воли пряча лезущие на волю когти, — и за это ему выбили все клыки и переломали ноги. Тогда он встал во главе рабов, готовя тайное восстание. Возможно, оно и удалось бы, но тут чернокнижников сильно прижали в Ардаге и у нас, в Дройвии, и они перебрались на Идрийс. Порядки в шахтах сразу стали строже, а наказания жестче.

— Я не об этом, — сухо буркнул Дирард, отлично зная, что напарник опять не надел свою невидимую шапочку и сполна чувствует его горечь и разочарование.

Да еще глупую, детскую обиду за мать, которая была абсолютно уверена: если бы ее любимый вдруг оказался жив, то ветром примчался бы к ней, невзирая ни на какие трудности. А он сидит тут растерянный, как мокрая курица, и думает, куда бы сбежать от жены, которая неожиданно оказалась неизмеримо выше его по статусу.

— Я знаю, о чем ты, — все-таки не сдержал рык дракон, — чувствую. Но пойми и его — он ведь тридцать лет даже не подозревал о твоем существовании и не догадывался, что она продолжает его ждать наперекор всему — здравому смыслу, рассказам его родичей и сообщению о страшном шторме, разыгравшемся в проливе как раз в тот день, когда через него шло суденышко, перевозившее кучку оборотней.

— Не было нас на той посудине, — хмуро пробормотал Сенарг, впервые в жизни переступая через собственное правило никогда не оправдываться. — На берегу ловцы взяли, зельями полили. А на том судне они гномье золото в Ардаг переправляли, собирались кого-то подкупить. А в то, что она будет ждать, я верил… точнее, надеялся. Целых десять лет, потому каждый раз и бежал, как только снова собирался с силой. Ну а когда узнал… бежать стало некуда.

С минуту все молчали, не находя подходящих слов. В утешении никто не нуждался, а обсуждать события, исковеркавшие жизнь самого Сенарга, его семьи и стаи, казалось почти кощунственным. Беседовать же о чем-то постороннем, сделав вид, будто не существует вставшей перед ними нелегкой задачки, не умел никто из троих.

А потом стало поздно. Рядом с входом послышались тихие шаги, и не успели оборотни опомниться, как под своды шатра вступили сразу три деловито переговаривающиеся женщины. Две постарше и одна совсем юная, в мальчишечьих штанах и рубахе навыпуск.

— Ир! — обрадовалась она, завидев дракона. — А я думала, ты в Тальзии.

Нежно обняла и поцеловала расцветшего улыбкой мужа, сунула ему извлеченный из корзинки пирожок и обернулась к Раду, на шею которого Орисья уже ловко повязала хрустящий поварской фартук.

— Слюнявчиков для мужчин у нас нет, уж извини, а супом тебя накормить нужно. Отец, а в умывальню вы его отнести не догадались, раз пришли проведать?

— Он не маленький, и сам бы сказал, — тихо буркнул Иридос, досадуя на ведьм за прямоту.

— Ты не обижайся, отец, — с легкой укоризной глянула самая старая ведьма, — но ты все понимаешь неверно. И вообще обращаешься с ним очень неправильно.

— Докажи, — прищурился вожак, возмущенный таким обвинением.

— Все очень просто, — глянула она почти с жалостью и принялась осторожно обтирать застывшее маской лицо Рада влажной салфеткой. — Ты забываешь, что он белый ведьмак. И разговариваешь с ним как с оборотнем. И поступков ждешь таких же, как от оборотней, забывая, как трудно тебе было поначалу, когда ты обращался с ними как с обычными магами или людьми.

— Но ведь ведьмаком он стал недавно? — упрямо хмурился дракон, не желая признавать, что бабушка в чем-то права.

— Он был им всю жизнь, с самого детства, — с мягкой улыбкой сообщила мужу Анэри. — Просто не мог быть кем-то другим, ведь магии на Идрийсе почти нет. А потом начал просыпаться дар оборотня, и мы даже знаем когда.

— А больше вам не о чем поговорить? — не выдержал Рад.

— Прости, миленький, — нежно проворковала ему Мильда, — но им нужно все объяснить, иначе снова повесят на тебя стаю. А ты прежде всего лекарь, и душа у тебя болит за каждого, вот и в ловушке кинулся не сражаться, а лечить. И лечил до тех пор, пока не потерял от боли сознание, и все это время знал, что эта гадость тебя жрет и ты уже умираешь.

— Ведьма! — рыкнул взбешенный ее бесцеремонной откровенностью дракон. — Разве такое вслух говорят?

— Так ведь смолчать в таком деле стократ хуже, — вздохнула она, покосившись на побелевшего Сенарга. — Вы же как котята слепые, видите лишь ту картинку, какую вам показывают. И никому невдомек, что Рад привык постоянно носить личину пересмешника ради спокойствия матери, которая дрожит над ним, как над огоньком на ветру. А у него под этой маской чуткая и ранимая душа, иной у белых ведьмаков просто не бывает. И любовь у него потому такая трудная, он ведь даже готов отказаться от любимой девушки, лишь бы ненароком не искалечить ей жизнь, как случайный оборотень поломал жизнь его матери.

— Мильда… — тихо произнес устало прикрывший глаза ведьмак, но кожа на его скулах натянулась еще туже, — до сих пор я тебя уважал.

— Прости, миленький, — виновато развела руками старая ведьма, — но кто-то должен был это сказать. Но не всем, а только этим двоим, чтобы уяснили раз и навсегда, — ты не оборотень. Способность вызывать защитный кокон у тебя идет довеском, и она вовсе не лишняя, но по сути своей ты только ведьмак. Вот и знак проявился, немногие такого удостоились.

— Мы жребий кидали, — нежно расчесывая пальчиками непослушную гриву задумчиво притихшего дракона, мягко пояснила его зеленоглазая жена, — и я рада, что выпало не мне. Но бабушка говорит чистую правду, мы спросили ведьм старшего круга, и они посмотрели старые книги. Да и сам посуди, разве мог бы ведьмак с черствой душой стать белым? Стало быть, его ехидство — просто щит, как для тебя драконья шкура, а иначе ему не выжить. А кроме того, его с рождения воспитывала сестра Тишины, а они свято чтят честность, чистоту помыслов и преданность.

— Все, хватит, — заскрипел зубами Рад. — Иридос! Где тут у тебя умывальня?

— Идем, — тотчас отозвался дракон, и они мгновенно исчезли.

— Ну, теперь мы их не скоро увидим. — Орисья опустилась на диванчик, вытирая платочком взмокший от напряжения лоб. — А сейчас поговорим с тобой, оборотень.

— Может, мне лучше сразу туда прыгнуть? — дернул плечом в сторону обрыва к Горянке Сенарг.

— Не поможет, — насмешливо фыркнула Мильда. — Там у Иридоса воздушные путы растянуты, будешь болтаться над водой, пока он не вернется. Лучше послушай умных женщин, нечасто мы даем советы оборотням чужих стай.

— И сейчас бы не стали, ты и сам не глуп. Но про дар своего сына ничего не знаешь, а он для нашего мира большая редкость, его беречь нужно, — поддержала мать Орисья. — И не поверю я, будто ты ждал от него нежных объятий и поцелуев. Дирард давно взрослый мужчина, жил без тебя тридцать лет, прожил бы и дальше. А ты свалился как снег на голову, вот он и растерялся. Тут любой не сразу сообразит, как поступить, попробуй поставь себя на его место. Но мы-то точно знаем, что в его характере главное — отзывчивость и доброта, а напускная холодность вовсе не означает, будто ты ему не нужен. Просто Раду необходимо немного прийти в себя и свыкнуться с этой новостью. И еще… мы ведь и грана не лукавили, он действительно умирал. Иридос в последний миг друга в стазис сунул, маги только чудом из-за грани вытащили. Мы сами видели глаза Рада, когда он проснулся… у меня вмиг белых волос добавилось.

— Ведьмы, — взмолился ошарашенный оборотень, — но мне-то теперь что делать?

— Да ничего особого. Всего лишь хорошенько запомни мои слова, повторять не буду, — очень серьезно произнесла Мильда. — Отставь свою гордость, забудь на время про стаю и не вспоминай старые законы. И иди к жене, разберись со своей семьей. Тогда решать все остальные задачки будет намного проще.

— Если согласен, — участливо вздохнула Орисья, — то кивни. Мы, так и быть, по-родственному поможем.

— Откуда у нас родство? — неверяще глянул в ожидающие глаза ведьм Дед и нерешительно кивнул.

Жизнь менялась слишком резко и стремительно, и он никак не успевал спокойно обдумать эти перемены, просчитать варианты и принять решение самостоятельно, так, как привык.

— С трех сторон, — деловито отправив куда-то магического вестника, сообщила самая молодая ведьма. — У всех нас мужья — оборотни. Зато твой сын — ведьмак. Ну и последнее: по вашему закону он теперь дважды побратим моему мужу, сначала Рад спас Ира, потом наоборот.

— Добрый день! — Выпрыгнувшая из воздуха женщина смутила оборотня своим ярким и легким полумужским одеянием, смелым взглядом внимательных глаз и непривычно свободным обращением, словно была сродни ведьмам. — Зачем звала, дочка?

— Это отец Дирарда, — коротко пояснила Анэри, — и его нужно отправить в Элайн, к тальзийской королеве. Но они не виделись тридцать лет…

— Поняла, необходимо первое впечатление, — что-то решая, задумчиво прикусила губу гостья и приветливо кивнула оборотню: — Идем. Да не бойся, я Лэйта, мать Иридоса.

Сенарга словно ветром подхватило, и через миг он обнаружил, что стоит в просторной комнате перед большим, до пола, зеркалом.

— Сначала уйди в кокон, — велела магиня. — Я добавлю тебе силы и брошу заклинание молодости. Зантария женщина видная, и за ее здоровьем маг следит. Ты должен ей соответствовать.

— Зачем? — еще спорил Сенарг, но уже чувствовал, как свернутый кокон начинает греть сердце давно забытым ощущением полноты запаса, манящим окунуться в его бодрящее тепло.

— Красавец, — довольно щурилась Мильда, рассматривая крупного темно-серого волка со спускающимся на грудь пышным светлым воротником и черной гривой, переходящей в широкую спину заматеревшего зверя. — Сразу видно, настоящий вожак.

— Достаточно, — скомандовала Лэйта и подтолкнула сбросившего кокон вожака к зеркалу. — Анэри, что модно у оборотней в Тальзии?

— Нет там оборотней, у которых есть мода, — горестно вздохнула Мильда, и в ее голосе прозвучало столько сочувствия и душевной боли, что Сенарг мгновенно проглотил едва не сорвавшееся с языка язвительное словцо.

И злиться на ведьм за бесцеремонное вмешательство в собственную жизнь тоже как-то разом перестал, приняв сердцем искренность их желания помочь. Ему самому, его ершистому, но необыкновенному сыну и Занте, которая сейчас пьет какие-то зелья и с каждой минутой все меньше верит в его желание с ней увидеться. И одновременно с этой верой в ее сердце гаснут последние искры чудесного огня, вспыхнувшего когда-то между ними в обшарпанном захолустном трактире.

И едва Сенарг осознал, насколько хрупок и недолговечен ведущий к его счастью мосток, как вожака рабов охватило сжигающее душу нетерпение. Какая еще мода, какая одежда! Ему бы поскорее увидеть ее глаза, высказать откровенным взглядом всю тоску и нерастраченную нежность, которые он столько лет свято хранил для нее одной.

Берёг, несмотря ни на что.

— Значит, будет, — постановила Лэйта. — Одевается же как-то особенно его сын? Анэри, дай картинку. Отличный костюм, но раз он носит зеленый, отцу сделаем темно-синий… или все же шоколадный?

— Синий, — выдавил оборотень, глядя, как стремительно меняются куртки на видном мужчине, глядящем из чудесного зеркала.

Они были похожи как братья, но тот, за стеклом, был лет на двадцать моложе, и седина еще лишь слегка присолила его виски. А лицо не такое призрачно-белое, да и морщинок не видно, только по взгляду да твердой складке у губ можно понять, сколько ему пришлось пережить.

— Но очень темный, — посоветовала Анэри, наблюдая из стоящего неподалеку кресла. — Цвет ночного неба. Теперь немного строгой серебряной вышивки в цвет к поясу.

— Но у меня нет… — Договорить Сенаргу ведьмы не дали:

— Вожаку положен серебряный пояс. А кинжал в ножны пока сунем твой, Ир потом что-нибудь придумает. Все, отправляем. Кто-нибудь с ним пойдет?

— Лучше я, — подумав мгновение, решила Анэри, шагнула к зеркалу, прищурилась, и ее мальчишеский наряд стал строгим золотистым платьем с высоким воротничком и длинными, летящими рукавами.

— Удачи, — подмигнула ей магиня, и рядом вспыхнул светлый овал магического портала.