Глава 21. На счет «три» вы услышите успокаивающую джазовую музыку
«Я не боюсь, я не должен бояться. Ибо страх убивает разум. Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречу свой страх и приму его. Я позволю ему пройти надо мной и сквозь меня. И когда он пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь; и там, где был страх, не останется ничего. Останусь лишь я, я сам».
«Дюна», Фрэнк Гэрберт
– Я к Бехтереву.
– Двенадцатая палата, – отвечает медсестра и опускает голову в бумаги.
В воскресный день врачей в больнице практически нет. Дежурный по отделению, с которым мне удалось переговорить, сообщил, что пациент поступил ночью с множественными ушибами, переломом ребер и сильнейшим сотрясением мозга. Доставлен машиной «Скорой помощи», вызванной кем-то из прохожих. Полицейским пострадавший заявил, что неудачно упал с лестницы, ни к кому претензий не имеет и заявление писать не будет. Следов алкоголя в крови не обнаружено. И лежать Косте в больнице не меньше двух-трех недель. Физические нагрузки в будущем ему противопоказаны.
Я сразу, как только узнал, что парень в больнице, проверил, где его сестренка Юля. Ведь близких у них нет, и, если девочка одна, то позаботиться о ней некому.
Определив точный адрес, побежал туда. Пришлось поспрашивать у соседей, в какой именно квартире живут Бехтеревы. Одна сердобольная старушка спросила, кем я прихожусь Косте, узнав, что другом, сопроводила до нужной квартиры. Девочка была дома одна. Решив, что вернулся брат, она с радостным криком кинулась к двери, но увидела на пороге меня. Убедившись, что мы с Юлей знакомы, старушка ушла.
– Привет, Юль!
– Здравствуйте, дядя Филипп. А Кости нет.
– Я знаю. Костя в больнице, поедешь со мной к нему?
Она часто закивала, и я велел собираться.
На это много времени не ушло, и вот мы уже в первой городской больнице. Юлю поначалу отказывались пропустить к брату, и мне пришлось надавить на охранника-вахтера, чтобы тот «не заметил», как мы заходим в отделение травматологии.
– Юля, идем, – зову я девочку, рассматривающую плакаты по оказанию первой помощи.
Беру ее за руку и, шурша по полу бахилами, мы идем по коридору.
Открываю дверь. Палата общая, и Костя там не один. Он по шею укрыт серой простыней, рядом стоит капельница с физиологическим раствором. Голова парня перевязана бинтами, глаза закрыты. Многочисленные дебафы кричат, что ему нелегко.
Я подхожу ближе и тихо, чтобы не разбудить спящих больных, окликаю:
– Костя.
Он приоткрывает глаза и, узнав, еле слышно шепчет:
– Фил… Юлька! – его глаза вспыхивают при виде сестры.
Та всхлипывает и льнет к брату.
– Малая… Все хорошо… Не плачь!
– Я думала, ты бросил меня! – ревет девочка.
– Ник… – парень закашливается. – Никогда, слышишь?
Юлька кивает. Костя, сглотнув, спрашивает:
– Как узнали?
– Ты не явился на тренировку, я пошел к тебе во двор. Мне сказали, что с тобой случилось, – надеюсь, парень не спросит, как я узнал, где он живет.
– Уроды… – почти беззвучно произносит Костя, даже с моим повышенным восприятием мне приходится напрягаться, чтобы расслышать. – Не знаю, кто это был… Ночью… какие-то вызвали… во двор… поговорить. Вчера… на трене… с Магой зацепился… Сильно… Может, от него…
– При встрече узнаешь?
– Не знаю… Темно было.
– Ясно. А заяву почему не стал писать?
– Западло… – одними губами отвечает он.
– Дурак ты, Костян. А если бы убили? Ладно. Короче, слушай. Лежать тебе здесь, пока не оклемаешься. Недели две-три. Так что на турнир я пойду вместо тебя. Усек? Если выиграю – деньги пойдут на Юлькино лечение.
Он кивает и едва заметно улыбается:
– Тебя… уроют.
– Посмотрим. Юльку отвезу к своим родителям. Они на пенсии, присмотрят. Взял бы к себе, но я дома почти не бываю. В каком она садике?
– Сорок… восьмом. Спасибо.
В палату, гремя ведрами, заходит санитарка:
– Не поняла! Молодой человек, у нас тихий час! Немедленно покиньте отделение!
– Пока не за что, – отвечаю Косте, не обращая внимания на шумную склочную тетку. – Все, лечись, бро, восстанавливайся! Юль, прощайся с братом. Жду тебя снаружи.
Дотрагиваюсь до Костиной ладони. Сжать руку он не может, но его пальцы чуть сгибаются, отвечая.
Из больницы мы едем к моим родителям – за Киром. Чтобы отвлечь девчонку от грустных мыслей, решаю взять ее с нами в кино.
И отец, и мать дома. Оставляю Юлю на попечение племянника Кирюхи, а сам на кухне объясняю родителям, что случилось. Мать всплескивает руками:
– Какой ужас! И девочка худенькая какая…
– Мам, у нее редкая болезнь, у нас не лечат. Надо оперировать за рубежом. Но речь не об этом…
– Сынок, какой разговор? В садик сам буду водить, – говорит папа. – Откормим, да и нам веселее будет! А то пока от тебя внуков дождешься!
– А Кирюша вам чем не внук?
– Внук! – твердо отвечает отец. – Самый что ни на есть внук!
– Филя, да не слушай ты старого дурака! – восклицает мама. – Не волнуйся, присмотрим за Юленькой, в больницу к брату возить будем…
В оговорке отца явно читалось, что он хочет внука с фамилией Панфилов – то есть, по мужской линии, но, к его чести, вслух он этого не произнес.
– Спасибо, мам, пап. Я детей свожу в кино, потом верну, у меня еще есть дела сегодня. Может, продукты какие привезти? Мы все равно в торговый центр едем.
– Да мы сами на базар за мясом собирались, – говорит мама. – А так все есть. С дачи привозим.
– Может, чайку хоть попьете? – спрашивает-просит отец.
Я смотрю с мобильника расписание кинотеатра, прикидываю время на дорогу.
– Чаю попьем.
– Хорошо, – говорит он.
За столом Юля постепенно оттаивает, а концу чаепития уже вовсю общается с «бабой Лидой» и «дедом Олегом». Наблюдая за ней и Кирюшей, смотрящим на нее влюбленными глазами, я вижу довольно высокую совместимость (ха-ха) и помечаю в голове высокий потенциал детей: у Юли в рисовании – стоит отдать в художественную школу, а у Кирилла – в программировании. Надо будет сказать Косте и Кире, пусть запишут.
В кино – мы пошли на третьих «Монстров на каникулах» – ничего особенного не происходит, а вот после сеанса я понимаю, что не захватил для девочки запасной одежды. Мы заходим в первый попавшийся бутик, и я беру несколько комплектов белья, платье, пару футболок, шортики – в общем, весь тот комплект, который мне советуют девчонки-продавщицы. Потом мы идем в большой отдел игрушек. Кирюха получает большой конструктор Lego, а Юля – радиоуправляемый автомобиль. От куклы она отказалась – чувствуется воспитание брата.
В парфюмерном бутике замечаю туалетную воду с очень хорошим бонусом к харизме: +5. Беру, не задумываясь.
На весь этот спонтанный шоппинг уходит весь мой выигрыш, после которого я схлопотал бан. Что ж, не худшее расходование денег, особенно это чувствуется, когда я по дороге к родителям вижу, как ошалело и восторженно прижимает к себе пакет с покупками Юлька.
Воскресный вечер провожу за просмотром видео лучших боксерских боев, а перед сном закидываю последнее свободное очко характеристик в ловкость.
* * *
«Утро понедельника» – так называется поэтический сборник одного моего товарища. Я залистал его до дыр, вернее, сверстанную pdf-ку, благо, она не многостраничная, но не нашел ни слова о понедельнике. А потом понял, что настроение утра этого дня – между строк его нерифмованной поэзии.
Оно впитывается в наше сознание и кожу с материнским молоком – нервное, тревожное, мрачное и похмельное. В понедельник родители отводят годовалого малыша в ясли, вынося в морозное утро, пропитанное выхлопными газами. Утром каждого пасмурного понедельника сладкий уют домашнего безделья сменяется режимным детским садом, овсянкой и молочным супом из макарон. Хмурым слякотным утром взрослеющий малыш тащит на спине тяжеленный рюкзак в школу, где не все тебе рады, и так одиннадцать лет, а потом еще пять в универе и всю жизнь – на работе. Но всегда предвестник этого – насупленное и раздраженное утро понедельника.
Такому настроению подвержены те, кто жить начинает только вечером пятницы, но не я. Не теперешний я. Для меня начало недели – еще одна возможность сделать немного лучше себя и мир. Да, благодаря официальным выходным мы имеем возможность проводить больше времени с близкими. И с этой точки зрения выходные мне нравятся. Но не потому, что не надо работать. Когда работа в радость, когда ты в азарте развития и улучшения, когда команда – твои единомышленники, тогда утро понедельника становится не таким, как в поэзии моего товарища. Это просто утро, а радоваться ему и первым лучам солнца – у нас в крови со времен пещерных предков.
После утренней пробежки, душа, завтрака и чашки кофе я собираюсь на работу. На выходе меня ловит звонок телефона – того, с которого я отправлял координаты пропавших, и который забыл выключить. Не снимая обуви, возвращаюсь в гостиную, чтобы ответить.
– Да.
– Алло, кто это? – интересуется мертвый мужской голос.
– Кому вы звоните?
– Это Филипп?
– Да, это я.
– Сука ты, Филипп. Знал бы, где тебя найти, порвал бы… – голос замолкает.
– Кто это?
– Муж… – язвительно отвечает он и начинает смеяться. – Объелся груш, б…! – Отсмеявшись, он объясняет. – Макс это. Ты моей Ольке сказал, где меня искать? Экстрасенс хренов!
– Что случилось?
– Загулял… Пять лет капли в рот не брал! Что, не имею права раз в пять лет загулять? Спалила она меня… С бабами в сауне… Бросила. На развод пошла подавать. Сука ты.
Он бросает трубку. Система подкрашивает поле зрения красным и выдает вердикт:
Внимание! Вы совершили деяние с отрицательной социальной значимостью!
Анализ последствий…
Ущерб обществу незначителен.
Штраф: -1000 очков опыта.
Очков опыта до следующего уровня социальной значимости: 190/18000.
Перезваниваю мужчине:
– Что?
– Сразу не разведут. Проси прощения, простит. Больше не бухай.
В этот раз первым отключаюсь я. Авось, прислушается к совету, раз уж поверил в мои экстрасенсорные способности.
Выключаю телефон и выхожу из дома.
По пути звоню Матову и ставлю его в известность о том, что хочу заявиться на турнир вместо Кости. Он выясняет, что случилось с парнем, в какой тот больнице, после чего обещает съездить проведать. И, если Костя действительно откажется от участия, Матов впишет меня.
На крыльце бизнес-центра дымят сигаретами Сява, Генка, Гриша и Марина с Кешей Димидко. Рядом переминается с ноги на ногу Кир Кириченко, бросивший курить и стойко проходящий испытание курящими коллегами. Упруго поднимаюсь по лестнице и подхожу к ребятам.
– Всем привет!
– Доброе утро! Привет! – вразнобой приветствуют меня.
– Как дела?
– Фил, я это… – первым отвечает Славка. – К десяти отъеду, мне документы на поступление надо сдать.
– Конечно! – я даю «добро» не думая. – Туда же, куда хотел?
– Да, на менеджмент. На платное берут. Яковлевич подготовил договор между мной и компанией, ну, типа, компания оплачивает, а я обязуюсь половину возвращать со своих дивит… дивид…
– Дивидендов, – подсказывает Кеша, пряча улыбку.
– Ага, с доли моей, короче, от прибыли.
– Не вопрос, – Марк Яковлевич объяснил мне, что это воспитательная мера: если Слава и сам будет за себя платить, учиться станет ответственнее. – Как погуляли в пятницу?
– О! – закатывает глаза Марина.
– Вот так, – отвечает Кеша и, притянув девушку к себе, целует в губы.
– Нифига себе! Быстро вы… сработались!
Марина, потупив взгляд, смущается. И это понятно – еще неделю назад она проявляла знаки внимания по отношению к моей скромной персоне.
– Рад за вас, ребята! Правда…
– Мыльная опера! – хохочет Генка. – Фил, надо срочно запрещать служебные романы!
– Да бросьте вы… А вообще, мы после работы едем к Маринке в общагу за вещами, она ко мне переезжает! – сообщает Кеша.
– Вот так и «посидели» они! – ржет Гриша. – Я бы даже сказал – полежали!
– А ты не завидуй! – яростно сверкнув глазами, отвечает вконец смущенная девушка.
– Да я же любя… – говорит Гриша. – И кое-кто тоже вдоволь полежал, да, Слав?
– Кстати, Фил, тут это… – Славка краснеет и переводит тему. – У Горемычного сегодня днюха, может, подарим ему что-нибудь?
– Поздравить и вручить подарок, конечно, стоит, – я задумываюсь и припоминаю данные заведующего. – Он, вроде, рыбалкой увлекается. Пусть кто-нибудь у Розы Львовны возьмет деньги под отчет и съездит за подарком в «Рыболов-спортсмен».
– Какой бюджет? – деловито интересуется Кеша.
Я прокручиваю в голове варианты подарков, пробую прикинуть «совместимость» с Горемычным, и у меня получается! Блесны, катушки, спиннинги, эхолоты… Всё – не то. Вот!
– Возьмите ему японское телескопическое удилище. Я слышал, он ярый поплавочник, так что подарку обрадуется. По конкретной модели посоветуйтесь с…
– Привет, ребята! – к нам подходит Вероника.
Она, приобняв, целует меня в щеку, потом остальных, а вот со Славкой…
– Привет, любимый! – целуются по-взрослому.
– Привет… малыш! – нехотя отстранившись от долгого поцелуя, отвечает покрасневший Сява.
Малыш? Вот тебе раз! Еще толком работать не начали, а уже сплошной семейный подряд в компании. Осталось вернуть Настю, принять к нам на работу жену Гриши – Алину и свести кого-нибудь из будущих новеньких с Киром. Надеюсь, это не превратится в латинский сериал…
В остальном первый день рабочей недели проходит спокойно. После утренней планерки, распределив задачи на неделю, мы занимаемся каждый своим делом.
А после обеда в агентство заваливается сразу несколько клиентов, в одном из которых я узнаю Турала, того самого парня, что чуть меня не зарезал после встречи с Виницким. Узнав меня, Турал смущается, но я не подаю вида. Уже после подписания договоров и подбора вариантов, я спрашиваю напрямую:
– Как жизнь, Турал?
Он говорит что-то по-азербайджански своим коллегам по бригаде, кивая в мою сторону, а потом каждый из них вскакивает и двумя руками жмет мою. Система мгновенно засыпает меня сообщениями о поднявшейся репутации с каждым из них.
– Закончили тот проект, забрали паспорта, получили расчет, – отвечает он. – Но вашу помощь не забудем! Те деньги… очень пригодились.
– Рад, что смог помочь, – подмигиваю и прощаюсь – за парнями еще очередь.
Вечером готовлюсь к «Полигону», откат на использование которого сошел на нет. Прокачивать собираюсь «Бокс», седьмой уровень которого я недавно получил. Это значит, что прокачка уровня до восьмого может затянуться, а потому спать надо лечь как можно раньше, чтобы успеть до утра.
Но перед этим мне надо пообщаться с Мартой. Активация помощника происходит в штатном режиме у меня на кухне, где я сижу с чашкой чая. Эта не та унылая кухня с отвалившейся дверью духовки и протекающим краном, где я завтракал с Яной в день получения интерфейса. С того утра прошло меньше трех месяцев, а как много всего изменилось!
Проявившись в реале, Марта садится напротив. В ее руке тоже чашка с чаем, причем, из того же комплекта. Она все так же безумно красива, и общаться мне не только интересно, но и эстетически приятно.
– Добрый вечер, Фил!
– Добрый, Марточка! Будешь ужинать?
– Спасибо, я не голодна, – отказывается она. – Как дела на работе?
– Все кипит, двигается. Пока по плану. Завтра последний день месяца, посмотрим на итоги июля.
– Я рада за тебя, – она изящно поднимает чашку и отпивает глоток. – Вижу, ты сегодня избежал очередного бана?
– Да, точно! Помог одной женщине найти пропавшего мужа и получил штраф. А почему не бан?
– Ты же читал – ущерб обществу незначительный. Или помирятся, или для каждого члена семьи развод окажется не худшим вариантом. Что ты чувствуешь?
– В смысле?
– Ты парой слов изменил судьбы нескольких человек – мужа, жены, их детей и родителей… Если они разведутся, а потом встретят кого-то еще, с кем заведут новую семью или семьи – это изменит еще больше жизней. Круги расходятся шире и шире, ты понимаешь?
– Понимаю… – я хмурюсь. – Это было ошибкой.
– С чего ты взял?
– Но я разрушил семью! Как их дети будут расти без отца? У них же весь мир теперь рушится…
– То, что ты это осознаешь, хорошо. Но не называй ошибкой то, что совершил из лучших побуждений. Ты же не знаешь, что было бы дальше, не сообщи ты местоположение пропавшего мужа. Может, он ушел бы в еще более длительный загул и влип в неприятности? Его могли ограбить и даже убить. Он мог нагуляться, вернуться в семью, а потом повторить. А может, он стал бы пить так часто, что потерял бы все и с куда большими потерями для всех? Может, будучи нетрезвым, он стал бы поднимать руку на жену при детях? Понимаешь? Хорошо это или плохо – возможно решить, только зная все альтернативные ветки развития. А ты их не знаешь. Так что, это – не ошибка.
Я долго перевариваю услышанное. Потом соглашаюсь с Мартой, киваю и иду налить себе еще чаю.
– Фил, помнишь, ты спрашивал о моем прототипе? – подает голос помощница.
– Конечно! – отвечаю я, возбужденно налив кипятка в кружку больше, чем она вмещает. – Черт!
Бумажным полотенцем стираю пролитое и возвращаюсь к Марте.
– Так у тебя есть реальный прототип?
– У меня – нет, – улыбается она. – Напоминаю, что в характере и манерах этой аватары я использую твои предпочтения. Но вот у внешности… С совпадением в девяносто девять целых и две сотых у этой внешности есть реальный прототип.
– Не сто? – разочарованно вздыхаю я.
– Цвет глаз другой, – поясняет Марта. – Запоминай: Дженна Питерсен, тридцать один год, родилась в Парле.
– Это где?
– Южно-Африканская Республика. Замужем, есть дочь… – она смотрит с сочувствием. – Прости, Фил. Можешь подружиться с ней в «Фейсбуке», у нее есть там страница.
Я хватаю телефон и в мобильном браузере открываю социальную сеть. Залогинившись, в поиске набираю имя прототипа помощницы и нахожу ее – Дженну Питерсен.
С экрана смартфона мне улыбается Марта. Вот только глаза у нее – карие, а не синие.
На следующий день мне звонит Константин, только не мой друг-боксер, а Панченко, коммерческий директор «Ультрапака». Предлагает встретиться у них в офисе, и я соглашаюсь. Терпеть не могу невыполненные задачи, пусть и не по моей вине, а эта задача висит в списке не одну неделю.
Звоню в офис, предупреждаю, что задержусь, и еду на встречу. Офис у них все там же, вот только за ресепшеном стоит другая девушка.
– Здравствуйте! Филипп Панфилов, компания «Доброе дело». У меня встреча с Панченко.
– Константин Михайлович сейчас занят. Подождите.
Я пришел вовремя на назначенную им же встречу, и «подождите»? Чувствую, как закипаю, но беру себя в руки. Решаю, что подожду все выделенное на встречу время – тридцать минут, потом уеду, сотру задачу и удалю его номер из памяти телефона к чертям собачьим.
Коммерческий директор появляется через четверть часа. Он выходит из кабинета генерального директора Петра Ивановича и направляется к себе.
Через пару минут девушка говорит, что меня ожидают. Я встаю с дивана, одновременно из своего кабинета выходит Вика, и, так получается, что мы вместе оказываемся у двери Панченко.
– Привет! Я к вашему коммдиру, встреча.
– Я знаю. Участвую в вашей… – она хмыкает, – встрече.
Вот это номер, думаю я и захожу в кабинет вслед за ней.
– Доброе утро! – Панченко – рано погрузневший молодой человек лет двадцати семи – встает из-за стола и тянет руку. – Филипп?
– Он самый, Константин Михайлович. Рад, что вы все-таки нашли время, чтобы встретиться.
– Знакомьтесь, это наш эйч-ар-директор Виктория Алексеевна. Вопрос, который вы хотите обсудить, так же и в ее компетенции.
Мы с Викой садимся. Она – рядом с коллегой, я – напротив. Изучаю владельца кабинета – интерес к беседе вялый, уровень социальной значимости – восьмой. Так себе вводные.
– Что ж, я весь внимание! – жизнерадостно потирает руки Панченко. – Рассказывайте, что вам от нас нужно?
– Мне от вас – ничего, а вот мы вам можем быть полезны…
Пока я рассказываю о нашей услуге внешнего отдела продаж, Вика скептически улыбается, а Панченко кривит губы, хмурится, но не перебивает. Его можно понять – если продавать станем мы, тогда нафига здесь будет нужен он?
– … Собственно, в этом и заключается наше предложение. Учитывая, что мы не берем фиксированную оплату, а получаем только процент с фактических продаж – причем, на уровне, который вы платите собственным штатным продажникам, вы ничем не рискуете.
– Думаю, все же рискуем, причем изрядно, – замечает Вика.
– Поясните, Виктория Алексеевна, – просит Панченко.
– Скажите, Филипп… – она делает заминку.
– Олегович, – отвечаю я, но она это игнорирует.
– Как долго существует ваша компания?
– Почти два месяца.
– У-у-у, – тянет Константин. – Это несерьезно!
– Я тоже так думаю, – улыбается Вика и обращается непосредственно к Панченко. – Я его раскусила. Он хочет подписать с нами договор, якобы без всяких для нас рисков, чтобы собрать портфолио реальных контрактов. Потом он с этим пойдет к другим и, знаете, что? Будет козырять тем, что вот они какие молодцы, и какие серьезные компании с ними уже, – она делает упор на это слово, – работают. Для нас же ничего делать не будут. Как? Этот вот ходит по встречам, продает их услуги, а кто будет продавать нашу упаковку? Если им без году неделя…
– Постойте, Виктория, ведь мы можем прописать штрафные санкции за невыполнение определенных показателей, – говорю я.
Панченко сардонически ухмыляется. Ему со мной уже все понятно. Мне тоже все понятно – весь этот цирк с конями. Я откидываюсь в кресле и вижу, что рука коммдира лежит на бедре Вики. И тогда окончательно понимаю, кто и зачем все организовал.
– Боюсь, Филипп, ваше предложение нам не подходит, – резюмирует Панченко.
– Боюсь, Константин, я и сам не хочу с вами работать.
Я с грохотом отодвигаю кресло и встаю.
– Петру Ивановичу привет.
– Вы знакомы? – он хлопает глазами.
Так он даже не знает, что я здесь работал? Не «пробил», с кем встречается?
– Конечно. И с ним, и с ней, – киваю в сторону Вики. – Она любит медленно.
Под их ошарашенные взгляды я покидаю кабинет, а следом – и славную компанию «Ультрапак». Теперь уже навсегда.
* * *
Система журит меня за поступок с отрицательной социальной значимостью, штрафуя на сто очков опыта, но плевать – так мне хотелось стереть ухмылку с самодовольного лица Панченко.
После встречи я не вызываю такси и иду пешком. На душе горечь, и сложно разобраться, что меня так задело. Разумом я давно отпустил Вику, но сердцем – видимо еще нет. Я вспоминаю, как видел Яну с Владиком, и меня это никак не ранило. Копаюсь в себе, хочу разобраться, но так и не понимаю в чем дело. Понятно одно – «Ультрапак» не будет нашим клиентом.
Задумавшись, я забредаю на незнакомую улочку. Решаю заглянуть в кофейню, чтобы выпить чашку американо и оттуда же вызвать такси, но взгляд натыкается на вывеску «Редкие сувениры». Машинально смотрю на серебряное кольцо, венчающее мой палец – «Счастливое кольцо Велеса», которое я нашел в подобной лавке. Надо зайти.
Беглый осмотр говорит, что ничего полезного здесь нет: гипсовые статуэтки, бронзовые бюсты, фарфоровые сервизы… Но интуиция гонит в дальний угол лавки, и там, в большой корзине с разным хламом, я нахожу миниатюрную костяную статуэтку. Маленькая, затерявшаяся в груде брелоков, магнитов и прочих сувениров, она манит мой взгляд и при идентификации всплывает:
Нэцкэ Дзюродзин из слоновьей кости
Дзюродзин, один из семи японских богов удачи, дарит повышенное везение владельцу этой статуэтки. +5 к удаче.
Вес изделия: 24,89 гр.
Прочность: неразрушимо.
Стоимость: 6 430 000 рублей.
Эффект активен, если установить нэцкэ в доме владельца.
Кручу нэцкэ в руках и чувствую едва ощутимое тепло.
– Вас что-то заинтересовало? – спрашивает молодой человек за кассой.
– Сколько за статуэтку?
– Из корзины? Там любой предмет – триста рублей.
Думаю, что фортуна благосклонна ко мне. Может быть, вся эта глупая ситуация со встречей у Панченко была нужна, чтобы я набрел на эту лавку? Иду к кассе, чтобы рассчитаться.
– Минутку, – продавец берет фигурку в руки. – Хм… Вы знаете, эта статуэтка попала в корзину по ошибке. Это Дзюродзин, редкая вещь! Но она… – мнется он. – В общем, это подделка.
– Подделка? – возмущаюсь я.
– Копия. Простите, – бормочет продавец и убирает нэцкэ под прилавок.
– И сколько стоит эта подделка?
– Минутку… – он роется в компьютере. – Странно… Именно ее в базе нет. Но такие же стоили три тысячи девятьсот. Если будете брать, сделаю скидку.
– Возьму за две, – великодушно предлагаю я.
– По рукам! – сразу соглашается продавец, и мне начинает казаться, что я переборщил.
Потом мысленно даю себе по башке – отцепил реально магическую вещь! Стоимостью в миллионы! За две! Тысячи! Рублей! Еще и недоволен!
Расстаемся мы с продавцом редких сувениров довольные друг другом, и я еду в офис.
День проходит в решении миллиона насущных вопросов, связанных с реорганизацией конторы, оформлением учредительных документов и ремонтом. Параллельно я успеваю принимать клиентов и, общаясь с одним из них – мужчиной-юристом средних лет, уверенным в себе и с большим опытом работы, замечаю, что с ним что-то не так. Лишь присмотревшись к профилю, понимаю, что его уровень жизненных сил намного ниже нормального. Пока он изучает договор, я изучаю его. Внешне с ним все в порядке, но что-то неуловимое, ускользающее от моего взгляда, не дает успокоиться. Наконец, я ловлю это – небольшую черную кляксу, при определенном ракурсе сливающуюся с его темными волосами. Клякса – элемент интерфейса и «Познания сути», я уверен.
Также я уверен в том, что именно эта черная клякса, непонятно как высветившаяся, причина его недомогания.
– Как вы себя чувствуете? – спрашиваю я юриста, когда он заканчивает с договором и подписывает его.
– Прекрасно! – жизнерадостно говорит он. – А что?
– У вас бывают головные боли?
– Э… Бывают, как и у каждого. Если вы думаете, что…
– Простите. Я вам дам совет, а прислушиваться ли к нему – решайте сами. Сходите к врачу и проверьте голову. Уверен, что головные боли у вас сейчас намного чаще, чем раньше. И пройти обследование надо как можно раньше. Вы меня понимаете?
– С чего вы так решили? У меня все хорошо со здоровьем! Я не пью, не курю, занимаюсь спортом!
– И все-таки проверьтесь. Это никак не относится к нашему договору. Сейчас я дам три вакансии, подходящие вам, – отправляю результаты поиска работы на печать. – И как только вы убедитесь, что вас приняли, сходите к врачу.
Он неуверенно кивает. Я передаю ему распечатанный лист с контактами и описанием вакансий и прощаюсь. Надеюсь, он прислушается.
Вечером мы проводим короткое совещание, на котором Роза Львовна озвучивает финансовые итоги июля:
– Вячеслав передал мне финансовые показатели и кассовую наличность за то время, когда вы, Филипп Олегович, работали сами. За неполный месяц вами трудоустроено сто шестьдесят три человека. Из них тридцать восемь были трудоустроены за фиксированную плату в тысячу рублей. Остальные – по договору с агентством, согласно которому они выплачивают нам десять процентом от оклада. По договоренности, выплаты будут произведены после получения ими первых зарплат, то есть, ориентировочно, в первой декаде августа. По предварительным расчетам, доход агентства за июль месяц составит четыреста четырнадцать тысяч пятьсот рублей.
Последние слова финансового директора тонут в аплодисментах. Громче всех хлопают Генка с Сявой – два ведущих клоуна нашего провинциального цирка. Но, глядя на их счастливые радостные лица, я и сам расплываюсь в улыбке – мы это сделали!
– Кроме того! – повышает голос Роза Львовна, подняв руку. – По договорам Иннокентия Сергеевича и Вероники Александровны объём продаж составил…
Неполученные деньги – незаработанные деньги. Посмотрим, удастся ли нам получить свое. Кроме того, у нас море расходов – аренда, налоги, зарплаты, ремонт, мебель, оргтехника…
Но все равно круто, правда?
* * *
Проходит почти две недели. Сегодня – пятница, и это великий день для Генки. С него слетели дебафы «Лудомании» и «Алкоголизма». Все эти дни я с замиранием сердца отслеживал, не обновились ли счетчики, но Генка был молодцом – не сорвался. Теперь я на сто процентов уверен, что он не вернется к своим пагубным страстям.
Вообще, это время, по ощущениям, растягивается для меня в полтора месяца. В том числе, и из-за шести запускаемых по откату «Полигонов», где я прокачивал навык бокса. Система смоделировала для меня целый сценарий, прохождением которого я и занимался весь виртуальный месяц – напомню, что в симуляторе время идет в тринадцать раз быстрее.
Суть сценария заключалась в том, что я был учеником старого мексиканца, владельца небольшого боксерского зала где-то в Америке. Наставник готовил меня к чемпионату штата, и тренировки с ним чередовались со спаррингами с другими посетителями зала и многочисленными отборочными боями.
Виртуальный месяц ежедневных многочасовых трудов с учетом моего буста в обучении можно было смело приравнять к полутора годам самых активных ежедневных тренировок в реале. К последнему на сегодня «Полигону» я успешно прошел все отборочные игры, провел больше полусотни боев и добрался до финала.
Нет, не все было гладко – я проигрывал и проигрывал часто, особенно поначалу. Техника боя у противников разнилась: кто-то агрессивно пер, кто-то выжидал в защите, выискивая свой шанс в контратаке, кто-то был быстрее меня или мощнее, но старик-мексиканец много времени посвятил стратегии боя. Он заставлял меня изучать соперников, искать их слабые стороны и пользоваться ими.
– Не бывает идеальных бойцов, – говорил он. – Даже великие были велики не во всем. Ищи уязвимости и бей по ним!
Я искал и бил. Проигрывал, дожидался перезагрузки скрипта боя и снова искал уязвимости, менял тактики и, проигрывая, побеждал в следующей попытке.
– Злее! Злее! – требовал наставник. – В боксе жалости быть не должно! Кто злей, кто сильней – тот впереди!
Злости поначалу не хватало. Мне надо было отхватить, а то и проиграть, чтобы по-настоящему разозлиться на противника. И только к шестому «Полигону» я научился злиться по-спортивному.
Умение бокса поднялось до десятого уровня. Жаль, что этими виртуальными тренировками не поднять основные характеристики – иначе бы у меня выросли и сила, и ловкость, и выносливость – гонял старик нещадно.
Еще одно очко навыка отложено с последнего левел апа, и его я вкидываю в «Бокс». У Кости, которого завтра должны выписать из больницы, восьмой уровень. У меня теперь одиннадцатый.
Я делаю большую ставку на грядущий турнир.
Для меня турнир начинается в девять утра субботы, как для участника с самым низким рейтингом. Впереди несколько отборочных боев с такими же, как я, новичками-любителями.
В большом Дворце спорта оживленно. Тут и там видны группы приезжих спортсменов. Молодые резкие ребята – перешучиваются, стебут друг друга. Я здесь выгляжу белой вороной, но я уверен в себе. У всех этих молодых и резких уровень навыка не превышает шести-семи. Сильные бойцы приедут позже, после отборочных поединков.
Я регистрируюсь, потом иду на взвешивание. С моими восьмьюдесятью тремя килограммами попадаю в категорию тяжеловесов – от восьмидесяти одного до девяносто одного. Я готов к этому, но ситуация на самом деле так себе. Мне стоило сбросить пару кг до турнира, чтобы впритык попасть к полутяжам, но уже ничего не изменить. Мне вообще придется непросто: смотрю на ребят из своей весовой категории и тихо фигею от их показателей силы, ловкости и выносливости. Превосходство, как минимум, двукратное.
После регистрации и взвешивания всех собирают на жеребьевку. Чтобы попасть в основную сетку турнира, мне надо одержать три победы на отборочном этапе.
– О, и ты здесь? – окликает меня знакомый голос.
– Мага, Заур, – киваю дагестанцам.
– Участвуешь? – интересуется Заур.
– Да. Вы тоже?
– Конечно! – отвечает Магомед. – Только мы сразу в основной, приехали за братишку поболеть. Муслим! – он зовет какого-то парня. – Иди сюда!
– Муслим, – представляется тот и смеряет меня оценивающим взглядом. – Тяж?
– Да, ты тоже?
– Угу, – кивает он.
– Мус, вот бы тебе он попался! – ржет Заур. – Он боксом месяц занимается, сразу ляжет…
– Нормально он занимается, – мрачнеет Мага, вспомнив нашу драку.
– Все, идем, объявляют итоги жеребьевки! – Муслим отворачивается У стола судей небольшое столпотворение.
– Тишина! – призывает всех успокоиться рефери. Дождавшись требуемого, он объявляет. – Итак, результаты жеребьевки. В наилегчайшем весе до сорока девяти килограмм…
Первым противником мне достается плотный, даже толстый, мужик сорока с чем-то лет. Боксер из него неважный, но удар, видимо, зверский – его «Сила» зашкаливает за тридцать очков. Если я попадусь под его колотушку – это стопроцентный нокаут.
Переодевшись, отдаю сумку с вещами подъехавшим ребятам. С работы поболеть за меня примчались все, включая Марка Яковлевича и Розу Львовну.
– Берегите себя, Филипп Олегович! – говорит Резникова.
– Да, Фил, ты уж там поосторожнее! – поддерживает ее Вероника.
Гриша прибыл с Алиной, и она, смущаясь, желает мне ни пуха, ни пера.
– К черту! – сплевываю я, и чувствую, как меня со всей дури кто-то бьёт по спине.
Обернувшись, вижу всю дворовую гоп-компанию: Ягоза, Жирный, Кецарик, Кепочка, Вася, а за их спинами трутся три Сявиных «пацана» – Жека, Колян и Витек. Сам Славка виновато жмет плечами.
– Филипп Олегович! – восторженно орет Жирный. – Вот, приехали за вас поболеть!
– Олегыч, мое почтение, – склоняет голову Ягоза. – Вы уж там это, не посрамите наш двор!
– Вот так им! Порхай, как бабочка! Жаль, как пчела! – Кецарик танцует, изображая бой с тенью, у него заплетаются ноги, и он падает.
«Руки работают, видят глаза», – повторяю про себя слова великого Мохаммеда Али, помогаю подняться Кецарику и иду готовиться к первому поединку.
А моя группа фанатов идет на трибуны. На арене установлено шесть рингов, поединки на которых проходят одновременно.
Стараясь не обращать внимания на происходящее вокруг, я разминаюсь, пока меня не вызывают на ринг:
– Панфилов, Немчинов, приготовиться…
Бой со здоровяком Немчиновым кажется мне легкой разминкой после десятков поединков на «Полигоне». Соперник неповоротлив, неуклюж, и довольно быстро выдыхается – я слишком техничен для него, а его удары настолько предсказуемы, что я начинаю уклоняться за миг до того, как противник решает нанести удар. Руки работают…
«Злее, злее!», – звучат в голове команды старого мексиканца. В третьем раунде под градом моих ударов здоровяк встает, сжимается и закрывает руками лицо. Он выдохся.
Выигрываю я по очкам с диким перевесом.
Следующий бой дается еще легче. Этот противник – высокий нескладный парень с длинными руками – классический аутфайтер. Не очень силен, как в навыке, так и в физике. Он атакует заученными комбинациями по кругу, я легко уклоняюсь, а к концу первого раунда парень улетает в нокаут с апперкота, который я подгадываю прямо между его повторяющимися циклами.
Третий и последний в отборочном этапе для меня противник должен определиться в бою Муслима и Булата, парня-азиата из моей бывшей группы у Матова.
Близится основная сетка, и трибуны начинают заполняться народом. Оба твердо стоят на ногах и осторожничают, понимая, что примерно равны, и любая ошибка лишит их возможности участия в турнире. Азиат поначалу чуть активнее, но Муслим, подбадриваемый братьями, которые гонят его «порвать» соперника, удачно ловит Булата встречным. Нокдаун, и исход поединка ясен всем. В следующем раунде дагестанец развивает успех и побеждает.
Я мысленно анализирую манеру будущего соперника и подмечаю, что каждый раз, перед тем как нанести удар левой, он на долю секунды открывается.
Этого хватает, чтобы отправить его в нокдаун на двенадцатой секунде. К концу раунда он повторяет ошибку, и в этот раз так легко не отделывается. Под разочарованные крики братьев Муслима рефери фиксирует нокаут и поднимает мою руку.
Я в основной сетке.
* * *
К вечеру, когда у меня за спиной четыре победы в основной сетке, объявляют перерыв. Впереди финалы всех десяти весовых категорий. Первыми на ринг выходят «мухи» – боксеры в наилегчайшем весе. До моего финала еще куча времени.
Я сижу вместе с ребятами, как зритель. Чуть далее по ряду – остальные наши. Позади расположились дворовые алкаши и гопники Сявы. Сам он, извинившись перед мужиками, сел с Вероникой.
После отборочных к нам присоединился и Костя. Его сестренка все еще у моих родителей, но отец с матерью возили ее в больницу к брату чуть ли не каждый день, они же его и забрали оттуда.
Костя, решив, что с сестренкой еще наобщается, а турнир, где решается судьба ее операции – самое важное, отправил девочку к «бабе Лиде». Сам забежал домой переодеться, скинуть сумку с больничными вещами, а потом сразу рванул во Дворец спорта. Успел к основной сетке.
– Фил, красавец! – не устает повторять он. – Нереально, как ты его сделал! К третьему раунду я уж думал, все, каюк! Он же тебя все время поддавливал! А ты его выманивал, значит?
– Типа того, – улыбаюсь я.
В полуфинале я побил Юрца, лучшего бойца из второй группы Матова. С этим самым парнем я как-то зацепился в фитнес-клубе, и в этой же группе занимался во второй жизни. Это был последний невылетевший воспитанник Евгения Александровича, и я его выбил.
– Слушай, так это получается, что если ты тут всех рвешь в полутяжах, а я в среднем, и рвал тебя, значит, я вообще крут? – размышляет Костя.
– Нет, Бехтерев. Такого Панфилова тебе не одолеть, – рядом присаживается Матов.
– Здравствуйте, Евгений Александрович! – хором здороваемся мы.
– Ну, ты дал, Панфилов! – он не скрывает удивления. – Не скажу, что приятно, но поразил, поразил…
– Базу вы заложили, Евгений Александрович, – я стараюсь быть объективным. – Спасибо.
– Я тебе дал основу. А вот твой интеллект я, каюсь, не рассмотрел. Умно дерешься! Заметил, Бехтерев, как твой дружбан подстраивается под противника? Магу Кичиева в одной манере положил, Юрку Кабанчука – в другой. Жаль, я отбор не смотрел… У кого занимаешься? – вдруг серьезнеет тренер. – Хмельницкий, часом, руку не приложил?
– Я его тренировал! – раздается за нашими спинами глумливый голос Кецарика. – Порхай, как бабочка, епта!
– Оле-оле-оле-оле! Филипп Олегыч – чемпион! – распевают уже изрядно поддатые алкаши.
Матов смеряет их взглядом и, сморщив нос, отворачивается.
– Так кто, Филипп? Неужели Ткаченко согласился?
– Ни тот ни другой, Евгений Александрович. Вот мой тренер сидит, рядом с вами. Костя меня тренировал.
– Бехтерев? Серьезно?
– Он самый.
– Саныч, да у нас всего-то пять-шесть тренировок было, – говорит Костя. – Но прогрессировал он очень быстро!
– Да ты у нас феномен, получается? – вроде бы шутит тренер, но звучит это серьезно. – Отойдем? Перетереть кое-что надо.
Соглашаюсь. Матов отводит меня в подтрибунное помещение.
– С кем финал у тебя, знаешь?
– Со Зверевым.
– Да, это Зверь, супертяж Хмельницкого. Он специально вес согнал, подсушился, чтобы категорию снизить – призовые в каждой весовой одинаковые, а с тяжами ему проще. Но повадки у него все равно супертяжа, понимаешь?
– Я его сделаю.
– Уверен?
– Уверен. Изучил его манеру – силовик. Будет все время теснить к канатам, зажимать в угол. Там пойдет шквал ударов, и так, пока не сломаюсь. А я не сломаюсь. Он меня вообще запарится в угол загонять. Потом выдохнется, раскроется и привет, лови.
– Ну-ну… – усмехается Матов. – Как у тебя все просто.
– Выносливость у Зверя так себе. Его тактика подразумевает длинные серии ударов, и к концу третьего раунда он начинает опускать руки.
– Ладно, раз уж ты так в себе уверен, поверю и я. Поэтому слушай. Ночью в «Империи» будет бой. Этакий суперфинал для закрытой аудитории. Сегодняшний чемпион супертяжей против чемпиона тяжеловесов. За участие – десятка.
– Десятка чего?
– Не рублей, конечно! – раздражается Матов. – Баксов!
– А в чем подвох?
– Десять раундов. Без перчаток. Будет больно. Даже очень.
– А за победу?
– Полтос. Но ты про это думать забудь, там у тебя без шансов. У Кувалды вес – сто тридцать, он, скорее всего, и будет чемпионом. Выйдешь, ради приличия помашешься пару раундов, потом ляжешь и не встанешь. Публика такое любит. – Мои раздумья Матов воспринимает как сомнения. – Не переживай, там бригада «Скорой помощи» будет дежурить.
– Хорошо.
– Что? – вскидывает голову тренер.
– Я участвую.
– Сначала финал выиграй, участвует он, – ворчит Матов. – Все, иди, готовься. Мне еще с Кувалдой надо переговорить.
Я возвращаюсь к ребятам. Кецарик предлагает мне «принять допинг», протягивая пластиковый стаканчик с разбавленной водкой колой, но его урезонивают собственные собутыльники, а Ягоза вообще дает подзатыльник, чтобы «не тупил».
Спокойно сижу в ожидании финала. Общаясь с Матовым, я вспомнил, что его уровень бокса – десятый, а с ним мужик становился чемпионом страны. У меня – одиннадцатый, и «город» я взять должен.
Ближе к своему бою я спускаюсь с трибун и иду разминаться. Ловлю на себе взгляд, оборачиваюсь и вижу будущего соперника – Зверя, Сергея Зверева. В отличие от своего тезки-парикмахера, этот Сергей – мощный, бритый наголо и с большой татуировкой на всю грудь – мордой оскалившегося волка. Аналогия понятна – Серый Зверь. Заметив мой взгляд, он проводит большим пальцем по горлу и отворачивается.
У парня девятый уровень, и вкупе с такой мощью он – серьезный противник. Посмотрим, кто кого. Продолжаю разминаться и разогреваться.
Наконец, доходит очередь и до нас.
– На ринг вызывается финальная пара боксеров в тяжелой весовой категории! – громкоговорители озвучивают команду главной судейской коллегии. – В синем углу – Филипп Панфилов…
Слышу, как моя группа поддержки орет что-то ободряющее, а громче все рвет легкие Ягоза – его хриплый голос каким-то мистическим образом перекрывает шум трибун.
Я ныряю под канаты и встаю в своем углу в ожидании соперника.
Зверь идет вальяжно, приветствуя публику и упиваясь вниманием. В мыслях он уже размолотил меня и победил – это гарантированные две сотни тысяч за чемпионство и десятка зеленых – за участие в «суперфинале» в ночном клубе. Уверен, Матов к нему тоже уже подходил. А может, его тренер Хмельницкий тоже в теме, и подопечный от него знает о продолжении банкета.
Рефери подзывает нас к себе, повторяет правила и… бой начинается.
Зверь сразу же кидается в атаку, тесня меня, но каждый раз, когда ему кажется, что я прижат, мне удается ускользнуть и вырваться на свободное пространство. Мои заходы вбок даются ему не просто – мои боковые контрудары достигают цели.
Я уверенно веду поединок к победе, на мгновение расслабляюсь, и это меня чуть не губит. Зверю удается зажать меня в углу, и последовавший вслед за этим шквал ударов я принимаю на блок. Но часть из них все равно пропускаю и едва стою на ногах. В голове звон, скула и бровь горят, и спасает меня только гонг. Конец раунда.
В углу надо мной суетится Костя – стирает пот, прикладывает мокрое полотенце к ушибам.
– Ты чем думал? – ругается он. – Зачем на него полез, у тебя справа куча места была, надо было нырять!
– Я знаю, Костя. Все, не переживай. Сейчас я его сделаю.
Минута перерыва пролетает на вдохе-выдохе, и меня охватывает баф:
Спортивная злость (10 минут)
+3 ко всем основным характеристикам. +50 % бодрости.
+50 % уверенности.
+50 % силе воли.
+50 % силе духа.
+50 % к болевому порогу.
Действие бафа позволяет мне почувствовать себя так, будто бой еще не начался. Я полон сил, энергии, а, главное, просчитал, как победить.
Зверь, воодушевленный последним успехом, рвется ко мне. Я отступаю к канату и в тот момент, когда он верит, что зажал и, отключив мозг, включает колотушку, я ныряю влево и наношу кросс через его правую руку. Он теряет ориентацию, и мне хватает этого мгновения, чтобы провести любимую связку: снизу левой, правой в туловище и боковой левой в голову.
Зверь падает, и с трибун разносится оглушительный рев.
Нокаут.
Я – чемпион!
* * *
Через час мы сидим в уютном пабе на Чехова и отмечаем мою победу – я, Славка с Вероникой, Гриша с Алиной, Кеша с Мариной, Кир, Генка, Марк Яковлевич, Роза Львовна и Костя. Было непросто отвязаться от Ягозы и компании – каждый норовил пожать мне руку и рассказать, как сильно уважает.
– За Фила! – друзья поднимают бокалы в мою честь. – Фил, за тебя!
Я чокаюсь с ними стаканом с соком. У меня впереди еще «суперфинал», но друзьям об этом знать не обязательно.
– Что с деньгами будешь делать? – интересуется азартный Генка.
– Думаю, Геннадий, это не наше с вами дело, – говорит Роза Львовна. – Но, зная Филиппа Олеговича, уверена, что он захочет инвестировать их…
– Нет, Роза Львовна, – перебиваю я женщину. – Выигрыш пойдет на другие цели.
Призовые мне еще не выдали, но вручили сертификат, с которым я в понедельник пойду в офис организаторов и получу деньги наличными. Вместе со мной пойдет Костя – мы сразу же поедем в банк и перечислим всю сумму на счет зарубежной клинки, где будут оперировать Юлю. После этого они получат приглашение и подадут на визы. Вопрос с визами обещают оперативно решить те же люди из турагентства, через которых Костя и вышел на эту клинику.
– На какие? – спрашивает Вероника, мило улыбаясь. – Ну, Фил! Не обижайся, просто интересно.
– Да отстаньте, дайте поесть человеку! – встревает Кир.
До боя в «Империи» часа три-четыре, так что у меня есть время и поесть, и передохнуть.
– Народ, я вас совсем не знаю, – Костя встает, подняв стакан с минералкой. – Но я знаю Фила, и если вы хотя бы на половину такие же, как он…
Все сидящие за столом заинтересованно смотрят на парня и слушают.
– Я хочу выпить за здоровье моей младшей сестры Юли. Вы ее не знаете и не понимаете, почему я предлагаю выпить за ее здоровье. Я объясню. Когда Юльке было два, наши родители разбились. Мы остались одни… – Костя замолкает, убеждается, что все слушают и продолжает. – И никто и никогда не помогал нам просто так. Юля болеет, и если в ближайшее время ей не сделать операцию, она станет инвалидом и больше никогда не сможет ходить. Наши такое не оперируют, и ехать надо в Германию. Врачи там готовы взяться, и даже обещают чуть ли не стопроцентное излечение. Вот только стоит это больше миллиона. И это еще без дороги и проживания… – он смотрит мне в глаза. – Прости, Фил. Выигрыша не хватит. Хватит только на первый платеж, после которого они будут готовы нас принять.
– А потом что?
– Буду там работать, молить, просить – ну не звери же они? Не выкинут четырехлетнюю малышку, не долечив? – его голос ломается, он плачет.
Я отвожу глаза. Мне мало будет просто участвовать в подпольном «суперфинале». Мне надо выиграть.
– В общем, я должен был сам участвовать в турнире. Но меня избили, и боксом я теперь заниматься не могу. Никогда… – он как-то по-детски вздрагивает плечами. – Я хотел сказать, что весь свой выигрыш Фил отдает на лечение Юли. Поэтому, давайте выпьем за ее здоровье – чтобы все то многое, что сделал Фил, не оказалось напрасным!
Я могу ошибаться, но, по-моему, это самая длинная речь Кости за всю его жизнь.
Чокаются все в тишине, а девчонки прячут глаза и всхлипывают, вытирая слезы.
– Фил, Филечка, родной, – это встает Вероника. Она обходит стол и обнимает меня, прижавшись. – Ты понимаешь, что ты – герой?
– Точно!
– Самый настоящий! – твердит Генка. – Меня спас! И Юльку спасет!
Взбудораженный народ начинает обмениваться своими историями героизма Фила, а я думаю: «Нет, я не Хиро… – потом улыбнувшись про себя, продолжаю переиначенные строки. – Я – герой. Еще ваалфоров избранник…».
* * *
Под улюлюканье разгоряченной клубной публики – дам в легкомысленных коктейльных платьях, пузатых чиновников и деловых ребят в модных пиджачках – я влетаю спиной в канаты, получаю еще один удар кувалдой и отключаюсь. В обложенное ватой сознание проникают чьи-то назойливые слова:
– Три! Четыре! Пять!
Пятый раунд. Я истекаю кровью и не могу встать. Конечности меня не слушаются. Голова будто пригвождена к полу ринга. Глаз заплыл, нос перебит, и мне трудно дышать. Одно ребро, кажется, сломано. Верхний край поля зрения увешан многочисленными дебафами, как грудь заслуженного ветерана орденами. Не помогла ни «Спортивная злость», ни одиннадцатый уровень навыка бокса. Без перчаток – против лома нет приема.
– Шесть!
В мутном тумане вижу силуэт Кувалды с поднятыми руками. Зрители скандируют:
– Добей! Добей! Добей!
– Кувалда, я люблю тебя! – доносится истеричный девичий крик. – Трахни меня!
– Семь!
– Убей!
Чувствую, как он носком дотрагивается до моего лица. Потом опускается на одно колено и поднимает руку в замахе. Почему рефери не останавливает его?
– Восемь!
Я обреченно закрываю глаза, и вдруг что-то меняется. Время замедляется.
– Де…
Я ощущаю, как по телу проносится волна исцеления. Все дебафы исчезают, усталость снимается, бодрость восстанавливается, очки жизненных сил снова полны!
– …вя…
Глаз открывается, нос снова дышит. Ребро не болит. Среди беснующейся толпы я замечаю одну неподвижную фигуру. Рука вытянута, от кончиков пальцев исходят исцеляющие струйки, чередующиеся вспышками баффов: «Праведный гнев III», «Ярость», «Защитник», «Длань Адала», «Прикосновение природы». В сумме все бафы удваивают мои характеристики и повышают регенерацию на тысячу процентов. Эффекты краткосрочные – от двух до пяти минут, но мне больше и не надо.
– …ть!
Кулак Кувалды в пяти сантиметрах. Я уклоняюсь, перекатываюсь и вскакиваю на ноги. Бросаю взгляд на Илинди – она в своем облике. Девушка-роа еле заметно кивает и исчезает.
В тишине, среди сбитой с толку публики рефери дает команду продолжить бой, чертов лицемер. В этом поединке от судьи толку никакого.
Я вколачиваю кулаки в обомлевшего Кувалду так быстро, что даже сам вижу только смазанные траектории ударов. Каждый попадает в цель и выбивает из супертяжа по пять-шесть процентов жизненных сил. Апперкот находит его подбородок одновременно с сигналом окончания раунда.
Обвожу взглядом притихший зал клуба. Вижу в глазах некоторых гнев – сделали неверные ставки. То, что произошло – вне их разумения. Вчерашний новичок, занимающийся боксом меньше трех месяцев – инфа сотка, да, Саныч? – весь бой изображал отбивную, почти сдох, а потом, за секунду до поражения, встал и в одну калитку вынес их фаворита.
Я изучаю лица – пьяные, протрезвевшие, красивые и не очень, искусственные, суровые и кривящиеся, серьезные и мрачные, они – хозяева жизни. Лица мертвые, как и души. Таких не изменить, не перевоспитать. Раздувшиеся, но продолжающие паразитировать на гниющем теле страны. Сохранить бы интерфейс после окончания лицензии, проносится в голове, но я не успеваю додумать мысль.
В гробовой тишине рефери объявляет меня победителем. На ринг выходит девушка в невидимом купальнике и протягивает мне поднос. На нем лежат деньги – пять пачек стодолларовых купюр.
Юльке – жить!
* * *
К концу следующей недели Бехтеревы получают шенгенские визы и берут билеты на первый же самолет. Остатка выигранных денег хватает на интенсивный план развития компании. Роза Львовна вносит эти деньги на расчетный счет, а Марк Яковлевич оформляет договор займа. Вложенные деньги вернутся на следующий год, когда мы будем распределять прибыль – по общему решению сначала вернут долг мне, оставшееся будем распределять – что-то на развитие, что-то выдадим всем дольщикам пропорционально.
Вероника вызывается отвезти нас в аэропорт. Ехать провожать ребят порывается весь офис, но волевым решением я прекращаю балаган и оставляю их работать – у Кеши контракты прут, завал, отрабатывать некому! Мы объявили прием продажников, и ребята в поте лица с утра до вечера собеседуют кандидатов.
Всю дорогу мы едем под жизнерадостные разговоры о том, что будет, когда Юлька вылечится, и они вернутся. Мы уже решили, что Костя будет работать с нами – сопровождать наш сайт. Вероника обещает девочке водить ее в кино и парки аттракционов, и Юлька мечтательно улыбается – она не привыкла к такому вниманию.
В аэропорту Костя берет сестру за руку и идет на регистрацию. После чего они возвращаются к нам.
Скупо попрощавшись – мыслями Костя уже там, в клинике – Бехтеревы, взявшись за руки, уходят. Единственный чемодан сдали в багаж. Юлька держит в руке куклу, подаренную Вероникой, а у Кости на спине – видавший виды рюкзак. Обернувшись, он видит мой сжатый и поднятый над головой кулак. Кивает и поднимает руку в ответ.
Назад едем молча, думая о своем. Вероника изредка бросает на меня взгляды, но лицо мое безмятежно. Мы проезжаем примерно полпути до города, когда мне звонит мама. Она в курсе, что Бехтеревы улетают, но не знает, откуда деньги – и, надеюсь, не узнает никогда.
– Сынок, ну что, проводил? Все хорошо?
– Да, мам, регистрацию они прошли при мне. Все нормально.
– Ну и слава Богу! – я прямо вижу, как мама крестится на том конце провода. – Сам ты как? Вчера какой-то снулый был, все в порядке? Даже отец заметил.
Вчера я заезжал к ним вместе с Костей и Юлей. Девочка захотела попрощаться с ними. Весь день мы с Кешей носились по встречам, и это после ночи «Полигона», где я тренировался управлять компанией. Немудрено, что был уставшим. Навык, кстати, поднял до пяти – система хитра на сценарии. В одном я развивал продуктовый магазин, в другом спасал корпорацию от кризиса, а в третьем поднимал с нуля провинциальный старт-ап по доставке пиццы.
– Мам, просто устал. Много работы.
– Так ты бы поспал, сынок! Ты же директор, можешь вообще на работу не выходить, кто тебе слово скажет?
Я издаю смешок, и Вероника заинтересованно косится в мою сторону.
– Хорошо, мам. Я так и сделаю.
Выдав мне еще ряд рекомендаций, мама прощается и кладет трубку. Я пихаю телефон в карман, но он тут же начинает вибрировать. Вызов со странного номера с кучей цифр. Отвечаю:
– Алло.
– Здравствуйте! – произносит мягкий женский голос с едва уловимым акцентом. – Могу я поговорить с мистером Филиппом Панфиловым?
– Да, это я. Слушаю вас.
– Меня зовут Анжела Ховард, посольство Соединенных Шта…
Мир замирает. Пейзаж в окне машины останавливается в стоп-кадре, в трубке тишина, а на экране замирает счетчик времени разговора. Вероника расслаблено держится за руль, ее рот приоткрыт. Мой выдох застывает на середине, тело парализует, а последним ставится на паузу сознание.
Я погружаюсь в Великое Ничто, тело пронизывают иглы льда, мир мигает и…
…нахожу себя под кучой дебафов – как и в прошлый раз, это интоксикация, паралич, обезвоженность, голод, бессилие, подавление силы воли и что-то еще.
– Выем осуществлен, – раздается не имеющий источника бесполый голос.
– Объект пришел в себя, – узнаю Илинди.
– Сними с него все доты и дебафы, – командует Виницкий. – Объект всем нам знаком, и первичную процедуру «Введения» можно пропустить.
Меня окутывает серебряной дымкой. Она всасывается через поры и секунду спустя так же выходит, вытягивая вместе с собой тончайшие красно-черные струны дотов. Следующей волной по мне проходит зеленая полоса исцеления.
– Принимается, – отдается эхом в голове голос Хфора.
Меня возвращают в норму, и я встаю. Илинди все в том же голубом вечернем платье, вот только волосы не платиновые, а переливающиеся всеми цветами. Виницкий в иссиня-черном бронекостюме – интересно, где такой можно получить? Чуть в сторонке возвышается трехметровый нечеловек – Хфор из Старшей расы ваалфоров.
– Человек, ты знаешь, что делать, – констатирует он.
– Смелее, человек! – подбадривает меня Илинди.
Виницкий просто кивает, но лицо его озабочено.
Киваю в ответ и направляюсь к стене. Белая, сияющая текстура напоминает кожу какой-то рептилии. При моем приближении преграда, как вспоротая изнутри ножом, раздвигается. Я оглядываю себя – все при мне, и одежда, и красная нить Илинди, и кольцо Велеса. Купленное в антикварной нэцкэ Дзюродзин прибавляет мне везения, оставаясь дома.
Захожу в проем, не оглядываясь.
За спиной стена, передо мной – длинный извилистый коридор. Ширина его меньше двух метров, руки в стороны не вытянуть. В этот раз я не спешу, тщательно изучая пол, стены и потолок. Через пятьдесят метров вижу ползущего в моем направлении старого знакомого.
Кислотный студень 17 уровень.
А у него-то уровень тоже поднялся. Сложность испытания масштабируется? Медленно иду навстречу, фокусируясь на том, что вижу. Когда до него остается меньше десятка метров, взгляд цепляется за какую-то неровность в стене. Я продолжаю смотреть на студень. Плашка разворачивается и добавляется еще строчка:
Страх: 100 %.
Он сам меня боится!
Делаю шаг назад, прикасаясь рукой к стене, и ладонь проваливается в пустоту. Убираю руку, и дыра исчезает, зарастая кожистой поверхностью. Ныряю туда и оказываюсь в кармашке. Стою, затаив дыхание. Через минуту появляется ложноножка Кислотного студня, следом вся масса тела слизняка, а еще через минуту он проползает мимо полностью.
Я выдыхаю – путь вперед свободен. И это все испытание?
Весело насвистывая, иду дальше по тоннелю. Вскоре он расширяется, и теперь по нему в ряд могут проползти сразу десять студней. Я спокойно вышагиваю, но продолжаю осторожничать. Ко мне возвращается здравый смысл – проблемы еще будут.
Через сотню метров, благодаря повышенному восприятию, я замечаю, что впереди пол украшен узором – тончайшие едва различимые темные кривые расчерчивают поверхность. За пару сантиметров до прикосновения подошвы к узорчатому полу интуиция вопит благим матом. Я возвращаю ногу назад. Подумав, снимаю кроссовку и кидаю на шаг вперед – на одну из этих линий. Обувь распадается на две части, едва касается пола. Линия разреза прямо по линии узора.
За следующие полчаса я, истекая потом, зачастую едва балансируя на одной пятке или носке, преодолеваю коварный участок. Не считая времени, сижу, прислонившись к стене, и отдыхаю, переводя дух.
Восстановив силы, двигаю дальше, но уже через десяток метров снова останавливаюсь – что-то не то. На грани восприятия слышится вибрация. Да и запах отличается – едва ощутимо пахнет озоном. Отступаю на шаг. Думаю.
Снимаю второй кроссовок и кидаю перед собой. В какой-то точке пространства его стирает в труху, и пыль – все, что от него осталось – плоским двумерным пятном стекает на пол. Следующими в ход идут носки. Первый постигает та же участь, что и кроссовку, а вот второй благополучно приземляется на пол.
Так. Теперь надо определить ширину коридора безопасности. Снимаю рубашку и рву ее на части по швам. Проверять начинаю с правого края тоннеля. Труха. Труха. Труха…
Оставшийся правый рукав остается целым. Мысленно провожу границы коридора – чуть меньше метра. Идти придется боком, и, надеюсь, коридор не извилист.
Под треск вибрирующего воздуха прохожу и этот участок.
Отдыхаю, восстанавливая бодрость. Об ограничениях во времени мне никто не говорил, но, учитывая любовь испытателей не озвучивать никаких правил, лучше поспешить. Встаю и иду дальше.
Некоторое время ничего не происходит. Я иду, ощущая голыми подошвами тепло и упругость кожистого пола, и размахиваю оставшимся рукавом рубашки. Мне жарко.
Через неопределенное время, когда мне начинает казаться, что я хожу по кругу, замечаю, что пот застилает мне глаза. Стираю его оторванным рукавом. Потею еще больше.
Температура воздуха ощутимо поднялась. Не понимая в чем дело, замираю на месте и прислушиваюсь. Где-то за спиной – нарастающий гул. Оборачиваюсь, а через мгновение беру ноги в руки и, сломя голову, несусь вперед. Сзади меня догоняет стена огня, и ее жар обжигает спину. Я ускоряюсь, бегу, что есть мочи, но пламя настигает.
Сказал бы, что оно лижет пятки, но это не так. Спина – вся как один большой ожог, трещат волосы, уши горят. Страх смерти вешает одноименный баф, прибавляя сил и характеристик – вчитываться не могу, не до жиру. Смахиваю окно с уведомлением и рву еще быстрее.
Не знаю, как долго я бегаю наперегонки с пламенем. По ощущениям – несколько часов, но потом, когда я отрываюсь от огненной стихии, и она, достигнув определенной границы тоннеля, гаснет, я замертво падаю и долго лежу. Отдышавшись, обращаю внимание на системные часы интерфейса – с начала всего испытания прошло меньше четырех часов. На последнем привале было три с половиной, а значит, бежал я четверть часа, не больше. Но бежал очень быстро.
Следующий километр я ступаю осторожно. Выверяю каждый шаг, шарю глазами по всем поверхностям, вынюхиваю посторонние подозрительные запахи, слушаю тишину. Все чисто.
Впереди виднеется конец тоннеля. Моему взору предстает груда каменных блоков – идеально гладких, отшлифованных так, что об их края можно порезаться. Блоки разных размеров и выложены, будто кто-то поиграл в трехмерный «Тетрис». Самые маленькие – килограмм по пятьдесят. Те, что покрупнее, я поднять не смогу.
Приходится поломать голову, прежде чем до меня доходит. Я выкладываю нижний уровень из маленьких блоков, а крупные выкатываю по их поверхности. Я режусь о края, роняю средний блок на ногу, но стискиваю зубы и продолжаю возиться с этой нелепой головоломкой. Я уже сообразил, что каждое испытание в этом испытании – как тест на одну их характеристик. Студень проверял меня на восприятие и эмпатию, режущие узоры – на ловкость, стирающий в труху коридор – снова на восприятие и ловкость (а может, и на удачу). Стена огня – на выносливость. И вот теперь эти блоки – видимо, проверка уровня силы и интеллекта.
Каменные блоки, завалившие проход, оказались самыми затратными – и по времени, и по приложенным усилиям. Разбор занимает больше трех часов.
Когда я, вконец обессиленный, заканчиваю возиться с камнями, передо мной появляется тесная щель, через которую можно протиснуться.
Сдирая кожу, я пролезаю и попадаю в узкий вытянутый в длину зал. Помещение выложено теми же каменными блоками, а у дальней стены виднеются два цветных овальных пятна выше человеческого роста. При приближении заметно, что они бликуют, переливаются всеми цветовыми оттенками и пульсируют.
Интерфейс идентифицирует эти трехмерные пятна, как «порталы». От порталов исходит тусклое свечение.
От одного – красноватое, от второго – сине-голубое.
И какой выбрать? Я обхожу помещение, исследуя стены, но все поверхности идеально гладкие, с незаметными стыками блоков. Дальнейшее изучение ни к чему не приводит, и я возвращаюсь к порталам.
Синий или красный?
Сине-голубой или бордово-красный?
Решаю, что второй мне нравится больше.
Подхожу к нему. Дотрагиваюсь кончиками пальцев, и сердце падает в пятки – меня затягивает в портал.
А в следующее мгновение я стою на лесной опушке. Из одежды на мне лишь разодранные джинсы. Вижу мир таким, какой он есть, без интерфейса. Из поля зрения исчезли все индикаторы. Сдвинуться с места не могу – что-то удерживает ноги. Впрочем, то же самое со всем телом, оно словно парализовано, но я не падаю. Меня будто обволакивает невидимая стена, удерживая в одном положении.
В паре метров от меня в воздухе вспыхивает текст:
Поздравляем! Предварительный этап оценки кандидата успешно пройден. Вы допущены к участию в Испытании.
Анализ кандидата: закончен.
Генерация персонажа: закончена.
Что? Это было не испытание? Текст тает в воздухе, и вспыхивает новый:
До старта Испытания: 3… 2… 1…
Конец второй книги.
Август 2017 – январь 2018.
Алматы
