Дельтаплан скользил в оранжевом сумраке. Скользил вдоль русла пересохшей Ангарки, покрытого толстым слоем киселя с торчащими из него массивными округлыми валунами, обкатанными за тысячи, а то и миллионы лет. Зима. Пройдет каких-нибудь три года, начнется сезон дождей, Ангарка вспенится, и по руслу помчит неудержимый поток, вздымая высокие фонтаны над прибрежными утесами, наполняя собой необъятный зев Байкала. Но это через три года, а сейчас – туман, валуны и кисель. Молочные реки, кисельные берега, любила говорить мать. Как в сказке. Мы в сказке, сынок, говорила она и иногда напевала, он помнит.

Пусть сказка, Егор никогда не возражал старшим. Молочные реки, кисельные берега. Ха! Однако всякая сказка рано или поздно становится былью.

Редкие сполохи в небе превратились в сплошное мерцание, а отдельные раскаты – в негромкий, далекий, но грозный гул. Там, наверху, бушевала гроза. И это не очень хорошо. Гроза – значит снег. Манна, еще одно словечко старших. Снег у них – манна небесная, Егор и тут не против. Манна так манна.

Справа по курсу, в призрачном мерцании электрических сполохов, отсвечивал своими пиками хребет Ермака – изъеденный эрозией, рваный. Прекрасный.

Вот снег сейчас совсем не нужен. Облепит крыло, воткнешься в сугроб. Ежели повезет и сразу не башкой об валун, станешь ждать, когда сядут батареи термака. Или закончится воздух. Что так, что так – окочуришься и помощи не дождешься. Передатчик, может, и мощный, до Базы, может, и достанет, так Батюшка бушует, магнитная буря у него, и продлится суток трое. В аккурат и окочуришься. Нет, не для того дело затевали…

Егор снял руку с трапеции, похлопал по нагрудному карману. Вот она, горошина. А вон наконец и устье, и блестит впереди, окутанная оранжевым туманом, отсвечивающим багровым отблеском грозы, свинцовая поверхность озера. Ткнул пальцем в пульт. Запели электродвигатели, раскручивая кормовые пропеллеры. С легким шелестом складывались сегменты крыла, уменьшая размах, вернее, увеличивая стреловидность аппарата, походившего на летящую задом наперед сбрендившую с ума бабочку. Загудел в лепестках крыла, засвистел в снастях набирающий силу встречный поток.

Подняться метров на пятьсот – радары Базы не засекут, Батюшка славно лютует, да и друг Олег кое-какие меры принял, не хватятся. Повыше надо, потому как поймать пузырь над поверхностью – это сейчас никак не нужно. Это никогда не нужно, а сейчас – ну вот совсем ни к чему. Оно, конечно, зима, пузыри, случаем, выбрасывает нечасто, но не то чтобы совсем не.

Что ж, на скоростомере – двести пятьдесят кэмэ в час, высота пятьсот – значит ждите, буржуины, в гости минут через сорок. И-эх! Что может быть лучше полета над морем? Только полет в космосе. Но это – когда-нибудь потом. Ревет ветер, потрескивают снасти, мерцает небо, и багровые отблески падают на туман, и скорость, скорость… Незваный гость хуже татарина? Гнать раскаленным веником? Или как там… каленой метлой? Посмотрим! И-эх!

Егор невольно сморгнул. А затем сморгнул еще раз. Он уже сбросил скорость, картинка за лицевым щитком, даром что тот оптикоусиленный, вызвала смутное беспокойство. Что-то не так. Ну не мог же он облететь по кругу и доблестно возвращаться домой? Нет, не мог. А значит, чужая База зеркалит нашу один в один. Ничего себе, подарочек. Да вон на берегу купола станции деазотирования, вон сепараторы. Чуть в глубине – куб жилого корпуса, вон электролизная, вон тянутся длинными рядами производственные сектора. А вот и энергостанция – сильно на заднем плане, тоже врезана наполовину в ледяной утес и тоже по виду – плутониевая. И тоководы небось тоже сверхпроводящие. Это что получается – слямзили у нас все буржуины один к одному? Экое инженерное убожество. А что удивляться? Буржуины же. И все-таки как-то оно не по себе. Неправильно.

Егор покосился на левое плечо, на шеврон с эмблемой GazPromSpace, затем на правое. На правом торчал свеженаклееный символ: скрещенные серп и молот внутри алой пятиконечной звезды. Это да, это пусть знают.

– Roger! Unknown board, d’yo hear me? – прорезался сквозь вой помех голос чужого диспетчера.

– Roger! – отозвался Егор и зачем-то добавил на русском: – Принимайте гостей!

Дернул кольцо над головой – над планом с треском развернулось полотнище. Эту шутку придумал Олег, белый флаг, сказал он, универсальный символ мирных намерений. Собьют – и выйдет нам не дружественный контакт, а международный конфликт. Егор не возражал – в особую враждебность конкурентов он не верил, но если другу спокойней, то пускай его, полетаем под белым флагом.

– Okay. – Диспетчер остался невозмутим, можно подумать, к ним с Базы каждый день гости сваливаются. – Sector two, red lights.

Да уж, интересное дело, взлетал – вторая площадка, габариты зеленые, посадка – вторая площадка, габариты красные. Как и не летал. Ладно. Разберемся.

Плавно опускаемся на чистенький – ни комочка киселя – гудрон, крылья вверх, погасить инерцию таким же плавным подскоком, все, прилетели. Отстегнуть карабины, сложить крылья. Осмотреться. Понятно – ни души. И правильно. Ты что, ждал, что станут встречать оркестром?

Ох! Таких женщин Егору видеть на доводилось. Ни воочию, среди знакомых-подруг Базы, ни в трансляциях или фильмах Земли. В голове гудело после шлюзования, детоксикации, медицинского отсека. Вот особенно после него. Рамки сканеров – дело привычное, пробы дыхания – тоже. Но по ходу роботизированный медомплекс – не стоит и упоминать, что точно такой же, как на родной Базе, заставил выпить стакан белесо-мутной жидкости. Ну, значит, хоть вирусы-бактерии у нас разные, уже что-то. И от пойла этого, не иначе иммуномодулятор какой, в голове гудело.

А напротив тебя – девушка с темно-золотистой кожей. Тяжелые черные волосы, роскошные волосы, темные глаза, полные, чувственные губы. Мулатка, чего уж там, понятно, но как-то вот в жизни Егора с мулатками не задалось. Так что и без того слабенький английский сам по себе выветрился из головы.

– Take your place. – Девушка красноречиво указала на кресло, прозвучало как «не стой столбом». – Как вам зьовут?

– My name is Egor, – заученно ответил гость. – А как вас зовут?

– I’m… Jane. Может називат Janie. Ви неожидан guest, Егор. A’yo present ваши руководител? What is your mission?

Ну да, конечно. Как раз старшие об их с Олегом затее должны знать меньше всего. Ну, пока так.

– Я представитель молодежного комитета Базы!

Брякнул так брякнул. Всего комитета пока они с Олегом. Но они же над этим работают! Будет и комитет, не сразу, но будет. Идеи овладевают массами, массы овладевают идеями. Масса на ускорение – уже сила. Что за вздор лезет в голову? Да не пялься ты на бюст этой Джейн. Посол доброй воли, тоже еще.

– Oh! Brilliant. – Взгляд ее сделался еще темнее. – Рассказиват, Egor, please. Я понимат русски better then speak. Командор транслироват in real time.

Ясно. К руководству ихнему его, конечно, не допустят, да того и не ждали. Есть говорящая кукла – красивая, зараза, как восход Энцелада над Его Величеством Властелином Колец. Есть трансляция разговора. Надо думать, начальству. Егор набрал полную грудь воздуха – а вот воздух у них ничего, даже с запахом таким приятным, и принялся излагать отрепетированное.

Изложил о бессмысленности соревнования двух систем здесь, на Титане. И, напротив, о необходимости соединить усилия. Родной планете нужен газ и кисель, то есть сложные органические соединения, добыча их – долг. Но выживать лучше вместе! Ресурса мало, Земля перестала снабжать необходимым уже лет пять. Ни к вам, ни к нам грузовики не садились, только танкеры. Мы предлагаем сотрудничать. От лица всего Союза Социалистических Государств…

– Okay, okay! Enough… – Она рассмеялась, явив безупречно белые зубы. – Сотрудничат, sure. В какой област?

– Космос! – выдохнул Егор. – Кому, как не нам, осваивать Сатурн и окрестности? Спутники! Астероиды! Источник металлов и столь необходимых нестабильных изотопов. Наше поколение хочет, как земные парни. Там, – он махнул рукой вверх, – уже вовсю терраформируют Марс, уже наши, социалистические, корабли оседлали систему Юпитера. А ваш буржуазный мир загнивает…

– Brilliant, – пробормотала Джейн, не поведя и бровью.

– А то! Уверен, вас дезинформируют! Вот!

Он с треском расстегнул «липучку» на груди, вынул из кармана кейс с горошиной. – Вот, покажите это своему… начальству!

Она столь же невозмутимо приняла кейс, открыла. Захлопнула.

– Sure. Wait here for a minutes. – Она встала. И добавила с кокетливым прищуром: – Ми-ну-точ-ка!

Егор уставился на дверь опустевшей переговорной, поправил на коленях шлем, почесал затылок. Последнее, впрочем, мысленно. Не слишком ли он перегнул с пропагандой?

– Этот русский похож на сумасшедшего!

– Русские все сумасшедшие, дочь, – рассудительно заметил ее собеседник, немолодой, сухощавый, подтянутый, что сразу выдавало в нем бывшего военного.

Вернее, просто военного, они бывшими не бывают.

– Ты сам слышал, какую чушь он молол. Союз Социалистических Республик. Терраформирование Марса!

Командир базы – по совместительству отец юной переговорщицы – лишь улыбнулся.

– Отец, он может оказаться и провокатором.

– Может. Но не думаю так. Скорее – жертва коммунистической пропаганды.

Джейн фыркнула:

– Он даже не знает, что их ГазПромСпейс давно поглощен американскими компаниями, что он работает на нас, а их Россия… части России – протектораты нашей Америки.

Командир прошелся по кабинету, провел пальцами по пульту.

– И не узнает, Дженни. Или… А ну-ка, дай сюда кристалл.

Он задвинул горошину в паз анализатора, склонился над экранами.

– Чисто, вирусов нет. Детка, гляди сюда.

Экран вывел в увеличении маркировку горошины: незримую обычным глазом лазерную маску, нанесенную над магнеторезистивным мультислоем контактных дорожек, прямо по монокристаллу сапфира. Штрих-маркер и буквы: «Made in USS». В углу экрана появилась вторая маска – стандартная, с буквами «Made in USА». Движение пальца – маски совместились, показывая полную идентичность. Кроме не совпавших последних букв.

– Ловко. – Джейн вопросительно глядела на отца.

– Да, Дженни, кристаллы созданы в одном месте. Но с разной целью.

– Их дезинформируют!

– Или… Детка, ты не забыла, что рассказывают нам много, но ничего не шлют. И что будет, когда в реакторе догорят последние стержни? – Он раскрыл кристаллотеку. – Так, вот оно. Отдай ему наш кристалл. В рамках… эм, информационного обмена. Действуйте, мисс Дженнифер!

Пока он летал, Базу завалило снегом. Снег срывался и сейчас – большие, плотные комки величаво и медленно опускались с оранжевого неба. Чтобы превратиться в кисель. Микс ценных органических соединений, продукт бушующих в атмосфере гроз. Манна небесная.

Полученная горошина, казалось, жгла грудь аж через термак. Глянуть не терпелось. Конечно, там наверняка пропаганда, и все же. Егор штатно совершил посадку, занес план в ангар и поспешил к шлюзу. В жилом модуле сбросил наконец изрядно поднадоевший термокостюм, запустил комп, загрузил горошину и вызвал по внутренней Олега. Тому до вахты оставалось два часа, и время это напарник коротал, как обычно, на тренажерах.

– Короче, друг, ничего у тебя не вышло, – изрек он, едва Егор кратко изложил итоги миссии доброй воли. – Подожди чуток, скоро буду.

Егор пропустил мимо ушей это «у тебя» – можно подумать, не вместе они готовили визит, а уж речь, так ту сам Олег, больше, и писал.

На экране англоязычная темнокожая дикторша бодро вещала о слиянии GazPromSpace с американской Oil Exxson Universe…

– Знаешь, друг. – Олег хмурился и был непривычно серьезен. – Я вот что думаю: надо докладывать старшим. Погоди! Только не говори, что я это дело замесил, мне и разбираться. Кто у нас сын начальника Базы – я или ты? Если пустим по инстанциям, месяц будут мурыжить.

Егор задумался. С одной стороны – содержимое буржуинской горошины сплошная деза, не может иначе, просто не может. С другой… А Батюшка Сатурн его знает, что с другой. Все неправильно, все не так, как он себе видел.

– Ладно… Иди уже, у тебя скоро трудовые подвиги… по графику. Танкер пришел?

Олег кивнул и вышел. Дверь с легким шипением скользнула из пазов и закрылась за его спиной. Егор взялся за коммуникатор.

К командиру базы, старшему из старших, конечно, просто так не попадешь. И сейчас отец хотел ограничиться дежурным «Егор, личные вопросы в нерабочее время». Как будто оно у него было, это самое нерабочее время. Но, услыхав новости, сменил тон и велел «рысью к нему». Положим, не рысью, а лифтом, но Егор медлить не стал. Может быть, он посоветовался бы с матерью. Но матери уже три года как не стало. Медленные бактерии Титана плохо уживаются с человеческим организмом.

– Ты идиот, сын! – Егор впервые видел отца разгневанным. – Авантюрист – ладно, простил бы, но глупость… Ты понимаешь, что на мне пятьсот живых душ здесь? Зачем полез смотреть?

Он ткнул пальцем в анализатор, куда перед этим заложил полученную у конкурентов горошину.

– Отец, это всего лишь пропаганда…

– Кретин. Это всего лишь боевой вирус, наверняка успел расползтись по всей Сети.

Отец одновременно манипулировал клавиатурой пульта: в углу экрана появилась маркировочная маска стандартного информ-кристалла, скользнула к центру, совместилась с чужой. Полностью, лишь две последние буквы накладывались, не совпадая.

– Ни фига себе… – протянул Егор.

– Угу… Эксперимент есть эксперимент. Старшего кибернетика ко мне! – рявкнул он в коммуникатор. – Внимание всем службам информационной безопа…

Он не договорил. Освещение в пультовой исчезло. Две секунды темноты – и свет явился, но другой: желтоватый и тусклый свет авариек. Уже понятно стало, что происходит. Умный компьютер энергостанции, обнаружив угрозу, закуклился, задвинул в реактор замедлители и перестал подавать электричество. Там, на берегу озера, зябко передернули плечами и замерли насосы. Застыли посреди заснеженной равнины автоматические киселесборщики. В электролизной прекратилось расщепление воды. Замерли синтезаторы производственных линий. А жилой блок… жилой блок протянет на резервных аккумуляторах несколько суток.

Ситуация «уровень ноль», вот что это.

– Космоса, говоришь, хотел? – Отец сделался странно спокоен. – Получишь космос. Полетишь на хаб. Держи.

На его ладони лежала еще одна горошина.

– Держи, кому говорю. Здесь программа полета для вашего… хм… челнока.

– Откуда ты знал, что…

– Оттуда! Конспираторы хреновы. Задача: выйти на внешнюю орбиту, достичь точки L5, высадиться на хаб и запросить помощь. Выполнять!

Егор сжал кулак с кристаллом. Сказка становилась былью, но совсем не так, как ему мечталось.

Что может быть лучше полета на прямоточе над просторами родной планеты? Когда ты и корабль – одно целое, когда гудят компрессоры, нагнетая в камеры сгорания забортную атмосферу, и ревет, вырываясь из сопла, раскаленная струя, когда чем выше – тем стремительнее, там, наверху, много топлива, и приходится снимать ногу с педали газа, чтобы не вылететь в аборт, – за пределы атмосферы, на смертельную эллиптическую орбиту, а сбросив скорость, плавной глиссадой пройтись над бесконечными цепями экваториальных дюн, над вершинами диких хребтов, над гигантскими морями и мелкими озерами…

Егор был пилот, что называется, от Бога. Ему и в голову не могло прийти, что посади любого, выросшего в гравитационном колодце Земли, за штурвал прямоточного метан-кислородного летательного аппарата, и этот любой – еще на взлете не удержит управления и «съедет», разметав обломки прямоточа вперемежку с частями собственного тела по ледяным полям. Или разобъется о свинцовую поверхность метанового океана. Егор родился и вырос на Титане, и оранжевое небо – родное небо – манило его с детства, туда, вверх, где уже различимы и Властелин Колец, и сами кольца, и Энцелад, и Япет, и сверкающий алмаз Гипериона, но еще не видны звезды.

Егор мечтал о звездах. И вот мечта осуществлялась.

Но теперь все не так. Переделанный в космический челнок прямоточ прет в небо свечой, пилот в ложементе – только статист. Перегрузка превращает пятнадцать килограммов веса пилота в тридцать. Риск велик. Выдержит ли герметик кабины космический ваккум? Термак переделан в скафандр самым примитивным образом – многочисленные обручи охватывают руки, ноги, туловище, и неизвестно, как при разгерметизации поведет себя шлем. Два года кропотливой работы их инженерно-пилотной группы, но кто сказал, что где-то не закрался дефект, где-то – неточный расчет?

А корабль уже пробивает тропопаузу, входит в зону ветров, проходит верхнюю ионосферу, и вихревые токи, соскальзывая со сверхпроводящих защитных плит носа, голубыми змеями окутывают фонарь кабины…

Еще вверх. Небо больше не оранжевое – оно иссиня-фиолетовое, и добрую треть занимает желтое пятно Властелина Колец, и двигатель ревет победно – в верхних слоях очень много метана, а затем небо становится угольно-черным, и там, где заканчивается царство Властелина, рассыпаются разноцветные огни звезд.

Двигатель обрывает пение, вибрация корпуса исчезает – тишина, как удар по голове, и наступает невесомость. Ты падаешь, падаешь в неизведанную пропасть, хотя по-прежнему остаешься надежно пристегнут к ложементу. Егор тренировался в свободном падении. Но к невесомости невозможно привыкнуть. Где верх, где низ? Оранжевая поверхность Титана плывет вверху, а космос, наоборот, там, под ногами.

Виток, звонко щелкает клапан переключения подачи топлива, и в соплах вспыхивает уже гидразин: программа коррекции орбиты в экваториальную плоскость, короткое ощущение вернувшегося веса, и снова падение в никуда. Еще виток, еще – корабль прицеливается, корабль скоро оторвется от планеты и устремится по ее орбите в точку встречи – точку Лагранжа L5. Его цель – станция-хаб, космический заправщик супертанкеров жидкого газа, идущих с Земли.

Снова перегрузка, снова тяжесть – в права вступает уже притяжение Батюшки Сатурна, и нет сил любоваться воплощенной мечтой. Слишком многое поставлено на кон, и совсем ничего не зависит от пилота, способного сейчас только читать сообщения программы. Тяжесть нарастает, делается нестерпимой, – корабль чертит пологую дугу, потому что два километра в секунду – это медленно, это очень медленно, на такой скорости полет продлится не одни сутки, а этих суток у оставшихся там, под покровом атмосферы нет. Поэтому – разгон под углом сорок пять градусов к орбите, долгий многчасовой разгон, а затем такое же долгое торможение, тот же разгон, но со знаком минус, и Егор весит уже свои земные девяносто килограммов, и в голове крутится одна и та же мысль: понятно, отчего старшие с детских лет гоняют младших на тренажерах и центрифугах, заставляют приседать с жуткого вида штангами и отжимать их же лежа…

Хронометр бесстрастно отсчитывает время, бортовые системы ведут себя штатно, и на девятом часу полета компьютер оживает: механическим голосом сообщает о входе в зону L5. Снова невесомость инерционного движения, лишь изредка просверкивает пламя боковых маневровых сопел, а звездное небо с хорошо различимым серпом Гипериона вздрагивает. Корабль делает коррекции, пытаясь обнаружить в тысячах и тысячах кубических километрах пустоты цель. На экране радара множество точек, но что из них хаб, а что – астероиды, пойманные в ловушку частного решения задачи трех тел? Программа имеет на этот случай ход конем: в пространство устремляется «мэйдэй», сигнал бедствия.

Текут минуты, тягучие медленные минуты, и в тесноте кабины возникает новый голос – на сей раз совершенно человеческий:

– Внимание. Говорит станция «Титан-Главная». Принимаю управление на себя. Не отключайте пеленг. Как поняли, прием.

– Понял, спасибо. – Егор не узнает своего голоса.

Зато узнает голос «Главного». Вахта на станции длится пять лет, и за эти пять лет можно наизусть выучить и изображения экипажа, и имена. Голос командира станции.

Боковой двигатель отрабатывает коротким импульсом, и одна искра света из всего вороха занимает место посреди экрана и начинает увеличиваться в размерах.

Хаб оказывается огромной сферой, из которой длинным языком высовывается платформа, по торцам которой в магнитных барабанах-захватах внушительно торчат танкеры. Обе поверхности платформы усеяны какими-то сооружениями – то ли ангарами, то ли оранжереями. Стыковочного узла на челноке не предусмотрено, но он и не нужен: ведомый чужой волей, корабль приближается к сфере, та на миг превращается в отвесную стену, и в этой стене раздвигаются лепестки диафрагмы. Челнок медленно – сантиметры в секунды – заплывает внутрь, срабатывает магнитный захват, диафрагма так же бесшумно смыкается, и в шлюзе начинает клубиться туман – подача воздуха.

Хронометр отсчитывает еще двадцать минут, шлюзование окончено, и уже другой голос, женский, кажется, это бортинженер первой категории, разрешает разгерметизацию кабины и выход.

– Следуйте по зеленому светящемуся пунктиру, – говорит голос.

Похоже, здесь есть тяжесть, соображает Егор. Запоздало доходит – станция вращается вокруг своей оси, центробежная сила есть. К счастью, тяжесть невелика – совсем как дома. Земной свой вес он вряд ли смог бы тащить.

Светляки указателей вспыхивают при его приближении и гаснут за спиной. Коридор приводит к лифтовой, в кабинке лифта под ногами загорается надпись «низ», наверху – «верх». А может быть, наоборот? Конечно, лифт идет или от центра сферы, или к центру. В центре, по идее, снова невесомость…

И не по идее, а да, невесомость. Он выплывает из кабины и получает указание закрепиться за трос. Трос сам приходит в движение, тянет к середине занимающего внушительный зал сфероида. Рубка управления.

И она пуста. Вокруг подковообразного пульта, усеянного незнакомыми приборами, кнопками, мониторами, установлено несколько кресел, одно – внутри самой «подковы». И никого.

– Присаживайтесь, Егор! – Голос заставляет вздрогнуть.

Вот только никого не было, а вот в кресле внутри «подковы» – человек. Да, это Петр Николаевич, вахтовый командир Базы. Егор понимает, что ни разу не слышал его фамилии, да и сам командир редко возникал в передачах со станции. И еще Егор понимает, что перед ним не человек.

Голограмма. Да, голограмма – невидимые глазу лазеры подсвечивают невидимую же в обычном свете аэрозоль, распыляемую, наверное, прямо из-под кресла. Егор совершает пируэт, устраивает тело в кресле и только после этого отпускает страховку, вцепляется обеими руками в подлокотники.

– А где… все? – Дурацкий вопрос, но ничего путного на ум не идет.

– На станции нет людей, – мягко произносит «Петр Николаевич». – И не было последние пятнадцать лет.

Егор переваривает сказанное, а «командир», предвещая вопрос, продолжает:

– С вами, Егор, говорит искусственный интеллект. Я и есть «Титан-Главная». Могу поменять визуальное представление, если вам более комфортно общаться, например, с лицом противоположного пола и сходного возраста.

Егор мотает головой – нет уж, хватит и одного видемния. Сейчас он прекрасно наблюдает легкую полупрозрачность «командира» – пульт просвечивает сквозь его спину вполне отчетливо.

– Насколько мне известно, у вас проблемы, – так же негромко продолжает призрак. – Прошу вставить кристалл в ридер. В поручне кресла, у вас под правой рукой.

Егор совершенно машинально достает коробку со злополучным подарком конкурентов, так же машинально обнаруживает под рукой слот, вставляет кристалл.

ИИ, вернее, его отображение, на мгновение прикрывает глаза.

– Остроумно, – выносит приговор он. – Но примитивно.

– А вам… – «Вам» дается несколько с трудом, общаться с разумной машиной Егор не приучен. – Вам не вредно?

Лицо «Петра Николаевича» озаряет скупая улыбка. Призрак качает головой.

– Я – суперпозиция электронных спинов. Квантовик. Столь примитивные поделки для меня всего лишь то же, что и для вас картинка на стене. На картине – ужасный монстр, но ведь он не опасен, не так ли? Кстати, я уже отправил к вам на Базу антивирус. Мощности вашей радиостанции в режиме приема хватит даже на резервном питании. Есть время поговорить. Люди ведь любят поговорить, не так ли?

– Ничего не понимаю, – бормочет под нос Егор скорее самому себе, но призрак прекрасно расслышал.

– О, не беспокойтесь, сейчас все станет ясно. – Он скрестил руки на груди, вытянул ноги, выпрямился.

Невесомость не страшна голографическим изображениям.

– Последняя человеческая вахта, Егор, покинула «Главную» три смены назад. То есть пятнадцать лет назад. Новая не прилетела. Тогда же была утрачена связь с Землей. Буду точен – не с Землей, а с людьми. Околоземные геостационары живы. Смотрите.

Часть вогнутой стены за его спиной превратилась в объемное изображение. Возник космос, в нем – огромный шар, в котором Егор узнал Землю не сразу. Шар не с голубой дымкой атмосферы, а пепельно-серой. Только очертания материков выдавали в нем родину человечества.

– Вы, конечно, хотите получить информацию о том, что произошло на планете. Увы, не знаю. Я показываю вам в режиме реального времени то, что есть.

– В реальном времени?

Он обругал себя за тупость – чтом всю дорогу переспрашивать уже сказанное, но, опять же, ничего умного в башку не лезло.

В башке вообще установилась девственно-чистая, кристально прозрачная звенящая пустота.

– Вы должны быть знакомы с физикой квантовых состояний. Меня создавали в состоянии квантовой запутанности с другими квантовиками. Естественно, у меня мгновенная связь. Но послушайте. В меня заложена программа самосовершенствования. Я могу самостоятельно расширять рамки задач. Особенно интересно имитировать работу человеческого сознания. Я научился этому виртуозно, несмотря на некоторые трудности с высшими эмоциями и чувством юмора. Для них я придумал специальные программы-эмодрайверы. Если я захочу, то могу разозлиться, или взгрустнуть, или…

– Послушайте, как вас, – перебил Егор. – Что вы врете? А передачи с Земли, покорение космоса, построение социализма? А газ, а кисель, мы же все это отгружаем…

Егор осекся. Догадка, очень уж паскудная догадка, первая умная мысль за последнее время, посетила его, и, невзирая на слои термокостюма, прокатилась по спине волна озноба.

– Поймите меня правильно. Люди Земли перестали отвечать, перестали прилетать. Но ИИ остались. Супертанкер по-прежнему приходит за газом и забирает его на Землю. Значит, Земле нужен газ? Поначалу, кстати, он доставлял материалы и оборудование для ваших Баз. Теперь не доставляет. Я должен был решить задачу оптимального функционирования колоний. Сравнительный анализ групповых социальных спектров обоих поселений привел к модели, которая хорошо проявила себя в земном социуме прошлого столетия. Это модель соревнования двух различных общественных систем. Очень сожалею, но модель дала сбой, чем себя исчерпала. Именно поэтому мы и разговариваем здесь об этом.

– Социализм и капитализм?

– Именно так. Хаб же изначально проектировался как международный… я внушал вам соответствующие симулякры, иные – вашим конкурентам. Русские склонны в своем сверх-Я к коллективизму и взаимовыручке, англосаксы – к…

– Так! – Звенящая пустота, похоже, сейчас сменится клокочущей яростью. – Симулякры, говоришь? Значит, квантовик способен лгать?

Призрак оставался невозмутим.

– Ложная информация – термин, не имеющий физического смысла. Информация всегда абсолютна.

– Так почему я должен верить в эти картинки? – Егор ткнул пальцем в истаявшее изображение мертвой Земли.

– Вера – понятие не алгоритмизируемое, – столь же невозмутимо заметил ИИ. – И даже не вероятностное. Вы можете верить или не верить, но запасы расщепляющегося материала для ваших энергостанций закончились. Вам необходимо полагаться на себя. Для этого у вас есть все возможности.

«Эксперимент есть эксперимент», – вспомнилась странная фраза отца.

Что он этим хотел сказать? Какой эксперимент? Над кем?

– Вижу, что вы понимаете правильно, Егор. Неважно, достоверна моя информация или является виртуальностью. Неважно, живы земляне или погибли. Неважно, летают они в космос или не летают. И то, и другое равновероятно, и то, и другое может происходить-непроисходить одновременно-равновероятно. И равновероятно – неважно. Важно другое.

– Что же?

– Вы знаете. Еще не осознали этого понимания в себе, но непременно осознаете. Давайте послушаем песню.

– Песню? Сейчас?

– Песню. Сейчас.

Ответить Егор не успел. Рубку заполнила мелодия – простая, незатейливая мелодия, – и детские голоса: