Воскресенье, 16 декабря 1979 года

Если не знать, что они марионетки, мне с ними очень хорошо. Вчера я об этом почти не думала. Все, что я натворила с магией, просто вылетело из головы, и я вела себя так, словно они сами собой из моего карасса, оба.

Но сегодня, поразмыслив, я не могу об этом не думать.

Когда мы были маленькие, тетушка Лиллиан однажды купила нам настоящую говорящую куклу. Ее звали Розочка, и она была как раз из тех кукол, которые должны нравиться маленьким девочкам. Если ее положить, глаза закрывались, а когда поднимешь, открывались. У нее было хорошенькое невыразительное личико и белое платье в розовых бутонах. Розовые туфельки снимались и надевались, а золотые волосы можно было причесывать. Еще у нее из груди торчал шнурок, и, если за него потянуть, она разговаривала. Говорила две фразы: «Привет, я Розочка!» и «Давай играть в шко-олу!» Если тянуть медленно, голос получался ниже, а если быстро – писклявым.

Беда в том, что с другими нашими куклами можно было играть, будто они разговаривают, и это было лучше. Наши куклы (многие потеряли руку или ногу, а другие были зверушками, а не гуманоидами) переживали фантастические приключения после атомной войны или спасали драконов от злых принцесс. Потрепанная старушка Пиппа, однорукая и с волосами дыбом (их остригла Мор, когда изображала солдата), могла бросить вызов или дать клятву мести злому Собачьему Властелину (у песика усы закручивались, так что он часто играл злодея), и разве могла соревноваться с ней Розочка, которая только и умела сказать, что «Давай играть в шко-олу!».

Мне не нужен карасс вроде Розочки.

Я не хочу сказать, что мне нужен такой карасс, как Пиппа, песик, Джир и другие, так что аналогия не очень точная. (По игрушкам я не скучаю. Я бы все равно с ними не играла, мне пятнадцать лет. Я скучаю по детству.) Джуниор был пластмассовым мальчишкой-мотоциклистом, одной из немногих наших игрушек-мальчиков. Имя мы вычитали из «Лота» Уорда Мура. А произносили «Джир». Я здорово опешила, когда узнала, что оно значит на самом деле.

Когда Хью упомянул, что Вим вел собрание по Дилэни, первое – самое первое, что я подумала: хотя не написала вчера, но это потому, что устыдилась, – что я могла бы наколдовать, чтобы этого еще не произошло. Я могла бы наколдовать, чтобы он только собирался, и я успела бы там побывать. Я не колдовала и даже по-настоящему не стала бы, но подумала. Если бы я так сделала, я бы их превратила в Розочку. И рисковала бы тем, что сталось с Джорджем Орром, потому что пока – может, я все это сделала, а может, и нет. Я не видела, что вышло бы без этого. Может, все равно так и было бы. Если бы меня не существовало или я погибла бы вместе с Мор, может, у них все равно была бы встреча по Дилэни. Может, волшебство только в том, что я их увидела, нашла. Не знаю. И никогда не узнаю. Такое волшебство можно отрицать. Если это я сделала, значит, я обошлась с ними как с Розочкой: дернула за веревочку, чтобы услышать слова. Это если я вообще на такое способна. Думаю, на самом деле нет, потому что мне про это говорил Глори: слишком много народу – это слишком большая тяжесть, их не сдвинуть.

Но даже подумать о таком…

Я не хочу быть злой, правда, не хочу. Хуже всего, если она сумеет сделать меня такой же, как она. Вот почему я сбежала. Вот почему детский приют был лучше и здесь лучше.

Отныне я торжественно клянусь не прибегать к магии ради себя, а только для защиты от зла.