Четверг, 6 декабря 1979 года
Дни стали ужасно короткими. Кажется, все время темно. Светает только в десятом часу, поэтому мне не выйти на улицу по утрам. У меня была привычка выскакивать на минутку до завтрака, хоть немножко подышать. Я никуда не ходила, просто стояла у гардероба и дышала, прежде чем вернуться в гомон столовой. На завтрак дают хлеб с маргарином, зато сколько хочешь, и пережаренный водянистый английский омлет с консервированными помидорами – этого я не ем. По воскресеньям и изредка в другие дни дают еще сосиски – пищу богов. Сотрудники на завтрак не приходят, так что все говорят во весь голос, и, естественно, всем приходится орать, чтобы их услышали. Шум как в медвежатнике, только тоньше. Я иногда слышала его от дверей гардеробной через весь коридор, это вроде тех сумасшедших домов, которые люди восемнадцатого века посещали для забавы, послушать, как завывают безумцы. Бедлам.
И к окончанию уроков уже темно или почти темно. Зажигают свет, а солнце прячется за горизонтом. Небо еще немножко освещено, но уже точно ночь, а не день. Я люблю отойти от здания школы, обернуться и смотреть на огоньки, которые в сумерках кажутся оранжевыми. Они мне почему-то напоминают, как мы с Мор однажды под Рождество шли домой из школы с бабушкой и обе держали ее за руки. Может, ее школа закрылась на каникулы на день раньше нашей, вот она и смогла нас встретить. Мы были еще в малышовой, лет шести, наверное.
Я только помню, как держалась за ее руку и оглядывалась на огоньки в не совсем еще темном небе.
Воспоминания навевают тоску, но от тех чувств, которые вспоминаются, мне достается немножко надежности и волнения. Воспоминания – как большая груда ковров, я мысленно снимаю слой за слоем и не слишком разглядываю каждое в отдельности, но если захочется, можно вернуться, войти в какое-нибудь и вспоминать. На самом деле я в него не ухожу, не в том смысле, как уходят эльфы. Просто, если я вспомню, как грустила, сердилась или огорчалась, немножко того чувства возвращается ко мне. То же самое, конечно, и со счастьем, хотя счастливые воспоминания легко сносить до дыр, если слишком часто к ним обращаться. Если так делать, к старости дурные воспоминания окажутся свежими, потому что их отталкиваешь, а все хорошие сносятся. Я не стану нарочно вспоминать тот день с бабушкой, которого я уже толком и не помню. Я просто запомню эти короткие зимние дни, когда я ухожу от школы одна и оглядываюсь на освещенные окна.
Я болею от темноты. Я знаю, что коловращение лет – это жизнь. Я люблю времена года и фрукты по сезону. Яблоки, должно быть, уже отходят, и в лавке миссис Льюис наверняка уже продают ярко-оранжевые мандарины в дивной лиловой обертке с испанскими надписями. (Понюхать бы мандарин! Может, в субботу.) Но я начинаю ненавидеть эту темноту. В обед меня на улицу не выпускают, а только тогда более или менее светло, хотя и серо и часто идет дождь.
Дни снова станут долгими. Весна придет. Только ждать, кажется, очень долго.
