Суббота, 6 октября 1979 года

Прекрасный день, лучший с тех пор, как я сюда попала.

Я успела в город до закрытия библиотеки и хотела записаться. Мне не позволили. Я проявила изумительную выдержку, не кричала, не повышала голос, ничего такого. Они сказали, что нужна подпись родителей и документ о месте жительства. Я объяснила, что из Арлингхерста, как будто они сами не видели по школьной форме. На выход мы должны надевать синие сарафаны в складочку, такой же джемпер и школьный плащ-дождевик (когда идет дождь, но дождь идет всегда, кроме сегодня, сегодня солнце) и форменную шляпку. Зимняя шляпка – берет, летняя соломенная. Шляпы для меня истинное наказание: норовят свалиться с головы на каждом шагу.

Библиотекарь, мужчина, совсем молодой, сказал, что в Арлингхерсте я могу пользоваться школьной библиотекой. Я сказала, что я и пользуюсь, но там нет того, что мне надо. Он тогда посмотрел на меня, поправил очки на носу, и я уже думала, что победила, но нет.

– Тебе понадобится подпись одного из родителей на этом бланке и письмо от школьного библиотекаря, подтверждающее, что тебе нужно пользоваться этой библиотекой, – сказал он. За его спиной уходили вдаль полки с книгами. Он даже побродить вдоль них не позволил.

Зато я нашла книжный магазин и маленькую толкучку. Торговый квартал в Освестри – это две улочки с рынком на перекрестке. Библиотека – типично викторианское здание – почти рядом. В прошлый раз я дальше нее не пошла – автобусная остановка под холмом, а библиотека у самой вершины. Но от нее дорога поворачивает влево, и я решила, что она выведет к остановке кружным путем. Не вывела, а завела в жилые кварталы, и я уже думала возвращаться, но за следующим поворотом открылся пруд с утками и белыми лебедями в окружении деревьев, а на другой стороне шеренга магазинов и среди них книжный.

Я купила «Тритон» Сэмюэла Дилэни. Может быть, у отца он уже есть, мне все равно. Стоил 85 пенсов. Продавщица очень милая. Фантастику она не читает, но старается обеспечить хороший выбор. По сравнению с кардиффским «Лирсом» выбор бедный, а так очень неплох. Я собираюсь попросить у отца карманные деньги на покупку книг. И чтобы он подписал библиотечный бланк. Он почти наверняка не откажется. Насчет письма от мисс Кэрролл я не так уверена.

Рядом с книжным был магазин подержанных товаров, и в нем три полки книг, все старые и потрепанные. Я купила за 10 пенсов «Я захватываю замок» Доди Смит. Мне нравится ее далматинский цикл, например «Звездный лай», который Мор всегда называла «Звенящими одеждами». Я и не знала, что она пишет исторические романы. Отложу книжку, пока не придет настроение штурмовать замок.

У меня еще осталось пять пенсов. За пять пенсов там ничего не нашлось. Третья лавочка в ряду оказалась булочной и кофейней. Я зашла, потому что Шарон меня просила купить булочек. Вот как это делается: ты сам покупаешь булочки, или кто-то покупает их для тебя. Потом передаешь пакет на кухню с запиской, и их добавляют к воскресному ланчу указанным получателям. По правилам купить надо не меньше двух, только для себя покупать нельзя. Популярные девочки каждую неделю получают целые горы разных плюшек. Я обычно ни одной. У Дейдры мало денег, а Шарон еврейка. Но на этой неделе Шарон решила купить, потому что она хорошая. Я к тому, что со стороны Шарон это особенно мило, потому что сама она их есть не может. Иудеям полагается особая пища. Особая пища Шарон выглядит куда соблазнительнее нашей школьной. Ее приносят на подносе. Интересно, мне бы тоже дали, скажи я им, что иудейка? Но вдруг я недостаточно иудейка и от нее умру или заболею? Прежде чем пробовать, надо поговорить с Шарон. Так или иначе, Шарон просила меня купить булочки для себя, Дейдры и Карен, еще одной ее подруги. Так что я купила булочки – они продавались по десять пенсов за штуку или четыре за 35 пенсов, так что я добавила своих пять и купила четыре. Они были медовые, еще теплые, и я прогулялась к пруду и съела одну. Объедение.

У пруда стояли скамейки, вокруг росла трава, и ивы макали ветки прямо в воду. Листья на склоненных ветвях уже желтеют. Мне всегда казалось, что «плакучая ива» им очень подходит, но и «вавилонская» тоже. Ивы любят воду, а вязы не выносят. Дорога через лощину Кроггин называется «Хеол-и-Гверн», «Вязовая дорога», потому что вдоль нее посадили вязы, чтобы было надежно и сухо. Считается, что еще в неолите. Наверняка до римлян. История нашей долины – потрясающее чтение. Не знаю, смогу ли принимать ее как само собой разумеющееся, вернувшись обратно.

Я сидела на лавочке под ивой, жевала медовую булочку и читала «Тритон». Правда, в мире есть всякие ужасы, но есть и великие книги. Хотела бы я, когда вырасту, написать такую книгу, чтобы ее можно было читать на лавочке в не слишком-то жаркий день и забывать, где находишься и сколько времени, потому что ты не столько в своей голове, сколько в книжке. Я бы хотела писать как Дилэни, Хайнлайн или Ле Гуин.

Я едва успела на автобус до школы. Увидела его под холмом и хотела побежать, чтобы успеть, мне вспомнилось, как это – бежать во всю прыть, и я хотела было податься вперед и далеко выбрасывать ноги. Я даже один такой шаг сделала, но как оперлась не на ту ногу, ее словно железом проткнули. Шофер меня заметил, узнал форму и подождал. В автобусе было много девочек из школы, в основном из других классов. Почти все они знали или думали, что знают, что я хожу с палкой потому, что моя мать втыкает булавки в куклу вуду. Я села одна, но потом Джилл Скофилд из моего класса по химии перебралась ко мне.

– Что это ты опоздала? – спросила она.

– Зачиталась, – ответила я. – Забыла о времени.

– А не с мальчиком встречалась?

– Нет!

– Могла бы не возмущаться, половина девочек в этом автобусе были на свидании. Больше половины. Ты на них посмотри.

Я посмотрела. У многих полы сарафанов были подобраны, а губы подозрительно красные.

– Безвкусица! – буркнула я.

Джилл засмеялась.

– Я хочу заниматься наукой, – призналась она.

– Наукой?

– Да, настоящей. Я вчера читала про Лавуазье. Знаешь такого?

– Он открыл кислород, – кивнула я. – Вместе с Пристли.

– Да, и был французом. Аристократ, маркиз. Его гильонировали при французской революции, и он сказал, что, когда ему отрубят голову, он будет моргать, пока в сознании. Он моргнул семнадцать раз. Вот это ученый! – закончила Джилл.

Странная она. Но мне нравится.