Суббота, 2 февраля 1980 года

Я даже пожалела, что набрала в библиотеке такую груду книг, хотя сама же их хотела и заказывала. Грег их мне проштемпелевал.

– Вышел новый Хайнлайн, – сказала я ему.

– «Число зверя», – согласился он. – Он у меня в первых строках на апрельский заказ.

– Плохо, что у библиотек ограниченный бюджет, – заметила я.

Он фыркнул и взял книгу у следующей леди. Но я права. Могли бы деньги на создание такого множества бомб, что можно убить всех на свете русских, передать библиотекам. Библиотеки для Британии полезнее, чем независимый ядерный арсенал. Кто-то там неправильно определяет приоритеты. Я, конечно, не комми, как бы меня ни обзывали, но действительно считаю, что по поводу библиотечного бюджета стоило бы поучиться у Советского Союза.

Спускалась с холма я под водянистым солнцем. Думала, что приду раньше времени, но Вим был уже там, сидел за столиком у окна, ел сладкий тост и пил кофе. Какой он всегда спокойный и уверенный, везде как дома, не понимаю, как ему это удается. На нем был синий свитер с широким воротом, чуть темнее глаз. Я сразу вспомнила, что, как всегда, в школьной форме. Он выглядел студентом, взрослым человеком, какой мне бы хотелось быть, а я, в дурацких спортивных тапочках и дурацкой шляпке, выглядела лет на двенадцать. Я, как всегда, заказала и оплатила чай с медовой булочкой. Признаться, думала, не заказать ли что-нибудь поизысканнее, но устояла перед искушением.

– Не ожидал, что ты придешь, – сказал он, когда я села рядом. У него были масляные губы от сладкого тоста. Мне захотелось их вытереть. Если уж перечислять, чего мне хотелось, я бы с удовольствием потрогала его свитер, чтобы проверить, такой ли он мягкий, как кажется. Не часто мне приходится подавлять такие порывы.

– Я же сказала, что приду, – ответила я.

– Я думал, Грег тебе про меня расскажет.

– Вот зачем ты это сделал! А я ломала голову.

Это сказалось, не успела я обдумать, стоит ли говорить.

– Ты уже знала? – спросил он. – Про Руфи и все прочее.

– Мне Джанин рассказала давным-давно, и Хью говорил, более сочувственно.

Официантка подала мне чай с булочкой.

– Хью хороший парень, – сказал он, вытерев губы салфеткой. – Джанин меня ненавидит.

– Грег тоже мне говорил, в самых общих выражениях.

– Беда с такими городками. Все про всех знают или думают, что знают. Не терпится отряхнуть его прах с ног. Уеду и не оглянусь. – Он уставился в окно и, не глядя, помешивал кофе.

– Когда? – спросила я.

– Не раньше, чем сдам на аттестат. В следующем июне. Тогда получу грант и уеду в университет.

– Ты какие экзамены сдаешь? – спросила я. Мне хотелось булочки, но, с другой стороны, не хотелось говорить с полным ртом. Я откусила самую крошечку.

– Физику, химию и историю, – ответил он. – Ты не поверишь, как трудно было добиться. Просто смешно, готовиться всего по трем предметам и разделять гуманитарные науки с естественными.

– Я заставила перекроить для меня все расписание, чтобы учить химию и французский, – рассказала я. – Это на основной уровень. Я буду сдавать на следующий год. Каждый раз, когда французский приходится на время, отведенное для ланча, учительница корит меня и извиняется перед остальными, что я всем доставила неудобства.

Вим кивнул.

– Должно быть, пришлось выдержать настоящее сражение.

– Биологию мне отстоять не удалось. И еще меня поддержал Даниэль, мой отец. И он, мне кажется, оплатил это.

– Моим родителям плевать.

– Вот бы нам систему образования как в «Дверях в песке», – сказала я. – Кстати, вот она.

Я вытащила книжку из-под библиотечных и отдала ему. Он подержал немножко, прежде чем сунуть в карман пальто. Обложка выглядела ярко пурпурной на фоне синего свитера.

– Ты знаешь, что вышел новый Хайнлайн? «Число зверя». Он позаимствовал эту систему образования, когда изучаешь самые разные предметы и записываешься на экзамен, когда достаточно подготовлен, и учиться можно целую вечность, но Желязны он нигде не упоминает.

– У них в Америке так, – рассмеялся Вим.

– Правда? – Я говорила с набитым ртом, но уже не смущалась. Мне было стыдно за свою глупость, но от этой новости я пришла в восторг. – Правда, у них так? Вот бы учиться в их университете!

– Тебе это не по карману. Ну, тебе, может быть, и по карману, но мне никак. Там один семестр стоит тысячи – каждый семестр! Это для богатых. Так что есть и оборотная сторона. Самые отличившиеся могут получить стипендию, а остальные в долг. Кто даст мне в долг?

– Кто угодно, – сказала я, – а если всерьез, может быть, и здесь есть такие университеты, и бесплатные?

– Не думаю.

– Представь себе – изучать понемногу все, что хочется, – размечталась я.

Мы посидели немножко, воображая такое.

– Как это ты читаешь Хайнлайна? – спросил Вим. – Не думал, что он тебе может нравиться. Он такой фашист.

Я опешила.

– Хайнлайн фашист?! Ты о чем говоришь?

– У него книги такие авторитарные. Нет, с детскими все нормально, но вспомни «Звездный десант».

– А ты вспомни «Луна – суровая хозяйка», – заспорила я. – Это о революции против авторитаризма. А «Гражданин Галактики»? Он не фашист. Он отстаивает человеческое достоинство, и самостоятельность, и такие старомодные идеалы, как верность и долг, но он не фашист.

Вим поднял руки.

– Остановись! Не думал разворошить осиное гнездо. Просто мне казалось, что ты не из тех, кому он нравится, раз любишь Дилэни, Желязны и Ле Гуин.

– Я их всех люблю, – сказала я. Он меня разочаровал. – Не знала, что надо выбирать.

– Ты действительно странная, – заметил он, откладывая кофейную ложечку и внимательно вглядываясь в меня. – Хайнлайн тебя больше волнует, чем история с Руфи.

– Ну конечно, – ляпнула я и чуть сквозь землю не провалилась. – Ну, я про то, что, как бы там ни было с Руфи, никто не говорит, что ты ее нарочно обидел. Вы оба сглупили, и она даже больше, насколько я могу судить. В некотором смысле это важно, но, боже мой, Вим, конечно, во вселенском масштабе Роберт Хайнлайн намного важнее, как ни посмотри.

– Пожалуй, что так, – сказал он. И рассмеялся. Я видела, с каким любопытством поглядывает на нас женщина из-за прилавка. – Я немножко не так об этом думал.

Я тоже рассмеялась. Женщина за прилавком меня ничуть не заботила.

– С расстояния от Альфа Центавра, с точки зрения потомков?

– Могли бы появиться и потомки, – трезво проговорил он. – Если бы Руфи забеременела.

– Ты и правда ее бросил, когда решил, что она беременна? – спросила я, отправляя в рот последний кусок булочки.

– Нет! Я ее бросил, потому что она всем рассказала прежде, чем сказать мне, так что я узнал со стороны. Она отправилась в «Бутс» и купила тест на беременность. И рассказала матери. И рассказала подругам. С тем же успехом могла купить мегафон и кричать с рыночной площади. А потом она вовсе и не была беременна. Я ее бросил из-за того, как ты сказала, что она была дурой. Дурой! Что за идиотка. – Он покачал головой. – А потом все стали меня чураться. Как заразного. Они, похоже, решили, что раз я с ней спал, то должен жениться и связать себя с ней навеки, хотя и ребенка-то не было.

– Почему ты об этом не расскажешь?

– Кому? Всему городу? Джанин? Это вряд ли. Да они и слушать не стали бы. Они воображают, что поняли меня. А ничего не поняли.

Лицо у него застыло.

– Но у тебя сейчас есть девушка, – подбодрила я.

Он закатил глаза.

– Ширли? Вообще-то я и ее бросил. Она тоже идиотка, не такая, как Руфи, но близко к тому. Она работает в школьной прачечной, довольна жизнью и готова оставаться там, пока не выйдет замуж. Она стала делать заходы на женитьбу, вот я ее и бросил.

– Как ты их перебираешь, – произнесла я, не зная, что сказать.

– Не будь они такими идиотками, было бы иначе, – ответил он и осторожно поглядел на меня, и я подумала, не намекает ли он, что я ему интересна, но этого быть не могло, только не Виму, только не я, но у меня и без того дух захватывало.

– Пойдем, поищем эльфа, – предложила я.

Он нахмурился.

– Слушай, это ни к чему, – буркнул он. – Я понимаю, ты это сказала потому, что… ну, я задавал тебе очень странные вопросы, а тебе было так больно на той штуковине, и…

– Нет, они существуют, – возразила я. – Не знаю, сумеешь ли ты их увидеть, потому что заранее не веришь, но мне кажется, готов поверить. И у тебя не проколоты уши, ничего такого, что могло бы помешать. Только обещай, что не будешь язвить и не возненавидишь меня, если не увидишь.

– Не знаю, что и думать, – протянул он, вставая. – Послушай, Мори, я тебе вроде как нравлюсь, верно?

– Верно, – осторожно ответила я, оставшись на месте. Он возвышался надо мной, но мне не хотелось возиться со вставанием.

– И ты мне вроде как нравишься, – сказал он.

На мгновенье я стала удивительно счастливой, а потом мне вспомнилось колдовство на карасс. Я сжульничала. Я его заставила. На самом деле я ему не нравлюсь, а если и нравлюсь, то нравлюсь потому, что чары его заставили. Это, конечно, не значит, что он не думал, что я ему нравлюсь, но от этого все стало так сложно.

– Идем, – сказала я, справилась со вставанием и надела пальто. Вим влез в мохнатый коричневый дафлкот и пошел на улицу. Я последовала за ним.

Из книжного как раз выходила индуска с ребенком в коляске. Ее платок напомнил мне Насрин, и я подумала, как у нее дела. Мы пропустили индуску, а потом перешли через дорогу к пруду, где гонялись друг за другом утки.

– Не хочешь об этом говорить? – спросил Вим.

– Я не знаю, что сказать, – ответила я. Рассказывать ему о колдовском карассе я не хотела и не знала, как правильней поступить, если я его нечаянно околдовала. Во мне было немножко восторга и немножко ужаса, и земное притяжение казалось слабее обычного, как будто кто-то уменьшил содержание кислорода или еще что.

– Впервые вижу, чтобы тебе не хватало слов, – заметил он.

– Такое мало кто видел, – ответила я.

Он рассмеялся и прошел со мной в рощу.

– Волшебство, ты не выдумываешь?

– Зачем бы? – не поняла я. – Просто я на самом деле поклялась не колдовать, кроме как для защиты от зла, потому что трудно предвидеть последствия. И все равно волшебство трудно доказать и легко опровергнуть. Всегда можно сказать, что это и так произошло бы. А с… м-м, эльфами… – я не хотела говорить «фейри», это бы прозвучало слишком по-детски, – их не все могут увидеть и не всегда. Надо заранее поверить, тогда уж увидишь.

– А ты не можешь дать мне амулет, чтобы я их видел? Или сказать мне их имена? Я, знаешь ли, не так глуп, как Томас Ковенант.

– С амулетом ты хорошо придумал, – согласилась я. Я дала ему камешек, который носила в кармане, и он задумчиво погладил его пальцами. – Он должен помочь.

Камешек на самом деле не помог бы ему увидеть фейри, все это было ради его защиты – вообще и конкретно от моей матери, но, если он подумал, что поможет, могло и помочь.

– Книг о Томасе Ковенанте я не читала. Видела, но на обложке их сравнивали с Толкином, вот мне и не захотелось читать.

– Автор не в ответе за то, что издатели пишут на обложке, – возразил Вим. – Томас Ковенант был прокаженным, который в фантастическом мире, за какой чуть ли не каждый из нас отдал бы правую руку, ныл и отказывался верить, что это по-настоящему.

– Если написано с точки зрения тоскующего прокаженного, который ни во что не верит, я рада, что не стала читать!

Он засмеялся.

– Там отличные великаны. И мир фантастический, если только он не сошел с ума, как сам считает, а читатель не знает наверняка.

Мы уже ушли глубоко в рощу. Там было грязно, как и предупреждала Гарриет. На деревьях сидело несколько фейри.

– Не знаю, будет ли тебе видно, но попробуй крепко сжать камушек и посмотреть вон туда, – сказала я, кивнув в ту сторону.

Вим очень медленно повернул голову. Фейри пропал.

– На секунду мне показалось, будто что-то вижу, – очень тихо сказал он. – Я его спугнул?

– Здешние все очень пугливые. Они со мной не разговаривают. У нас в Южном Уэльсе я с некоторыми хорошо знакома.

– А где их лучше искать? Они живут на деревьях, как в Лориене?

Он стрелял глазами по сторонам, но не видел подглядывающих сверху фейри.

– Они любят места, где люди жили и ушли, – объяснила я. – Руины, заросшие зеленью. Здесь есть что-нибудь такое?

– Пойдем со мной, – позвал Вим, и я стала спускаться за ним по склону, грязному и засыпанному листвой. Вышло солнце, но все равно было холодно и сыро, и ветер леденил.

Мы подошли к каменной стене высотой примерно до плеча, заросшей плющом, и зашагали вдоль нее до угла, как будто бы части дома, и там, где этот угол закрывал от ветра, сквозь прелые листья пробились подснежники. И еще была большая лужа, которую мы обошли. Стена здесь была вдвое ниже, и мы присели на нее бок о бок. Здесь тоже оказался фейри, тот, которого я видела на лужайке у Джанин, похожий на собаку с паутинными крыльями. Я пока молчала. И Вим ничего не говорил. Показались еще несколько фейри – это место и вправду им нравилось. Один был тонкий, красивый, женственный, другой – узловатый и приземистый.

– Держи камень и смотри на цветы и на их отражение в воде, – тихо сказала я Виму, хотя можно было говорить и в полный голос. – Теперь взгляни на меня.

Когда он повернулся ко мне, я обняла ладонями его лицо. Я старалась придать ему уверенности. Ему так хотелось поверить, увидеть. Кожа у него была теплая и только чуточку шершавая, где надо было бы побриться. От прикосновения у меня перехватило дыхание, как никогда.

– Он хочет вас увидеть, – по-валлийски обратилась я к фейри. – Он вас не обидит.

Они не ответили, но и не исчезли.

– Теперь посмотри налево, – сказала я Виму, убрав руки.

Он медленно повернул голову и увидел ее, я поняла, что он видит. Он подскочил. Мгновенье она с любопытством разглядывала его. Мне подумалось, не зачарует ли она его, не уведет ли туда, куда уходят те, кто исчезает, как Там Лин. Он протянул к ней руки, и она пропала, они все пропали, как свет погас.

– Это был эльф? – спросил он.

– Да, – ответила я.

– Если бы ты не сказала, я бы решил, что увидел призрак, – потрясенно продолжал он. Мне хотелось еще раз к нему прикоснуться.

– Они не все похожи на людей, – сказала я, сильно преуменьшая действительность. – Почти все скорее гниловатые.

– Гномы? – предположил он.

– Ну, вроде того. Штука в том, что ты читаешь про одно, а видишь другое. Когда читаешь, все понятно: благой и неблагой двор, эльфы и гномы, но на самом деле не так. Я их всю жизнь вижу, и они все одинаковые, какими бы ни были и как бы ни выглядели. Я на самом деле не знаю, что они такое. Они разговаривают… ну, мои знакомые разговаривают, но говорят странно и только на валлийском. Обычно. На Рождество я повстречала одного, говорившего по-английски. Он дал мне эту палку. – Я постучала ею по мокрой земле. – Они себя эльфами не называют и никак не называют. У них нет имен. И они почти не пользуются существительными. – Каким облегчением для меня было с кем-нибудь об этом поговорить. – Я их называю фейри, потому что всегда так называла, но на самом деле не знаю, кто они.

– Значит, не знаешь, кто они.

– Нет. Они другие. Мне кажется, люди рассказывают о них сказки, и в некоторых правда, а другие придуманы или переделаны из других историй, а в третьих все перепутано. Сами они ничего не рассказывают.

– Но, раз ты не знаешь, может, они и есть привидения?

– Мертвые не такие, – сказала я.

– Ты знаешь? Ты их видела? – Его глаза стали круглыми.

Тогда я рассказала ему про Хеллоуин, и про дубовые листья, и как мертвые уходили под холм, а значит, мне пришлось рассказать ему о Мор. К тому времени я насквозь промерзла.

– Как же она погибла? – спросил он.

– Я окоченела, – сказала я. – Давай вернемся в город и, может, выпьем чего-нибудь горячего.

– А я сегодня не увижу больше эльфов или кто они там?

Я не могла понять, почему он их не видит.

– Внимательно посмотри около лужи, – сказала я.

Он медленно повернул голову и увидел, наверное, одного из корявых, как гномы, уродливых фейри, в которых нет ничего человеческого, кроме глаз. Он моргнул.

– Видел? – спросила я.

– По-моему, да. Я видел отражение. Если они здесь и видны тебе, почему я их не вижу? Я тебе верю, честно, верю. Того я увидел.

– Не знаю, – ответила я. – Я так многого о них не знаю. Я их не вижу, если они не хотят.

Фейри неприятно улыбнулся, как будто понял.

– Пойдем, – попросила я, – я совсем промерзла.

Вставать со стены было тяжело и пройти первые несколько шагов тоже. Для моей ноги лучше сидеть на стенке, чем стоять, но все же не очень хорошо. Вим предлагал помочь, но тут ничем не поможешь, честно. Он взял меня под руку, под другую, левую руку.

– Может, хотя бы сумку твою забрать? – спросил он.

– Будь у тебя сумка, мог бы взять книги, – ответила я, – но без сумки я не могу.

– Хочешь сказать, у тебя сумка волшебная? – уточнил он.

Мы оба посмотрели на мою раздувшуюся от библиотечных книг сумку. Ничего менее волшебного на вид не найдешь, как ни старайся.

– Просто я с ней вроде как срослась, – неумело объяснила я.

Сумки у него не было, но он все-таки вынул часть книг и понес под мышкой.

– А теперь, – объявил он, когда мы вышли из рощи, – настоящего кофе, а не этой бурды от «Нескафе».

– Какой это настоящий кофе? – спросила я.

– У Марио варят настоящий кофе в кофеварке. Готовят из кофейных бобов. Пока они мелют и жарят, вдыхаешь запах.

– Кофе здорово пахнет. А вот на вкус не очень, – сказала я.

– Ты никогда не пробовала настоящего кофе, – уверенно и безошибочно возразил он. – Вот увидишь.

У Марио оказалось ярко освещенное неоном кафе, где всегда околачивались девочки из нашей школы со своими парнями. Они заняли все столики. Пришлось ждать, пока один освободится. Вим заказал два кофе из кофеварки. Музыкальный автомат играл «Армию Оливера», очень громко. Там было ужасно, но хотя бы тепло. Вим выложил библиотечные книжки на стол, и я убрала их в сумку.

– Как она погибла? – снова спросил он, когда мы уселись.

– Здесь не место.

– В лесу было не место и здесь не место? – спросил Вим. Он накрыл ладонью мою руку на столе. Я задохнулась. – Расскажи.

– Под машину попала. Но на самом деле из-за моей матери, – сказала я. – Моя мать пыталась что-то сотворить, какое-то великое колдовство, чтобы получить власть, думаю, над целым миром. Фейри узнали и сказали, чтобы мы ее остановили. Она пыталась нам помешать и среди прочего насылала на нас ненастоящие вещи, они на нас нападали. Нам надо было держаться. Я думала, мы обе умрем, но, чтоб ее остановить, дело того стоило. Так сказали фейри, и мы к этому готовились, обе. Все это было колдовством, иллюзиями. И я подумала, что иллюзия, когда увидела огни, а это оказалась настоящая машина.

– Господи, какой ужас для человека за рулем, – вставил Вим.

– Я не знаю, что он видел и что думал, – объяснила я. – Мне было не до вопросов.

– Но вы ее остановили? Свою мать?

– Остановили. Но Мор погибла.

Меня прервала официантка, поставив на наш столик две красные чашки с черным кофе. Один пролился в блюдце, на пакетик с сахаром. Вим заплатил, не успела я и слова сказать.

– А что было потом? – спросил он.

Я, конечно, не могла рассказать по те жуткие дни после смерти Мор, про синяк на половину ее лица, про дни, когда она лежала в коме, и как моя мать отключила аппарат, и что, когда я после того стала называться ее именем, никто меня не уличил, хотя тетушка Тэг наверняка знала и дедушка тоже. Пусть мы и были идентичным близнецами, но все-таки разными людьми.

– У дедушки случился удар, – сказала я, потому что это, хоть и невыносимое, было наименее невыносимым. – Я его нашла. Говорят, это от стрелы эльфов. Не знаю, она ли его устроила.

Я попробовала кофе. Он был кошмарный, еще хуже растворимого, если такое возможно. В то же время я понимала, как можно к нему пристраститься, если сильно постараться. Сомневаюсь, что стараться стоило. Что ни говори, кофе не полезный продукт.

– И что ты собираешься насчет нее делать? – спросил Вим.

– Не думаю, что надо что-то делать. Мы ее остановили. На Хеллоуин у нее был последний шанс.

– Но, если твоя сестра не ушла под холм, если она еще здесь, она могла бы опять использовать то же средство. Тебе надо ее как-то остановить. Убить ее.

– По-моему, это было бы неправильно, – сказала я. Девочки из нашей школы стали вставать, и я догадалась, что пора на автобус.

– Понимаю, она твоя мать…

– Это тут ни при чем. Я ее ненавижу, как никто другой. И все-таки думаю, что убить ее – скверный поступок. Такое у меня чувство. Я могла бы поговорить об этом с фейри, но, если бы так надо было, по-моему, они бы уже подсказали мне это сделать. Ты не так рассуждаешь, для тебя это как будто сюжет рассказа…

– Просто это чертовски странно, – сказал он.

– Мне надо идти. Опоздаю на автобус. – Я встала, оставив кофе в чашке.

Он залпом допил свой.

– Когда я тебя увижу?

– Во вторник, как всегда. На Желязны, – улыбнулась я. Я уже предвкушала.

– Это само собой, а наедине?

– В следующую субботу. – Я натянула пальто. – Другого времени нет.

Мы пошли к дверям.

– Вас совсем не выпускают?

– Нет, как правило, нет.

– Как в тюрьме.

– Похоже. – Мы шагали к автобусной остановке. – Ну, до вторника, – сказала я, когда мы подошли. Автобус уже стоял, и девочки вливались в него. И тогда… нет, это должно быть отдельной строкой.

И тогда он меня поцеловал.