– Холодная нынче ночка! – крикнул Ищейка. – И не скажешь, что лето!

Три темных силуэта развернулись в его сторону. Крайний оказался седым стариком, и, судя по лицу, жизнь его побила немало. За ним стоял мужчина средних лет с отсеченной по локоть левой рукой. Третий, совсем мальчишка, хмуро вглядывался с края причала в черное ночное море.

Притворяясь, что сильно хромает, страдальчески морщась и подволакивая ногу, Ищейка направился к троице караульных. Проковыляв к высокому столбу, на котором висели сигнальный колокол и фонарь, он поднял к свету флягу: пусть рассмотрят ее получше.

Старик сразу заулыбался, прислонил копье к стене и, растирая руки, приблизился к Ищейке.

– У воды всегда холодно. А ты что, собраешься нас согреть? Это хорошо…

– Ага. Вам повезло. – Ищейка вытянул пробку и плеснул содержимое фляги в одну из кружек.

– Эй, парень, может, обойдемся без лишней скромности? – проворчал старик.

– Сдается мне, скромностью тут и не пахнет. – Ищейка подлил еще немного.

Следующая кружка предназначалась однорукому; чтобы взять свою порцию, ему пришлось положить копье на землю. Последним подошел мальчик и смерил Ищейку настороженным взглядом.

Старик шутливо толкнул его локтем.

– А мать разрешала тебе пить, малец?

– Какое мне дело до ее разрешений! – буркнул он, стараясь, чтобы высокий мальчишеский голос звучал грубее.

Ищейка протянул ему кружку.

– Раз ты достаточно взрослый, чтобы держать копье, значит, достаточно взрослый, чтобы держать кружку.

– Да, я взрослый! – отрезал мальчик, выхватил у Ищейки кружку и сделал большой глоток.

От жгучего алкоголя его передернуло. Ищейка вспомнил, как сам впервые выпил: его тогда жутко тошнило, и он вообще не понял, чего хорошего люди находят в алкоголе. Его губы тронула улыбка. Однако мальчик решил, что смеются над ним.

– А ты вообще кто такой?

Старик неодобрительно цокнул языком.

– Не обращай внимания. Он слишком юн, а потому считает, что уважение завоевывают грубостью.

– Пустяки! – отозвался Ищейка.

Он медленно наполнил свою кружку и отложил флягу на камни, чтобы выгадать время, убедиться, что он не сделает ошибки.

– Меня зовут Крегг.

Знавал он одного Крегга – тот погиб в горах в какой-то схватке. Ищейке он никогда не нравился, странно даже, что это имя пришло на ум. С другой стороны, решил он, имя как имя, не хуже любого другого. Ищейка хлопнул себя по бедру.

– Вот, проткнули в бою при Дунбреке. Никак не заживет. Не гожусь я теперь для военных походов, не стоять мне больше в строю. Так что вождь отправил меня к вам наблюдать за морем. – Он устремил взгляд на воду. Темная поверхность серебристо мерцала в лунном свете и колыхалась, словно живое существо. – Впрочем, я не жалею. Стычек и драк я, честно говоря, повидал немало. – Хоть в этом не солгал.

– Понимаю, каково тебе, – сказал однорукий, махнув культей перед носом у Ищейки. – Расскажи-ка, что там вообще творится?

– Да все нормально. Союз по-прежнему торчит под стенами собственной крепости, пытаясь прорваться внутрь, а мы поджидаем их на другом берегу реки. Уже несколько недель ничего не меняется.

– Я слыхал, некоторые парни переметнулись на сторону Союза. Говорят, что там был старый Тридуба, говорят, он в бою погиб.

– Рудда Тридуба был великий воин! – воскликнул старик. – Поистине великий!

– Ага. – Ищейка со вздохом кивнул. – Что верно, то верно.

– Говорят, вместо него вождем стал Ищейка, – добавил однорукий.

– Правда?

– Ходят такие слухи. Мерзкий ублюдок. Высокий, здоровенный. А Ищейкой его прозвали потому, что он откусывал женщинам соски.

Ищейка моргнул.

– Вот как? Никогда его не видел.

– Я слыхал, Девять Смертей тоже был с ними, – прошептал мальчик так испуганно, будто рассказывал о призраке.

Взрослые пренебрежительно хмыкнули.

– Малец, Девять Смертей мертв и так ему, злобному ублюдку, и надо! – Однорукий поежился. – Тьфу! Порешь всякую чепуху!

– Я слышал именно это, – упрямо повторил мальчик.

Старик жадно отхлебнул грог и причмокнул губами.

– Да неважно это – кто где. Думаю, союзники как захватят крепость, так и бросят воевать. Бросят воевать, поплывут за море домой, и жизнь потечет по-старому. В Уфрис они точно не пойдут.

– Это верно, – радостно подхватил однорукий. – Сюда они не пойдут.

– А зачем мы тогда их высматриваем? – заканючил мальчик.

Похоже, этот вопрос он задавал не впервые – старик закатил глаза и в очередной раз терпеливо ответил:

– Затем, парень, что это наша работа.

– А если у тебя есть работа, то нужно ее сделать как полагается.

Когда-то Логен говорил Ищейке то же самое, как и Тридуба. И пусть обоих не стало, пусть оба вернулись в грязь, слова их не утратили смысла.

– Даже если работа скучная, опасная или грязная. Даже если работу вообще не хочется выполнять.

Черт, ему опять надо отлить. Как всегда, в этот момент.

– Вот именно, – согласился старик, улыбаясь в кружку. – Работа должна быть сделана.

– Ты прав. Чертовски досадно… Ребята вы, похоже, славные. – Ищейка отвел руку за спину, будто намереваясь почесать зад.

– Досадно? – переспросил озадаченный мальчик. – Что ты имеешь…

В этот миг из темноты вынырнул Доу и перерезал ему горло.

Почти одновременно грязная рука Молчуна зажала рот однорукому, из прорехи в плаще выскользнуло окровавленное острие клинка. Ищейка прыгнул к старику и стремительно ударил его под ребра. Раз, другой, третий… Из открытого рта несчастного потекли выпивка и слюна; не выпуская кружку из рук, старик захрипел, покачнулся, выпучил глаза и упал.

Мальчик тем временем пополз к столбу. Одной рукой он пытался остановить хлещущую из раны кровь, а другой тянулся к сигнальному колоколу. Крепкий малый, подумал Ищейка: горло перерезано, а он думает о колоколе. Но не успел мальчик проползти и шага, как Доу с силой наступил ему на шею.

Ищейка поморщился, когда хрустнули позвонки. Такой смерти мальчик не заслужил. Впрочем, война есть война. Многих убивают, многие из убитых не заслуживают смерти. Работа должна быть сделана – и они ее только что закончили, да еще все трое остались живы-здоровы. В подобном деле о лучшем исходе можно только мечтать, но тем не менее на душе было как-то паршиво. Ему всегда не легко давались подобные вещи, а теперь, когда его выбрали вождем, убивать стало еще труднее. Даже странно, насколько проще убивать, когда тебе кто-то приказывает. Тяжело это – убивать. Куда тяжелее, чем кажется со стороны.

Если, конечно, тебя не зовут Черный Доу. Этому ублюдку прикончить человека – что помочиться. Вот потому-то он и был настолько хорош в своем деле. Склонившись над одноруким, Доу стянул с него плащ, набросил его себе на плечи и спокойно, точно мешок с мусором, откатил бездыханное тело в море.

– У тебя две руки, – заметил Молчун, кутаясь в плащ старика.

Доу смерил его мрачным взглядом.

– Ты это о чем? Не собираюсь я ради маскировки отрезать себе руку, ты, кретин!

Ищейка посмотрел на Доу:

– Он говорит, что одну руку тебе лучше спрятать.

Доу невозмутимо протер грязным пальцем кружку, сделал глоток и со стуком поставил ее на место.

– Как ты можешь пить в такое время? – пробурчал Ищейка, стаскивая окровавленный плащ с мертвого мальчика.

Доу пожал плечами и подлил себе еще.

– Не пропадать же добру! И как ты там сказал? Ночка нынче холодная. – Его губы изогнулись в отвратительной ухмылке. – Черт! Умеешь ты, Ищейка, заливать. Меня зовут Крегг… – Он изобразил хромоту. – Вот, ранили в задницу в бою при Дунбреке. Ха-ха! Откуда ты этого набрался? – Доу хлопнул Молчуна по плечу. – Чертовски здорово придумано, а? Это называется… Забыл… Что же за слово?

– Достоверно, – подсказал Молчун.

– Точно! – Глаза Доу радостно вспыхнули. – Достоверно! Вот ты какой, Ищейка. Ты – достоверный ублюдок. Они бы поверили, даже если б ты назвался Скарлингом Простоволосым, зуб даю! И как тебя не корчило от смеха?

Ищейка его веселья не разделял. Ему не нравилось смотреть на распластанные по камням трупы; вдобавок его волновало, что мальчику без плаща холодно – дурацкая, конечно, мысль, учитывая, что бедняга лежал в луже собственной крови.

– Угомонись! – хрипло бросил он. – Сбрось этих двух в воду и ступай к воротам. Неизвестно, когда подтянутся остальные.

– Ты прав, вождь, ты прав, как скажешь.

Доу скинул оба тела в море, затем отцепил у колокола язык и тоже его утопил.

– Досадно, – проронил Молчун.

– Что?

– Что колокол испортили.

Недоуменно вытаращившись на Молчуна, Доу эхом повторил:

– Колокол испортили! Ты разговорчив сегодня, это ж надо такое ляпнуть! И знаешь что? Твое молчание мне нравится больше. Колокол испортили! Ты, парень, рехнулся?

Молчун пожал плечами:

– Южане скоро придут. Он бы им пригодился.

– Если им нужен этот гребаный колокол, пусть, мать их, ныряют в море и шарят по дну! – Доу подхватил копье одноглазого и, спрятав одну руку под украденный плащ, зашагал к воротам. – Колокол испортили… – мрачно пробормотал он под нос, – гребаные мертвые!..

Ищейка встал на цыпочки и снял фонарь. Развернувшись к морю, он поднял его вверх, прикрыл полой плаща – и открыл. Прикрыл – открыл. И так три раза. После этого он вновь повесил мерцающий фонарь на столб. Огонек казался таким крошечным, а надежд на него возлагалось много. Увидят ли его там, вдали, на море? Но других источников света у них все равно не было.

Ищейку глодал страх, что план вот-вот сорвется: что шум услышат в городе, что из открытых ворот выбегут пять дюжин карлов и в мгновение ока – вполне заслуженно – прикончат их троицу. Думая об этом, он жутко хотел отлить. Но из ворот никто не выскочил. Вокруг царили тишина и спокойствие, только колокол поскрипывал на столбе да холодные волны плескались о камни и деревянный причал. Все шло как задумано.

Из темноты, скользя по волнам, выплыла первая лодка. На носу сидел ухмыляющийся Трясучка; позади него, стараясь не шуметь, осторожно работали веслами человек двадцать карлов: лица у всех напряжены, зубы сжаты от усердия. От малейшего звона и клацанья металла о дерево у Ищейки замирало сердце.

На подходе к берегу парни Трясучки вывесили за борта мешки с соломой, чтобы причалить бесшумно, – этот трюк они придумали за неделю до ночной вылазки. Ищейка с Молчуном ловко поймали брошенные канаты и, подтянув лодку, крепко-накрепко примотали их к столбам причала. Доу стоял у ворот, небрежно привалившись к стене; Ищейка посмотрел в его сторону, и он едва заметно помотал головой. Значит, в городе тишь да гладь. Трясучка, пригибаясь, беззвучно вскарабкался на пристань.

– Отличная работа, вождь, – широко улыбаясь, прошептал он. – Все четко и аккуратно.

– Похвалим друг друга позже. Сейчас надо разобраться с остальными лодками.

– Ты прав.

К пристани, вывешивая мешки соломы, подплывали новые лодки с новыми отрядами карлов. Парни Трясучки помогали лодкам пришвартоваться, а людям – выбраться на пристань. За последние недели на их сторону перешло немало бойцов, которым были не по душе порядки Бетода, так что вскоре на берегу моря собралась внушительная толпа. Так много, что Ищейка с трудом мог поверить, что их никто не замечает.

Все точно по договоренности разбились на отряды. У каждого свой вождь и своя задача. Два парня, хорошо знающие Уфри, как когда-то делал Тридуба, начертили на земле план города, и воины назубок заучили расположение домов, улиц и переулков. Ищейка мысленно усмехнулся, вспомнив, как брюзжал из-за этого Черный Доу, но дело того стоило. Он присел у ворот, и люди безмолвными тенями пошли в город – по отряду за раз.

Первым вошел Тул с дюжиной карлов.

– Давай, Грозовая Туча, – сказал Ищейка, – главные ворота на тебе.

Тул кивнул.

– Это самая сложная работа, постарайся без лишнего шума.

– Все тихо, само собой.

– Тогда удачи, Тул.

– Без нее справимся. – И великан с отрядом поспешили в глубь темных улиц.

– Красная Шляпа, на вас – башня у колодца и прилегающие стены.

– Точно.

– Трясучка, ты со своими парнями несете дозор на городской площади.

– Будем бдительны, как совы, вождь.

Создавая не больше шума, чем дующий с моря ветер и бьющиеся о причал волны, отряды один за другим проходили через ворота в окутанный мраком город; каждому Ищейка давал задание и ободряюще хлопал по плечу. Последним шел Черный Доу в сопровождении суровых парней.

– Доу, на вас ратуша. Как и договаривались, обложите ее хворостом, но ни в коем случае не поджигайте, слышишь? Убивать никого без необходимости тоже не нужно. Пока что.

– Пока, само собой, не будем.

– И еще, Доу… – Тот обернулся. – Женщин не трогайте.

– За кого ты меня принимаешь? – Доу сверкнул в темноте зубами. – Что я тебе, животное?

Дело было сделано. Ищейка с Хардингом Молчуном и группой парней остались охранять пристань.

– Уф! – медленно кивая головой, сказал Молчун – высшая степень похвалы из его уст.

– Снимешь со столба колокол? – Ищейка указал вверх. – Думаю, он нам пригодится.

Мертвые! Грохот вышел на славу. Ищейка даже глаза прикрыл. Рука от кисти до плеча дрожала после единственного удара рукоятью ножа по колоколу. Среди стен, домов и оград Ищейке было неуютно. Он за свою жизнь не слишком много времени проводил в городах, а когда все-таки приходилось, радости в том было не много. Это случалось, когда он мародерствовал да разжигал пожары после осады. И еще когда валялся по Бетодовым тюрьмам в ожидании смерти. Ни то ни другое ему не нравилось.

Ищейка оглядел нагромождение сланцевых крыш, блестящие от дождя разномастные стены: старый серый камень, почерневшее дерево, грязная штукатурка. Такой образ жизни казался ему очень странным – спишь в коробке, каждое утро просыпаешься в одном и том же месте. От этих мыслей у него на душе стало неспокойно – хотя, казалось бы, куда уж, когда еще после колокольного грохота не отошел? Он, откашлявшись, опустил колокол на камни, решительно взялся за эфес меча, чтобы показать серьезность своих намерений, и начал ждать…

В глубине улицы послышались шлепающие шаги, вскоре на площадь выскочила маленькая девочка. При виде бородатых вооруженных мужчин во главе с Тул Дуру рот у нее открылся от изумления: она, похоже, никогда не видела людей даже в половину столь огромных. Чуть не поскользнувшись на мокрых камнях, девочка резко развернулась и собралась бежать в другую сторону, но внезапно заметила Черного Доу. Он сидел на поленнице, привалившись к стене, с обнаженным мечом на коленях. Девочка испуганно замерла.

– Все в порядке, малышка, – пробурчал он. – Стой, где стоишь.

Тем временем на площадь сбегалось все больше народу – женщины, дети, несколько стариков. Увидев Ищейку и его парней, люди ошеломленно застыли на месте. Звон колокола вытащил их из кроватей, поэтому все были сонные, с красными глазами, отекшими лицами, в кое-как наброшенной одежде. Каждый вооружился тем, что попало под руку: мальчик сжимал мясницкий нож; согбенный старик притащил с собой меч, который выглядел старше него самого; девушка с копной темных спутанных волос держала в руках вилы. Выражение ее лица напомнило Ищейке о Шари – до того, как он начал делить с нею ложе, она смотрела на него так же задумчиво и сурово. Он хмуро взглянул на грязные босые ноги девушки, надеясь, что ему не придется ее убивать!

Чтобы скорее закончить с этим делом, жителей следовало хорошенько напугать, поэтому Ищейка решил добавить в голос грозности: надо говорить как человек, которого стоит бояться, а не как человек, который сам вот-вот наложит в штаны. Как говорил бы Логен. Нет… Это напугает их больше, чем следует. Тогда как говорил бы Тридуба. Жестко, но справедливо, желая сделать так, чтобы всем было хорошо.

– Староста есть среди вас?! – рявкнул Ищейка.

– Это я, – хрипло сказал старик с мечом.

На его лице читалась растерянность, он явно не мог оправиться от потрясения: два десятка вооруженных до зубов чужаков на площади посреди его города!

– Меня зовут Брасс, – добавил старик. – А вы, черт побери, кто такие?

– Я – Ищейка. Это Хардинг Молчун. А вон тот большой парень – Тул Дуру Грозовая Туча.

Некоторые горожане, округлив глаза, начали перешептываться. Они, похоже, знали эти имена.

– С нами пять сотен карлов. И этой ночью мы взяли город.

Толпа заохала, запричитала… На самом деле карлов было сотни две, но зачем говорить правду? Вдруг горожане вздумают сопротивляться? Убивать женщин Ищейке не хотелось, да и умереть от их рук тоже.

– Воины заняли весь город. Стража связана, некоторых пришлось убить. Кое-кто из моих парней, и вы должны знать – я говорю о Черном Доу…

– Это я. – Доу мерзко ухмыльнулся, и люди в страхе отпрянули от поленницы, словно там сидели демоны.

– …Они пришли для того, чтобы жечь дома, сеять страх, смерть и ужас – словом, творить все то, что делали под предводительством Девяти Смертей. Вы понимаете, о чем я? – Ищейка обвел собравшихся взглядом.

В глубине толпы захныкал, захлюпал носом ребенок. Мальчик с мясницким ножом настороженно заозирался, руки у него дрожали; темноволосая девушка, прищурившись, крепче сжала вилы. Что ж, суть они уловили. Отлично!

– Но я решил дать вам шанс. В городе одни женщины, дети и старики, вы должны иметь выбор сдаться. У меня счеты с Бетодом, а не с вашими людьми. Союзу требуется ваш порт – им нужно переправлять солдат, провизию и прочее. Через час подойдет их флот. Кораблей будет много. Они явятся в любом случае, хотите вы того или нет. Если вы предпочитаете кровавое решение, так тому и быть. Видят мертвые, опыт у нас богатый. Либо же вы сдаете оружие, и мы улаживаем дело… как это называется?

– Цивилизованно, – подсказал Молчун.

– Точно. Цивилизованно. Что скажете?

Старик взялся за меч, но размахивать им, похоже, не собирался – скорее хотел опереться, как на трость. Запавшие глаза скользнули по крепостной стене, с высоты которой за происходящим на площади наблюдали карлы. Плечи старика сгорбились.

– Вижу, ты взял нас холодными. Ищейка, да? Я давно слыхал, что ты умный ублюдок. Драться у нас некому. Бетод забрал всех, кто в состоянии держать копье и щит. – Он оглянулся на жалкую толпу женщин и детей. – Женщин вы не тронете?

– Не тронем.

– Тех, кто не хочет, чтобы их тронули, – проронил Доу, хищно посматривая на девушку с вилами.

– Не тронем, – прорычал Ищейка, смерив Доу тяжелым взглядом. – Я прослежу.

– Что ж, так и быть. – Староста вышел вперед, опустился, морщась, на колено и уронил к ногам Ищейки ржавый меч. – По мне, ты куда лучше Бетода. Думаю, я должен поблагодарить тебя за милосердие, если ты сдержишь слово.

– Уфф…

Ищейка не ощущал себя милосердным. Убитый на пристани старик едва ли был ему благодарен, как и пронзенный насквозь однорукий. И паренек с перерезанным горлом, которому бы еще жить да жить!

Люди по очереди выходили из толпы, бросая в кучу жалкое подобие оружия: ржавые инструменты и прочую рухлядь. Последним подошел мальчик с мясницким ножом. Клинок с лязгом упал на холмик металла. Метнув испуганный взгляд на Черного Доу, он припустил бегом за остальными и вцепился в руку темноволосой девушки.

Они стояли и смотрели, и Ищейка чувствовал исходящий от них запах страха. Все, видимо, ожидали, что Доу с карлами тут же на месте их перережет. Все ожидали, что их загонят в дома, подопрут двери и подожгут. Ищейка видел все это раньше. И теперь он не мог их винить за то, что они жались друг к другу, точно овцы на зимнем поле. Он бы вел себя так же.

– Хорошо! – гаркнул Ищейка. – Возвращайтесь по домам. Союзники прибудут к полудню, и лучше бы улицы были пусты.

Люди в толпе смотрели на Ищейку, на Тула, на Доу, затем друг на друга. Все дрожали, нервно сглатывали слюну и возносили хвалы мертвым. Наконец толпа начала медленно рассасываться, расползаться, расходиться кто куда. Живые, к величайшей радости каждого.

– Отлично сработано, вождь, – шепнул на ухо Ищейке Тул. – Тридуба и тот бы лучше не справился.

С другой стороны нерешительно подошел Доу.

– Это… насчет женщин… Если хочешь знать мое мнение…

– Не хочу, – отрезал Ищейка.

– Вы не видели моего сына?

Одна женщина так и не ушла домой; в глазах у нее стояли слезы, лицо кривилось от отчаянной тревоги. Она подходила со своим вопросом то к одному, то к другому. Ищейка, опустив голову, отвел взгляд.

– Мой сын стоял в дозоре на причале! Вы не видели? – Ее голос звучал скрипуче и плаксиво. Она дернула Ищейку за куртку. – Прошу вас, скажите, где мой сын?

– По-твоему, я знаю где каждый? – резко бросил он зареванной женщине и с озабоченным видом зашагал прочь, как будто его ждет куча дел. А в голове пульсировало одно: трус ты, Ищейка, черт тебя дери, паршивый трус! Нашелся герой! Обвел вокруг пальца горстку женщин, детей и стариков!

Нелегко быть вождем.