По пути Мательду охватил страх. Так, наверное, должен был чувствовать себя ее отец, когда выходил на балкон перед толпой. Она решила проникнуть в самое логово Маламокко! Если Рустико поймает ее там, ей конец. Но если у нее будет хоть чуть-чуть времени осмотреться в его доме, то, возможно, она найдет там какое-нибудь доказательство их темных планов, например письмо, содержание которого помогло бы изгнать братьев-трибунов из Риво Альто на вечные времена, а значит, и из их жизни — ее и отца. И пусть опасность очень велика, но перспектива находиться всю жизнь рядом с одним из братьев Маламокко была намного хуже.

«Отдай страх смерти ветрам» — так начиналась песня, которой научила ее мать. Напевая эту мелодию, Мательда пыталась унять дрожь в руках. Однако чем больше она старалась, тем меньше ей это удавалось.

Не желая выказывать свой страх перед Элиасом, Мательда завела с ним разговор. По дороге вдоль каналов она объясняла гостю, как устроена жизнь в их промежуточном мире между большой землей и водой. Она перечисляла маленькие поселения, из которых образовались города в лагуне. Она показала ему работников, которые постоянно занимались тем, что вычищали грязь из каналов между островками суши и маленькими заливами.

— Если там соберется слишком много грязи, то морская вода не сможет больше течь по каналам, — объясняла она ему. — Тогда этот город превратится в болото — источник болезней. Но если каналы будут слишком глубокими, — продолжала она, — море беспрепятственно проникнет сюда, и город утонет. Все это — вопрос равновесия.

Элиас лишь периодически поддакивал и что-то бормотал. Судя по всему, город Риво Альто интересовал его гораздо меньше, чем общество Мательды. Сидя на коне, он прижимался к ее спине, и, несмотря на холодную погоду, Мательда чувствовала жар его тела. Правда, от него исходил запах всадника, проведшего несколько дней в седле. А масло, которым были намащены его волосы, придавало этому запаху и вовсе отвратительный дух.

Мательда сжала губы, стараясь дышать как можно реже, и спрятала прядь своих волос под чепчик. Она проберется вместе с Элиасом в дом Маламокко, не будучи замеченной Рустико, — и ради этого готова терпеть что угодно!

— Я нигде не заметил городской стены, — удивился Элиас.

Мательда кивнула:

— Кому нужны стены, когда ему на помощь приходит море?

Затем она рассказала о нападении франков и о том, как города лагуны чудесным образом спаслись от разорения.

Двадцать лет прошло с тех пор, как франки пришли сюда с огнем и мечом. Чужестранцы в мгновение ока захватывали остров за островом: Гераклиана утонул в крови его жителей, Торчелло вынужден был открыть ворота франкам, пали Градо и Маламокко, родина братьев-трибунов. Тогда эти острова и города пережили самые страшные события за всю свою историю, насчитывавшую сотни лет. На протяжении пяти дней франки опустошали дома, сжигали их и карали рыбаков за то, что те оказывали им сопротивление. До сегодняшних дней матери рассказывали своим детям страшные истории о тех временах, когда франки-завоеватели привязывали пленных к хвостам своих боевых коней за волосы, за одну руку или ногу. Лишь немногим повезло быть затянутыми лошадьми в воду лагуны, смерть в море должна была казаться им милостью. Посчастливилось и тем, кто смогли убежать в соседний город Риво Альто.

Здесь, на «высоком берегу», тогдашний дож Анджелло Партечипацио, дед Мательды, распахнул перед беглецами ворота своей крепости и приютил их всех, дав крышу над головой.

— Говорят, крепость была переполнена людьми, — взглянула Мательда на Элиаса.

— А что было потом? — спросил он. — Франки не ворвались в Риво Альто?

Мательда улыбнулась. Истории о войне юному дворянину были гораздо интереснее, чем подробности жизни города, стоявшего на воде.

— Нападавшие, — продолжила Мательда свой рассказ, — сделали все, чтобы захватить нашу крепость. Когда франкские рыцари появились перед воротами, они предложили дожу свободу, если тот откроет им вход и без боя сдаст дворец. Однако Анджелло Партечипацио достаточно поучаствовал в сражениях, чтобы знать, что осада крепости требует огромного напряжения сил для обеих сторон. У осажденных может закончиться еда, вода, но и у осаждающих тоже рано или поздно иссякнут возможности получать продовольствие. Франки далеко углубились во вражескую страну, они не выдержат, не смогут долго выстоять перед воротами дворца, был уверен Анджелло.

Дож принял меры заранее. Еще до прихода франков он приказал забить все кладовые по самую крышу зерном и заполнить емкости свежей водой. А кроме того, прорыть тайный канал, через который храбрецы ежедневно выходили за ворота, доплывали до удаленных островов и возвращались оттуда с рыбой и яйцами гнездящихся там птиц. Сытая жизнь во дворце продолжалась несколько месяцев, и венеты спокойно поедали яйца и рыбу, пока франки не сломали зубы о крепость.

Мательда снова повернулась к Элиасу:

— В тот день, когда осажденные начали бросать со стен на головы нападавших рыбу, франки сдались. Но, возможно, это всего лишь слухи.

Элиас рассмеялся:

— И франки больше никогда не возвращались, чтобы закончить свое дело?

Мательда указала на дорогу, выложенную большими камнями, и юноша направил своего коня туда.

— Нет. Сколько я живу — нет, — сказала она. — А я родилась вскоре после всех этих событий. С тех пор Риво Альто является самым могучим из всех городов лагуны и резиденцией дожа. Но плохие времена возвращаются, — Мательда понизила голос. — Византия мечтает взять над нами власть, и франки тоже. Лангобарды подкрадываются все ближе, и это лишь вопрос времени — когда кто-нибудь из них снова попытается взять острова силой. Лишь грамотная политика и умелый дож могут спасти нас от этого.

— Вы так много знаете обо всем! — поразился Элиас. — А я вот слышал, что новый правитель города вроде бы слабак — сын этого Анджелло. Все-таки какие дураки эти трибуны! Почему же было не назначить дожем моего дядю Бонуса?

Проглотить возмущение Мательде помогло то, что перед ними открылся вид на усадьбу Рустико.

— Посмотрите! — сказала она и указала на дом, возвышавшийся над дорогой. Его цоколь высотой в человеческий рост был сложен из квадратных кусков гранита. Этаж выше представлял собой фахверк, балки которого были выкрашены черной и белой краской. На двух флагштоках над входными воротами висели флаги тех же цветов. Дом окружали пристройки и маленький фруктовый сад. Одно из верхних окон сверкало в лучах заходящего солнца. Только сейчас Мательда заметила, что на лагуну опустились сумерки. Никогда раньше ей не доводилось бывать за пределами дворца после наступления ночи.

— А вот и он, — воскликнул Элиас, — дом моей семьи!

Он соскочил с коня, упер руки в бока и окинул взглядом поместье:

— Последний раз я был здесь еще мальчиком.

— Вы не хотите помочь мне слезть с коня? — многозначительно повысила голос Мательда. Это возмущение было подлинным: о чем думает эта простецкая голова? Как можно обходиться с дочерью дожа подобным образом?! И тут она вспомнила, что сама же скрыла от него, кем является на самом деле.

Элиас было ринулся исправлять ошибку, но Мательда уже справилась сама. Решительным шагом она направилась к воротам.

— Идите же сюда! — громким шепотом позвала она Элиаса, привязывающего вороного к дереву. Мательда надеялась, что Рустико еще не успел добраться домой. — Давайте проберемся внутрь, мы же хотели сделать сюрприз вашему дяде.

Беспокойство Мательды по поводу проникновения в дом прошло само собой, когда дворецкий с головой, похожей на огурец, открыл им ворота. Он не узнал Элиаса, однако печать и герб гостя убедили его. Слуга впустил их через узкую дверь в высоких двустворчатых воротах. Непрошеным гостям пришлось пригнуться в проходе — и вот они уже во внутреннем дворе поместья. Дворецкий недовольно поинтересовался, не хотят ли они отведать поздний ужин. Когда Элиас отмахнулся, Мательде показалось, что слуга облегченно вздохнул.

— Как здорово снова видеть тебя, Спатариус! — не удержался Элиас. — Как давно это было!

Слуга сощурил глаза.

— Вы были тогда еще ребенком. — Он провел рукой где-то на уровне своего пупка. — Вот таким примерно. Но сейчас…

Его взгляд блуждал по фигуре Элиаса вверх-вниз. Затем он осмотрел Мательду и учтиво наклонил голову.

— Слушай меня внимательно, Спатариус! — Элиас нагнулся над маленьким венетом и взял у него из руки масляную лампу. — Я хочу сделать сюрприз своему дяде и буду ждать его в кабинете. Так что не говори ему, что я здесь, ладно? Я хочу подшутить над ним, понимаешь?

Спатариус бросил на Мательду взгляд, исполненный опыта прожитых лет. «Наверное, — подумала девушка, — он решил, что я уличная девка, о которой Рустико не должен знать».

Но что бы там ни происходило в этой голове-огурце, слуга молча кивнул в ответ на слова Элиаса и, шаркая ногами, удалился в свете лампы по мрачному, пахнущему копченой колбасой коридору.

— Ничего не изменилось… — Элиас поднял глаза на стены внутреннего двора. Верхний этаж завершала галерея с многочисленными дверями — чтобы разглядеть это, как раз хватило последних, уже тусклых лучей солнца.

— Какая же из этих дверей ведет в рабочий кабинет? Вот я глупец, нужно было спросить у Спатариуса!

Мательда взяла масляную лампу из рук юноши.

— Я боюсь этого человека, — прошептала она. — Пожалуйста, давайте оставим его там, куда он исчез, и попытаемся найти нужную комнату самостоятельно. «Кто знает, что мы еще обнаружим по дороге…» — уже про себя добавила она.

Элиас с готовностью отдал Мательде лампу. Но едва они успели подняться к галерее, как услышали глухие удары в ворота.

— Открывай! Спатариус, бездельник! Разве я не приказывал тебе ждать у ворот, когда твоего господина нет дома?

Мательда вздрогнула от испуга — она не ожидала, что Рустико вернется так рано: все-таки они добирались на коне, а он шел пешком. «Видимо, взял лодку», — решила она. Затем повернулась к Элиасу, приложила палец к его губам и потушила лампу.

Во дворе послышались шаги дворецкого, которые невозможно было ни с чем спутать, за ними последовал лязг и скрип запоров. Затем раздались звуки ударов.

— Я размозжу тебе череп! — кричал хозяин дома.

Мательда и Элиас невольно пригнулись к ограждению.

— С чего это тебе пришло в голову встречать меня в такой темноте без лампы?

Послышалось какое-то бормотание, затем снова удары.

Стоя на лестнице, Мательда не могла понять, выдал или нет Спатариус, что они находятся здесь. «Надеюсь, — подумала она, — он так сильно ненавидит своего хозяина, что ему доставляет удовольствие обманывать его». Страх, что Рустико обнаружит ее в своем доме, гнал ее вперед. Она решительно схватила Элиаса за руку и потащила за собой. Молодой дворянин с готовностью последовал за девушкой — у него аж слюнки потекли.

— Вон туда! — прошептал Элиас и указал на одну из дверей. Мательда отодвинула задвижку в сторону и открыла двери. Петли на хорошо смазанных болтах повернулись беззвучно. В помещении было темно, через высокое окно брезжил лунный свет. Мательда смогла рассмотреть ковры, висевшие на стенах, и высокий стол на другом конце комнаты. Кажется, они действительно нашли кабинет Рустико. Но если искать здесь доказательства, то придется зажечь лампу…

Легкий щелчок заставил ее резко обернуться. Элиас закрыл за собой дверь и задвинул запор.

— Теперь он уже не сможет войти сюда, — сказал юноша.

«А я не смогу отсюда выйти», — пронеслось в голове у Мательды. И в тот же миг она почувствовала на своих руках горячие руки Элиаса, резкий запах смазанной маслом бороды вызвал неприятные ощущения в носу.

— Мы поставим на письменном столе моего дядюшки нашу собственную печать, Эстрелла.

С этими словами он подтолкнул ее к задней стене помещения. Инстинктивно Мательда уперлась руками в грудь Элиаса, однако не смогла противостоять его силе. Казалось, ее сопротивление только разжигало его.

Он попытался поцеловать ее, но она вовремя увернулась. Элиас напирал, и она так сильно натолкнулась бедрами на письменный стол, что размещенные на нем предметы затанцевали и зазвенели. Элиас стремительно сорвал накидку со своих плеч, затем взялся за шерстяную тунику, для чего ему пришлось отпустить руку Мательды. Она попыталась воспользоваться этим и оттолкнуть его, однако молодой человек держался на месте так крепко, как мог стоять только мужчина на поле боя. Сопротивление девушки лишь раззадорило его.

И тут раздались тяжелые шаги, остановившиеся перед дверью. Кто-то попытался открыть дверь, и дерево заскрипело, ведь вход был закрыт изнутри. Элиас застыл и прижал свою горячую мокрую руку ко рту девушки, Мательда затаила дыхание. Если Рустико найдет ее здесь, внутри, она погибла! Элиас, может быть, отберет у нее честь, но Рустико возьмет еще больше. Ну зачем она поддалась этому детскому порыву?! Как она сейчас ругала себя за свою глупость!

— Почему мой кабинет закрыт? — заорал Рустико на галерее так, что задрожали гнезда ласточек под крышей. — Спатариус, ты, слепой призрак! Ты у меня отведаешь плетей!

Последовали громкие удары — Рустико изо всех сил колотил ногой в дверь, однако дерево стойко сопротивлялось. Наконец голосом, в котором звучало отчаяние, он выкрикнул:

— Ну как я могу передать этот город в руки императора, если не могу открыть даже свой собственный кабинет?

Звуки стихли. Элиас осторожно отнял руку от лица Мательды, и она с облегчением провела языком по своим губам — они были солеными. Что это только что сказал Рустико? Если она правильно поняла, он собирается отдать Риво Альто под власть Византии? Ей нужно как можно скорее вернуться назад, чтобы предупредить отца!

— Он скоро найдет путь сюда, — прошептал Элиас, — нам нужно поторопиться!

И с этими словами он продолжил снимать с себя шерстяную одежду. Видимо, парень пребывал в убеждении, что Мательда еле сдерживается, только и ждет, чтобы отдаться ему.

Одной рукой держа ее, а другой пытаясь стянуть с себя тунику через голову, он все же преуспел в этом и уже стоял перед девушкой наполовину голый. От запахов его тела Мательда отшатнулась еще дальше на стол.

В этот момент под ее ягодицами на столе что-то зашуршало. Если это действительно был кабинет Рустико, то, скорее всего, она сидела прямо на его письмах и грамотах — доказательствах предательства! Пока Элиас продолжал атаковать ее, Мательда провела рукой по столу, собрала как можно больше пергаментов — сколько поместилось в руке — и спрятала под нижнее белье.

Элиас же, казалось, принял этот жест как приглашение.

— Подними юбки, Эстрелла! — Голос Элиаса прерывисто задрожал. Он задыхался не только от борьбы со своей одеждой.

Когда он начал расшнуровывать брюки, Мательду пронизал парализующий страх неминуемого.

— Постой! — воскликнула она пронзительнее, чем хотела.

— Кто там, внутри? — громко крикнул Рустико. — Воры! Спатариус!

— Тихо! — прошипел Элиас, отчаянно пытаясь развязать штаны. В темноте он, похоже, не мог справиться с узлами шнурков.

Мательда поняла, что есть всего лишь один способ спастись от Элиаса.

— Давай я сама, — предложила она и, превозмогая отвращение, нежно оттолкнула его руку своей рукой, соскользнула со стола вниз и опустилась на колени перед Элиасом. Ее пальцы нащупали шнурки, которые удерживали тесно облегающие брюки.

Трясущимися руками Элиас пытался просто стянуть с себя штаны. Однако пояс был настолько туго зашнурован, что он не мог сдвинуть ткань со своих бедер. Шнурки выскользнули у Мательды из пальцев.

— Веди себя тихо! — прошипела она и бросила взгляд на дверь, однако оттуда не доносилось больше ни звука. Сколько времени остается у нее, прежде чем вернется Рустико и прикажет взломать дверь? Ей очень хотелось просто побежать к выходу, открыть засов и удрать через галерею.

Словно услышав ее мысли, Элиас больно ухватил ее за волосы и потянул за них.

— Поторопись, или я разрежу себе штаны мечом, — тяжело дышал он, и капельки его слюны забрызгали руки Мательды.

Никогда раньше она не была так близко к мужчине. Она искала шнурки, стараясь не прикасаться к половому органу Элиаса, который тянулся к ней из-под ткани. По сравнению с вонью, которая исходила от нижней части его тела, запах верхней части казался ароматом бальзама. Его требование поторопиться пульсировало у нее в ушах, пока ей наконец не удалось распустить шнурки его штанов. Обеими руками она стащила штаны Элиаса до колен и оставила их на щиколотках. Ни в коем случае не желая видеть того чудовищного предмета, который сейчас освободила, она не сводила взгляда с его ног.

Он как раз собрался прижаться к ней, но она схватила его за лодыжки и изо всех сил дернула. Элиас зашатался, пытаясь найти опору, и отпустил ее волосы. Однако ткань так тесно обхватывала его ноги! Вместо звуков похоти теперь он издавал лишь крики ужаса. Мательда еще раз дернула его за ноги — и венет упал на пол. За что ему удалось зацепиться, Мательда не поняла в темноте, но он потянул за собой что-то, что упало с таким грохотом, по сравнению с которым шум овечьего стада, охваченного паникой, показался бы тихим шорохом.

Она не обращала внимания на злобные выкрики парня, когда он, снова и снова пытаясь подняться на ноги, хватался за табурет, — она была уже у двери и старалась нащупать задвижку. Однако запор не открывался! За ее спиной рычал Элиас. Пытаясь освободиться от штанов, чтобы встать, он так неловко согнулся, что снова чуть не упал.

В конце концов ему пришлось оставить свои попытки.

— Я сожгу тебя! Зажарю твое мясо! — прорычал он, и Мательда в этот момент даже не сомневалась, что он воплотит свою угрозу в жизнь, если она сейчас же не убежит.

Она ударила кулаком по железу задвижки — так, что даже рука заболела. И наконец запор поддался, дверь была свободна!

Мательда распахнула ее. Перед ней стояли Рустико и дворецкий. Один держал ночную лампу, другой — огромный молот. На лицах обоих застыло такое выражение изумления, какого она никогда не видела.

Инстинктивно Мательда отпрянула и почувствовала, как сзади ее хватают чьи-то руки и тянут на пол. Элиас оказался на ней прежде, чем она успела подумать о сопротивлении. Дикий, как молодой бык, он рвал на ней одежду, и, когда наконец показались ее голые ноги, уже просто ослеп, потому что не видел ни своего дядю, ни его слугу. Все его существо, как стрела, было устремлено лишь к одной цели — совокуплению с жертвой.

Мательда закрыла глаза. Может быть, Рустико убьет ее и тогда все закончится? Это избавит ее от ужаса жить с таким позором или от необходимости наложить на себя руки. В ее нижнем белье трещал пергамент, когда Элиас искал себе дорогу через слои льна и шерсти. Затем он навалился на нее всем своим весом, она закричала, и в следующий момент Элиас исчез.

— Да чтоб на вас свалилась череда самых страшных бед! Кто вы такие и почему вы занимаетесь прелюбодеянием в моем доме, да еще в кабинете? — вопил благим матом хозяин. — На моих глазах!

Загорелся свет — где-то позади Спатариус зажег еще лампы, — и Мательда увидела склонившееся над ней красное, круглое, словно луна, лицо Рустико.

— Ты?! — его мягкие губы округлились. — Как?..

— Дядя, это я, твой племянник, — охрипшим голосом пытался объяснить Элиас, прикрывая свою срамную наготу краешком стенной занавески. — Она моя невеста. Мы хотели… Я хотел сделать тебе сюрприз своим визитом.

Если даже Рустико и был рад увидеться с племянником, то он этого не показал.

— Вот это — твоя невеста? — резко обернулся он. — Ты вообще знаешь, кто это?

Мательда опустила одежду, прикрыв свои ноги, и стала подниматься так медленно, как только могла. Дверь — всего лишь в нескольких шагах, и она была открытой. Лишь огуречная голова закрывал ей дорогу.

— Ее зовут Эстрелла, — сказал Элиас и снова попытался привести свои штаны в должное состояние.

И тут Рустико ударил его от души. Элиас упал на пол и закричал от боли.

— Она — дочка дожа, ты, любитель гаремов из Гоморры! И невеста твоего дяди Бонуса. Если ты обесчестил ее, я сниму шкуру с твоего достоинства. Ты утолил свою похоть с ней? Ты слышал что-нибудь из того, что я говорил перед дверью?

Под крики хозяина дома и оправдания Элиаса Мательда потихоньку подбиралась к выходу. И как только Рустико снова поднял руку, чтобы ударить своего племянника, Мательда перепрыгнула через перевернутую корзину для угля, проскользнула мимо Спатариуса и уже была на лестнице, ведущей во двор, прежде чем услышала шаги погони за собой. «Надеюсь, — молилась Мательда, поминая святого Марка, — дворецкий забыл закрыть ворота на замок».