Глава 15
Александрия, базар
— Мне все равно, что подумают эти арабы. Я буду кричать, сколько у меня хватит дыхания! — Бонус ударил рукой по хрупкому куску дерева и оставил отпечаток на трухлявом стволе — поднялась волна пыли.
— Вот! — продолжал кричать Бонус. — Вот, вот и вот! — Каждый его крик сопровождался ударом по источенному червями куску дерева. Вскоре Бонус оказался в окружении желтого облака. — За это я платить не буду. Это отбросы.
Люди на базаре повернули свои головы в их сторону.
Стараясь улыбаться, Джамиль разговаривал с александрийцем, который хотел продать им дерево.
«Это возмутительно! — кипел Бонус. — Все эти египетские торговцы просто мошенники».
— Задаток! — указал он пальцем на продавца. — Я хочу вернуть его назад.
— Карим вот говорит, что это единственный кусок дерева такого размера, который он сумел найти во всем городе, — пожал плечами Джамиль.
— Это не дерево, — вопил Бонус. Он беими руками столкнул ствол с прилавка. Предполагаемая мачта медленно скатилась, упала и распалась на куски. Четыре человека, кашляя, выскочили из облака пыли. Проходящие мимо люди ускорили шаг, прикрыв лица отворотами своих кафтанов и тюрбанов.
— А теперь я хочу обратно свои деньги! — прошипел Бонус.
Теперь уже начал кричать купец Карим. Хотя Бонус не понимал арабских слов, но намерения жулика были ему ясны: он хотел сохранить за собой аванс, потому что считал, что его товар уничтожили.
— Он ничего не стоит! — крикнул Бонус арабу. — Ни-че-го не сто-ит!
Карим рявкнул что-то односложное, Бонус ответил на это целым залпом затейливых ругательств, и, хотя его противник не мог понимать его слов, венет с удовлетворением отметил, что лицо араба окрасилось в цвет вина.
Немного погодя он сидел между Джамилем и Магнусом на ковре в некоем подобии таверны, пересчитывая те немногие монеты, которые ему удалось вернуть. Как называлось это место, он не знал: арабское слово Бонус не мог произнести — в конце концов, он не собирался изучать арабский, даже если бы речь шла об одном единственном слове! Скорее у него язык бы отсох. Достаточно было того, что он вынужден сидеть здесь между мусульманскими пиратами и уродом с Севера.
Какая-то женщина поставила перед ними глиняные кружки, из которых исходил пар. Бонус с отвращением посмотрел на темную жижу, но, когда поднял взгляд на сияющее лицо хозяйки, его глаза просветлели. Она была чрезвычайно красива. На фоне ее коричневой кожи белки глаз и зубы казались белее свежей слоновой кости. Ее скулы были гладкими и блестящими, как луковая шелуха.
— Выпейте свою каффу, — сказал Джамиль, пытаясь отвлечь его от хозяйки. — Горячая она вкуснее всего.
Хозяйка кивнула и ушла. Бонус был уверен, что заполучит ее, если сунет ей два динара, а может, и одного будет достаточно. Он посмотрел ей вслед и подергал себя за бороду.
— Вот! — Джамиль подсунул ему кружку под самый нос. — Это пробудит твои жизненные силы.
— А что это такое? — Бонус покачал напиток в кружке и наморщил нос.
— Каффа, — сказал Джамиль и шумно отпил из своей кружки. — Напиток с юга. На вкус немного горьковатый, но он такой… как это называется, Магнус?
Однако карлик тоже с отвращением смотрел в кружку.
— А что, вина они здесь не наливают? — обреченно поинтересовался он и осторожно отставил свою каффу на коврик. Он смотрел на это пойло так, словно оттуда в любой момент может что-нибудь выползти.
Терпение Бонуса лопнуло.
— Да как вам вообще удалось так долго продержаться, плавая по морю? Вы позволяете себя обманывать всяким мошенникам и платите деньги за какую-то навозную жижу.
Бонус еще раз принюхался к жидкости и бросил кружку в стену. Глиняная емкость разбилась, коричневый напиток растекся по изображению легко одетой танцовщицы, нарисованной неумелой рукой на досках стены.
— Вот! — Джамиль вскочил на ноги и хлопнул рукой по мокрой картине. — Это — кедр. Он повернулся к хозяйке и крикнул ей несколько арабских слов. Однако темноволосая женщина лишь покачала головой и вернулась с тряпкой, чтобы протереть запачканную стену.
— Она говорит, что не знает, откуда сюда попало это дерево, а рисунок здесь был всегда, — перевел Джамиль. Он внимательно посмотрел на дерево. Затем осмотрел все помещение, поднял взгляд к потолку и прошелся вперед-назад. Наконец остановился перед Бонусом и Магнусом.
— Если они все здесь делают из кедрового дерева, мы можем найти свою мачту в одном из таких заведений, — проговорил араб.
— Кедровое дерево, хм, — пробормотал Магнус и скрестил руки на груди.
Джамиль все еще рассматривал потолок, хранивший секреты своей конструкции под светло-желтым слоем глины.
— Кедровое дерево, — произнес худой араб, обращаясь, как казалось, к потолку, — в воде становится тверже и держится дольше. Это именно то, что нам нужно. Кедр в воде…
— Дурачье! — выругался Бонус. — Вы хотите снести дома, чтобы добраться до трухлявых балок?
— Для того чтобы отремонтировать «Висундур», я снес бы целую гору, — сказал Магнус. — По крайней мере, пока ты будешь платить за это.
Бонус не собирался позволять какому-то карлику издеваться над собой. Он встал и пошел к выходу из таверны. Перед дверью он отвел рукой в сторону занавес, и яркий свет проник в полутьму помещения.
— Скорее мы оставим мощи святого Марка в этом аду, — сказал он, оглянувшись, — чем я заплачу хоть одну монету за ваши сумасшедшие идеи. А за эту мочу ослицы, — он кивнул в направлении стенки, с которой до сих пор стекал напиток, — вы заплатите сами.
Когда Бонус вышел на улицу, ему показалось, что хозяйка бросила на него заинтересованный взгляд. «Может, этой ночью заглянуть сюда еще раз?» — мелькнуло в голове у трибуна, и он ускоренной походкой направился в порт.
Рассказчик историй возносил руки вверх и вращал глазами. Это был седой старик, но его жесты напоминали движения танцора. Палка, на которую он опирался при ходьбе, становилась ему то мечом, чтобы фехтовать против воображаемых врагов, то телом возлюбленной. Затем он укладывал свой посох на землю и балансировал на нем, дабы убедительнее изобразить мост над пропастью. И все это время голос египтянина менялся в настолько широком диапазоне, каким только мог обладать человек.
Альрик не понимал ни слова, он вообще хотел пройти мимо, это малышка Вали потащила его на представление. Девочка была одной из тех, кто заполонил «Висундур». Она сама вызвалась проводить их к церкви Святого Марка. Однако по пути маленькая провожатая, голова которой едва доставала Альрику до локтя, словно окаменев, остановилась перед человеком, который рассказывал эти истории. Поскольку ни Альрик, ни Ингвар не знали, куда идти, им не оставалось ничего иного, кроме как пялиться на циркача, надеясь на то, что Вали вскоре устанет от этого представления.
— Давай возьмем малышку на руки и понесем ее дальше, — предложил Ингвар.
— Думаешь, каким-то чужакам позволят тащить по улицам кричащую египетскую девочку? — усмехнулся Альрик. — Я бы сначала хорошо подумал.
Ингвар фыркнул, но ничего другого предложить не смог. Как и дюжина других детей, Вали стояла, словно зачарованная, перед сценой рассказчика, слушая его истории с блестящими глазами.
— О чем, как ты думаешь, он рассказывает? — указал Альрик на сцену.
Ингвар переступил с ноги на ногу.
— Откуда мне знать? — огрызнулся он. — Я не говорю на языке Джамиля. И, судя по тому, как это воспринимается на слух, у меня вряд ли когда-нибудь пробудится такое желание.
Стараясь не тратить время без пользы, Альрик рассматривал конструкцию строения. Рассказчик выбрал себе место на краю дороги в окружении целой колоннады — рядов гранитных колонн неизвестной древности. Похожие колонны Альрик видел в Константинополе, но там они были, что ни говори, изящнее, и находились только внутри дворцов и базилик. Здесь же они стояли под открытым небом, подпирая лишь воздух и облака.
— Похоже, на этом месте когда-то стоял огромный дом, — сказал Альрик, обращая внимание Ингвара на колоннаду. Он громко посчитал колонны и добавил: — Очень большой.
Перед сценой послышались шаги. Рассказчик историй схватил свою палку, зажал ее под мышкой и закачался, очевидно, изображая раненного в бою человека.
«По тому, как этот человек размахивает руками, — отметил Альрик, — видно, что он ни дня не был в настоящем бою». Перед лицом театральной смерти, которую изображал египтянин, воспоминания о тех днях заставили встать дыбом седые волосы на руках Альрика. Он крепко сжал губы, его клятва оставалась прежней: он никогда больше не будет служить мечу. Этот зарок распространялся на его сыновей, его товарищей, на всю команду.
Когда Вали вернулась к ним, она вытирала тыльной частью руки слезы, выступившие на глазах. Альрик указал пальцем на рассказчика, которому некоторые зрители бросали монеты, другие рылись в карманах своих кафтанов и клали на импровизированную трибуну финики и орехи. В ответ на вопрошающий взгляд Альрика девочка произнесла что-то, что на слух воспринималось как «зулькарнайн». Она четыре раза повторила это, сопровождая слова широкими жестами.
К своему сожалению, ни Альрик, ни Ингвар так и не поняли, о чем шла речь в этой истории.
Оказалось, что церковь Святого Марка находилась всего лишь в нескольких шагах отсюда. Вали указала на здание с куполом, которое тянулось к небу чуть в стороне от главной дороги. В него забегали люди и выскакивали обратно, держа в руках деревянные кресты христиан. Дюжины четок свисали с их рук, в которых они несли какие-то одеяния и маленькие сундучки. Несколько зевак собралось на краю дороги, большинство же проходило мимо, не обращая внимания на происходящее.
— Что случилось? — спросил Альрик девочку. — Там, впереди.
Но Вали уже убежала. Когда он обернулся, то лишь проводил взглядом ее грязные ноги, исчезающие за углом дома.
— Тьфу! Удрала, как трусливая крыса, — выругался Ингвар.
— Как бы там ни было, она сдержала свое слово и привела нас сюда, — сказал Альрик. — Это мы себя должны спросить, почему она убежала.
Движение у входа в церковь не замедлялось. Люди спешили в храм с пустыми руками, а возвращались нагруженные церковным добром.
Альрик потянул Ингвара в тень под аркой.
— Похоже на то, как будто церковь грабят, — прошептал он сыну.
— Мы уже насмотрелись достаточно грабежей, — покачал головой Ингвар. — Разве они похожи на поджигателей и воров?
Сын кендтманна был прав. Из церкви поспешно выходили простые александрийцы. У них не было оружия, они не тащили с собой упирающихся священнослужителей, не ругались и не орали, а лишь, сжав губы, выбегали оттуда и уходили прочь. От их кафтанов исходил запах пота и страха.
— А ты верно заметил, — согласился Альрик. — Они не грабят церковь, напротив, они спасают ее сокровища.
— Тьфу! — сплюнул Ингвар. — Было бы что спасать! Деревянные кресты и старые сундуки — все, что я вижу.
— А то, что в шкатулках, ты видишь? В этой церкви, кстати, должна находиться та мумия, из-за которой мы прибыли сюда. Мощи святого Марка. Может быть, вот тот человек как раз выносит их из храма — в этот самый момент!
Ингвар уже готов был броситься за убегавшим, если бы Альрик не удержал его.
— Погоди, давай сначала узнаем, почему они убегают. Та девочка знала, в чем дело, иначе она не умчалась бы отсюда так быстро. — Взгляд Альрика вернулся к углу дома, за которым исчезла Вали. — Как жаль, что она нам ничего не сказала…
— Смотри! — привлек внимание отца Ингвар и отпрянул назад, поглубже в тень арки.
Перед церковью появились пятеро мужчин. Они отличались от других людей, как акулы от черепах: крепкие тела, на широких перевязях — сабли, цвета кафтанов свежие, кожа отливает желтизной. Уверенными шагами они направились к церковному порталу. Их вожак был выше всех, среди норманнов он вряд ли бросился бы в глаза, но между маленькими египтянами торчал, как дерево среди тыкв.
Альрик уже встречался с такими людьми, как эти: между руинами горящих домов они перешагивали через тела умирающих и убитых.
Когда шедший впереди посмотрел в их направлении, Альрик потянул Ингвара еще дальше в тень. Хотя они должны были оставаться невидимыми в глубине арки, мужчина некоторое время все-таки смотрел в их направлении. Даже отсюда было видно, что его глаза прозрачны, как безоблачное небо, и не выражают ничего — как глаза статуи. Хоть Альрик и не мог утверждать, что этот человек заметил их, встречи с ним он хотел бы избежать любой ценой: по сравнению с убийцами такого типа люди вроде Бонуса Маламокко были просто овцами.
В следующий момент «акулы» исчезли в церкви, откуда тут же раздались крики и громыхания: что-то металлическое гулко обрушивалось на пол просторного помещения.
— Если это действительно та церковь, что нам нужна, — прикинул Ингвар, — то мы опоздали. Проклятый сказочник украл у нас время!
— Скажи спасибо, что он задержал нас, иначе сейчас мы были бы там, внутри.
Словно в подтверждение слов Альрика, из церкви донесся мужской крик, который поднялся до неестественной высоты.
— Неужели нам просто стоять здесь и ждать, пока они уничтожат старые кости, которые мы ищем? — спросил Ингвар.
На лбу у Альрика выступил холодный пот, он потер ладони друг о друга: там, внутри, его и сына поджидала опасность, но, если они не найдут реликвию, судьба Бьора будет решена.
Шум в церкви усилился. Из полутьмы показались мерцающие огни — кто-то зажег факелы в христианском храме. Зеваки на улице рассеялись, учуяв в происходящем угрозу для себя.
Вдруг кто-то выскочил из храма и побежал прочь широкими шагами. Под левой рукой человек держал какую-то шкатулку. В отличие от тех, что выносили его предшественники, этот ящичек был не из серого дерева. Казалось, он был отделан блестящим золотом.
Увидев это, Альрик и Ингвар выскочили на улицу и бросились вслед за убегающим. Но прежде, чем они поравнялись с церковной дверью, в ней появились еще трое, и одним из них был тот самый высокий вожак. Своим жутким взглядом он рыскал во всех направлениях — с одной стороны он заприметил Альрика, а с другой — увидел спину беглеца со шкатулкой.
— Постой! — отец хотел удержать Ингвара: ни в коем случае нельзя было поворачиваться к этим убийцам и поджигателям спиной. Но Ингвар, оттолкнув его руку, пронесся мимо церкви. Так между Альриком и сыном оказались те трое.
Норманн никогда не думал, что когда-нибудь дыхание может его подвести. На «Висундуре» возраст не ощущался, он словно был оставлен на суше и ждал, когда кендтманн причалит. Но это на море, где соленый воздух раздувал грудную клетку, как парус. Здесь же, на душных улицах Александрии, где жара и пыль праздновали свадьбу, Альрик сразу же понял, что стал слишком медлительным.
Трое преследователей быстро удалялись впереди. Где-то там находился Ингвар, а перед ним — убегающий человек с золотой шкатулкой. Альрик готов был поспорить на последние пальцы своей правой руки, что именно в этой шкатулке находились мощи святого Марка!
Он, задыхаясь, бежал по улице, уже давно дыша через рот, потому что нос, казалось, стал слишком тесным для того количества воздуха, которое требовалось легким. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы на нем был один из тех легких халатов, которые носили египтяне. Но вместо этого приходилось бежать в шерстяной одежде моряка, которая при любой погоде была словно второй кожей, плотно прилегавшей к телу и согревавшей даже тогда, когда сочилась сыростью. Только здесь, в Александрии, влажность была на нуле, даже запасы пота в теле, казалось, закончились, отчего каждый приезжий с непривычки испытывал постоянное чувство тяжести и усталость.
Альрик уже давно потерял преследователей из виду. Лишь взгляды случайных прохожих на улице выдавали, куда помчались охотники за шкатулкой. Он наконец остановился и оперся руками о колени.
И тут ему бросилось в глаза, что он отбрасывает длинную тень на песок улицы и солнце находится позади него. Что-то ввело его в заблуждение, что-то было не так… Умение ориентироваться в безбрежной морской пустыне было гарантом выживания всей команды, и здесь оно дало о себе знать, проснулось в нем и подняло тревогу. Так в чем же дело?
Люди, поспешно разбегающиеся из церкви Святого Марка, с четками и невзрачными шкатулками… они ведь скрылись в западном направлении? Ему еще пришлось зажмурить глаза против яркого света, когда он смотрел вслед убегающим! А путь, который выбрал человек с золотой шкатулкой, вел против движения солнца, на восток. Это могло означать лишь одно: золотая шкатулка должна была лишь отвлечь грабителей, ослепить охотников своим заманчивым блеском. Настоящие же сокровища, наоборот, были спрятаны в скромных деревянных ящиках, поэтому-то и вынесены из церкви первыми. Альрик молча кивнул, догадавшись: какой же глупец станет спасать самое ценное тогда, когда воры уже в доме?
Мощи святого Марка давно уже исчезли в неизвестном направлении, теперь Альрик был в этом уверен. Где же их искать? В чужом городе, среди людей, чей язык был ему неведом и которых он только отпугивал своим видом высокорослого чужестранца? Ясно одно: прежде всего надо узнать, где могут быть спрятаны мощи этого Марка. Для этого Альрик решил вернуться к началу своего пути, к «Висундуру».
«Ингвар! — раздалось из глубины его существа. — Береги себя!»
Бонусу приходилось выписывать целые кренделя, выискивая узкие извилистые проходы между кучами мусора, разбросанного по улице. С одной стороны, он был рад, что в полутьме было не видно, на какие невообразимые гадости можно наступить, а с другой, мерцающий свет мешал ему вовремя заметить то или иное препятствие. Если Александрию называют жемчужиной Северной Африкии, то как же выглядели задворки этого континента?
Кожа чесалась. Целый день он думал о привлекательной женщине из кабака, о ее многообещающем взгляде, который она бросила на него, и сейчас намеревался убедиться в том, что этот город может предложить ему нечто большее, чем кучи дерьма и мошенников.
Он не сразу нашел ту таверну. Сетка улиц, как в римском городе, состояла из прямоугольных ячеек, но римляне давно ушли отсюда, а после них столько мастеров-строителей прошли через Александрию, что и не счесть! И от простой и понятной планировки почти ничего не осталось. А то, что было достроено впоследствии, вообще представляло собой непроходимый лабиринт. Тем не менее Бонусу казалось, что он уже у цели.
И действительно, в колеблющемся свете показалась таверна — или то, что здесь таковой считалось. По сторонам от входа дымились емкости с углем, подсвечивая в темноте проем с приоткрытым пологом. Изнутри раздавались голоса, и уже на подступах отчетливо ощущались два тяжелых запаха — корицы и женского пота. Бонус облизал себе губы.
Когда он зашел в помещение, из которого вышел утром, то от удивления застыл в дверях: вместо ковров на полу лежали подушки, и все они были заняты. Некоторые из гостей сидели на корточках в оконных проемах, иные же стояли, разговаривая друг с другом и оживленно жестикулируя. Это был постоялый двор, гостиница, которых множество по всему миру. Поразило Бонуса лишь то, что сплошь и рядом в объятиях посетителей были женщины, высокие, с длинными руками, которыми они обхватывали шеи своих партнеров. Это были не арабки. Вот мужчина прижал свое лицо к лицу блудницы, в то время как ее рука блуждала в недрах его кафтана…
Не обращая внимания на эти пары, Бонус подошел к прилавку. Там, где раньше прекрасная египтянка заботилась о благополучии посетителей, теперь стоял заросший волосами мужик, с недовольным видом наполнявший кружки. Как только очередная кружка наполнялась, он плевал в нее. Бонус с изумлением наблюдал, как волосатый араб раз за разом кладет себе в рот какие-то листья, разжевывает их и выплевывает в кружки. Неужели египтяне так добавляли благовония в свои вина? Он решил, что больше в этом городе — никаких напитков!
У Джамиля Бонус перенял несколько слов, которые сейчас собирался произнести. Да простит его Бог за то, что вкладывает в свои уста язык иноверцев. Тем, что он делает это в угоду страсти, он, безусловно, заработает еще несколько дней чистилища, но это того стоило.
Купив внимание хозяина заведения за две монеты, Бонус, как мог, объяснил, зачем пришел, спотыкаясь на словах, которые вроде бы заучил наизусть, и надеясь, что правильно произносит звуки, похожие на те, что издают животные, — достаточно правильно, чтобы хозяин понял его.
И поначалу показалось, что ему это удалось. Волосатый излил на Бонуса целый поток слов, а в довершение все равно протянул одну из кружек. Бонус замотал головой, проклиная Джамиля. Неужели маленький араб решил выставить его на посмешище? Ведь Бонус хотел лишь задать вопрос о красивой женщине, обслуживавшей посетителей сегодня утром! Может, правда, произношение подкачало? В нетерпении трибун схватил эти волосатые руки и обрисовал ими на себе женские бедра и женские груди.
Лицо хозяина просветлело. Он как-то заговорщицки ухмыльнулся и кивнул. Затем, излив на Бонуса очередной поток речи, сунул два пальца в рот и свистнул на все помещение. Тут же рядом с Бонусом выросла какая-то проститутка. Когда она положила свою горячую руку на голову трибуна, он отпрянул назад: в свете мерцающих фитилей ему в глаза бросилась соблазнительная улыбка из-под светлых усов.
Смертный грех! Бонус резким движением руки отодвинул проститутку в сторону, но с ужасного облика этого существа не сходила милая улыбка.
— Добро пожаловать в аморальное королевство твоих самых смелых мечтаний, — произнесло существо на греческом.
Острое желание немедленно бежать из этой трясины пронзило Бонуса, но он смог его преодолеть: если здесь можно было хоть с кем-то найти общий язык, то надо было воспользоваться этой возможностью.
— Я ищу женщину, — сказал Бонус, прокашлявшись, и поспешно добавил: — А не такого, как ты.
Мужчина в женской одежде разочарованно оттопырил нижнюю губу.
— Как жаль! А я надеялся, что спустя столько дней ожидания меня, наконец, обнимет настоящий мужчина, — и ущипнул Бонуса за руку. — Тот, кто знает, как нужно обнимать женщин. Эти арабы такие слабаки, — он наклонился к Бонусу и понизил голос, — тряпки!
Бонус достал платок и вытер место на руке, к которому прикоснулся этот женомальчик.
— Сегодня утром тут была одна женщина, — пояснил он, — настоящая женщина! У нее длинные темные волосы и… и… — Бонус в отчаянии искал слова. Даже на греческом он не мог выразить то, что хотел. — Она была здесь, — выдохнул он, надеясь, что этого хватит.
Блудник перевел услышанное хозяину.
— Таких женщин здесь не бывает, — покачал тот головой. — Ты, верно, ошибся. Мы открываем свое заведение только после наступления ночи. Днем здесь никого не бывает.
