Шум, вторгавшийся в сон старшего инспектора Хемингуэя, в конце концов разбудил его. Он выругался, приподнялся на локте и потянулся к выключателю лампы рядом с кроватью. Через мгновение чей-то голос произнес ему на ухо:

— Старший инспектор Хемингуэй?

Голос был резкий, официальный. Старший инспектор сразу узнал своего начальника и давнего друга, суперинтенданта Хинкли из Управления уголовных расследований.

— Слушаю, сэр, — промолвил он корректным тоном.

— Крепко спали? Значит, совесть чиста. Вас ждет работа.

— Бросьте, Боб! — воскликнул старший инспектор, отбросив официальную манеру. — Если вы решили надо мной подшутить…

Суперинтендант Хинкли усмехнулся:

— Я-то не нежусь в постели! Я на посту. Буду вам благодарен, если вы не станете об этом забывать, друг мой.

Старший инспектор Хемингуэй, высунувший из-под одеяла голые плечи и потому ежившийся от ледяного сквозняка, ответил на эту реплику в таких выражениях, что старшему по званию пришлось призвать его к порядку.

— Вставайте! — скомандовал он. — Появилась работа!

— Глухой ночью? — возмутился Хемингуэй. — Только не рассказывайте мне об очередном поляке, приконченном собственными приятелями, потому что я уже не так молод, как раньше. Если придется встать в такой поздний час, чтобы выслушивать болтовню возбужденных иностранцев, старающихся обмануть меня, то лучше сразу уволиться!

— Ничего похожего. Дельце по вашу душу. Мужчину задушили в доме на Чарлз-стрит. Изысканное место, великолепный интерьер!

— Что вы говорите? Что там произошло? Ограбление с применением насилия?

— Нет, насколько я понял. Собственно, никто не знает, в чем причина. Все, что я могу сказать, — это произошло в разгар бриджа!

— Вот оно что! Не иначе, бедняга пошел с бубны, а партнер ждал трефы. Ничуть ему не сочувствую!

— Довольно! — прервал его суперинтендант, которого ответ друга навел на неприятные воспоминания. — Будете продолжать, Стэнли, — пеняйте на себя. Вставайте и одевайтесь! Я поручаю это расследование вам.

— А как же отдел «С»? — спросил Хемингуэй, свешивая ноги с кровати и нашаривая под кроватью тапки. — Разве они прекратили ночное дежурство?

— В доме вас ждет инспектор Першор, — предупредил суперинтендант.

— Повезло так повезло! Першор, кто же еще? Полагаю, он мне обо всем сообщит и даже подскажет, если проявлю вежливость. Подождите, Боб, я только закрою чертово окно! — Хемингуэй отложил трубку, поднял раму, закутался в халат и опять присел на край кровати. — Все, теперь выкладывайте! Кто убитый?

— Некто Сэтон-Кэрью.

— О нем что-нибудь известно?

— Ровным счетом ничего, как и обо всех остальных.

Старший инспектор застонал:

— Есть первоначальная версия?

— Дельце как будто нелегкое, хотя… В доме находилось сорок девять человек.

— Что?!

— Считая слуг, пятьдесят пять, — уточнил суперинтендант.

— Полагаю, разделаться с ним мог любой из них. Сдается мне, Боб, у меня начинается грипп, а может, даже скарлатина.

Суперинтендант усмехнулся:

— Не волнуйтесь, не все так плохо. Першор установил, что большинство из них не имеют отношения к преступлению. Не считая слуг, возможность была, похоже, только у семерых.

— Ну, это запросто, Боб!

— Першор докладывает, что дело дополнительно упрощается. Мол, выделяется один подозреваемый — молодой человек по фамилии Баттеруик.

— Раз он так говорит, значит, мне предстоит допросить всего шестерых, не считая слуг, — мрачно отозвался старший инспектор. — А молодого Баттеруика он мог бы уже сейчас отправить домой, на боковую. Похоже, мне следует поторопиться, иначе он навлечет на нас неприятности, цепляясь к невиновным. Приставьте ко мне Сэнди Гранта, хорошо, Боб? Мы с ним недурно сработались, надо только привыкнуть к его дурацкой привычке никогда прямо не отвечать «да» или «нет». По мне, лучше такой помощник — или вообще никакого.

— Я отправлю его туда. Его и сержанта Снеттисхэма.

— Прекрасно! Только не стаскивайте Снеттисхэма с постели в такой час: он женат, к тому же пока он мне не нужен. Главное, я уважаю других людей, даже если некоторые этого уважения лишены.

— Будет вам! Сейчас пришлю за вами машину.

— Вы меня балуете. — И Хемингуэй повесил трубку.

Около двух часов ночи полицейская машина затормозила позади двух других. Там же, перед домом миссис Хаддингтон на Чарлз-стрит, стоял зловещий фургон «Скорой помощи». Старший инспектор Хемингуэй и жилистый рыжий инспектор Грант из Управления уголовных расследований вышли из автомобиля. Констебль пропустил их в дом, отдав честь и доложив, что в гостиной их ожидает инспектор Першор. Тот шагнул им навстречу. Это был крупный детина с каменным лицом, полный самомнения, — черта, раздражавшая старшего инспектора. Он чрезвычайно серьезно относился к себе и к своим обязанностям. На неприязнь Хемингуэя открыто отвечал тем же. Чем выше поднимался в управлении Хемингуэй и чем более важные дела ему поручали, тем меньше понимал инспектор Першор логику этого продвижения. Он был не в состоянии поверить, что такой неисправимо легкомысленный следователь, как старший инспектор, может успешно работать. Нередко высказывал несогласие с решениями начальства относительно старшего инспектора и был бы изумлен, если бы узнал о словах, произнесенных однажды заместителем комиссара полиции: «Поручите это Хемингуэю! Он станет пугать своей отставкой, зато наверняка добьется успеха».

— Добрый вечер, старший инспектор, — произнес Першор. — Суперинтендант Хинкли уведомил меня, что направляет вас на место преступления. Полагаю…

— Не подражайте газетным репортерам! — перебил его Хемингуэй. — Он сказал, что пришлет меня, и точка: никто никогда не слышал от него таких напыщенных речей за пределами свидетельской трибуны. — Он положил шляпу на столик под зеркалом в позолоченной раме и снял пальто. Окинув зорким взглядом комнату в зеленовато-желтых тонах, удовлетворенно кивнул: — Очень стильно! Куда пойти, чтобы нам не мешали?

— Я обосновался в гостиной, старший инспектор. Персонал еще не убрал прохладительные напитки, оставшиеся от собравшегося здесь раньше общества…

— Правильный выбор! — одобрил Хемингуэй, входя в столовую и грея руки у электрического радиатора. — Наверное, надо освежиться. Так что стряслось, Першор?

Инспектор торжественно откашлялся, открыл свой толстый блокнот и начал:

— Я назвал бы это дело ясным. На первый взгляд может показаться, что при сложившихся обстоятельствах подобного преступления не могло произойти, но по результатам допроса нескольких человек, находившихся в доме, я пришел к заключению, что в деле нас не ждет много трудностей…

— Снимите зал и выступите с серией лекций о работе полиции, — усмехнулся Хемингуэй. — Вы заработаете кучу денег: люди готовы платить за любые россказни. Я бы не слушал, конечно, и даже наше Управление не станет ждать, что я буду платить за то, что мне навязывают. В общем, перестаньте раздражать меня и расскажите, что тут произошло.

Инспектор сердито взглянул на него, но требования субординации не позволили возмутиться. Он продолжил деревянным голосом:

— Дом снимает миссис Лилия Хаддингтон, о которой ничего не известно. Она проживает с дочерью Синтией Хаддингтон и со слугами в количестве шести человек. При ней также состоит молодая женщина-секретарь, находившаяся здесь в интересующее нас время. Убитый — Дэниел Сэтон-Кэрью, адрес: Хаутон-Хаус, Джермин-стрит. Насколько я понимаю, он был близким другом миссис Хаддингтон. Будучи одним из сорока четырех приглашенных на бридж, он до начала игры ужинал в обществе миссис и мисс Хаддингтон, секретаря мисс Бертли, лорда Гизборо и некоего Харта. Еще двое гостей выполняли в игре обязанности счетчиков. Один из них, доктор Теодор Уэструтер, первым осмотрел тело. В одиннадцать часов Сэтона-Кэрью позвали к телефону, стоявшему в комнате, известной как будуар. Через несколько минут — никто не может уточнить, сколько именно времени прошло: миссис Хаддингтон говорит о десяти минутах, мисс Бертли — о большем отрезке времени, все остальные показывают, что вообще не знают, во сколько Сэтона-Кэрью позвали к телефону…

— Передохните! — посоветовал Хемингуэй.

Першор, сообразив, что упустил нить повествования, заглянул в записи.

— Сэтона-Кэрью позвали к телефону, — напомнил старший инспектор.

— По прошествии нескольких минут, — холодно продолжил Першор, — миссис Хаддингтон попросила сэра Родерика Уикерстоуна наведаться в будуар и напомнить Сэтону-Кэрью, что его ждут. Сэр Родерик так и сделал, вследствие чего нашел тело убитого, которое вы сами увидите. Теперь о тех, чьи передвижения в то время, когда было совершено преступление, вызывают вопросы…

— Не надо о них! Мой девиз — «начнем с главного». Необходимо осмотреть тело. Ведите меня в этот самый будуар!

— Разумеется, как скажете, старший инспектор. Я покажу, куда идти. — Першор повел его вверх по лестнице. — Сержант Бромли, прибывший незадолго до вас, сейчас фотографирует в комнате отпечатки пальцев. Излишне говорить, что после моего прибытия в 11.53 там ни к чему не прикасались.

Поскольку трогать что-либо до прибытия представителя Скотленд-Ярда было непрофессионально, это избыточное напоминание вывело старшего инспектора из себя. Он чуть не прожег гневным взглядом спину инспектора Першора, но не успел сказать ничего из того, что просилось у него с языка.

— Тсс! — успокоительно произнес инспектор Грант.

— Не скажу, что вы не правы, но если вы действительно советуете мне помолчать, то я, пожалуй, подам на вас рапорт.

Улыбающийся инспектор напомнил Хемингуэю своих земляков с Северного нагорья. На лестничной площадке инспектор Першор открыл дверь в гостиную миссис Хаддингтон и посторонился, пропуская Хемингуэя.

Там собралось несколько человек. Мертвый Дэн Сэтон-Кэрью застыл в кресле у углового телефонного столика между дверью и первым из двух длинных занавешенных окон. Его лицо было чудовищно искажено, из-за затылка высовывались два кончика тонкой проволоки. Голова склонилась на грудь, руки повисли по бокам, одна нога была вытянута под шатким столиком с телефоном, другая, согнутая, уперлась подошвой в ножку кресла.

Старший инспектор мужественно осмотрел труп, обвел взглядом комнату и радостно произнес:

— Добрый вечер! То есть доброе утро! Как твой сынишка, Том?

Фотограф улыбнулся:

— Прекрасно, сэр, спасибо. На этой неделе карантину конец.

— Вот и отлично. — Хемингуэй отвернулся от фотографа и опять уставился на неподвижную фигуру в кресле. — Ну-ну… — проговорил он. — Чего только не случается…

Это было сказано безразличным тоном. Все подчиненные, кроме одного, ждали в почтительном молчании, зная, что какие бы глупости он ни нес, голова у него работает быстро и глупостей совершенно чужда.

— Как вы убедитесь, старший инспектор, — произнес Першор, — преступление совершено при помощи обычной проволоки для вешания картин, обмотанной вокруг шеи потерпевшего, при помощи какого-то неизвестного инструмента. Держа в руке конец проволоки и этот инструмент и стоя у потерпевшего за спиной, убийца быстро обвил ему шею проволокой, подцепил другой конец, соединил концы и несколько раз повернул свой инструмент, вызвав смерть от удушья за…

— Можно подумать, он сам не видит, — перебил Першора Грант. — Вы бы унялись, глупец!

— Секундочку! — Першор раздулся от гнева. — Как вы сами убедитесь, старший инспектор, шея убитого была туго обмотана ниже места, где расходятся концы проволоки, а это означает, что между ними находилось приспособление, которое потом убрали.

— Оно найдено? — спросил Хемингуэй.

— Пока нет, старший инспектор, — признался Першор.

Старший инспектор обвел взглядом комнату:

— Не вижу ничего подходящего. Даже если найдем — что толку? Вряд ли преступник оставил свои отпечатки на проволоке. Вы проверили проволоку, Том? Ничего на ней, конечно, не обнаружите, но надо использовать все возможности. — Он обратился к фотографу: — Мне нужен снимок этого угла с того места, где вы стоите.

Следующие несколько минут Хемингуэй посвятил фотографу. Когда тот, сделав все снимки, которые потребовались, стал собирать свою аппаратуру, он еще немного постоял, изучая картину преступления.

— Если вы закончили, старший инспектор, то «Скорая» готова забрать труп, — напомнил Першор.

— Его нашли в этой позе? Все на месте?

— Из показаний сэра Родерика Уикерстоуна и доктора Уэструтера следует, что никто не дотрагивался до тела. Особенно настойчиво я допросил врача, исходя из того, что он мог попробовать оживить жертву, но он утверждает, что сразу увидел: человек мертв, и не трогал его. Впоследствии полицейский медик…

— В комнате ничего не трогали?

— Ничего, кроме телефонной трубки, висевшей на шнуре: видимо, убитый выронил ее. Ее вернули на рычаги под моим наблюдением, — важно поведал инспектор Першор, — после чего сфотографировали на предмет отпечатков пальцев.

— Хорошо. Тело можно уносить, — распорядился Хемингуэй. — Говорил ли доктор Йоксолл… Не важно, сам узнаю.

Инспектор передал разрешение унести труп, увидел, что Хемингуэй раздвигает тяжелые парчовые шторы за телефонным креслом, и сказал:

— Убийца, без сомнения, прятался за этой шторой, старший инспектор.

— Сомнения есть, и много, — едко возразил Хемингуэй. — Перестаньте величать меня «старшим инспектором» всякий раз, когда открываете рот. Это действует мне на нервы. Я не говорю, что преступник не прятался; но судя по тому, как все выглядит, прятаться ему было совершенно не обязательно.

— Вы хотите сказать, старший… вы хотите сказать, что потерпевший не ожидал нападения?

— Я не жду удара убийцы, когда играю с друзьями в бридж. Все могло произойти так, как вы думаете, но, по-моему, кресло стоит слишком близко к окну, чтобы тот, кто прятался за занавеской, не привлек внимания своей жертвы. Даже если не было шороха, любой сидевший там непременно заметил бы движение занавески хотя бы краем глаза. В этом случае он успел бы оказать хоть какое-то сопротивление. Мы же не наблюдаем ни малейших следов борьбы. Хорошая, чистая работа!

— Жестокое, подлое убийство! — сурово заявил инспектор Грант.

— Вы так говорите, потому что не любите дел об удушении. Все преступники — подлецы. Я видел много гораздо более жестоких убийств, да и вы тоже. — Подождав, пока накрытое тело Сэтона-Кэрью вынесут на носилках из комнаты, он продолжил: — Так на чем мы остановились? Теперь мне хотелось бы узнать, Першор…

— Подозреваемых держат в…

— Мне хотелось бы узнать, Першор, почему человеку с Джермин-стрит звонят в чужой дом? Ему точно звонили? Это установленный факт?

— Разумеется, мне тоже пришел в голову данный вопрос, старший инспектор. Сэтон-Кэрью договорился, что ему позвонят сюда: он сообщил об этом за ужином, при пяти других гостях, сидевших с ним за столом. По показаниям дворецкого, его самого в тот момент в комнате не было, поэтому о предстоящем звонке он не знал. У меня нет оснований не верить ему, но он — неважный свидетель.

— Вы не нашли к нему подхода: для допроса дворецких нужно особое умение. Итак, о предстоявшем звонке знали только пятеро? Вполне достаточно! Кто ответил на звонок? Дворецкий?

— Мисс Бертли утверждает, что она, в этой комнате. Звонили из Донкастера.

— Проверьте звонок, Сэнди.

— В момент звонка Сэтон-Кэрью играл за одним из столов в библиотеке. В гостиной, занимающей весь второй этаж, стояло еще восемь карточных столов. Кроме миссис Хаддингтон и еще одного гостя, никто комнаты не покидал. Мы это тщательно проверили: все были увлечены бриджем, никто не мог выйти из-за своего стола незаметно от остальных троих. Имена и адреса, естественно, записаны, но я не увидел причин задерживать кого-либо, кроме Сидни Баттеруика, о котором уже говорил.

— Правильно. Продолжайте!

Инспектор сверился с записями:

— Мисс Бертли показала следующее. Когда она вышла из комнаты с намерением позвать Сэтона-Кэрью к телефону, из гостиной, на лестничной площадке, появилась миссис Хаддингтон. По словам мисс Бертли, та разозлилась, узнав, что звонят Сэтону-Кэрью, однако велела мисс Бертли сходить за ним. Миссис Хаддингтон показывает то же самое. Затем она сказала мисс Бертли следить за порядком, а сама отлучилась к себе на третий этаж. Тогда мисс Бертли спустилась в библиотеку, где играл потерпевший…

— Я уже надеялся, что вы избавились от этой привычки! — рассердился Хемингуэй. — Называйте людей по фамилиям. Если будете и дальше разглагольствовать про «потерпевшего, игравшего в бридж», то доведете меня до нервных судорог!

— Как вам угодно, старший инспектор. Перед тем как вы меня перебили, я хотел сказать, что потер… мистер Сэтон-Кэрью играл в бридж за одним из столов. С ним за столом сидела мисс Гизборо, его партнерша и сестра-близнец лорда Гизборо, тоже находившегося в библиотеке, мистер Годфри Паултон и иностранка, назвавшаяся баронессой… — Инспектор надул щеки и со страданием выговорил: — Баронесса Рождественски!

— Сколько букв?

Инспектор продемонстрировал машинописную строчку.

— Я попросил ее продиктовать фамилию по буквам и воспроизвожу так, как она произносила.

— Возможно, но прислушайтесь к моему совету: никогда больше не говорите этого слова, иначе люди подумают, будто с вами что-то не то. Ладно, баронесса, и точка! Вернемся к рассказу мисс Бертли.

— Мисс Бертли показала, что вскоре после ухода Сэтона-Кэрью в библиотеку — она только и успела, что вытряхнуть и вернуть на место пару пепельниц, — поднялась в гостиную с подносом, на котором стояли виски и содовая. Услышав звонок, мисс Бертли поставила поднос на стул за дверью. Она несла его полковнику Картмелу. Полковник подтверждает ее слова: говорит, что не помнит, как мисс Бертли сделала это, но нашел рюмку, когда оглянулся. Он в это время играл, поэтому мисс Бертли не обратилась к нему. Остальные гости помнят, как мисс Бертли ставила на столик рюмку, но смутно. Мисс Бертли говорит, что провела в гостиной минуту-другую, увидела, что одна коробка из-под сигарет пуста, и пошла вниз, за сигаретами, хранившимися в буфете в столовой. Там она застала Баттеруика, пившего виски с содовой, поданный дворецким. Ничего ему не сказав, она взяла сигареты и вернулась в гостиную.

— Почему вы на нее взъелись? — поинтересовался Хемингуэй.

— Надеюсь, я ко всем беспристрастен, старший инспектор. Но мисс Бертли вынужден охарактеризовать как неудовлетворительную свидетельницу. Более того, у меня есть основания полагать, что она утаила от меня часть правды. Вела себя враждебно, неохотно отвечала на мои вопросы и всячески убеждала меня, что не могла успеть убить Сэтона-Кэрью, хотя время сделать это у нее было. Ее слова, будто после ухода Сэтона-Кэрью из библиотеки она там задержалась, подтверждает один-единственный человек. Я не придал этому значения, поскольку он подтвердил бы все, что бы она ни сказала! Остальные гости в библиотеке говорят, мол, не помнят, чтобы мисс Бертли входила и выходила несколько раз за вечер. Кроме того, у меня была возможность спросить ее, заметила ли она возбуждение мистера Баттеруика. Мисс Бертли ответила, что не заметила в нем ничего необычного, хотя, по словам дворецкого, это любому бросилось бы в глаза, таким он был нервным и странным: не обращал внимания на то, что ему говорили, и опрокинул одну за другой две двойные порции виски.

— Им мы еще займемся, — пообещал Хемингуэй. — Что показала миссис Хаддингтон?

— После того как мисс Бертли пошла вниз за Сэтоном-Кэрью, сама она отправилась к себе и увидела вышедшего из гостиной Баттеруика. Он объяснил, что идет в столовую за выпивкой, потому что за его столом игра завершена. Хозяйка поднялась в спальню и не знает, спустился ли он вниз, как обещал. В своей комнате она провела несколько минут — подтверждения этому нет, разве что слова двоих гостей, что она отлучалась ненадолго, — после чего вернулась в гостиную, откуда вышла только после обнаружения мертвого тела. Баттеруик рассказывает то же самое: видел, дескать, как миссис Хаддингтон идет наверх, когда спускался в столовую. Ни Сэтона-Кэрью, ни мисс Бертли он якобы не встретил — вот здесь, старший инспектор, он, полагаю, говорит неправду. Кроме того, Баттеруик показывает, что не слышал никакого разговора между миссис Хаддингтон и мисс Бертли про телефонный звонок, — и снова лжет. Побыв в столовой, он вернулся в гостиную, когда сэр Родерик Уикерстоун уходил проверить, почему Сэтон-Кэрью задерживается. Сэр Родерик подтверждает это. Дворецкий не знает, когда он покинул столовую, потому что отправился к себе.

— Ясно. У Баттеруика были основания убивать Сэтона-Кэрью?

— Насколько я понимаю, у него их было больше, чем у кого-либо еще, — ответил Першор. — Исходя из того, что мне удалось узнать, он был буквально помешан на Сэтоне-Кэрью и всегда с ума сходил, если тот обращал слишком много внимания на кого-либо еще.

— Так он гомосексуалист? Неужели придется расследовать дело о преступлении на сексуальной почве?

Инспектор опустил голову:

— Так мне представляется, так я понял… При этом, как следует из показаний дворецкого и горничной мисс Хаддингтон, Сэтон-Кэрью ухаживал за Синтией Хаддингтон, что никак не устраивало миссис Хаддингтон, потому что он — ее ровесник, а главное, состоял в близких отношениях с ней самой. Хотя это, — оговорился Першор с суровым видом, — неподтвержденные сплетни.

— Хорошенькое дельце! — воскликнул Хемингуэй. — Что же получается? Миссис Хаддингтон задушила Сэтона-Кэрью за приставания к ее дочери или все-таки Баттеруик — по той же причине?

— Справедливости ради надо указать, — произнес Першор, — что дворецкий и горничная заявляют: после ужина миссис Хаддингтон и Сэтон-Кэрью уединились в библиотеке и, судя по доносившимся оттуда голосам, поспорили. По словам миссис Хаддингтон, застав ее в задней гостиной за беседой с Сэтоном-Кэрью, Баттеруик устроил сцену, разбушевался и мог что-нибудь натворить. Это подтверждает леди Паултон, только слов, которые наговорили друг другу Баттеруик и Сэтон-Кэрью, она не слышала. Мол, он выглядел огорченным, только и всего. Мисс Чидл, его партнерша, вспомнила, что его как будто что-то отвлекало от игры, но про ссору с Сэтоном-Кэрью она не знает.

— Мисс Бертли тоже поссорилась с Сэтоном-Кэрью? — спросил Хемингуэй.

— Как утверждают слуги, она его недолюбливала и не пыталась этого скрывать. Вечером они явились сюда вместе. Когда дворецкий открыл им дверь, видно было, что мисс Бертли сердита на Сэтона-Кэрью. По словам дворецкого, он смеялся и дразнил ее, она сказала ему что-то угрожающее, насчет своей решительности и безжалостности: мол, напрасно он так в чем-то уверен…

— Слыша подобные показания, я обычно жалею, что не пошел в водители грузовика. У кого еще произошла глупая ссора с этим популярным персонажем?

— Собственно, больше ни у кого, — ответил Першор. — Кажется, его не выносил также лорд Гизборо — он сам мне в этом признался. Он тоже влюблен в мисс Хаддингтон, но у его алиби: Гизборо играл в бридж в библиотеке и не покидал комнату, пока не сообщили об убийстве. Как и остальные гости за его столом.

— Жаль! А я-то размечтался! Никогда еще не арестовывал лордов, а у него, похоже, не менее сильные мотивы, чем те, о каких я уже слышал. Как насчет остальных гостей из библиотеки?

— После ухода Сэтона-Кэрью отлучались только двое. Паултон, игравший за одним с ним столом, вышел подышать воздухом — в комнате стало душновато. Он говорит, что прогулялся по холлу до входной двери и немного постоял на крыльце. Затем он вернулся в библиотеку, по пути посетив туалет. Подтвердить это никто не может.

— Как у него с мотивом?

— Отсутствует, насколько я установил, — ответил инспектор.

— Хорошо, надо будет к нему присмотреться.

— К нему? — удивился Першор.

— Лучше совсем без мотива, чем много мотивов! Кто еще покидал библиотеку?

— Мистер Харт. Он играл в паре с миссис Хаддингтон против мистера и миссис Кенелм Гизборо — между прочим, они приходятся лорду Гизборо двоюродными братом и сестрой. Через несколько минут после ухода Паултона Харт вылетел в «болваны» и тоже ушел. Он встретил Паултона, выходившего из туалета.

— Как он действовал?

— По его словам, тоже посетил туалет. У Харта явный мотив отсутствует — наверное, вы и к нему решите приглядеться, старший инспектор? — с сарказмом осведомился Першор.

— Стоит вам произнести это имя, как у меня в голове звенит звонок, — признался, хмурясь, Хемингуэй. — Почему, хотелось бы мне знать? Харт, Харт… Я точно натыкался на него раньше!

— Приятный джентльмен, — заметил Першор. — Я бы дал ему около тридцати лет. Он барристер — вероятно, потому вы о нем и слышали.

Хемингуэй покачал головой:

— Нет. Ладно, подождем. Наверное, я вспомню, когда увижу его.

— Харт в гостиной вместе с мисс Бертли, Баттеруиком, Паултоном и доктором Уэструтером. Уэструтер находился в библиотеке, когда оттуда вышел Сэтон-Кэрью, а потом поднялся в гостиную, чтобы сообщить тамошним игрокам о причине задержки в игре — это происходило до того, как стало известно об убийстве. Доктор Уэструтер утверждает, что до этого вечера не был знаком с Сэтоном-Кэрью.

— Зачем вы его задержали? — спросил Хемингуэй. — Представляю, как он теперь неистовствует!

— Я его не задерживал. Он остался по собственной воле — хотя не исключено, что по просьбе миссис Хаддингтон, которая впала в истерическое состояние. Это было сначала, потом она успокоилась.

— Пора мне взглянуть на этих людей и отпустить тех, кому здесь не место. Иначе они станут жаловаться, что их всю ночь держали взаперти без всякой причины. Как насчет слуг? Тоже бодрствуют?

— Только дворецкий и горничная. Остальные находились на виду: кто в столовой для слуг, кто в кухне.

— Ступайте к ним, Сэнди, опросите и отпустите спать! Последний вопрос к вам, Першор, прежде чем идти к вашим подозреваемым: кто-нибудь объяснил, откуда взялась проволока, использованная для удушения?

— Проволоку, старший инспектор, взяли из мотка, купленного вчера утром мисс Бертли по просьбе миссис Хаддингтон. Часть ее она использовала для цветов, а остальное оставила на полке в уборной.

— На виду у любого посетителя этого места?

— Да, — кивнул инспектор. — Любой, поправляя галстук перед зеркалом, не мог не увидеть проволоку, если она оставила ее там.

— Задача упрощается?

— Вряд ли. Ни один из них проволоки не видел. А если видел, то не признается, — возразил инспектор.