— Возьми эклер! — великодушно предложил молодой Харт. — Он сделан, вероятно, из заменителей яиц и наполнен синтетическим кремом, что гарантирует атрофию, а вовсе не избыток веса.

Его спутница, долго сидевшая в хмуром молчании, подняла голову, улыбнулась и произнесла:

— Нет, благодарю, я не боюсь располнеть.

— Это никуда не годится! — простонал Тимоти. — Что за отталкивающее место!

— В каком смысле?

— В том смысле, что это место производит отталкивающее впечатление. Столик маленький, шаткий. Неудобные стулья, мешающие нормальному общению. Атмосфера, как в балагане…

— Я не об этом. Почему никуда не годится, что я не боюсь располнеть?

— Это единственное, чего ты не боишься, насколько я успел заметить.

Она взглянула на него испуганно, потом уставилась в стол и заявила:

— Не говори глупости!

— Я не о том, что всего остального ты боишься. Просто не успел выяснить, чего еще ты не боишься. Чаю?

— Я не выйду за тебя! — выпалила Бьюла.

— Подобные заявления, — ответил Харт как ни в чем не бывало, — не следует делать в людных местах. К тому же это неправда.

— Ты ошибаешься. Я никак не могу выйти за тебя замуж. Как я сразу этого не поняла?

— Почему? Разве у тебя муж-католик, отказывающийся дать тебе развод, или еще какая-нибудь помеха? — с любопытством осведомился Тимоти.

— Конечно, нет!

— Тогда нам не о чем беспокоиться.

— Это тебе кажется. Дело в том, что… Кое о чем в моей жизни ты не имеешь никакого представления!

— Естественно, мы знакомы всего месяц.

— Тебе это не понравится.

— А я уже могу сказать, что в твоей юной жизни мне совсем не нравится, вернее, кто: Дэниел Сэтон-Кэрью.

Она вспыхнула:

— Он для меня пустое место, не беспокойся!

— Приятно слышать. Тогда пусть больше не обнимает тебя и не называет своей маленькой протеже.

— Такая уж у него манера. Он годится мне в отцы.

— Да, что вызывает еще больше возражений, — заметил Тимоти.

Бьюла прикусила губу и угрюмо промолвила:

— В общем, ты тут совершенно ни при чем.

— Еще как при чем! Ты дала мне слово, девочка моя!

— Как дала, так и заберу. Я не могу стать твоей женой.

— Тогда я засужу тебя за нарушение обещания. Кстати, чем вызвана подобная резкая перемена?

— Наверное, у меня случилось временное помешательство. Ума не приложу, зачем тебе жениться на мне.

— Господи, а то я не говорил! Я тебя люблю!

— Говорил, говорил… — пробормотала она. — Этого-то я и не понимаю. Откуда взялась любовь?

— На твоем месте я бы об этом не беспокоился. Конечно, если ты настаиваешь, я бы перечислил многое, из-за чего меня к тебе влечет, но по большому счету все это не так важно. Если совсем просто, мы с тобой подходим друг другу. Разве нет?

— Да, но…

— Вот видишь! Знаешь, для умной девушки ты говоришь глупости. Ведь ты сильно удивишься, если я спрошу тебя, что такого ты во мне увидела, чтобы влюбиться?

Глаза Бьюлы весело сверкнули:

— А вот и не удивилась бы! Любому с первого взгляда ясно, что меня привлекло. То, на что клюнули еще с полсотни девушек.

— Ты преувеличиваешь, — возразил Харт. — Правильный ответ — сорок три, включая мою малолетнюю племянницу. Боюсь, что наш брак ее сильно огорчит. Она говорит, что сама хочет выйти за меня замуж, что, разумеется, немыслимо. Если бы мы жили в Средневековье, я бы мог добиться исключительного разрешения.

— Вот дурак! — улыбнулась мисс Бертли. — Не думаю, что племянница — единственная твоя родственница, которая была бы недовольна нашим браком.

— Твоя семья меня не примет?

— У меня нет семьи! — отрезала она.

— Совсем?

— Есть дядя, он женат. Я с ними не общаюсь.

— Ну и повезло мне! — воскликнул Харт. — Мне совсем не хотелось знакомиться с кучей теток и кузенов. Брат свидетельствует, что это ад. Он через все это прошел. Рука распухает от пожатий, ноги гудят от ходьбы, ты думаешь, будто приготовил удачную фразу, а оказывается, что это те слова, которых не следовало произносить.

— Как у меня с твоей матерью.

— Наоборот! Отчетливо помню, как ты сказала ей «как поживаете?» и отпустила невинное замечание насчет зла, порождаемого прогрессом, примером коего служит отбойный молоток. Дальше ваша беседа сплошь состояла из междометий.

Возникла неловкая пауза.

— Я не умею поддерживать беседу, — наконец сказала мисс Бертли.

— Не хочу показаться хвастуном, но все, кто хорошо меня знал, твердили, что я болтаю за двоих, если не больше.

— Твоя мама, — не отступала мисс Бертли, глядя ему в лицо, — заклеймила меня авантюристкой, и она права, я именно такая! Теперь ты все знаешь. Моя цель — выйти за мужчину с хорошим положением в обществе, не стесненного в средствах, завидного происхождения. Поэтому я и поощрила тебя сделать мне предложение.

— Неужели? — удивился Харт. — Зачем же было тратить время на меня вместо того, чтобы нацелиться на нашего нового пэра из социалистов?

С личика мисс Бертли мигом сошло выражение воинственности.

— Ты о Лансе Гизборо? Если бы он вдобавок следил за ногтями и стриг волосы…

— Милая моя! — Харт посуровел. — Если позволишь влиять на твое суждение таким мелочам, то ничего не добьешься. Я был о тебе лучшего мнения. Стоило ли тратить время и заманивать в брачную ловушку меня, когда рядом киснет целый живой барон? Или тебя ввели в заблуждение? Когда-нибудь, правда, нескоро, я унаследую титул баронета; но независимость в средствах — это не обо мне. Юристы и их клиенты ныне в таком положении, что я счастлив, когда доводится выступить в заштатном полицейском суде за самое скромное вознаграждение. Вид у меня холеный, с намеком на достаток, но за это я должен благодарить щедрость отца, поддерживающего меня материально. Вот что значит судить по внешности! Не скажу, что Гизборо богач, однако не забывай: одна птица у него в руках стоит двух в кустах. Сколько многообещающих коммунистов соглашалось под женским влиянием остричь патлы и воздержаться от ношения галстуков кричащих расцветок!

— Замолчи, Тимоти! — попросила Бьюла. — Между прочим, он принадлежит к числу обожателей Синтии Хаддингтон.

— Вспомни, сколько раз ты и меня причисляла к ее обожателям.

— Сам сознался! — воодушевилась Бьюла. — Хотя если бы ты вокруг нее не увивался, мы бы не познакомились.

Харт вздохнул:

— Потанцевать три раза с девушкой, которой тебя представили в гостях, а потом принять от ее матери приглашение на бал и позвонить с вежливой благодарностью значит увиваться? Признаюсь: грешен.

— Так или иначе, — не унималась Бьюла, — миссис Хаддингтон числит тебя среди перспективных кандидатов. Знала бы она, что сейчас мы с тобой пьем чай, — прогнала бы меня!

— В таком случае поторопись на Чарлз-стрит, милая, и все ей выложи, — посоветовал Харт. — Вот только оплачу здесь счет — и устрою, чтобы уже завтра мы смогли пожениться. Будешь потом долгими зимними вечерами развлекать меня воспоминаниями о том, как тебя угораздило наняться к этой сухой цапле.

— Если хочешь знать, это место мне добыл Дэн Сэтон-Кэрью. Ну, еще не передумал на мне жениться?

— Я потрясен, однако непреклонен. Как такой особе удалось проникнуть в приличное общество?

— Подозреваю влияние леди Нест Паултон, — объяснила Бьюла. — Они подруги.

— В какие времена мы живем! Бедный старик Грейстоук! Ему, конечно, пришлось продать поместье, но я не подозревал, что Эллербек падет так низко!

— Ты несправедлив! — возразила Бьюла. — О положении лорда Грейстоука мне ничего не известно, зато я знаю, как и все, что супруг леди Нест купается в деньгах.

— Так я и думал. И где тут связь?

— Какая?

— А такая, прелесть моя, что при всей своей безмозглости леди Нест не стала бы заводить дружбу с незнатной вдовой и все ей выкладывать, не будь на то серьезных оснований.

— А еще говорят, что женщины язвительны! — презрительно воскликнула Бьюла. — Может, ты подозреваешь связь между ней и Дэном Сэтоном-Кэрью? Она дружит и с ним.

— Боже правый! Неужели все Эллербеки — безумцы?

— Сэтона-Кэрью считают привлекательным мужчиной.

— Кого он привлекает? Таких же дурней, как он сам?

— Например, леди Нест Паултон. Ее ты тоже отнесешь к категории дурней?

— Нет, к категории слабых личностей. Такие женщины в «веселых двадцатых» были падки на социальную демагогию — она щекотала им нервы. Хотя это ваше сборище на Чарлз-стрит я бы назвал скорее зверинцем.

— Перестань, Тимоти! — возмутилась Бьюла. — Там бывают весьма уважаемые люди.

— Могу представить нескольких безвредных субъектов, вообразивших, будто знакомство миссис Хаддингтон с леди Нест снимает с нее подозрения.

— Не отнесешь же ты к подобным субъектам полковника Картмела или сэра Родерика Уикерстоуна?

— Их — нет, любимая. Общеизвестно, что эти престарелые крокодилы заверят печатью своего присутствия респектабельность любого дома, где хорошо кормят и поят. Твоя уважаемая хозяйка наверняка приобретает вина и яства лишь на черном рынке?

— Даже если бы знала, не сказала бы! Все-таки я у нее служу.

— Значит, там. Кстати, каков твой статус в ее доме? Она называет тебя своим секретарем, но, похоже, ты часто рыщешь по Лондону со списком покупок.

— Секретарскую работу я тоже выполняю, только ее, конечно, немного, поэтому я хожу для нее за покупками и слежу, чтобы все было хорошо, когда она устраивает приемы. Вообще, стараюсь не допускать неприятностей.

— Сколько длится твой рабочий день? — вежливо осведомился Харт.

— Установленных часов нет. Предполагается, что я буду уходить в шесть, но миссис Хаддингтон предпочитает, чтобы я и позднее находилась у нее под рукой.

— Вот как? Не иначе, ты вытянула длиннющую соломинку!

Бьюла горько усмехнулась:

— Увы, я не член профсоюза. Получаю три фунта десять шиллингов в неделю и стол — либо вместе с семьей, либо отдельно, на подносе в библиотеке. Так мне нравится гораздо больше!

Ей вдруг стало не по себе от изучающего взгляда ярко-синих глаз Харта.

— Зачем тебе все это? — спросил он. — Твоя хозяйка, говоря начистоту, стерва стервой и не видит в тебе человека. Ты обязана вставать перед ней навытяжку по любому щелчку пальцев с утра до позднего вечера. В чем смысл?

— Меня это устраивает. В наши дни работа на дороге не валяется. — Бьюла поспешила сменить тему: — Придешь на бридж?

— Да, а ты?

— Конечно, тоже там буду. Но играть не стану.

— Кто приглашен? Все те же?

— Да. Одиннадцать карточных столов плюс один-два человека, предпочитающих считать очки или просто наблюдать. Леди Нест будет с супругом, что уже придает вечеру блеск. Обычно он обходит Чарлз-стрит за милю.

— Кто станет его за это винить? Наверное, про присутствие великолепного Дэна Сэтона-Кэрью спрашивать излишне?

— Конечно, он тоже будет. Послушай, Тимоти, ты ревнуешь? Если да, то немедленно выбрось эти мысли! Сначала я думала, что он как-то связан с миссис Хаддингтон, но, по-моему, ошиблась: его интересует Синтия.

— Сатиры и нимфы! Нелепость! Будем надеяться, что это просто мимолетное увлечение. Трудно представить его женихом: слишком у него либеральные взгляды… Однако если он применяет свои чары к этой красавице, то можно понять, почему молодой Сидни Баттеруик так темпераментно развлекал компанию в тот вечер, когда мы слушали на Чарлз-стрит Столхэмский струнный квартет.

— Ты отвратительный!

— Отвратительным там был не я, — возразил Тимоти. — И я не воспользовался бы этим словом для описания ситуации. Я не против легкого утешения, к тому же человек широких взглядов…

— Шире некуда!

— Да, ширины моих недостает, чтобы объяснить ситуацию на Чарлз-стрит. Все-таки для меня она связана с девушкой, на которой я намерен жениться.

— Ты действительно считаешь меня невинным цветочком?

— Да, невзирая на все твои попытки убедить меня, что ты уже много лет умудренная светская дама.

Бьюла пожала плечами:

— Не моя вина, если ты упорствуешь в своих иллюзиях. Я предупреждала, что ты ничего обо мне не знаешь.

— «Ничего» — все-таки преувеличение! — радостно заявил Тимоти. — Например, мне известно, что в определенный момент ты возомнила, будто против тебя ополчился весь мир. Еще я знаю, что ты в ссоре со своей родней, и под твоей малоубедительной личиной ранней умудренности скрывается страх.

— Страх? Чего мне бояться? — резко спросила она.

— Этого я не знаю и не готов выспрашивать. С меня довольно ждать и дождаться того дня, когда женский инстинкт подскажет тебе, что я — тот, на кого ты можешь положиться.

Бьюла встала, схватила перчатки и сумочку и произнесла:

— Мне пора. Уже очень поздно. Не провожай меня. Я… Лучше не надо.