Глава 1

Сидония совершила опасную ошибку.

Она вырезала статую из огромной каменной глыбы. Было что-то завораживающее в росчерках лазерного лезвия, посверкивающих на фоне темного окна, за которым раскинулось звездное небо. Я еще ни разу не угадала направление движения лазера. Сидония видела в камне то, чего никогда не могла вообразить я. Сегодня это был эпизод из истории Гелионии: из камня, как живая, рождалась Сверхновая звезда.

Вдруг один из ударов резака извлек из основания скульптуры слишком большой кусок камня. Увидев это, я вскочила на ноги, сердце встревоженно забилось. Теперь скульптура выглядела крайне ненадежно и в любой момент могла обрушиться. Дония же опустилась перед ней на колени, оценивая получившийся визуальный эффект, и не замечала нависшую опасность.

Я осторожно, чтобы не испугать Сидонию, приблизилась. Она могла дернуться или подпрыгнуть и порезаться лазером. Лучше было просто взять ситуацию под контроль. Едва я успела подойти, раздался треск, брызнули осколки, и изваяние начало валиться вперед, прямо на Донию.

Я схватила ее за руку и отдернула. Нас оглушил страшный грохот, и без того спертый воздух мастерской наполнился пылью. Вырвав из ее ладони лазер, я выключила его. Сидония выпрямилась, протирая глаза.

– Ой, а я даже и не заметила, что натворила! – Она смотрела на каменные обломки, и ее лицо вытянулось от разочарования. – Я испортила всю работу, да?

– Забудь о скульптуре, – сказала я. – Ты не поранилась?

Сидония лишь отмахнулась с мрачным видом.

– Просто поверить не могу, все шло так хорошо… – Она поддела осколок носком тапочки, вздохнула и посмотрела на меня. – Я тебя хоть поблагодарила? Нет, конечно. Спасибо, Немезида.

Ее благодарность была мне без надобности. Имела значение лишь ее безопасность. Ведь я была ее дьяболиком. Всякие благодарности нужны только людям, а мы, дьяболики, – не люди.

Разумеется, мы очень похожи на людей. У нас человеческая ДНК, но мы – нечто иное: существа, созданные абсолютно безжалостными и беззаветно преданными одному-единственному человеку. Мы с радостью готовы убивать для своего хозяина, но только для него. Вот почему имперская аристократия охотно использует нас в качестве доверенных телохранителей. Мы становимся охраной для их детей и проклятьем для их врагов.

Однако, похоже, все обернулось так, что дьяболики стали выполнять свое дело слишком хорошо. Дония часто бывала в Имперском сенате, чтобы понаблюдать за работой отца. Несколько недель назад там начались слушания, посвященные так называемой «дьяболической угрозе». Сенаторы обсуждали проблему самоуправства дьяболиков, которые убивали врагов своих хозяев только за косой взгляд. Или приканчивали родителей порученных им детей, чтобы защитить последних от наказания. Из ценного имущества мы превращались в угрозу.

Я догадывалась, что сенат, должно быть, уже принял насчет нас какое-то решение, поскольку именно этим утром матриарх принесла дочери официальное письмо, подписанное самим императором. Мельком проглядев его, Дония с головой ушла в резьбу по камню.

Я жила при ней уже восемь лет. Мы, можно сказать, выросли вместе. Она всегда становилась тихой и задумчивой, когда беспокоилась обо мне.

– Что было в письме, Дония?

Она провела пальцем по обломку разбившейся скульптуры.

– Немезида… Они запретили дьяболиков. Причем закон будет иметь обратную силу.

Обратная сила. Это значит, что под запрет попадают уже существующие дьяболики. Такие, как я.

– То есть император хочет, чтобы ты от меня избавилась.

– Ни за что! – замотала головой Сидония.

Этого следовало ожидать. Чего доброго, ее из-за меня накажут.

– Если ты сама не избавишься от меня, мне придется взять дело в собственные руки, – резко сказала я.

– Ты слышала, что я не буду этого делать. И тебе не позволю! – Глаза Сидонии блеснули огнем, она строптиво вздернула подбородок. – Я найду выход.

Внешне Сидония казалась кроткой и застенчивой, но это была лишь видимость. Я давно поняла, что в этом тихом омуте водятся черти.

Помощь пришла от ее отца, сенатора фон Эмпиреана, находившегося в жесткой оппозиции к императору Рандевальду фон Домитриану. Когда дочь пришла к нему, моля спасти мою жизнь, в глазах сенатора тоже вспыхнуло непокорное пламя.

– Император требует ее смерти? Что же, не волнуйся, детка. Ты не потеряешь своего дьяболика. Я доложу императору, что мы с ней покончили, и вопрос будет исчерпан.

Но сенатор ошибся.

Как и большинство сильных мира сего, Эмпиреаны предпочитали жить уединенно, общаясь с другими людьми лишь виртуально. Ближайшие свободные люди, рассеянные по планетам, так называемые Излишние, жили в мире, далеком от семьи сенатора фон Эмпиреана. Он осуществлял свою власть над ними со стратегических высот: семейная крепость вращалась вокруг необитаемого газового гиганта, окруженного безжизненными лунами.

Поэтому все домочадцы изрядно всполошились, когда несколькими неделями позже из глубин космоса, как гром среди ясного неба, вынырнул космический корабль. Он прибыл по поручению императора для экспертизы тела ликвидированного дьяболика. Однако никакого инспектора на его борту не было.

Там находился инквизитор.

Сенатор недооценил неприязнь императора к своей семье. Мое существование дало тому повод заслать своего агента в неприятельскую крепость. Инквизиторы были особыми священниками, обученными бороться с самыми закоренелыми язычниками и обеспечивать, часто – огнем и мечом, исполнение эдиктов Гелионической церкви.

Визит инквизитора должен был устрашить сенатора, заставив его подчиниться, но отец Сидонии оказался хитрее и расстроил козни императора. Инквизитор прибыл осмотреть тело? Что же, ему покажут тело. Да только не мое.

Одна челядинка Эмпиреанов страдала от солнечной болезни. Как и мы, дьяболики, челядь была генетически сконструирована для услужения. Однако, в отличие от нас, челяди не требовалось умение принимать решения, поэтому им его и не прививали. Сенатор отвел меня к постели больной челядинки и со словами «Делай свое дело, дьяболик» протянул мне кинжал.

Я порадовалось, что сенатор отправил дочь в ее покои. Мне бы не хотелось, чтобы она это видела. Когда я вонзила кинжал в подреберье челядинки, та не вздрогнула, не попыталась отстраниться. Посмотрела на меня пустым взором и через мгновенье умерла.

Только тогда кораблю позволили состыковаться с крепостью. Инквизитор бегло осмотрел тело, едва задержавшись, чтобы отметить:

– Странно, она выглядит так, словно… умерла совсем недавно.

– Дьяболик страдала от солнечной болезни и уже несколько недель была при смерти, – недовольно буркнул сенатор из-за спины инквизитора. – Когда вы прибыли в нашу систему, мы как раз приняли решение прекратить ее страдания.

– Тогда как в вашем письме утверждалось совсем иное, – резко повернулся к нему инквизитор. – Вы писали, что она уже мертва. Меня, честно сказать, удивляют ее размеры. Довольно мелка́ для дьяболика.

– А теперь, значит, вам и труп не по нутру? – взревел сенатор. – Говорю же, она угасала в течение нескольких недель.

Облаченная в просторное платье челядинки, скрывающее мускулатуру, я внимательно наблюдала из угла за инквизитором. Если бы он разгадал нашу уловку, я бы его убила. Оставалось надеяться, что до этого дело не дойдет. Смерть императорского посланца могла вызвать… некоторые осложнения.

– Вероятно, если бы ваше семейство с большим уважением относилось к Живому Космосу, – заметил инквизитор, – вы были бы избавлены от такой ужасной напасти, как солнечная болезнь.

Сенатор побагровел и уже набрал в грудь воздуха, чтобы дать ему отповедь, но тут в комнату вбежала подслушивающая за дверью матриарх и, упреждающе схватив мужа за руку, воскликнула:

– Вы совершенно правы, инквизитор! И мы бесконечно благодарны вам за вашу проницательность. – Она сладко улыбнулась.

Матриарх не разделяла желание мужа бросить вызов императору. Она еще в юности познала, что такое императорский гнев. Ее собственная семья находилась в оппозиции к правителю, и один из братьев заплатил за это дорогую цену. Сейчас матриарх, дрожа от тревожного нервного возбуждения, стремилась во что бы то ни стало успокоить высокого гостя.

– Я была бы счастлива, если бы вы сегодня поприсутствовали на нашей вечерней службе, инквизитор. Может быть, вы укажете нам на какие-то ошибки? – Тон матриарха так и сочился приторной сладостью, резко контрастировавшей с его обычно едкими нотами.

– С удовольствием, грандесса фон Эмпиреан, – любезно ответил инквизитор.

Он потянулся, чтобы приложить костяшки ее пальцев к своей щеке, но матриарх поспешно отстранилась.

– Пойду дам установку нашей челяди. А эту, – она небрежно кивнула на меня, – забираю с собой. Эй, ты! Идем.

Мне очень не хотелось покидать инквизитора. Я должна была следить за каждым его движением и выражением его лица. Но матриарх не оставила мне выбора: челядинка обязана следовать за хозяйкой.

Мы вышли из комнаты, оставив инквизитора наедине с сенатором. Матриарх прибавила шагу, и я за ней. По длинному коридору мы направились к кабинету сенатора.

– Это безумие, – пробормотала матриарх. – Настоящее безумие – так рисковать сейчас! Тебе полагалось сдохнуть прежде, чем сюда прибудет инквизитор, а не ходить тут следом за мной!

Я посмотрела на нее долгим, оценивающим взглядом. Ради Сидонии я умерла бы с радостью, но между жизнью матриарха и собственной выбрала бы свою.

– Вы собираетесь поведать инквизитору, кто я на самом деле?

Говоря это, я прикидывала, как именно ее убить. Один удар по затылку. Чтобы даже не пискнула, иначе на шум из своей комнаты может выглянуть Дония. Мне было бы неприятно убивать мать на глазах дочери.

Однако, в отличие от мужа, да и дочери тоже, матриарх обладала прекрасным инстинктом самосохранения. От звуков моего мягкого голоса ее лицо исказила гримаса ужаса, впрочем, исчезнув так быстро, что я даже подумала, не померещилась ли мне она.

– Разумеется, нет. Теперь правда прикончит нас всех.

Что же, матриарх останется жить. Напряжение в моих мускулах спало.

– А раз уж ты все равно здесь, – мрачно продолжила она, – будешь, по крайней мере, приносить нам пользу. Поможешь мне замести следы до того, как инквизитор обыщет комнаты моего мужа.

Это я могла.

Мы вломились в кабинет сенатора. Матриарх брезгливо приподняла юбки, пробираясь между завалами компромата. Попадись на глаза инквизитора хоть что-нибудь из этого – вся семья будет приговорена.

– Быстрее, – поторопила Матриарх, жестом приказывая мне собирать все в кучу.

– Отнесу в мусоросжигатель…

– Не надо, – горько усмехнулась женщина. – Мой муж воспользуется уничтожением этих предметов в качестве предлога, чтобы наворотить еще большее безумие. Просто спрячем все.

Она пошевелила пальцами в неприметной щели в стене, и часть пола отъехала в сторону, открывая тайник. Матриарх рухнула в сенаторское кресло и принялась обмахиваться ладонью, в то время как я сгребала в яму какие-то обломки компьютеров и микросхем для обработки данных.

Сенатор проводил здесь долгие дни, пытаясь спасти все, что еще можно было, и переписывая информацию в свою базу данных. Он с жадностью читал сохраненные материалы и часто обсуждал с Сидонией то технические чертежи, то научные теории. Все до единой – сплошное богохульство и оскорбление Живого Космоса.

Когда я сунула в тайник компьютер сенатора, матриарх подошла к стене и провела пальцем в укромном углублении. Пол закрылся. Я подвинула стол, прикрывая люк, выпрямилась и напоролась на напряженный взгляд матриарха.

– Там, в коридоре, ты собиралась меня убить.

Она смотрела вызывающе, словно ожидая, что я начну все отрицать. Но я, конечно, не стала.

– Вы знаете, кто я такая, госпожа.

– О, да! Отлично знаю. – Ее губы искривились. – Ты – чудовище, и мне хорошо известно, что прячется за этими холодными, бездушными глазами. Вот почему вас, дьяболиков, запретили: защищая одного, вы становитесь угрозой для всех остальных. Однако не забывай, что Сидония нуждается во мне. Я – ее мать.

– А вы не должны забывать, что я – ее дьяболик. Во мне она нуждается куда больше.

– Ты не представляешь, что значит мать для своего дитя.

Нет. Я не представляла. У меня никогда не было матери. Однако я точно знала, что со мной Сидония будет в большей безопасности, чем с кем бы то ни было. Даже с собственной родней.

– Хотя зачем я все это тебе объясняю? – Матриарх засмеялась неприятным смехом. – Ты разбираешься в семейных узах не больше, чем собака – в стихосложении. Впрочем, главное, что мы обе понимаем расклад. Сидония – добросердечна и наивна. Возможно, ты – единственное создание, которое поможет ей выжить за пределами этой крепости, в большом мире. Но тебе никому и никогда не следует говорить о том, что мы сегодня сделали.

– Никому и никогда.

– И если кто-нибудь заподозрит, что мы пощадили нашего дьяболика, тебе самой придется решить эту проблему.

При мысли об этом меня пронзил обжигающий, поистине праведный гнев.

– Решу. Рука не дрогнет.

– Даже если это будет значить… – Взгляд Матриарха сделался острым, как у хищной птицы. – Что начать нужно с себя.

Я не снизошла до ответа. Разумеется, я бы легко умерла за Сидонию. Она была для меня целым миром. Без нее мне незачем существовать. По сравнению с подобным кошмаром, смерть – это счастье.