ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Шевалье

Закончил последнюю строчку, подписался, поставил дату и подпись, а затем с облегчением отодвинул бумагу. По-прежнему достаточно тяжелый труд. Мои руки привыкли держать топор или рычаг станка, а не перо. Но донесения неизвестно где обретающемуся начальству предпочитал писать самостоятельно, тщательно обдумав. Обязательно придется потом нечто исправлять или переделывать. Никакому секретарю столь ответственного дела доверить я не мог. Все казалось, напортачит. Знал, что ерунда, он лучше моего все это сумеет, и переписать начисто тоже, а все продолжал в прежнем духе.

Джозеф отложил «Дон-Кихота» и вопросительно посмотрел на меня. Книгу я нашел на развалинах пасторского дома. Обложка пострадала, как и часть страниц, но в основном текст сохранился. Вторично читать я не стал, но выше моих сил было оставить пусть и подгоревший томик погибать на улице. Пусть мне и не понравилось, но, может, кому-то пригодится. Оказалось, кроме Библии, которую все ополченцы уважали, но мало кто всерьез читал, желающих взять в руки печатное слово не обнаружилось. Пока не пришел господин Леокур, попросивший просветиться. Взамен вручил пьесы Вольтера. Отвратительная, надо сказать, вещь. Вместо красивых и поучительных историй автор назойливо пропагандирует свои идеи. Пусть они неплохи: веротерпимость, гражданские свободы, — но временами перехлестывает через край, особенно по части церковников.

Все бы ничего, однако зачем индейцу Сервантес?! Чего такого интересного там находит? Ко всему он не с севера, из католических миссий, а из южных чероки. Не просто путешествует, а один из серьезных игроков, что с помощью соплеменников контролируют пушной промысел за Аппалачами вплоть до Миссисипи. И, как водится, ирокезы ему враги и конкуренты. Вообще у любого племени в Новом Свете обязательно есть давний неприятель, и они будут биться, пока кто-то не исчезнет. Гуронов повыбили, да и мои индейцы-католики из проигравших. Их вытеснили на север, и сейчас сенеки за это расплатились. Надо было вырезать всех, иначе война в лесах никогда не закончится, что и доказано наглядно.

Теперь озеро Эри, кроме северо-востока, вычищено от ирокезов. В первую очередь нашими совместными действиями, во вторую — с приходом тепла по ирокезским землям прошла эпидемия черной оспы. Наверняка кто-то из пленных принес с собой. Прививки далеко не все делают, многие боятся. Не так давно появился новый метод, и случается, вместо спасения умирают. Намного меньше, чем от эпидемии, но пугает людей такое всерьез. А индейцам и вовсе никто ничего не объяснял. По крайней мере, нашим соседям тускарора. Когда до них докатилось, очень многие умерли.

Не стану врать про жалость. Вместо очередных боев и стычек мы получили тишину на границе и отсутствие у противника сил выбить нас из занятых районов. Теперь не просто земля поделена, местами уже дома стоят, а рядом с фортами (кроме Людовика, еще один небольшой на другом берегу реки, напротив Де-Труа, и два в устьях рек, впадающих в озеро) пашут в надежде на хороший урожай. Похоже, удачно все складывается.

— И как, — поинтересовался я, — нравится «Дон-Кихот»?

— Нет.

— А зачем читаешь?

— Пытаюсь понять вас.

— В смысле — белых? — спросил я, подумав. — Так мы же разные не меньше вас. Испанцы от франков, а те от англичан отличаются не меньше, чем чероки от шауни и потаватоми. Даже внешне, если присмотреться. А уж языки и поведение!

— И все же общие черты есть у разных белых и индейцев.

— Все зависит от воспитания. Как в детстве внушат, таким и вырастешь. Достаточно посмотреть на Паскуале. Несмотря на его вид и боевую раскраску, он обычный фермер. Его отцу гурону такое в страшном сне привидеться не могло. Или Робер. Его вполне устраивает работа плотника. Родись он в другом месте — и не подозревал бы о такой работе. И наоборот бывает. Вырастет маленький блондинчик, украденный в Де-Труа, в воина и никогда не сможет жить среди своего народа. Просто не выдержит — и снова в лес уйдет. Силу, здоровье и ум дают родители. Все остальное зависит от окружения, включая веру.

— Тогда ирокезам не повезло, что ты не воспитывался среди них.

— Тогда бы я не понимал того, что знаю сегодня.

— И что это?

— Самым правильным для индейцев было сразу накинуться на приплывших белых и убить всех. Да и сейчас для них это наиважнейшее и наиполезнейшее мероприятие. Потому что один из сильнейших союзов мог выставить в общей сложности пятнадцать-двадцать тысяч воинов. Из них только мы полторы перестреляли, обескровив сенеков. И это даже не начало конца. Он уже давно настал, только растянут на длительный срок.

— Каждый год на берег ступает десять-пятнадцать тысяч белых. А на самом деле больше.

— Тем более. Сколько бы крови ирокезы ни пустили, пусть три или пять жизней к одной своей, колонии вырастут в числе много быстрее. Фактически восстановятся уже через пару лет. А ирокезы не сумеют. Потому что там, в Старом Свете, живут миллионы мечтающих о земле. И хотя Париж пытается ограничить переселение, остановить его уже невозможно. Рано или поздно, причем уверен, достаточно скоро, все повторится. На место убитых придут новые земледельцы и опять примутся вырубать леса, оттесняя индейцев все дальше и дальше. Пока они просто не исчезнут окончательно. Воинственность и кровожадность нисколько вам не помогут. Хуже всего — это касается всех живущих рядом с колониями.

— И где выход? — после длительного молчания спросил Джозеф.

— Проще всего сказать: объединиться и воевать совместно с бледнолицыми. Но это, увы, для вас невозможно. Старые счеты не позволят, как и амбиции сильных по отношению к слабым. Единство ради выживания вне племен еще не скоро создастся, если в принципе случится. И ты должен понимать лучше моего, что никогда уже не откажутся индейцы от европейских товаров и ружей. А значит, всегда какую-то часть можно будет купить. И для слабых естественно объединиться с нами, а не с ирокезами или даже чероки. Поэтому должны среди индейцев найтись умные вожди, готовые пойти сознательно по пути Паскуале. Невозможно стать белым, но можно утверждать в собственной среде их образ жизни и порядки. Завести собственных представителей в легислатурах колоний, отстаивающих интересы сородичей, а не полагаться на доброе обещание. Создать фермы и мастерские. Может быть, даже сознательно принять веру.

— Раствориться среди белых? — прозвучало достаточно резко.

— Я — пэйви. Происхожу из маленького народа, получившегося из смеси ирландцев, шотландцев и еще бог знает кого. Дома мы говорим на своем языке, которого англичане не понимают. А их аристократы не понимают народа, говорящего не на франкском. Все это не мешает нам жить. Я знаю три языка, не считая диалектов, и разбираю фламандский. Могу пахать землю или охотиться. Но главное — усвоил силу закона и невозможность играть по прежним правилам. Кто не примет новых, исчезнет неминуемо.

Джозеф слушал внимательно, но по его невозмутимой физиономии ничего было не понять. А меня уже несло.

— Митифы и их дети останутся на этой земле. И пусть поведение изменится, но кровь народа сохранится, и они смогут существовать на равных с белыми.

— Если землю разделить, — ответил он, — обязательно найдутся люди, которые по пьяни или соблазнившись ценой продадут землю неизвестно кому. Так было неоднократно. И мнение остальных их уже не интересует. Все равно придут и отнимут.

— Почему у тебя не возникает мысли, что могут появиться богатые индейцы, скупающие у белых участки? Они уже существуют! Но допустим, ты прав, слабые люди всегда найдутся. Не хотите стать одной из составляющих нового народа — живите племенем. Тогда территория должна сначала получить четко обозначенные границы, оформлена на совет вождей, не имеющих права в одиночку уступать даже мизерный кусок. А остальным — во временную аренду. Земля станет неотделима от народа. Но не так, когда она принадлежит всем и никому, а конкретным авторитетным людям. Или семьям.

— И чем это выгоднее сегодняшней ситуации? — скептически спросил он. — Будто среди них не могут встречаться глупцы и пьяницы.

— Конечно, сашемы, случается, и сами замечательные ослы по жизни, — согласился я, — и лучшие из них совершают ошибки, но это будет частная собственность, и можно идти в суд при нарушении территории, а не жаловаться в пустоту, получая бессмысленные обещания. Король далеко, а жаждущие землú — рядом. И говорить с ними нужно на одном языке, не отличаясь хотя бы в виде представителей. Если уж нельзя без шахт и чужаков, но честно. С договором, арендной платой и отчислением прибыли от добытого в вашей земле. Не очень хорошо пускать в свои угодья, но можно и поладить на определенных условиях. А кого не устраивает, пусть ищут землю за Аппалачами, а не в ваших местах.

— Вот это от нас точно не зависит, как и от вас! Да и там не пустота.

— Вас должны трогать чужие заботы, или вдруг вечная война с другим племенами прекратилась? Враг моего врага не обязательно друг, тем не менее пусть воюют между собой, а ты воспользуйся с толком. Я бы построил для поселенцев дороги туда и брал бы с едущих дальше за поставки продовольствия и на починку тракта. А того, кого не устраивает и кто мечтает отобрать что-то бесплатно, вешал бы. По приговору суда. Чтобы все знали, за что, и именно тех, а не любого белого.

— С себя начните. Мало таких умников, готовых любого мирного индейца убить, потому что тот дикарь.

— Вот и не надо продолжать оставаться нецивилизованными.

— Ты правда в это веришь? — спросил он после долгого молчания.

— Поживем — посмотрим, — теряя интерес к дальнейшему разговору при звуке ударов колокола, ответил я. Не похоже на тревогу, но определенно предупреждение. Кто-то приближается. И это не два-три человека.

В конце концов, не от меня зависит превращение индейцев в почти белых цивилизованных подданных. Полагаю, и не от него. Он достаточно умен, чтобы закончить школу без моих советов. Уж не в курсе, сам туда отправился или родители наладили. Чероки довольно давно имеют самые разные отношения с колонистами. Союз южных родов с колонистами прочен, и даже в походы ходят вместе. Вот живущие в Охайо вынужденно являются младшими партнерами союза ирокезов.

Он крещеный, хотя так и не видел молящимся и чтобы пожелал исповедаться. Так что явно ничего нового сказать не сумел. Просто к слову пришлось, и я не жалею. Давно об этом думаю. Еще и Глэн добавил горячего в огонь, болтая в свое время о «Дороге слез». Наверное, он, как обычно, давно забыл про тот разговор, а у меня зацепилось в голове и так осталось. Почему этим должно закончиться? Совсем не обязательно! Мы живем в другой стране, и перед глазами пример индейцев из миссий. Да и Поваленное Дерево со своим семейством тоже пример хороший. Шансы остаться при условии принятия определенных отношений и встраивания в общество имеются, и немалые. Но для этого придется всерьез задуматься о будущем.

Когда к причалу подошли хорошо известные всем шхуна La Brochette и шлюп La Vigilante, набитые солдатами Одиннадцатого Квебекского полка не хуже, чем селедка в бочке, за моей спиной собралось чуть не все население форта, не считая часовых. Подозреваю, и те смотрели сюда, а не бдительно озирали окрестности. Уж очень происходящее нервировало ополченцев. Все прекрасно знали об отсутствии права делить захваченную землю. На мои донесения Квебек мертво молчал, а отписки приходили разве что из Форт-Ройала. И вот теперь без предупреждения, когда в них отнюдь не нуждались, как в прошлом году, сюда прибыли солдаты.

— Полковник, — изображая поклон, сказал я, показывая знание о повышении в чине и командовании с недавних пор полком. Прежний так и не появился в подразделении, а с началом войны запросился в отставку по болезни. Видимо, медвежьей. По слухам, перед прежним начальником маячил трибунал за отвратительную организацию вверенного подразделения и разгром. Это оказался единственный выход.

Жирар, по крайней мере, присылал порох и делился не особо нужными в лесной войне пушками, которые мы ставили на куттеры. Да и про мои делишки с продажей детей в миссии и раздачей захваченного имущества, а также разделом выкупа среди милиционеров он должен быть в курсе. Не так уж далеко находимся. Мои новости достаточно быстро доходят до него, его — до меня. Он не пытался поучать, крайне довольный возможностью с остатками батальона держать свой кусок границы, внезапно ставший тихим.

— Майор, — отвечает он с той же вежливостью, снимая шляпу.

— Чем обязан, — демонстративно глядя ему за спину на высаживающихся под ругань сержантов солдат, — посещением?

— Лучше бы поговорить приватно, — сказал полковник негромко. — Лорд.

А это уже прямо показал, насколько сильно в курсе наших дел. Я уж точно не сообщал про приклеившуюся еще с первого похода кличку. Меня тогда упорно принимали солдаты и чужие ополченцы за беспутного сына аристократа, не желающего назвать имя. А все благодаря правильной речи. Причем в дальнейшем старался уже сознательно, не опускаясь до: «Мы должны проткнуть сердце ирокеза, потому что они плюнули тебе в лицо, завалили твою жену, сожгли дом и считают даже не собакой, а вонючим скунсом!» Речей не произносил вообще, ибо не видел в том смысла. Вот объяснить, зачем и почему нечто делаем, — всегда пожалуйста, если это не тайна. Фермеры отлично умеют и стрелять, и сражаться, если знают причину приказа, но держать язык за зубами? Такого просто не бывает!

— Прошу, — пригласил я, показывая на форт. — А вас кто звал? — поворачиваясь, громогласно обратился к столпившимся за спиной. — Работы еще не закончены, или мне проверить?

Полчаса спустя в легком одурении от происходящего сумасшествия и не очень представляя, куда все это может завести, я вышел на крыльцо. Ничуть не удивился, обнаружив столпившихся перед штабом ополченцев, и не подумавших вернуться к своим занятиям. Кажется, их стало даже больше. Ну точно. Эти из рода Поваленного на мысу обживаются в доброй половине лье отсюда. На колокол, что ли, примчались? И еще кое-кто из католиков мелькает. Им положено сейчас в земле ковыряться. Сами вчера просились в лес за бревнами, а теперь здесь болтаются.

— Они форт заняли! — крикнул кто-то из толпы при виде полковника, и толпа возбужденно загудела.

— Молчать! — гаркнул я. — Слушать!

Через пару минут стихло. Только настороженно смотрели.

— Где-то пару недель назад, — выдержал я паузу для солидности, — тысяча двести ирокезских сашемов, представлявших около трехсот кланов, подписали так называемый Великий Монреальский мир. Война закончилась. Все. С этого момента форты занимает армия, ополчение распускается, и каждый может заниматься своим делом.

Для моего войска в данный момент не особо важно, но ирокезы отказались от вмешательства в дела других племен. Более того, королевские чиновники получили право арбитража. Фактически это конец Лиги, вернее, ее закат. Войны между племенами не прекратятся, но теперь губернаторы станут посредниками в конфликтах. И решать они станут не в пользу сильного. Нормальная политика разделения для империи. Не мои слова, полковник так выразился.

— Король, в свою очередь, обещает запретить селиться на их землях колонистам, независимо — покупают они участки или строятся самовольно.

Взрыв негодования с возмущенными криками.

— Я сказал: слушать! Заткнулись все! Не прерывать, пока не закончу!

На этот раз тишина установилась не сразу.

— Кроме тех мест, где нами построены форты. Эта земля признается во владении ее получивших! Все южное побережье озера Эри остается в нашей собственности на десять лье от воды!

Вот теперь началось нечто жуткое. С воплями, объятиями и выстрелами в воздух. Я тоже при получении известия чуть не выпрыгнул от счастья из штанов. Во-первых, обещания давал не зря. Все пошедшие за мной получат свои сто шестьдесят акров и даже сверх того. Во-вторых, прямиком прыгнул из кабальных слуг в помещики. Как майору мне положено неплохое поместье. И я даже знаю, где брать территорию.

— До конца дослушаете?

— Да! — ответил хор возбужденных голосов.

— Мы не зря размечали участки и рисовали карты.

Не имея настоящих профессиональных землемеров, для простоты проводили межевание прямоугольниками. Потом делили по жребию, во избежание ссор. Кто пожелает, может со временем обменять землю или продать. Возле воды всегда выделялась зона общего пользования. Никто не мог теперь лишиться доступа к озеру или реке. Удобно для полива и транспортировки грузов. Может быть, когда-нибудь в таких местах возникнут города. Пока о таком можно лишь мечтать. Говорить вслух — засмеют.

— Все это будет официально заверено и утверждено в самых высоких инстанциях. Со всеми бумагами я должен явиться к губернатору Канады. Поэтому, пока не поздно, самое время вспомнить про родственников и знакомых, которым тоже хочется самостоятельности. Заявки принимаются до завтрашнего утра.

Практически открытым текстом я пообещал записать липовые участки на желающих. Кто там, на севере, сможет проверить здешний народ и кому принадлежит земля? Главное — иметь официальный документ на руках. Другое дело, что больше определенного размера все равно не обработать. Но ведь можно сдать в аренду или продать новеньким. Все же даже при немалом размере отхваченного куска подарок от короля отнюдь не безразмерен. Достаточно быстро появятся желающие, если правильно все обставить.

— Потом отбываю. На этом все. И постарайтесь не напиваться до свинского состояния. Отныне здесь власть Одиннадцатого Квебекского, и защищать устроивших мордобитие не стану.

Я повернулся и пошел назад в штаб, писать последнее донесение. Сдавать по списку имущество форта не придется. Кроме пушек, ничего в нем не принадлежит армии, а этим займется сержант Гринис. Все остальное, от продовольствия на складе до самых разнообразных железок, передано под расписку. Полковник поверил на слово, если можно так назвать гроссбух, где постоянно велись записи о выдаче и подводился ежедневно итог. На то у меня и секретарь. В принципе мог бы и вовсе ничего не вручать, а раздать своим людям, но военные здесь останутся надолго — незачем с ходу их восстанавливать против поселенцев. Им придется постоянно контактировать. А все реально ценное уже давно поделено согласно званию, должности и вкладу в общее дело. И поскольку никаких средств от государства, армии и почти ничего от жителей Де-Труа я не получал, то и денежных сумм передавать не имею необходимости.

— Да? — сказал на осторожный стук в дверь. — Входи.

Делегация оказалась несколько неожиданной. Адам на пару с Рут. Она выздоровела, но лицо так и осталось обезображенным. Даже для мужчины немалое испытание, а уж для женщины и вовсе жуть. По-прежнему отказывалась возвращаться домой и не подпускала к себе особ противоположного пола. Притом взяла на себя практически все домашние сложности. Мне не требовалось показывать дырку или просить постирать. Все происходило без малейших усилий и достаточно скоро вошло в привычку. Удобно и легко. А после того, как почти все индианки, кроме разобранных в качестве жен, были выкуплены, и вовсе стала незаменимой.

Ну а Адам… Он просто Адам. Мой водный специалист, дирижировавший всей флотилией куттеров, и личный учитель фехтования. На его счет аж куча подозрений. Моряком простым он был, ага. Слишком много знает и умеет. И не только насчет поединков. Вполне способен заменить артиллериста и инженера-фортификатора. Куда лучше моего разбирается.

— Ты едешь в Канаду? — требовательно спросил он.

— Гораздо дальше. Аж до Альбиона.

— Зачем? — удивилась Рут.

— Ох, если бы сам понимал. Надеюсь, за чем приятным, но совершенно непонятно, для чего тащиться так далеко.

Посмотрел на недоумевающие лица и, вздохнув, постарался изложить, как мне это преподнес полковник Жирар. Оказывается, он старательно переправлял мои донесения выше. Поскольку военные дела обстояли не лучшим образом, губернатор не только в свою очередь отправил их аж до самого города Парижа в качестве подтверждения личных успехов в его колонии, но и лично относил для издания в местную прессу. А там почин подхватили, и практически в нередактированном виде донесения стали распространяться по всем колониям. Перепечатывали из газеты в газету. Автор, то есть я, подробно излагал злодейства индейцев, героические схватки и истории про спасение пленных.

Неожиданно все эти рассказы стали жутко популярными и в Европе. Кто-то в правительстве отдал приказ отпечатать большую часть в виде брошюры, разослав текст губернаторам всех колоний, министрам и многим влиятельным лицам. Видимо, дошло даже до самого короля. То ли ему понравилась идея назвать в честь него форт, то ли захотелось сделать красивый жест на моем примере. Как минимум из-за известности и сопутствующих разговоров нельзя было запросто отдать захваченные земли. Тем более что в других местах особыми успехами королевские войска и ополченцы не блистали. Война шла без особых успехов и прорывов, на этом фоне наши победы выделялись чрезвычайно. В результате мне помимо поместья обещали королевский патент на звание майора с правом ношения мундира и пенсией. Неплохая карьера для недавнего бесправного слуги.

Но явиться за всевозможными замечательными благами я почему-то должен был не в Монреаль, а в столицу колонии Альбион город Акиндек. Какие-то интриги — подробностей полковник поведать не мог при всем желании. Его медвежий угол мало отличался от моего, и сам все больше на слухах основывался. Подсказать ничего толком не способен. Не по вредности, а по незнанию. Одно очевидно — отказаться от королевской милости немыслимо. И лучше не затягивать с отъездом.

— Я поеду с тобой, — сказали они в один голос.

Я посмотрел на Рут максимально укоризненно, пытаясь высказать без слов всю глубину ее глупости. Мало мне, что ходит в мужской одежде и с оружием. Еще и разбила голову особо любвеобильному типу, норовившему даже не шлепнуть по заднице, а просто за руку взять. Бзик у нее: не переносит мужских касаний. Понять можно, но не объяснять же всем причины. Во всяком случае, парни хорошо усвоили опасность приставаний. Как женщину Рут почти не воспринимают. Разве иногда новенький попадется. Фигуры-то под камзолом не спрячешь, с первого взгляда видно. А вот лицо откровенно отпугивает.

— С ним все однозначно, но тебя в каком качестве возьму?

— Я взрослая женщина, — поджав губы, заявила она, — вдова. Вольна в своих поступках.

Очень захотелось кинуть в нее чем-то тяжелым. И как я должен такое Жаку объяснить? Он и так не особо доволен моим нежеланием взять ее за шиворот и выкинуть в Де-Труа. Про репутацию при встречах не нудит, но так смотрит…

— Ступай и хорошо подумай. Я сам не представляю, куда и зачем еду.

— Хуже, чем было, точно не будет! — торжествующе заявила Рут.

И тут в дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, сунулись ко мне сразу целой командой. Клод, Бернар, Рейс и даже Гринис.

— Возьми нас с собой, — с ходу по-простому рубанул Клод. — Посмотреть на мир охота. Да и денежки завелись, — засмеялся он. Не иначе, уже хорошо успел приложиться к кружке. Не такие уж и большие деньги, если посчитать. С католиками и чужими милиционерами, не из Де-Труа, и даже не из района Квебека, под тысячу человек под моей командой ходили. И даже не участвовавшие в боях получили определенный процент от общего дележа. Патрули были не менее важны, и требовалась заинтересованность. Платить им всем город не имел в казне средств. В основном раздавали меха и всевозможное имущество, которое еще требовалось продать. Вот в этом мероприятии Ян со своими связями точно нелишним окажется. Может, потому в компанию и напрашивался. С каждого за посредничество немалый куш выйдет.

— И тебя, сержант?

— У меня контракт не пожизненный, еще в позапрошлом году закончился. Я давно вольная птица.

Ага, и вот зачем мне сдался артиллерист?

— Да ладно, — сказал я, разводя руками, — странно было бы отказываться от проверенных парней, нюхавших порох и полезных. — Собирайтесь. Прокатимся на шхуне за государственный счет. На месте посмóтрите, что к чему. Может, еще и назад вернетесь.

Там в любом случае медом не намазано и с распростертыми объятиями не ждут. Но каждый должен набить пару шишек самостоятельно, прежде чем осознает простую истину. Говорить сейчас такие вещи абсолютно бессмысленно. Они уже не дети малые и должны самостоятельно соображать.