ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Полководец

Пушка в очередной раз увязла в грязи. Артиллеристы под моросящим дождиком без особой охоты впряглись, помогая несчастным еле живым лошадям. Изнуренные и ослабевшие от лишений, кони падали и не могли найти точки опоры, чтобы встать на ноги. После нескольких неудачных попыток они оставались лежать на земле, и невозможно было заставить их вновь попробовать подняться. Почти все шли пешком, включая офицеров. Холодный октябрьский дождь, начавшись с вечера, так и поливал без устали. Пехота вязла выше щиколотки, кони по бабки, орудия и повозки проваливались местами едва ли не до ступицы.

Длинная колонна войск, тонущих в грязи орудий и телег растянулась на пару лье. Еле передвигая ноги, солдаты брели мимо, под понукания сержантов уже не замечая никого и ничего. Нередко по пояс выпачканные, утомленные и несчастные, упрямо шли в неизвестность. Большинство прекрасно понимало про отсутствие другого выхода, остальные не имели сил удрать. Впереди, возможно, ждали склады с продовольствием и отдых в теплых помещениях. Позади осталось добрых семьсот миль пути, и возвращение окажется хуже дороги вперед.

Вдобавок сварить или разогреть даже имеющуюся пищу крайне проблематично под бесконечным дождем. Армия не имела выбора, она могла идти только в прежнем направлении. Голод подгонял солдат, разутые и раздетые, с тяжелыми ружьями наперевес, внешне скорее напоминавшие орду оборванцев, чем регулярную армию, они могли надеяться только на победу, все иное означало для них гибель.

Особенно холодно было по ночам, а многие не имели теплых шинелей. Колонии считали, что снабжение Континентальной армии возложено на Конгресс. А тот в очередной раз находился в глубоком раздумье, откуда взять необходимые средства. Точнее, все было сделано идеально с точки зрения сидящих в теплых тавернах депутатов. Учреждены квартирмейстерский и интендантский отделы, отвечающие за поставку необходимых вещей. Пока мы стояли возле Нового Амстердама, все происходило на очень приличном уровне. Однако расстояния и коммуникации, а также то, что я гнал войска на приличной скорости, все испортили. Догнать нас не могли, а снабжать по морю были не способны. Большая часть необходимого прибывала в Акиндек и там лежала в ожидании нашего прихода.

Поэтому для подстегивания движения в ход приходилось пускать все, вплоть до личного примера, подбадривая нижних чинов, но чаще всего обещание золотых гор в конце дороги. Поэтому и сейчас присоединился к мучениям по вытягиванию очередной кобылы из месива, в которое превратилась тропа. Вслед за генералом вынужденно впрягся не слишком счастливый моим закидоном штаб, а вскоре добавилось солдат, слегка устыдившихся или мечтающих посмотреть на заляпанных генерала с полковниками.

По крайней мере, запряженное четверкой вместо шестерки лошадей орудие выползло из ямы. Мы ее обозначили палками и тряпками для следующих после и двинулись дальше, усевшись на отощавших и несчастных верховых коней. В отличие от людей, им не объяснишь важной необходимости марша на юг поздней осенью.

Очень скоро погода еще больше ухудшилась. Моросящий осенний дождь неожиданно перешел в настоящий ливень, сопровождаемый матерными комментариями моих офицеров. Горячо обсуждали, не начнется ли снег, окончательно превратив поход в безнадежный. Уже пришлось расстрелять двух мародеров, отнимавших продукты в деревне. Люди находились на грани. К счастью, последние дни мы топали по Альбиону, приближаясь к заветным местам, наполненным изобилием еды и боеприпасов. Шесть недель мучений подходили по всем признакам к концу.

— Продолжайте, полковник, — разрешил я, останавливаясь на повороте и наблюдая за проходящими мимо. — Поделитесь идеями насчет ускорения передвижения.

При виде высокого начальства лейтенант очередной роты попытался нечто бодрое скомандовать, но реакции не последовало. Измученные до предела солдаты шли, держа мушкеты как попало и не замечая вокруг ничего. Хорошо еще оружие не побросали. Можно гордиться силой духа. Все же почти все добровольцы, и направляли в Континентальную армию с мест в основном лучших.

Полковник Маршаль, присланный из Новой Галлии с целью поторопить, тоже смотрелся не лучшим образом. Когда-то красивая, специально пошитая форма висела мешком. Он отощал и был грязен не меньше остальных присутствующих. То есть начиная от копыт грустного племенного жеребца, косящего голодным взором, и до шляпы.

— Или хотя бы объясните, каким образом испанский полк, два полка немецких наемников и четыре батальона местных креолов, всего три с половиной тысячи человек, не больше, навели такую панику на Эшли и всю колонию.

— Никто не готовился к наступлению по суше, — с готовностью выдал наверняка давно обдуманное оправдание. — Ждали атаки с моря.

Единственный крупный город Юга насчитывал не больше двадцати тысяч жителей и около двух тысяч домов, расположенных на широких улицах под прямым углом. Достаточно красивое поселение в европейском стиле, где многие дома принадлежат богатым плантаторам. Только оборона там не предусмотрена. Форты, преграждающие дорогу кораблям, находятся в полуразрушенном состоянии. Не думаю, что нечто всерьез изменилось. Тем более что высадку на берег южнее или севернее города могли бы и предусмотреть.

— Я был лучшего мнения о Легре, — произнес я уже вслух.

— Жители все в едином порыве встали на защиту родного города, — вскричал явно обиженный полковник. — Две тысячи ополченцев приступили к рытью траншей, постройке редутов.

Устал и ляпнул лишнее. Не время ссориться с союзниками. Хотя названное количество…

— А рабов привлечь к работам нельзя было?

— По закону гражданская власть не имеет права вынуждать свободного человека бесплатно трудиться, — убежденно заявил Маршаль, — даже если он находится в данное время на военной службе. Не может также использовать невольников без согласия их хозяина.

— Состояние войны требует временной отмены гражданских свобод, — прорычал я в раздражении, — и вольностей. Правительство обязано ввести чрезвычайные налоги для вербовки солдат и закупки военного снаряжения. Имущество неплательщиков налогов должно реквизироваться неукоснительно. Люди, защищающие своей кровью дома мирных жителей, имеют право ночевать под крышами этих домов, а не мерзнуть под открытым небом.

— Никогда! — Он аж задохнулся в негодовании. — Никогда не переступим закон. Разрушенные дома можно отстроить заново, сожженные поля снова засеять по весне. Одну лишь свободу возродить невозможно. Ее утрачивают раз и навсегда.

Я уже знавал от него высокопарные речи, но не до такой же степени слышать исключительно себя! Мы не на трибуне, и речь в газеты не попадет. Неужели невозможно пробиться к разуму?

— Ваши свободные люди моментально перестанут быть свободными, и владельцы рабов лишатся их, если нормальная организация отсутствует. Испанцы приплыли не для соблюдения ваших вольностей и привилегий. Их сохранят лишь для перешедших на вражескую сторону.

И это очень возможно. Если пообещать сохранить прежние порядки, многие охотно согласятся. Зачем рисковать шкурой и конфискацией имущества. А для приведения к покорности любые методы хороши. Кого-то разорят, другого показательно обласкают. Выбор достаточно ясен. И проще, чем всех уничтожать, добиваясь яростного сопротивления.

— Никогда мы не покоримся! Сам дух свободы, пребывающий в сердцах, не позволит!

Да, похоже, безнадежно что-то объяснять, подумал я, трогая коня. Советоваться с ним бессмысленно. Обстановки на сегодняшний день все равно не знает. Последнее до отбытия — войска Ромеро, получив подкрепления и осадные орудия, заняли позицию напротив линии обороны, тянущейся через весь полуостров, на котором расположен Эшли. На наше счастье, испанский командующий из старых регуляров, не привыкший спешить и все делающий по уставам и наставлениям. Будет рыть рвы и сапы в сторону американских укреплений. Постепенно приблизится, не обнаруживая себя до последнего момента. Будем надеяться, что время еще есть. Пока внешняя связь, несмотря на попытки блокады, существует, чему доказательство наш герой тылового фронта с митинга.

Навстречу выскочили трое всадников, несущихся как давно себе позволить не могли. Кони отдохнувшие и хорошо накормленные. Сердце невольно пропустило удар, когда в переднем признал своего адъютанта Виктора Корселя. Вместе с Раусом и взводом драгун погнал на максимальной скорости вперед к Акиндеку, готовить встречу.

— Мой генерал, — соскакивая на землю, счастливо вскричал лейтенант, пытаясь изобразить воинскую стойку со щелканьем каблуков. — Полковник Раус организовал встречную поставку необходимого, в первую очередь продовольствия и лошадей. Несколько часов — и армия достигнет подготовленного лагеря.

Я внезапно почувствовал себя жутко уставшим. Хотелось бы прилечь, поспать хотя бы несколько часов, принять наконец ванну. А ведь теперь необходимо нестись вперед лично. Проследить за сбором частей в намеченной точке. Погода лучше не станет, и максимально можно позволить день отдыха. Задача снятия блокады с Эшли и изгнания из Новой Галлии испанцев еще не решена, просто получили временное облегчение. Спешился — все же не победитель, принимающий капитуляцию сидя в седле.

— Спасибо, лейтенант, — произнес под довольный гомон обрадованных офицеров. — Но на будущее запомните: станете еще скакать рядом с пехотинцами, забрызгивая их грязью из-под копыт, — накажу.

— Да, мой генерал, — неизвестно чем довольный, воскликнул Виктор.

— Докладывайте. Все. Подробно.

— Паруса на горизонте! — донесся крик с мачты, и через мгновение топот множества ног команды подтвердил готовность моряков к ловле идущей в руки удачи.

Адам невольно покачал головой, глядя на бросившихся к мачтам по первой команде. Алчность человеческая велика и границ не знает. Казалось бы, чего им еще надо. Получив каперский патент от правительства колонии после нападения Испании на свободные американские земли, он набрал на свои два судна толпу головорезов, довооружил пушками корабли, но не излишне, чтобы не терять скорости, и вышел в море. С военным флотом он связываться не собирался изначально, а для приведения в чувство купцов предпочтительно иметь на борту многочисленную абордажную группу. На «Форт», например, набилось почти две сотни человек. «Америка» вместила еще больше. Она имела водоизмещение в девятьсот тонн и была вооружена шестью восемнадцатифунтовыми, двадцатью восьмью двенадцатифунтовыми и шестью девятифунтовыми орудиями, что позволяло бороться и с серьезными вражескими судами.

Фактически он рискнул всем. Для получения патента на каперство следовало найти поручителей и внести залог, деньги на который он заработал рейсами в Китай. Однако большинство средств угрохал на строительство клипера, теперь внезапно ставшего ненужным. Его можно было использовать разве в качестве посыльного судна. Ни больших трюмов, ни серьезной артиллерии. Не для этого закладывали. Уйти, пожалуй, он сумел бы от любого врага, но в данный момент требовалось совсем не это. Пришлось брать в долю несколько человек, вложивших в подготовку сто пятьдесят тысяч ливров.

Зато платить королю не надо. Конгресс неизвестно с чего проявил великодушие, решив, что все деньги, в которые оценен приз и груз (конечно, если трофей можно продать или принять на службу), будут делиться между моряками. Естественно, за минусом пошлины от продаваемого имущества. В результате по соглашению после расчета с кредиторами (практически половина захваченного) остальная сумма делилась: капитану — сорок три процента, лейтенантам — девятнадцать, унтер-офицерам — двадцать четыре, матросам — четырнадцать процентов. Если учесть, что одна только стоимость захваченного недавно брига без содержимого трюмов могла доходить до полумиллиона ливров, любой в команде уже мог навсегда уйти обеспеченным человеком. Даже простые моряки рассчитывали в итоге на собственный трактир на берегу.

В отличие от нескольких других, ушедших к Гаити на поиск купцов или к Южной Америке, он двинул свою маленькую эскадру прямиком к португальским берегам. И нисколько не прогадал. Здесь такой наглости не ждали, и какое-то время он резвился безнаказанно, топя мелкие рыболовецкие суденышки и отлавливая жирных «карасей» с ценным грузом на борту. За короткий срок отхватил четыре неплохих приза. Ткани, портвейн, кофе, мыло в огромном количестве, почему-то множество духов, рис и пшеница.

Военный шлюп «Летящий», попытавшийся встать на защиту родных берегов, был взят после двухчасового боя. После этого в море на их поиски вышла целая эскадра с линейными кораблями и фрегатами, так что пришлось, не дожидаясь серьезного столкновения, срочно удалиться на запад, а потом на юг. Вероятно, испанцы потеряли след, но могли и болтаться где-то сзади.

Два его корабля выросли до семи, и хотя большую часть чужих команд Адам высадил на виду берегов, все же приходилось делить своих матросов и абордажников, раскидывая по призам, уходящим в Америку. Таскать за собой пузатые лоханки неудобно. Команды сократились до половины, и вступать в серьезный бой он отнюдь не собирался. Тем не менее проигнорировать подвернувшийся шанс было бы непростительно. Да и собственные люди не поняли бы такого поведения и не одобрили. Корабли шли в сторону мелькнувших парусов короткими галсами в сгущающихся сумерках. Надо было торопиться, чтоб не потерять в ночи очередной приз.

И сам Адам, и его люди прекрасно знали свое дело, и перехват вышел достаточно точным. Они зашли с темной стороны, осторожно подкравшись к цели уже в последние минуты дня. На фоне заходящего красного солнца без труда определялась оснастка и обводы фрегата и большого торгового судна. Если учесть сопровождение, трюмы данного корабля были набиты чем-то достаточно дорогим. Решение напрашивалось. Уже в темноте «Америка» в полной тишине принялась подкрадываться к фрегату, предоставив возможность «Форту» брать на абордаж купца.

Когда «Америку» заметили испанские вахтенные и раздался изумленный крик, она находилась уже на расстоянии пистолетного выстрела. Пушки выплюнули картечную смерть из всех своих жерл, очищая палубу от вражеской команды. Соревноваться с новейшим пятидесятипушечным военным судном не стоило. Более мощный испанец достаточно быстро разделался бы с наглецом в правильном сражении. Но Адам не собирался ему давать такой возможности. Приблизился без промедления вплотную, и матросы капера посыпались на вражескую палубу с диким ревом.

Адам махнул через борт и практически не встретил сопротивляющихся испанцев. Всего несколько раненых и убитых, пострадавших при внезапном обстреле. Пробежал по направлению к капитанской каюте, держа палаш и пистолет в руках, с десятком матросов за спиной. Никто и не подумал сопротивляться, офицеры с восхищенной руганью отдавали шпаги. Теперь оставалось разве спустить флаг да обезоружить едва очухавшихся от внезапного нападения членов команды. Те и не собирались демонстрировать чудеса героизма, охотно побросав оружие и позволив загнать себя в трюм.

— Что там? — спросил он своего старого и проверенного штурмана Пирсона, как только освободился от первоочередного наведения порядка и поздравил парней с удачной охотой.

Люди были донельзя горды и довольны. Все же не часто выпадает удача отхватить такой замечательный трофей. А что работы теперь предстоит втрое больше, поскольку доверять пленным нельзя и лучше их высадить поскорее, дело уже иное. Главное, в конце похода, а теперь он скоро, всех ждет весомая добавка к призовым деньгам. Пожалуй, теперь и на плантацию хватит вместо трактира для каждого палубного матроса. Конечно, если найдется достойный покупатель.

В темноте по соседству мелькали вспышки выстрелов, и на палубе транспортника продолжался бой.

— Море, — ответил Карл Пирсон глубокомысленно и, поняв двусмысленность, продолжил: — Они не успели одновременно с нами подойти. Когда началась пальба здесь, невольно засуетились и эти. Шлюпки с абордажной командой заметили. Одну накрыли ядром, по двум остальным стреляли из ружей. Они все равно поднялись на палубу, но наверняка озверели, и сейчас там натуральная резня.

— Плохо, — хмуро сказал Адам.

Он не любил лишней крови. И не от великой гуманности. Просто противник намного легче сдается, если в курсе, что его не станут пытать или убивать. Матросам частенько и карманов не чистили, разве кто особо жадный попадется в призовой команде. Достаточно груза и самого корабля. А ты в шлюпку и на берег. Это полезно во всех отношениях. Меньше сопротивляются, чем убежденные в отсутствии иного выхода и неминуемой смерти. А освобожденные разносят весть, создавая определенную репутацию. Увидели его корабли — лапки кверху и с готовностью спускают флаг. Кое-кто даже добровольно перешел на его сторону, пополняя команду.

— Я возвращаюсь на «Америку», пойдем на подмогу. Да и приструнить не мешает. А то спалят еще от злости добро.

— Капитан, — окликнул Пирсон уже в спину.

— Да? — обернулся Адам.

— Сегодня мы сделали нечто выдающееся.

— Повезло, — отмахнулся начальник.

— Раз — везение, два — удача, помилуйте, здесь и умение присутствует. Вы же и раньше этим занимались, нет?

— Не болтай глупости, — буркнул Адам и удалился, чувствуя взгляд старого штурмана.

О своих прежних делах он помалкивал, и кроме Эймса с Игнациусом мало кто знал о прошлом. Жене вот сказал, но та трепаться не станет. Хотя, скорее всего, и ей зря. Баба есть баба, пусть она белая, черная или желтая. В запале запросто сболтнет, как иные мужики в пьяном виде. Не то чтобы сегодня его это особо волновало. Он свое даже по закону в рабах оттрубил, но лишние разговоры за спиной совершенно неуместны. Приходится иметь дело не только с солидными коммерсантами, а еще и с протестантами упертыми. Вот кое-кто из его партнеров зенки вылупил бы, услышь про прежнее.

Когда-то он ходил возле островов в Тихом океане. Филиппины, Индонезия, Мадагаскар. Чистить приходилось всех подряд, но мало кто из знавших его лично уцелел с тех времен. Пираты обычно плохо заканчивали. Петля или морская пучина, куда отправляли умерших в походе или убитых в бою. От алкоголя и болезней многие помирали. В последние годы он сознательно плавал либо на Карибы и в Англию, либо в Китай и Персию. Не те маршруты, и меньше риск нарваться на затаившего злобу. Старые знакомые попадались всего пару раз. Например, когда заявился за селитрой. Когда-то прежний атаман неплохой выкуп взял с этой семейки. Его тем не менее не признали. Не сочетался образ тогдашнего головореза за спиной у кровожадного пирата с капитанским видом сегодня.

И все же близкие не могли не догадываться о некоторых вещах. Опасности это не представляло. Пирсон никому ничего не скажет.

Название реки Санти происходило не от святости, а некогда населявших здешние места племен сиу. Им не повезло достаточно рано. Поселенцы загнали недобитые остатки в болота побережья. Частью ушли на север и растворились в тамошних кланах. Главное, места здесь достаточно обжитые, поля распаханные и наконец прекратились проблемы со снабжением. Для многих местных марш превратился в праздник, и они считали за честь угостить вояк.

Население радостно встречало армию. Люди пробегали по двадцать пять лье по отвратительной погоде и холодам, лишь бы увидеть наши войска. В городах и деревнях на улицах не хватало места для всех желающих поприветствовать. Этот энтузиазм, а также многочисленные готовые присоединиться к полкам мужчины доказывали, насколько в нас верили. Откровенно говоря, лучше бы они двинулись на Эшли, помогать осажденным, а не поднимали кружки в нашу честь. Территориальные части почти всегда, ничуть не стесняясь, оставались в родных поселках. Никто из них не сможет отбиться, приди сюда испанцы даже не особо крупным отрядом, так что их наличие — бессмысленный перевод ассигнований.

Сделать с этим ничего нельзя. Попытка мобилизовать и погнать в сражение закончилась бы массовым дезертирством, плохо повлияла бы на собственные полки морально, понизив дух, и непременно снизила бы и так не очень высокий темп передвижения. Благодаря драгунским полкам под командованием Рюффена, отозванным с индейской войны, можно было хотя бы быть уверенным, что известия о нашем броске до противника не дошли. Конные разъезды широкой дугой охватывали далеко вперед дороги и всех подозрительных ловили и допрашивали. Некоторых отправляли назад под конвоем, других заворачивали. Насколько мне известно, пока никого не повесили в качестве шпиона, но морды иным непонятливым били знатно.

Благодаря четкой разведке наконец обнаружены передовые подразделения армии вторжения. В городке под названием Шалю, по ту сторону реки, по всем домам и сараям битком набито несколько отдельных отрядов. Жителей повыгоняли на холод и дожди, так что помочь нам с определением численности противника и расположением позиций они не способны. Зато горели страстным желанием показать местность, включая переправы и обходные пути. Ничего удачнее придумать невозможно.

— Ну что, парни, — сказал я, стоя перед строем, — вот там, — показал на еле видные в лунном свете крыши поселка, — нас ждет отдых, тепло и выпивка. Вперед!

Шеренги восторженно взревели. Уверен, сейчас им не столько слава и подвиги мерещатся, сколько возможность нормально выспаться, не на мокрой земле. Время седьмой час утра, и дождь не прекращался всю ночь, пока переходили на эту сторону реки и маршировали. Рассвет заменяется тонкой красной чертой у горизонта. Светить сегодня из-за облаков нечему.

— Штыки примкнуть! — побежала команда, повторяемая сержантами.

Вторая колонна под командованием уже полковника Жози Лобрано (успехи и переход в Континентальную армию нужно поощрять повышением) должна к этому моменту двигаться с юга. Нет смысла стоять на месте, обязательно заметят рано или поздно. Не считая кавалерии, у нас вместе свыше трех тысяч человек и восемнадцать пушек. Более чем достаточно для внезапной атаки. Здесь не больше двух вражеских полков.

Возле домов раздался чей-то крик, и грянуло несколько выстрелов. Часовые все же имелись, но теперь поздно.

— Посторонись, — зарычал артиллерийский капитан.

Четыре пушки, протащенные на бешеном аллюре чуть не впереди наступающей бегом колонны пехоты, разворачивали для открытия огня. Прислуга быстро посыпалась с лошадей, ловко взялась за привычное дело: отцепила передки, поставила зарядные ящики, достала картузы с порохом и картечью. Две главные улицы, идущие с севера на юг, сейчас перекрывали наглухо. Из зданий высыпало на шум множество вооруженного и частично раздетого народа. По ничего не понимающей толпе хлестнула в упор картечь, а потом вперед вышли плотные цепи с ружьями наперевес. Начавшаяся было паника достаточно быстро переросла в повальную сдачу.

«И все?» — подумал я в недоумении, глядя на происходящее и принимая поздравления офицеров. Этот день обязательно всем запомнится в качестве великого подвига. Сто сорок два убитых, сто двенадцать раненых и больше тысячи пленных при трех погибших и четырех раненых у нас. Невольно начинаешь чувствовать себя великим полководцем, хотя все дело во внезапности и скорости. К тому же двух старших офицеров совершенно случайно накрыло первым залпом, и некому стало организовать сопротивление.

— Господин генерал! — крикнул смутно знакомый сержант. — Полковник Лобрано просит срочно прибыть.

Мы пронеслись по длинной улице, выскочив к каменной ферме неподалеку. Там плотным каре стояло не меньше трех сотен солдат в зеленых мундирах с красным воротником. Немецкие наемники. С тыла их защищала стена и несколько каменных зданий. Уверен, там тоже есть стрелки. Германцы славились егерскими подразделениями, пользующимися штуцерами. Большая дальность и меткость. Впрочем, им по-любому ничего не светило. Полковник стянул сюда не меньше полка и шесть легких пушек.

— Не хотят сдаваться?

— Требуют старшего, — криво усмехнулся Лобрано. — Я их не устраиваю.

— А картечь?

Он посмотрел хмуро. Ну да, военная косточка. Положено раскланиваться с противником и вежливо уступать очередь стрелять первым. Я себе такого позволить не могу. Начал — иди до конца. Понравится это кому-либо или нет, единственный шанс отбиться от регулярных войск — задействовать народ. Чтобы нападали на фуражиров, не давали продовольствия и служили разведчиками. А если испанцы нанесут удар вслепую или повесят парочку, оно и к лучшему. Пора местным жителям понять: вольница закончилась. Власть не собирается стесняться и заставит перед собой склониться. Чем больше они станут бить, жечь и грабить, тем лучше Федерации. Не колонии Новая Галлия, а именно Союзу. Пусть все видят, куда ведет отсутствие сильной руки и власть толпы.

— Ладно, — сказал я, — дам им шанс.

Вышел вперед и с холодком в сердце передвигал ноги по направлению к германцам. Ничего глупее придумать невозможно. Один случайно, с перепугу или по дурости, выстрелит — и меня нашпигуют свинцом целым батальоном, заодно добавив сзади от своих. Они же наверняка ответят, а я на линии огня.

— Генерал Континентальной армии Ричард Эймс, — сообщил, останавливаясь вблизи строя. — Кто у вас старший?

Надеюсь, по-франкски они понимают. Потому что в немецком с испанским мне известны разве отдельные выражения. В смысле все больше ругательства и простейшие слова. Можно попробовать фландрский, говорят, он достаточно близок.

— Капитан Леманн, — представился ответно офицер. Вид у него — будто на парад собрался. Не в смысле чистый, а подтянутый и какой-то лощеный. — После гибели майора фон Вольцогена командую батальоном.

К моему неподдельному счастью, он мог объясняться, и даже с парижским прононсом. Видать, учился там. Многие немцы заканчивали университеты во Франции, а кое-кто из граждан Соединенных Королевств ездил получать диплом в Мадрид и Вену. Вот северная Германия не котировалась. Захолустье почище Польши с Россией.

— Вы предпочитаете сгубить своих подчиненных, — демонстративно оглянулся я на пушки и своих солдат, — но не уступить? Мои артиллеристы не станут долго ждать.

— Германия не нуждается в напрасных жертвах, и наши матери и жены предпочтут увидеть своих мужчин живыми, но не уронившими чести.

— Тогда нет проблем, — ответил я, игнорируя вторую часть фразы. — Я предлагаю почетную сдачу. Вы сохраняете знаки отличия и даже знамя. Складываете лишь огнестрел, офицеры сохраняют личное холодное оружие. Под командованием собственных командиров следуете в тыл. Не в свой, понятно. Побудете в плену до обмена или конца войны. Это уж как выйдет.

— У некоторых есть семьи.

Видимо, в домах.

— Они пойдут с вами, как и имущество, если оно не относится к оружию и боеприпасам и не награблено у здешних. Мое слово, или в полномочиях командующего Континентальной армией тоже сомневаетесь?

Он странно дернул головой, четко повернулся к своим солдатам и пролаял приказ. На глазах напряжение спало. Дула ружей поднялись. Затем под новый приказ принялись складывать, четко передвигаясь отделениями. Не бросали, аккуратно клали и перемещались в сторону, вновь становясь ровными шеренгами.

— Вы знаете, генерал, — сказал между тем Леманн с ноткой злорадства, — боюсь, война далеко не закончена. Вчера мы получили известие — столица Новой Галлии город Эшли капитулировал. Вы поэтому так легко и победили: испанцы перепились, празднуя, и не выставили нормального охранения.

— Как это произошло?

— Как обычно. — Он был определенно доволен возможностью подколоть. — С завершением третьей параллели траншеи подошли практически вплотную к оборонительным линиям горожан. Внезапной атакой были взяты редуты на ключевых высотах. Там установили тяжелые осадные орудия и мортиры. Плотный артиллерийский огонь зажег пожары. Жители решили, что с них довольно. Почти две тысячи человек сдались. Где-то восемьсот ополченцев отпустили по домам под честное слово. Захвачено свыше сорока орудий разных калибров, не считая находящихся на кораблях. Триста семьдесят шесть бочек с порохом, огромное количество патронов, ядер, почти пять тысяч ружей и огромное количество всевозможного продовольствия.

Очень обидно. Мне как раз не мешало бы получить все это бессмысленно пропавшее имущество для своих частей.

— А потери?

— Семьдесят шесть убитых и восемьдесят раненых с нашей стороны. Восемьдесят убитых и сто тридцать восемь пострадавших с вашей. Есть еще некоторое количество пострадавших гражданских, но на войне как на войне. Вольно же им было тянуть с капитуляцией до начала обстрела. Положение стало безнадежным еще месяц назад, когда окончательно заблокировали Эшли с моря и суши.

Очень плохие новости, думал я, кивая на его слова. Смысл нашего тяжелейшего марша был в снятии осады. Теперь зачем идти вперед? Надо остановиться, привести полки в порядок, подкормить. В холода все равно кампанию никто не проводит. Сядем на зимние квартиры, передохнем. Заодно подтяну отставшие части, поставлю в строй местных ополченцев, потребую переброски с Севера дополнительных контингентов. Наладить связь с территорией Алабама, задействовав индейцев на южных коммуникациях испанцев. Создать «магазины» для снабжения, подтянув грузы ближе к будущему театру военных действий из Альбиона в северную Новую Галлию. Кстати, и местные пусть снабжают в первую очередь.

Это все надо хорошо обдумать, заодно устроив совещание штаба и дав высказаться каждому желающему. Уж Рюффен с Лобрано давно пытаются намекнуть на необходимость остановиться. Второго длительного марша по раскисшим дорогам под проливным дождем ни лошади, ни люди не выдержат. Обещал отдых? Ну что ж, встаем на зиму. Большое спасибо за своевременные известия и предупреждение.