Глава 5

— Держи, держи!

— Держу, блд, держу!

— Да хули ты держишь! Тащи его, тащи!

— Факин шит, омайгот!

— Да вытаскивайте его уже, она закрывается!

Висящий на верёвке Карлос, кажется, переживал меньше всех, хотя раскачивался над провалом без видимого дна, а плита, вдруг ушедшая у него из-под ног, теперь медленно возвращалась обратно, грозя закрыться. Я шёл в связке следующим и теперь изо всех сил упирался ногами в гладкий камень наклонного коридора, стараясь не сползти туда же. Воистину факиншит, тут я с Джоном совершенно согласен. Карлос невозмутимо вращался на конце закреплённого на поясе троса, бережно прижимая к себе винтовку, с которой не расставался даже в этих проклятых подземельях. Ну в кого, скажите на милость, тут стрелять, а? По мне, так тут лет тыщу никого не было — хотя Андрей, кажется, и надеялся на другое.

Верёвка была тонковата, врезалась в ладони, и один бы я Карлоса ни за что не вытащил — даром, что он килограмм на двадцать меня легче. Но наш здоровенный баскетбольный негрила Джон ловко ухватил меня за монтажный пояс, который был на мне вместо нормального страховочного, и потащил от провала, а Пётр и Андрей, подскочив, ухватились за верёвку и дёрнули. Ловкий Карлос ухитрился упереться ногой в край и рывок выдернул его из-под закрывающейся плиты, сразу же поставив на ноги.

— Индиана, мать его, Джонс… — прокомментировал я, отдышавшись. — Это у вас всегда так?

— Нет, — ответил Андрей, — не всегда. Но бывает. Местные были буквально повёрнуты на тайниках и ловушках.

Найти экспедицию оказалось проще некуда — предусмотрительно купив простенькую автомобильную радиостанцию, я просто включил её на том же канале, на котором связывался во время памятной поездки к рейдерам и поехал в том направлении, куда уехал с берега «Патр». Где-то в километре обнаружил небольшую речушку, ещё хранившую на мягких берегах следы покрышек «гудрич мудтеррайн», а преодолев неглубокий брод, через пару километров услышал переговоры группы с оставшимся в лагере Саргоном. Опознавшись как «Зелёный», получил приглашение присоединяться к веселью. Вот, теперь оно было в самом разгаре.

Саргон валялся в лагере не просто так, а по ранению — распорол в нескольких местах ногу, навернувшись в ловушку, вроде той, из которой мы сейчас вытащили Карлоса. Только более мелкую и с острыми штырями внизу. Только после этого до них дошло, что было бы неплохо страховаться, но обвязку, по распиздяйству своему, соорудили из чего попало. По-хорошему, им бы выехать в наш мир, купить нормальной альпинистской снаряги — хороших тросов, карабинов, обвязок… Но нет, Андреем овладел дурной азарт, ему казалось, что он вот-вот найдёт то, что он там ищет. Так что даже предложение отвезти Саргона к нам в башню, чтобы моя жена его нормально перевязала, он проигнорировал: «Потом, потом, мы уже близко!»

По словам Петра, наиболее разговорчивого в их компании, в состоянии «вот-вот, уже» экспедиция пребывала вторую неделю. За это время они обшарили уже два «оплота» — так, оказывается, назывались местные капитальные сооружения, в том числе и моя башня, — и вот сейчас шерстили третий, самый большой, «узловой оплот». Это мегасооружение было не просто сложено из огромных, плотно подогнанных камней, как моя башня, оно буквально переходило в огромный скальный монолит, сливаясь с ним в один мрачноватый, но величественный комплекс, по виду способный пережить ядерный взрыв. Жаль, что я совершенно не умею рисовать — зрелище было достойно кисти художника. Гладкий цилиндр выпирающей вперёд каменной башни — похожей на мою, но раза в четыре больше, — переходил в растущие от неё уступами вверх толстые стены, на верху которых свободно разъехались бы две легковушки. Эти стены, в свою очередь, как бы вливались в природный скальный массив, так гладко, что трудно было понять, где кончается кладка и начинается монолит. Все это было построено из тёмного камня и выглядело столь подавляюще, что я немедля назвал сооружение Чёрной Цитаделью. Подходящее местечко для главного антигероя какого-нибудь фэнтези. Этакого супернекроманта, Чёрного Властелина, который творит тут свои чёрные дела, выращивая чёрным колдунством в чёрных подвалах армии Тьмы…

Впрочем, что бы тут на самом деле не творилось, оно было глубоко в прошлом. Оплоты были заброшены так давно, что никто уже и не знал, когда именно, и уж тем более не понимал — почему. Если бы не патологическое стремление аборигенов строить всё из прочнейшего камня с толщиной стены в несколько метров и могучей древесины целыми стволами, то тут давно были бы унылые руины. Египтяне со своими пирамидами против местных — дети с куличиками из песка.

На моё вполне понятное любопытство Андрей только плечами пожал:

— Я не археолог и не историк, я понятия не имею, почему они так строили. Может, воевали много, а может, им так нравилось.

— Не, вряд ли воевали, — вмешался словоохотливый Пётр. — Сколько мы видели этих оплотов, ни один не разрушен, все брошены целыми. Может, и правда исход…

— Какой исход? — вскинулся я. По понятым причинам меня интересовали любые сведения об этом срезе.

— Ну, собрались все и ушли куда-то. Тут многие копались, но никаких признаков массовой гибели аборигенов нет, и не осталось никаких вещей. Оплоты пусты, очищены до голых стен. Даже черепка от посуды не найдёшь. Окна и то вынуты. А вот куда ушли — на этот счёт есть несколько идей…

— И все бредовые, — раздражённо перебил Андрей. — Под ноги смотри, сказочник. Тут наверняка ловушек ещё до чёрта.

— Не скажи… — не унимался Пётр. — Многие говорят, что Русскую Коммуну именно они технологиями подогрели…

— Заткнись уже, а? — рассердился Андрей. — Что за привычка говорить, когда мозг отдыхает?

Мне стало мучительно любопытно, что за Русская Коммуна такая. Андрей и раньше проговаривался, что среди проводников, исследователей, контрабандистов, наёмников и прочего немногочисленного, но ушлого сообщества посвящённых, называвших себя почему-то «людьми без города», русский был языком межмирового общения, причём из-за какой-то мощной русскоязычной группы, которая устанавливает правила. Нет ли тут связи? Но я решил пока не лезть с вопросами. Подожду момента.

Открытые помещения Чёрной Цитадели мы обошли за полдня — она была огромна, но совершенно пуста и просматривалась насквозь. Как и в моей башне, разделением внутренних площадей на отсеки местные не заморачивались — огромные залы размером с футбольное поле, деревянные полы из распущенных вдоль вековых стволов, потемневшие там, где их заливало дождями из незастекленных окон, но без малейших следов гнили. Эти ребята, похоже, собирались жить вечно, но что-то пошло не так.

Галерея залов уходила прямо вглубь скалы и вместо кладки местами шёл монолит, отличавшийся только большей однородностью, но не цветом и фактурой. Такое ощущение, что, вырубая в скале коридор, камень отправляли на стены. Безотходное производство. Украшательством аборигены не страдали — стены были гладкие, тёмные, пустые. Окон в скальной части не было, стало темно, но Андрей поискал что-то на стене, совершил какие-то манипуляции, чем-то лязгнул, налёг на угол — и там открылась небольшая ниша. В ней, сквозь сделанные прямо в скале прорези торчали массивные металлические рычаги. Пять рычагов, опущенных вниз. Андрей попытался поднять один, не преуспел и кивнул Петру:

— Захрусло, давай ты.

Пётр, ничуть не удивившись, подошёл, взялся обеими руками, чуть присел и, с хэканьем, как штангист, выдавил вверх первый рычаг. В стене что-то скрипнуло, сдвинулось и врезанные в монолитную стену тёмные квадратные камни, выделявшиеся до сих пор только своей правильной формой, вдруг засветились неярким светом. Второй рычаг, третий… В уходящих в тёмную глубину залах разгорались ряды огней. Пятый поднялся на треть и встал.

— Заслонку световода наверху придавило, может камень какой скатился… — пожаловался, отдуваясь, Пётр. — Отсюда не открою.

— Чёрт с ним, и так сойдёт, — нетерпеливо сказал Андрей. — Пошли уже, он должен быть здесь!

Приотстав от Андрея, я придержал за рукав Петра и спросил тихо:

— Кто он-то?

— Да, долгая история, — отмахнулся тот. — Ищет Андрюха наш одного перца. Давно уже. А тот как назло где-то в этом срезе отшельничал, а где именно — поди найди.

— Так это ж целая планета, как его найдёшь?

— Ну, был бы он обычным бродягой — давно б нашли, есть способы… — туманно ответил Пётр. — Но это такой матёрый перец, что боже мой.

— Так может, он свалил давно? — спросил я.

— Не, тут он, теперь уж точно. Мы его машину вчера в лесу нашли. Рядом три оплота, этот последний.

— Личное или бизнес? Не начнёт он по нам стрелять, к примеру?

— Не, — засмеялся Пётр, — Андрюха не его самого ищет, а штуку одну, которая при нём должна быть. Он здесь давно поселился, и никому до него дела не было, а теперь все его ищут.

— А тогда чего не искали?

— А тогда, вроде, не знали, что эта штука у него… Только не спрашивай, что за штука, и зачем она, — превентивно открестился Пётр. — Я понятия не имею.

— А ну, тихо там! — Андрей явно нервничал. — Отвлекаете!

На мой взгляд, отвлекать его было особо не от чего — главный коридор подземной цитадели, порадовавший нас ловушкой, вскоре просто закончился тупиком. Но Андрея это, похоже, ничуть не смущало — он осматривал стены в свете яркого фонаря.

— Ищите все, чего встали? — сердился он. — Темнеет уже!

Карлос, Пётр и Джон послушно включили фонари, компенсируя тускнеющий свет встроенных в стены светильников. Те всё больше отливали красным — видимо снаружи разгорался закат. Экспедиция дружно уткнулась носами в стены, водя по ним лучами, один я стоял посредине коридора, как дурак.

— Э… А что ищем-то? — рискнул поинтересоваться я.

— Скважину ищем, — откликнулся Пётр. — Андрюх, покажи ему!

Андрей раздражённо вздохнул, но повернулся и показал мне квадратную металлическую пластину размером в пару ладоней. В профиле она была изогнута двумя неровными зигзагами, один конец загнут, а второй оканчивался рядом прямоугольных выступов разной длины.

— Вот, смотри, — Андрей показал мне пластину с торца. — Это здешний мастер-ключ. Ищи щель вот такого профиля. Она может быть в кладке между камнями, или в монолите, или на стыке стены с полом… да где угодно может быть!

— Ага, — подтвердил Пётр. — Местные те ещё затейники были.

Я включил свой карманный фонарик и тоже начал обшаривать стены, стараясь светить на них под острым углом, чтобы выделить фактуру. Однако нашёл скважину Карлос.

— Андираос, ге! — сказал он тихо, назвав Андрея полным именем.

Щель оказалась в полу перед самой стеной. Андрей вставил в неё пластину, она вошла наполовину и упёрлась. Он с видимым усилием нажал, что-то щёлкнуло и ключ ушёл в пол до конца.

— Толкайте, что встали?

Джон с Петром налегли на стену тупика, прямоугольный фрагмент стены ушёл внутрь, а ключ со звонким щелчком выскочил обратно. Даже если б я знал, что тут дверь — ни за что бы не нашёл. Щели между камнями кладки не было вовсе, прилегала она как притёртая пробка в бутылке.

— Видал? — прокомментировал Пётр. — Чёрт знает сколько лет прошло, а всё работает!

Он выглядел таким гордым, как будто сам эту дверь сделал.

— Он здесь проходил! — напряжённым голосом сказал Андрей, изучавший в свете фонаря следы, оставленные дверью в пыли уходящего вниз наклонного коридора. — Эту дверь открывали до нас!

Я ничего такого не замечал, но, наверное, ему виднее. Видимо, это означало, что мы на верном пути — чего бы они там не искали. Я-то тут так, за компанию больше.

В коридоре уже совсем слабо светились малиновыми оттенками заката окна световодов, поэтому дальше шли с фонарями. Андрею явно не терпелось, но шли небыстро, в связке. Первым двигался Карлос, внимательно осматривающий полы и стены — ждали ловушек. Я от этого изрядно нервничал — ладно, если опять в полу дырка откроется, а вдруг сверху чем-нибудь накроет? Чёрта нам тогда с тех верёвок…

Однако обошлось — к следующей двери дошли без приключений. К этому времени световоды потухли окончательно, и мне уже казалось, что мы приближаемся к центру планеты — оценить пройденное в темноте по наклонному коридору расстояние было невозможно. Дверь оказалась открыта, что почему-то вызвало у Андрея параноидальную реакцию — он буквально обнюхал проём и окружающие стены, но, кажется, ничего подозрительного не нашёл.

За дверью оказалась лестница, на этот раз, для разнообразия, вверх. Узкая и крутая, она шла с загибом, как будто по большой спирали. На вид, ступени были вырублены в массиве скалы, так же как сам коридор, и потом зачем-то отполированы. Вскоре я проклял свою сидячую работу и недостаток мотивации к тренировкам — вверх по лестнице, это вам не вниз по коридору. Ноги буквально отваливались и в глазах плыли круги, но эти лоси так и пёрли бодрячком, а я, между прочим, был с ними связан верёвкой. Если бы существовал Чемпионат Мира по подъёму по лестницам, они, наверное, взяли бы первый приз, а я бы и в одну шестнадцатую финала не попал. Да меня бы даже в параолимпийскую сборную не взяли! К счастью, когда я уже готов был позорно капитулировать, лестница кончилась небольшой площадкой и дверью. Пока искали щель для ключа, я только беспомощно сидел на холодном камне, разглядывая красивые круги перед глазами, и пытался отдышаться. Получалось не очень. Более впечатлительный человек в этот момент пообещал бы себе, что впредь будет делать гимнастику, ходить в тренажёрный зал, питаться овощами и бегать по утрам, но я не настолько слабоволен. Моё отвращение к бесцельной трате времени и физических ресурсов осталось непоколебимым. В конце концов, я же не курю, по мне — уже достаточная уступка здоровому образу жизни…

За дверью оказалась круглая комната без окон — первое за всё это время не вполне пустое помещение. Из стен её выступали половинки металлических цилиндров, диаметром этак метра по два каждый. Они закрывали собой стены с небольшими промежутками — как будто находишься внутри пустотелого револьверного барабана. Самый толстый цилиндр стоял точно в середине — как того барабана ось.

— Твою маааать… — протянул Пётр восхищённо. — Арсенал! Живой настоящий арсенал Ушедших! Да я вообще не верил, что они бывают!

— Ви хэппи? — поинтересовался Джон.

— Риали хэппи, брателло! — хлопнул его по плечу Пётр. — Ви а, блядь, зэ чемпионс!

— Уймитесь, чемпионы, — с досадой сказал Андрей. — Вы что, не видите — он вскрытый.

Воцарилось разочарованное молчание. Карлос подошёл к одному из цилиндров и показал фонарём на приоткрытую боковину. Внутри были нарезанные по секторам, как апельсинные дольки, полки, ниши и крепления для какого-то оборудования. Пустые.

Пётр с Джоном пошли вдоль стен, сдвигая металлические двери — те уезжали в стену, открывая ту же самую картину — пустые полки.

— Это самый крутой облом в моей жизни, — уныло сказал в конце концов Пётр. — Я уже представил себя самым богатым перцем в обитаемом Мультиверсуме…

— Да что тут такого ценного могло быть? — удивился я. — У них же, судя по всему какие-то средние века остались… Крепости, камень…

— А, что б ты понимал! — возмутился Пётр. — У них такие технологии энергия-материя были, посейчас никто и близко не подошёл. Говорят, они чуть ли не сами миры строили, из кусков разных срезов собирая. Русская Коммуна, по слухам, у них какие-то крохи подрезала — и с тех пор они самые крутые перцы в Мультиверсуме. Да любой артефакт Ушедших — это даже не представить себе, сколько бабла! А что они жили в таком убожестве — да чёрт их поймёт. Нравилось им, наверное.

Он помолчал и добавил грустно:

— Только хрен теперь, чего найдёшь. Тут всё, что сами Ушедшие не забрали, наглушняк зачищено за столько-то лет… Да сам видишь. Эх, а я уже губы раскатал…

— Так, порадовались, поплакали — и хватит! — сказал громко Андрей. — Не жили красиво и нефиг начинать. Не за этим сюда шли.

— Тебе хорошо рассуждать… — буркнул вполголоса Пётр, но развивать тему не стал.

— Ищем скважину, она должна быть где-то между капсул!

Все разошлись с фонарями разглядывать стены, а я наконец отдышался после подъёма и отметил в себе какое-то странное ощущение. Как будто холодный сквознячок такой в солнечном сплетении, лёгкий-лёгкий, но отчётливый. Я пошёл по кругу вдоль стены и встал там, где он казался сильнее всего.

— Чувствуешь? — неожиданно сказал за плечом незаметно подошедший Андрей.

— Что-то чувствую, да… — неуверенно ответил я.

— Много ходил туда-сюда, да?

— Ну, да, пришлось помотаться…

Андрей покивал понимающе:

— Я ж тебе говорил, если способность есть, то организм подстраивается. Вот, уже проходы чувствуешь.

На этот раз щель характерной формы заметил я. Андрей вставил туда пластину, нажал до щелчка, но дверь в стене не проявилась. Вместо этого с серией тихих лязгающих звуков задвигались полки в центральном цилиндре. Сложившись и сдвинувшись, они сформировали лёгкую металлическую винтовую лестницу вверх, где вместо куполообразного свода открылся тёмный проход.

— Не, ну они реально криптоманьяки были, Ушельцы эти! — прокомментировал Пётр. — Ни одного прохода в простоте не сделают!

Андрей поднялся первым, я за ним. Наверху оказалось неожиданно крошечное помещение — я уже привык, что у аборигенов всё огромное.

— Эй ты что делаешь? Прекрати! — послышалось вдруг снизу. — Ты чего, офигел, алё!

— Но, фак, фак, но! Шит!

Послышалась возня, звуки ударов, потом звонкий щелчок — и отверстие, через которое мы влезли, закрылось. Потом вроде бы грохнули приглушённо несколько выстрелов и всё стихло.

Я пнул отозвавшуюся безнадёжно глухим звуком металлическую заслонку на месте прохода и посмотрел на Андрея. В свете фонаря его лицо было не менее растерянным, чем моё.

— Это что сейчас было? — спросил я тупо.

— У нас проблема, — констатировал очевидное Андрей.

Но я, в общем, и сам уже догадался. Навскидку я б даже сказал, что нам пиздец.

Мы находились в круглом помещении диаметром метра два с половиной, в центре которого был закрывшийся наглухо толстый железный люк. Собственно, этим наше положение описывалось совершенно исчерпывающе. Учитывая местные традиции архитектуры, можно не сомневаться, что стены сложены достаточно надёжно, чтобы их не сломали не только мы, но и центнер тротила. Потолок монолитный из камня, на высоте метров четырёх, люк заподлицо с полом, металл неизвестный, но твёрдый и толстый. Если нас кто-нибудь не откроет снаружи, то мы умрём тут от жажды дня через четыре. Довольно мучительная смерть, говорят. Вскоре фонари погаснут и станет ещё и темно, так что я решил, прежде чем предаться вполне оправданному отчаянию, осмотреть всё детально. В конце концов, не исключено, что это место станет моей могилой, и кости пролежат тут все те тысячелетия, которые суждено простоять этим стенам. И даже если какие-то отдалённые потомки нынешних мародёров найдут их в руинах Чёрной Цитадели, то никто никогда не узнает, какого чёрта мы тут сдохли, и какая падла нас тут заперла.

Обшарив все доступные поверхности, нашёл невысоко над полом характерную щель. Показал её Андрею. Тот пожал плечами — запасного ключа у него не было. Я без особой надежды потыкал в отверстие лезвием складного ножа, но, кажется, не достал даже до механизма.

— Ты знаешь, как трудно было найти тот мастер-ключ и во что он мне обошёлся? — прокомментировал мои потуги Андрей. — Если б здешние замки можно было открыть отмычкой, тут был бы проходной двор…

— Мне форма той пластины не показалась слишком сложной, — удивился я. — Я бы такую молотком и напильником за пару часов скопировал…

— Это только так кажется. Многие пробовали открывать точнейшими копиями — ни разу не получилось. Работает только оригинал, а их осталось всего несколько штук в частных коллекциях. Они практически неуничтожимы, фантастически прочный материал, но годы идут, ключи теряются… Сейчас это неуникальный, но ценный артефакт.

— Достаточно ценный, чтобы угробить свою команду и сбежать с ним? — затронул я неприятную тему.

— Нет, — поморщился Андрей, — недостаточно. Если бы дело было только в ключе, его было бы проще стащить в лагере, я его и не прятал особо. Кроме того, ценность его скорее, коллекционная, чем практическая.

— Это как?

— Он открывает большинство дверей и проходов, но если ты не ищешь что-то конкретное, то зачем их открывать? Раньше таких ключей было больше, Ушедшие оставили их достаточно, и всё ценное из оплотов выгребли ещё до моего рождения. В этом срезе давно уже нечего искать, а значит и ключ никому не нужен.

— Но… зачем тогда?

— Понятия не имею, — мы выключили фонари, экономя батареи, но я по шороху куртки догадался, что Андрей пожал плечами. — Я вообще не мог предположить предательство в своей команде. Мы много лет вместе. Кроме того, никто из них не имеет способностей проводника, и без меня обречён остаться в срезе навсегда.

— Да, непонятно… А то, что ты тут ищешь? Может, в нём дело?

— Да, это очень ценные вещи, и если бы я их нашёл, то ходил бы с оглядкой. Но я их не нашёл, а значит, убивать меня бессмысленно. Кроме того, как я думал, никто не знает, что именно я ищу. Хотя, как теперь понимаю, скорее всего, я ошибался.

— Насколько ценные?

— Достаточно, чтобы подкупить Карлоса, как выяснилось. Хотя считается, что горцы неподкупны.

— Именно подкупить?

— Скорее всего, — Андрей ответил нейтральным тоном, но я чувствовал, что ему очень неприятно об этом говорить. — Шантажировать его, насколько я знаю, нечем, а для него самого эти предметы бессмысленны.

Даже перспектива мумифицироваться от жажды в тёмном каменном мешке, как выяснилось, не избавляет от любопытства.

— Может, всё-таки скажешь, что это?

— Почему нет? — ответил Андрей. — Если кто-то подкупил Карлоса, то это не такая уж и тайна. Я ищу Пустотный Комплект.

Андрей отчётливо произнёс это с большой буквы, но мне, разумеется, название ни о чём не говорило. Он, впрочем, это и сам понял.

— Пустотный, холодный, изнаночный… Кто как называет. Комплект устройств, позволяющий, согласно легенде, ходить через холод, изнанку, пустоту — и так далее.

— И что же такое пустота, она же изнанка, она же… что там ещё?

— Ну, как тебе объяснить… Вот мы, проводники — и ты теперь тоже, — можем ходить между срезами, так?

— Ну, так.

— Но мы ходим по натоптанным кем-то тропинкам или через кросс-локусы.

— Через что?

— Через некие места, имеющие внутренне сродство в разных срезах. Например, то, что ты называешь «особой гаражной магией», как раз и есть кросс-локус — общее сродство гаражей, как объектов своего рода привязанностей… Лучшие из нас, — например, я, — могут открывать новые, или, точнее, перепривязывать имеющиеся проходы — но только в пределах кросс-локуса. В срез, где нет ни одного гаража или хотя б каретного сарая, через гаражный кросс-локус не попадёшь… Ну и вообще у проводников куча ограничений и мы крутимся в результате среди относительно небольшого набора срезов, из которых живых совсем немного, а полезных — и того меньше. Всё больше брошенка всякая, как здесь.

— А комплект?.. — начал догадываться я.

— Да, даёт возможность — ну, теоретически, — попадать в те срезы, которые для проводников по разным причинам закрыты. Вот, например, Русская Коммуна…

— И кто это?

— Говорят, изначально это какая-то русская община, в результате то ли эксперимента, то ли катаклизма, куда-то провалившаяся сквозь холод целым научным городком. Вроде бы, по легенде, они исследовали феномены переходов — ну и доисследовались. А потом каким-то образом законтактировали с Ушедшими, а те, вроде бы, поделились с ними своими технологиями… Но надо понимать, что это слухи, байки, легенды и так далее. Возможно даже, что они сами их распространяют. Информация в Мультиверсуме дорого стоит.

Я поёрзал в темноте, пытаясь устроиться поудобнее — камень был удручающе твёрдым и тянул из тела тепло.

— Они самые крутые и всеми рулят? Как это вообще возможно в бесконечном множестве миров?

— Нет, конечно. Никто никем не рулит. Но они… Как бы это сказать… задают стандарт. Мы все одиночки, по большей части. Малые группы, случайные альянсы, сплошная анархия и конкуренция. Так что организованная сплочённая община заведомо имеет преимущество. Кроме того, у них есть настоящие учёные, собственная производственная база, и они, по факту, главные заказчики. Основной конечный покупатель всего. К ним тащат любые странные штуки из разных срезов, они их исследуют, за счёт этого получают технологии… ну, я так думаю.

— Слушай, — заинтересовался я, — вот ты говоришь, что коммуна эта — главный покупатель всего. А чем они платят? Ведь валюта одного среза бесполезна в другом?

— Расчётные средства в нашем сообществе самые разные. Кому-то удобны драгметаллы, кто-то предпочитает валюты популярных срезов. Есть довольно прозрачный обмен популярных товаров — топливо, еда, патроны, машины… Но единственный держатель и эмитент нашего аналога «золотого эквивалента» — Коммуна. Они единственные делают акки, на которые завязаны все обменные курсы.

— «Акки»? — удивился я.

— Так их называют. Элементы питания для кучи разного оборудования. По большей части это их собственная техника, но многие приспособились подгонять под них всякое электрическое барахло из технологических срезов. Вот, к примеру, винтовка Карлоса — это изделие Коммуны. Редкое и дорогое оружие, но его можно найти, купить или украсть. А вот без акков оно работать не будет, и их можно получить только в Коммуне. Причём строго на обмен — сдав отработанный. Вот, посмотри.

Андрей зажёг фонарик и в его свете вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой цилиндрик. Внешне он походил на старинный предохранитель для высоковольтных электрощитков — когда два стальных колпачка надеты на концы эбонитового стержня. Однако качество исполнения было несравнимым — идеально гладкий, без каких-либо переходов между зеркально-металлическими концами и чёрно-дымчатой матовой серединой. Я взял его и положил на ладонь, чуть не уронив — он был неожиданно тяжёл для своих габаритов, как будто сделан из золота. Толщиной в два пальца, длиной чуть меньше ладони, он весил, наверное, килограмм или около того. Чёрный изолятор на ощупь ничуть не походил на эбонит, а был неприятно скользкий и как бы без температуры — ни тёплый, ни холодный. Мне это сразу напомнило статуэтки, с которыми однажды ночью прибежал ко мне в гараж Йози, и вокруг которых так много всего крутилось. В свете фонаря он как бы слегка переливался чёрной бархатной мглой. Мне сразу стало неприятно — страху я тогда натерпелся, до сих пор вспоминать не хочется.

— Видишь, — сказал Андрей, — он чёрный и тяжёлый, значит полный. По мере расходования он становится светлей и легче. Пустой акк будет полупрозрачный, как матовое стекло и совсем лёгкий. Как их зарядить — никто не знает. Многие пробовали, думая, что это просто аккумулятор такой ёмкий — отсюда и название. Подбирали напряжение, извращались по-разному… нет, не работает. Только в Коммуну на обмен сдавать. А вот использовать — запросто. Можно из моего фонарика выкинуть обычные батарейки и вставить акк. А можно из машины вынуть аккумулятор и заменить на него…

— Подожди, — удивился я, — так какое напряжение у него на клеммах?

— Никакого.

Андрей забрал у меня цилиндрик, погасил свет, и мы снова сидели в темноте.

— Но как же…

— А вот так. Если вольтметр приложить к торцам — покажет ноль. А подключишь нагрузку — подстроится под неё. Хоть часы от него запитай, хоть троллейбус. Не спрашивай меня, как, — никто не знает. Ну, кроме Коммуны, наверное. Да и то, ходят слухи, что они их не делают, а просто нашли и научились как-то заряжать. Вот зарядка — точно их секрет, а сами акки — не факт.

— А если накоротко замкнуть? — немедля осенила меня разрушительная идея.

— А ничего не будет. Не ты один такой умный. Пробовали уже.

— Жаль, — покачал в темноте головой я. — Если бы он взрывался, можно было бы взорвать люк…

— Не говори ерунды, — засмеялся невесело Андрей. — В замкнутом объёме взрыв, достаточный, чтобы вышибить люк, первым делом размажет нас по стенам ровным слоем. А в акке столько энергии, что даже здешние стены, боюсь, не выдержали бы…

— Так много? — удивился я. Мне несолидный размер цилиндрика не внушил серьёзного отношения.

— Возле нашего лагеря в лесу стоит машина. Полноприводный электромобиль повышенной проходимости. Он принадлежит тому, кого я разыскиваю. Так вот — машина сделана под питание от акка. И на одном акке она может ездить… Даже не знаю сколько. Но много. Тысячи и тысячи километров.

— Ничего себе! — поразился я. — Так почему тогда все на них не ездят?

— Цена кусается. На нашем «Патре» за те же деньги можно жечь бензин годами.

— И какой эквивалент, примерно? Ну, чтоб понять соотношение цен… На сколько тонн 92-го можно обменять на такой акк?

— Ну… Примерно на один средний НПЗ с собственной нефтяной скважиной.

Я замолк, пытаясь осмыслить цену, но не смог вообразить себе столько денег. Столько не бывает.

Мы сидели и молчали в темноте. Я пытался заснуть, но то проваливался в дремоту, то вздрагивал и просыпался. Камень не стал ни теплее не мягче. Кроме того, кажется становилось душновато. Мне подумалось, что возможно нас ждёт не долгая смерть от жажды, а быстрая от удушья — с местных перфекционистов вполне станется подогнать двери до полной герметичности. Единственная радость — на стене стали наливаться розовым два квадратных камня. Значит, и в эту комнату доходят световоды, а на улице уже начинается утро. По крайней мере, не во мраке помрём.

Мне почему-то не было страшно, но зверски глодала досада, что я не отправил жену и дочку на ту сторону. Ведь единственные два проводника в этом срезе сидят тут, а значит, им не выбраться. Я бы этого Карлоса за такую подставу загрыз, наверное.

— Утро уже… — нейтрально сказал Андрей. Надо же, я думал, он спит.

— Утро… — подтвердил я, чтобы что-нибудь сказать.

— Раз до сих пор нас не вытащили, значит, уже не вытащат…

Я и сам так думал, но, когда это подтвердил Андрей, внутри как-то нехорошо ёкнуло и по рукам побежали мурашки противной слабости.

— Придётся уходить самим, — неожиданно закончил мысль Андрей.

— Чего? — не поверил своим ушам я. — Куда? Как?

Андрей встал с каменного пола и прошёлся вдоль стены туда-сюда.

— Да, вот здесь. За этой стеной работающий проход. До него… — Андрей помолчал, — метров десять, пожалуй, или около того.

Я и сам ловил в себе это ощущение лёгкого свознячка внутри, которое бывает возле прохода, но что толку, если между нами и им стена?

— Я могу попробовать дотянуться до него, — голос его не был полон оптимизма, но чёрт подери, что мы теряем-то?

— И какого чёрта мы тогда тут всю ночь сидели, а не пробовали? — возмутился я. — Да я уже себя мысленно три раза похоронил!

— Был шанс, что нас вытащат снаружи. Теперь остаётся только рискнуть.

— Рискнуть? Это опасно?

— По сравнению с тем, чтобы остаться здесь, безопасно даже крокодилу на клык давать… — грубо ответил он, но тон был, надо сказать, самый похоронный.

Чего-то он не договаривал, ну да чёрт с ним. У меня тут жена с ребёнком, и еды у них максимум на неделю, если экономить. Вряд ли жена сможет прокормить наш домашний цирк рыбалкой и охотой, тем более что ни снастей, ни оружия у неё нет.

— Мне понадобится твоя помощь, — сказал Андрей. — Если я и смогу протащить нас туда, то на этом и кончусь. Вытаскивать придётся тебе.

— Куда туда? — напрягся я.

— В холод, на изнанку, в пустоту… Местные ходили не теми путями, что мы, проводники, а через холод. Это наш последний шанс — нормальный проход мне с такого расстояния не подтянуть, а холод сам нас потащит…

— И что мне делать там?

— Не знаю, — вздохнул Андрей, — как-то искать выход. Я тебе там не помощник, но есть надежда на то, что просто повезёт. Если бы не это, я бы, наверное, предпочёл тут остаться — меньше мучиться…

Обнадёжил, нечего сказать. Может и хорошо, что я не знаю, на что иду…

Андрей встал у стены, опёрся на неё руками и закрыл глаза. Сначала очень долго ничего не происходило, но потом чувство сквознячка в солнечном сплетении начало потихоньку усиливаться. Андрей на глазах бледнел, лицо его покрылась каплями пота, руки подрагивали. Я испугался, что он сейчас грохнется в обморок, и тоже потянулся к… К чему-то потянулся, в общем. К источнику сквознячка, наверное. Ощущение было похоже на то, которое бывало при открытии прохода в гараже, но… не совсем. Это сложно описать, но тот проход был нейтральный, почти никакой, может слегка тёплый, не знаю. А от этого было как-то неуютно, неприятно, и исходила эманация… недоброго такого ожидания. Через мгновение моё усилие вдруг провалилось в пустоту — то я тянулся к проходу, прилагая к этому все внутренние усилия, а тут вдруг он потащил меня к себе, опрокидывая моим же усилием, как в айкидо. Когда я открыл глаза, мы были уже не в комнате.

Пустая каменная площадка на вершине скалы, накрытая шатровым каменным же сводом на шести колоннах, была пуста, за исключением стола в центре. Шестиугольный стол-грибок на тонкой ножке, такой же чёрный и каменный как всё остальное. Наверное, отсюда должен был открываться отличный вид — но почему-то не открывался. Такое впечатление, что площадка вместе с вершиной оказались в белом полупрозрачном шаре из тумана — предметы вблизи были яркими, резкими и отчётливыми, но чем дальше, тем больше они расплывались и теряли цвет. Уже в нескольких шагах за площадкой чёрный камень скалы казался блёкло-серым, очертания его смазывались как через тонкую плёнку воды, а метрах в двадцати уже окончательно ничего нельзя было разобрать. Я оглянулся в поисках Андрея, и увидел его лежащим на каменном полу. Выглядел он настолько бледно и нехорошо, что мне в первый момент даже показалось, что умер, но нет — дышал, хотя и еле-еле. Пожалуй, ему требовалась медицинская помощь поквалифицированней моей, так что я поднял его в сидячее положение, присел, и рывком подхватил бессознательную тушку на левое плечо. Чёрт, это было тяжело! Я не такой уж богатырь, а весил проводник, пожалуй, килограмм восемьдесят. Этак и спину себе сложить недолго. Оставалось надеяться, что идти недалеко, потому что далеко я так не уйду.

Выбирать маршрут не приходилось — от площадки вниз по горе шла довольно крутая тропа, которая где-то на границе видимости куда-то, вроде, заворачивала… По ней я и пошёл потихонечку, стараясь удерживать равновесие с тяжёлым и крайне неухватистым телом на плече и не навернуться по покатому гладкому камню дорожки. Через десяток шагов я заметил, что граница видимости отодвигается вместе со мной, а обернувшись увидел, что каменная беседка на вершине уже потеряла цвет и резкость. Значит, центром видимости тут являюсь как раз я, и это хорошо — не придётся идти ещё и на ощупь. Мне и без того проблем хватало — через какое-то небольшое время к тяжести на плече и дрожи в икроножных мышцах добавилось нарастающее ощущение холода. И это был не обычный холод, какой можно почувствовать, если выйти зимой на улицу раздетым. Начавшись с лёгкого неудобства, он быстро перешёл в ощущаемую всей поверхностью тела физическую боль и нарастающую мышечную скованность. Окружающее пространство тянуло из меня тепло так, словно вокруг не воздух, а переохлаждённая среда с очень высокой теплопроводностью. Это был такой холод, какой чувствует человек, упавший в Ледовитый океан. Где-то я читал, что в той охлаждённой ниже нуля солёной воде время выживания всего несколько минут — дальше теплопотеря приводит к остановке сердца. Но в той книжке о тяжёлой судьбе полярных лётчиков ничего не было сказано о том, до чего это больно! Для того, чтобы приблизиться к этому ощущению, можете взять и плотно сжать в ладонях большой кусок льда — от холода через минуту вам станет больно, потом очень больно, а потом вы его бросите, потому что зачем же себя так мучить? А теперь представьте себе, что эта боль во всём теле, и бросить вам нечего… В общем, те, кто пишет, что смерть от переохлаждения легка и приятна, то ли сами не пробовали, то ли какое-то другое переохлаждение имеют в виду. Меня не тянуло прилечь и уснуть, я орал от боли и бежал, спотыкаясь, вниз по тропе уже почти не видя куда, потому что в глазах всё плыло от слёз. Единственным тёплым местом во мне было левое плечо, как будто между мной и Андреем кто-то положил маленькую, но очень эффективную грелку. Если честно, я, видимо, только поэтому его и не бросил тогда. Хотя возможно, просто не догадался. Я вообще плохо соображал в тот момент — мне было чудовищно, невыносимо больно, и сознание полностью было забито этим ощущением. Наверное, так же больно вариться заживо в кипящем масле — ведь сильный холод и сильный жар нервы транслируют в мозг одинаково. Я орал и бежал, ослеплённый и оглушённый болью, будучи одним комком боли и больше ничем. А потом всё разом кончилось и я, споткнувшись, покатился по склону горы кувырком. Врезавшись в кусты я, кажется, вырубился. Не знаю, насколько надолго. Во всяком случае, когда я пришёл в себя, Андрей сидел рядом, а не валялся в отключке, и выглядел гораздо более живым и весьма раздосадованным. Но мне было наплевать — мне не было больно! Несколько ссадин и ушибов, которые я заработал, катясь под кручь в кусты, саднили, но после того, что я испытал — это было чистое наслаждение. Серьёзно — я ощущал удивительную эйфорию просто от того, что боль ушла. Хотите познать счастье — спросите меня, как…

Вокруг был нормальный настоящий мир, никакого серого тумана, никакого холода — нагретая солнцем земля, колючие кусты, синее высокое небо. Когда я бежал, мне казалось, что промороженное мясо отваливается от костей, но никаких следов на организме эта пытка не оставила — даже лёгкого обморожения на руках не было. Только свежие царапины от веток.

— Мы прошли через холод, — сказал Андрей, увидев, что я очнулся. — Кому расскажи — не поверят!

Голос его был на удивление печальным, особенно на фоне моей эйфории.

— «Мы пахали», — сказала муха, сидящая на голове лошади… — припомнил я ему старую поговорку. — Кто прошёл, а кто и прокатился…

— Спасибо тебе, — сказал он вроде бы искренне. — Ты меня вытащил, и долг мой велик. Но такого провала у меня ещё в жизни не было.

— Да ладно тебе, — я всё ещё был переполнен эндорфинами, и мне было хорошо. — Ты вытащил меня из того каменного мешка, я вытащил тебя с холода. А провал — дело житейское. Найдёшь ещё этого своего… Кто он там… Какие твои годы!

— Ты не понимаешь, — покачал головой Андрей. — Я слишком многое поставил на эту экспедицию. А теперь, смотри!

Он достал из внутреннего кармана акк и протянул его мне — ни следа чёрной матовой тьмы, так похожей на тьму перехода, никакой неестественной тяжести, никакой неприятной бестемпературной скользкости… Просто цилиндрическая полупрозрачная склянка. Даже мне было очевидно, что она пуста. И я был уверен, что именно эта энергия не дала нам сдохнуть там, на холоде. Вот что за грелка оказалась между нами, когда я тащил Андрея на плече… Я не особо представлял себе реальную ценность акка, и вообще он был не мой, но, по мне, жизнь всяко дороже.

Андрей понял, что я не проникся его печалями и добавил:

— Есть ещё один момент. Говорят, если проводник прошёл через холод и выжил, то холод его запоминает.

— И что? — не понял я. — И пусть себе…

— А то, что потом любой открытый им проход может увести его в холод. И рано или поздно — уведёт…

— Да ладно, — не проникся я. — Уж больно на страшилку похоже. Не думаю, что выживших в холоде было достаточно много для выведения релевантной статистики. Не могу себе представить серьёзное исследование на эту тему — с двойным слепым тестированием и контрольными группами. Я ничего не понимаю в ваших мультиверсумах, но в статистической достоверности и проверяемости результата я кой-чего смыслю…

Впрочем, Андрея я не убедил. Вид у него был совершенно похоронный. Ну да я его понимаю — денёк тот ещё выдался. Вот интересно, кстати, насколько убеждённость проводника в том, что он может попасть в холод, влияет на реальную вероятность его попадания туда? У них же, как я понимаю, всё на чувствах и эмоциях, так что, возможно, мой математический скептицизм не настолько достоверен, как мне представляется.

Через некоторое время мы пришли в себя достаточно, чтобы подняться и отправиться в путь. К счастью, Андрей сориентировался на местности и понял, где находится их лагерь, а значит, и мой УАЗик тоже. Лично мне уже хватило приключений выше крыши, и единственным желанием было вернуться поскорее в башню, где жена, поди, уже с ума сходит от моего затянувшегося отсутствия.

Шли мы, к счастью, не так уж долго — через холод нас закинуло на вершину той самой горы, в которой располагалась Чёрная Цитадель, а не куда-нибудь на другой континент или, хуже того, в другой мир. Возможно, местные Ушельцы вообще всегда так туда ходили — видами любоваться. Может им и холод этот вовсе нипочём, кто их знает. Ноги у меня, надо сказать, подкашивались и спина побаливала — не совсем бесследно прошла пробежка вниз по склону, — но в остальном я чувствовал себе прекрасно и, в отличие от Андрея, особенно о случившемся не переживал. Слишком уж экстраординарные переживания, их трудно уложить в реальный жизненный опыт, и потому они внеоценочны.

На подходе к лагерю прошли мимо забавной машины — широкая и короткая, практически квадратная платформа на высоких полностью независимых подвесках. Так, навскидку, сказал бы что торсионных, с поперечными трубами и двойными продольными рычагами. Немного похоже на подвеску луцкой «лягушки» — ТПК11, но с более длинными и массивными рычагами, артикуляция должна быть приличной. По габаритам и крепёжным местам сидений машина выглядела шестиместной, но на месте было только одно кресло, водительское. Неожиданно массивные ступицы навели меня на мысли об электрических мотор-колёсах, а отсутствие заднего дивана и двух передних пассажирских кресел напомнили ещё кое о чём. Я было даже открыл рот, чтобы поделиться этими соображениями с Андреем, но сразу его и закрыл, решив, что обойдётся. Придержу эту информацию для себя.

На поляну, где расположился временный лагерь экспедиции, Андрей вышел с пистолетом в руке, а я, увидев это, слегка приотстал. А ну как вправду начнётся перестрелка, оно мне надо?

Не началась. В расположении было пусто и печально, чему весьма способствовало лежащее на земле накрытое с головой тело. На покрывале поступили тёмные пятна свернувшейся крови.

— Андрей, это я! Не стреляй! — раздался из кустов голос Петра. — Я выхожу!

Он вышел из-за кустов. Руки его были пусты и не то чтобы подняты, а так — в жесте демонстрации невооружённости. Половину лица занимал огромный синяк, глаз заплыл и превратился в узкую щёлочку, волосы слева слиплись в кровавый колтун.

— Чёрт, я рад! — сказал он, опуская руки. — Я верил, что ты выберешься, Андрюх, честно.

— Кто? — спросил только Андрей, показав стволом на накрытое тело.

— Сарг, — потупившись махнул рукой Пётр.

— Как?

— Не знаю. Когда я Джона раненого вытащил, он уже того… Мёртвый лежал. Застрелил его Карлос, сука подлая.

— Что с Джоном?

— Ранен, похоже, тяжело. Полостное, в живот. Когда Карлос ключ выдернул, я было протормозил сначала, не понял. Он меня и отоварил прикладом со всей дури, я с копыт слетел. А Джон быстро отдуплил, пушку вытащил и пальнул в него, тот в ответ… Карлосу не знаю куда прилетело — он ушёл, а Джон вон там, в кустах отлёживается. Я перевязал как мог, но пуля внутри, и ему бы на больничку надо срочно… А пока я его вытаскивал, Карлос Сарга положил и на «Патре» сдристнул.

Действительно, «Патриота» на поляне не было, только мой УАЗик.

— Я вот только не пойму, — продолжил Пётр, страдальчески морщась. — Куда он поехал-то? Он же проходы открывать не умеет, верно?

— Мы, кажется, много чего про него не знали, — покачал головой Андрей. — Теперь я уже и сам не поручусь, что он умеет, а что нет…

— Может на той таратайке уедем? — спросил Пётр. — У тебя же акк есть? Она тут давно стоит, но что ей сделается, электрической?

— Нет акка, — ответил Андрей. — Мы через холод ушли, выпила его пустота…

— Фигассе! — присвистнул Пётр. — Это что ж теперь…

Не договорил, рукой махнул только. Кажется, он тоже слышал страшные истории, про «холод, который нас запомнил». Ну или просто припомнил, сколько стоит акк.

Сняли заднее сидение с моего УАЗика и загрузили вдоль кузова завёрнутое в покрывало тело Саргона и Джона, который на мой взгляд выглядел ненамного краше покойника. Вы когда-нибудь видели очень бледного негра? Серовато-голубоватый такой, совсем нехорошо смотрится. Пётр уселся между двумя телами в кузове, прямо на пол — придерживать Джона, чтобы не растрясло, Андрей влез на пассажирское сиденье.

— Давай к твоему проходу, — попросил он. — У нашего, я боюсь, Карлос каких-нибудь сюрпризов понаставил.

— Да, это он может, — подтвердил сзади Пётр. — Тот ещё специалист. Они с Саргом у нас за всю безопасность отвечали… Как мы теперь вообще? Эх…

Я честно старался выбирать путь поровнее, чтобы не сильно трясло. Но на УАЗе по пересеченке это, конечно, мартышкин труд. Оставалось только надеяться на крепость негритянского организма. К счастью, до башни было относительно недалеко.

— Я заеду, жену предупрежу, — сообщил я Андрею. — А то она меня ещё со вчера потеряла, волнуется, поди…

— Только быстро, Джон чот совсем плохой… — откликнулся сзади Пётр.

Уже заезжая во двор, я отметил краем глаза какую-то неправильность, но не осознал её в нужный момент. Так, резануло глаз что-то… Но пока мозг переключался, я уже остановил машину, заглушил её, вылез и пошёл в ворота башни. И только когда я уже шагнул на лестницу, внутренние подкорковые мониторщики обработали изображение, полученное с сетчатки глаза, нашли несоответствие, передали данные дежурному аналитику, тот сделал предварительные выводы, обвёл на картинке красным маркером и направил кейс по инстанции ЛПР12 — в лобные доли.

Следы колёс, уходящие за правое крыло здания, были точь-в-точь как мои, родной протектор «мудовых гудричей»13… Вот только я с той стороны машину никогда не ставил. Там неудобное место между домом и берегом, единственно зачем туда стоит загонять автомобиль — чтобы его не было видно со стороны. Тут у меня, конечно, загорелись красные лампочки и зазвенели тревожные зуммеры, но было уже поздно. Хотя, если бы даже и раньше сообразил, чтобы изменилось? Да, наверное, ничего…

— Что встал? Заходи, не стесняйся… Мы тут как раз только тебя и ждём… — голос был неприятный, интонации похабные, но самое главное — это был как бы голос Карлоса, но, одновременно, как бы и не его.

Люди реагируют на стрессовый выброс гормонов по-разному. У кого-то агрессия, у кого-то паника, у кого-то паралич… У меня реакция негероическая — в первый момент сосуды сужаются, конечности слабеют, начинается одышка, выступает пот, вдруг снижается зрение — адреналин преобладает над норадреналином, химия жертвы, а не хищника. (Да, это слегка обидно, но всё, что мы собой представляем, как личности — это электрохимия мозга). Но есть и нетипический компонент — при всей химической симптоматике паники, страшно организму, а не мне. В моменты смертельной опасности, которых, по счастью, в моей жизни было немного, мозг у меня начинает работать очень быстро, чётко и эффективно, панические сигналы от туловища ему не мешают. И вот, пока бледное, покрытое панической испариной тело на подгибающихся ногах делало несколько шагов вверх по лестнице, мозг успел принять и обработать кучу информации.

Первое — это был голос Карлоса. Он не так чтобы разговорчив, но тембр у него характерный, я запомнил. Второе — это определённо не его манера говорить. Он хорошо освоил язык, но именно как иностранец — лёгкий акцент, типичные ошибки в построении фраз… Сейчас со мной говорил человек, которому русский — родной. И этот человек совершенно иначе интонировал, это не подделать. Отбрасывая в стрессе промежуточные рассуждения, мозг делал однозначный вывод — со мной голосом Карлоса говорил неизвестный. В данный момент плевать на то, как такое возможно.

— Иди-иди, не бойся! Я так рад, что ты выбрался! Удивлён, но рад!

В круглой комнате башни выстроилась следующая диспозиция: на диванчике сидела моя жена, прижимающая к себе дочь. Мелкая свернулась клубочком, уткнувшись ей в подмышку, но не плакала и вообще не выглядела особо напуганной. Между диваном и камином у стены стояли Дрищ и Третья, а у противоположной стены на надувной кровати сидели Бритни и Криспи. На столе у дивана был развёрнут полевой хирургический набор — вода, инструменты, окровавленные бинты, шовный материал. Горячая вода в миске ещё парила — похоже, что Карлос-не-Карлос опередил меня ненамного.

Сам «не-карлос» сидел на кресле посередине помещения, вполоборота к дивану и спиной к надувной кровати. Он был голым по пояс, в левой руке его был пистолет, направленный в мою сторону, причудливая винтовка стояла на полу, прислонённая к подлокотнику. Правое плечо было плотно перевязано свежим бинтом. Жена повязку накладывала, больше некому. Скорее всего, она в тот момент и не знала, что он уже не он, что бы это ни значило. Она-то его раньше не видела. Знала только с моих слов.

— Ну, что ты трясёшься? — неприятно усмехнулся он. — Я тебе рад! Видишь ли, у тебя была отличная идея с лампочкой, но она, увы, погасла.

— Какой лампочкой? — тупо спросил я, хотя, конечно, сразу понял весь расклад.

Я, уезжая, оставил проход открытым, запитав из гаража переноску. Специально повесил её повыше, чтобы издалека было видно. Как раз хотел посмотреть, как долго проход будет держаться сам по себе. Ещё хотел у Андрея спросить об этом, но в суете забыл, конечно. Раз лампочка погасла, то проход, конечно, закрылся, обрубив провод. И произошло это, похоже, буквально вот-вот…

Голова работала в режиме оверклокинга — так, ему надо уйти, он хочет, чтобы я открыл ему проход. После этого он меня, скорее всего, просто убьёт. Зачем ему меня оставлять живым? Вовсе незачем. Он, похоже, думает, что вышел только я, а без меня все свидетели останутся тут навсегда. Мой шанс в том, что он не мог видеть, что я приехал не один. Окна тут высоко, не выглянешь. Шанс слабый, Пётр с Андреем не знают, что он тут, ещё минута-другая, они просто позовут меня снаружи и всё вскроется. Что тогда будет делать лже-карлос? Я бы на его месте, угрожая мне пистолетом, заставил позвать их в башню, где и застрелил бы на эффекте неожиданности…

— Я очень рассчитывал на твой проход, видишь ли… Вот, думал, какой молодец, оставил мне путь отхода! Что б я без него делал? А тут, понимаешь, такая засада — совсем чуть-чуть не успел. Надо было сразу пройти, да уж очень рана неприятная. Твоя жена — умница, но, пока возилась с раной — всё, поезд ушёл. Я уже думал, что придётся утешать тут молодую вдову, и вообще жить отшельником при гареме… Вон тут у тебя какой цветник, одна блондинка чего стоит!

Карлос сделал раненой рукой жест в сторону Бритни, слегка повернувшись на кресле в её сторону. Бритни вздохнула, поднялась с надувной кровати и стала раздеваться. Поскольку жена продолжала свои эксперименты по «очеловечиванию» наших питомцев, то на блондинке было лёгкое летнее платье. Это вызвало некоторое затруднение — его не получалось снять так же легко, как комбинезон — молния сзади. Бритни неловко перекрутила платье, в результате чего вторичные половые признаки обрели впечатляющую свободу, попыталась сдёрнуть его вниз, потом поддёрнула вверх и застряла на полпути, сверкая сиськами верху и ягодицами снизу. Карлос развернулся к этому неожиданному стриптизу лицом — игнорировать его не мог бы и покойник, — и на секунду потерял бдительность — пистолет его теперь смотрел не на меня, а в стену. Был бы я супермен-ниндзя, я мог бы накинуться на него и попытаться отобрать пушку — но на самом деле он убил бы меня раньше, чем я сделал бы два шага к креслу. Потому что я не супермен-ниндзя даже в нормальном состоянии, а уж когда у меня в стрессе ноги подкашиваются — тем более. Однако Третья, похоже, придерживалась относительно себя другого мнения. В ту же секунду, когда Карлос отвлёкся на Бритни, повернувшись к ней спиной, она вдруг изо всех сил толкнула в его сторону Дрища. Тот, пытаясь сохранить равновесие, совершил короткую, в несколько шагов, вынужденную пробежку и врезался в кресло, опрокидывая его. Карлос среагировал моментально, заставив меня порадоваться, что я не стал играть в ниндзя-супермена. Он не только не упал вместе с креслом, а успел вскочить, развернуться, отпрыгнуть назад и дважды выстрелить. Пистолет в помещении грохнул совершенно оглушительно, Дрищ неловко завалился вместе с креслом, заливая его кровью, но Карлос при этом оказался возле стола спиной к Третьей. Она стремительным движением схватила со стола хирургический нож и вонзила его Карлосу в спину. Он, видимо от неожиданности, снова нажал на спуск, и полураздетая Бритни, охнув, начала заваливаться на кровать. Тут уже я преодолел ступор и прыгнул с места, просто толкнув стрелка обеими руками в прыжке в раненное плечо. Он отлетел к стене, ударившись об неё, выронил пистолет и сполз на пол.

Одновременно с этим Третья молнией метнулась к выходу из башни, а моя жена, подхватив Мелкую, столь же стремительно кинулась в дверь правого крыла. Материнские инстинкты — это что-то. Я, не устояв на ногах, покатился по полу, удачно накрыв собой отлетевший пистолет. Карлос попытался встать, но только заскрёб ногами по полу, упёрся в стену рукояткой ножа, дёрнулся, и сполз обратно. По его лицу разливалась смертельная бледность, а из уголка рта побежала струйка крови. Я неловко возился на полу, пытаясь поднять его пистолет, но, когда мне это удалось, в помещение уже влетели с оружием наготове Андрей и Пётр.

— Ничего себе, — присвистнул Пётр. — Да у вас тут штурм Зимнего, что ли?

В воздухе плавал пороховой дым, я сидел на полу, направив пистолет на Карлоса, рядом лежало в вызывающе неживой позе тело Дрища, на кровати, придавленная заливающей её кровью Бритни, рыдала в голос Криспи — единственная, кто никак не поучаствовал в происходящем.

— Так вот ты куда подался! — Андрей осторожно подходил к Карлосу, не отводя направленный на него ствол. — Ты мне должен пару объяснений, бывший друг!

— Брось, Андрюх, он готов, — остановил его Пётр.

Действительно, глаза Карлоса потухли и остекленели, а тело обмякло.

— Ловко ты его, не ожидал… — это уже мне.

— Это не я, это Третья, — не стал приписывать себе чужие заслуги.

— Какая? — удивился Пётр.

— Криспи, — показал я на рыдающую в углу перемазанную в крови девушку. — Бритни, — указал я на неприлично заголённое тело блондинки. — И ещё была третья, но мы ей имя не придумали.

— Ах, эта… — протянул Пётр. — То-то она мимо нас так сквозанула! У неё на Карлоса с давних пор зуб, конечно… Но кто б мог подумать! Совсем не в себе ж девка была… А жена твоя где?

Я с трудом встал — теперь тушку колотил изрядный отходняк, — и пошёл объясняться с женой.

К счастью, Мелкая ничего толком не увидела и не поняла, поэтому была не в шоке, а наоборот, в приступе энергичного любопытства и рвалась обратно в башню. А вот про жену такого сказать было никак нельзя. Опасность, которой подвергся её ребёнок… Нет, которой Я ПОДВЕРГ ЕЁ РЕБЁНКА, ввергла её в состояние близкое к сухой истерике, причём угадайте, в чью сторону она была направлена. Материнский инстинкт — страшная сила, есть предел, за которым вышибает здравомыслие даже у самых рациональных женщин. Мы не то чтобы поругались — обстановка как-то не располагала к семейным сценам, — но я уже видел, что случившееся не пройдёт для нашей семьи без последствий.

Я хотел, чтобы она пока посидела тут, попасла Машку, пока я не приберу последствия побоища, но она рвалась осмотреть раненых. Я робко заикнулся, что осматривать там, по большому счёту, уже некого, но был морально изничтожен на месте и заткнулся, чтобы не усугублять. В результате мы с Мелкой играли в этой странной столярке разнокалиберными брусочками дерева, строя из них дома и мосты, пока жена не прислала мне на смену Криспи — опухшую от рыданий, но уже отмытую и переодетую. В основном потому, что из медицинской помощи понадобилась только лопата — пока мы развлекались перестрелками, Джон тоже умер. Итого за ближним холмом появилось наше маленькое кладбище — пять могил в ряд. Копали, сменяясь, в две лопаты, похоронили всех рядком, не разбирая на правых и виноватых, всем воткнули в холмики простые деревянные кресты без табличек.

Я рассказал Андрею, что это, как мне кажется, был не совсем Карлос. Он внимательно выслушал, но не отреагировал никак — он вообще был, как мне кажется, в прострации — потеряв большую часть группы и вложений в экспедицию, он реагировал, как оглушённый ударом боксёр.

Закопали, постояли над могилами, подумали каждый о своём. Я, например, над тем, как бы подъехать теперь к Андрею со своей просьбой. Момент уж больно был неловкий. Да, такая я циничная скотина, но я не особо переживал об убитых — никто из них не был мне близок и дорог, а сам факт того, что люди смертны, меня давно уже не шокировал. Жалко было разве что Бритни — зазря такую красоту загубили. Но так, умеренно печально, как грусть о попавшем под машину котике.

После похорон спросил у Андрея, как его теперь найти, если что — не поясняя, какое «есличто» имеется в виду. Он вопросу не удивился и сказал, что ближайшие пару недель в доступе будет Пётр, которому можно просто позвонить и решить всё вопросы. Ну, или он сам со мной свяжется, потому что у него тоже есть своё «есличто». Я от этого даже напрягся, но, на фоне тех дров, которые мы тут уже наломали, не очень сильно. Упрёмся — разберёмся. Проводил их до проезда и, немного удивившись, открыл его, по просьбе Андрея, сам. Убедился заодно, что провод переноски обрублен и спросил про срок жизни открытого прохода. Оказалось, что ровно астрономические сутки, потом закроется сам. Ну, будем иметь в виду, это ценная информация.

Вернувшись в башню, увидел жену с лицом столь непробиваемо-сурово-решительным, что даже не стал ничего говорить. Молча собрал вещички и под холодным взглядом голубых глаз, которые, оказывается, бывают такими колюче-ледяными, отвёз семейство домой. Дабы не доводить до необратимых слов «ноги нашей тут больше не будет», которые вполне могли бы и прозвучать. Пусть отдохнёт и расслабится сначала, переживёт стресс. Хотя, как по мне, бросать тут в одиночестве совершенно потерянную Криспи было просто свинством. Да и бегающую где-то Третью я б тоже со счетов не списывал — мало ли, до чего она там добегается… Но иногда надо уступить даже вопреки логике — не стоит требовать рационального мышления от женщины в страхе за ребёнка.

Так что я поменял машину, привёз всех домой, оставил заниматься бытом, а сам сел, как водится, работать. Тоже не худшее лекарство от стрессов.