8

Спустя два местных дня к Абану Эбараку явился другой гость, на сей раз совершенно нежданный.

Однако не без предупреждения. Эбарак разработал простое устройство, проецировавшее непредсказуемо мелькавшие в кристаллах картины на экран (хотя и не разобрался пока, можно ли зарегистрировать изображения со всех граней одновременно). На экране он увидел, как открывается дверь лаборатории и внутрь проходит высокая худощавая фигура в уличном плаще с капюшоном и высоким воротником. Эбарак несколько секунд присматривался к чертам ее лица, прежде чем изображение исчезло.

Возобновив столь бесцеремонно прерванные много лет назад опыты, он сумел откалибровать углы преломления света в кристаллах и определил теперь, что сцена, зарегистрированная там, отделена от настоящего времени пятью минутами в любом направлении временной оси. Поскольку ничего такого еще не произошло, то вскоре случится.

Он терпеливо выжидал, пока за дверью не раздался негромкий звук.

— Входи, Кир, — проговорил он, не оборачиваясь.

Дверь отворилась; вошел Кир Чжай Хеврон, директор департамента науки и член эконосферной Клики.

— Как ты меня узнал? — с неподдельным изумлением поинтересовался Хеврон. Он расстегнул пристежки воротника, откинул капюшон и сорвал с шеи плоский предмет телесного цвета. Немедленно лицо его начало менять очертания; нейрологическое воздействие устройства на лицевые мышцы прекратилось, и проявились подлинные черты, тонкие и изящные, подобные чертам самого Эбарака, с тем небольшим отличием, что, когда Хеврон к чему-нибудь внимательно прислушивался или увлеченно говорил, в линии губ и выражении глаз его проявлялась скрытая страсть сродни сексуальной.

— Глаза, Кир, — сказал Эбарак. — Ты забыл замаскировать глаза. Твой гаджет меня не одурачит.

Его позабавило это обстоятельство. В свое время ему попадались результаты исследования, согласно которому у тридцати восьми процентов научных работников — куда большей доли, чем мог объяснить случай — глаза были одного и того же, стально-синего оттенка. Ученые пока не пришли к единодушному мнению о том, что это означает.

Хеврон вздохнул. Люди его класса имели привычку скрывать свой истинный облик, путешествуя куда-либо в одиночестве. В этом случае у Хеврона была на то и другая причина. Являясь сюда, он уже подвергал себя риску.

— И еще вот что, — продолжил Эбарак. — Ты, вероятно, полагаешь, что я увидел на мониторе, как ты проходишь в вестибюль. Это не так; я наблюдал за тобой из лабооратории, и загодя.

Он крутанул колесико регулировки, промотал запись в обратную сторону и воспроизвел сцену прибытия Хеврона.

— Временные кристаллы? — спросил Хеврон, несколько мгновений восхищенно наблюдавший запись.

— Да. Ты, конечно, уже знал, что они у меня. Именно поэтому ты здесь.

Он помолчал.

— Будь они надежней, получилась бы отличная охранная система.

— Но и парадоксов бы хватало? — предположил Хеврон, когда картинка стала угасать.

— Не думаю. В реальности никаких парадоксов не существует.

Эбарак отвернулся от экрана, выключил аппарат и посмотрел в лицо Хеврону.

— Я бы тебе в любом случае дал знать, что кристаллы у меня. Ты понимаешь это, не так ли?

— Я? — кисло протянул Хеврон. В лаборатории ему стало жарко, и он стянул плащ. Перекинув его через руку, он посмотрел на Эбарака с видом школьного учителя. — Ты обязан был известить меня немедленно. Дело это чрезвычайной важности. Вопрос времени, когда ищейки Орма вышли бы на твой след — и на след этого Иоакима Вооза тоже. Я буду защищать тебя, пока смогу, но тебе следовало бы во всем мне признаться.

— Орма?

— Он теперь начальник службы Очистки. И он скор на расправу, уверяю.

— Как ты понял, что кристаллы у меня?

— Мои люди за тобой следили. Ты однажды, много лет назад, встречался с Воозом. Мне показалось, что он может обратиться к тебе за помощью.

Эбарак поднял брови.

— Тебе было известно о моих связях с Воозом?

— Ты же сам мне тогда рассказал.

— Разве? — рассеянно протянул Эбарак. Глаза его остекленели; он погрузился в тщетные воспоминания. Настал черед Хеврона улыбнуться, отчасти досадливо. Эбарак презирал адпланты памяти, и его знания о прошлом изобиловали пропусками на месте таких вот мелких деталей.

— Сколько кристаллов ты получил от Вооза? — спросил Хеврон.

— Двенадцать. Но у него наверняка есть и другие.

— Покажи мне.

Эбарак неохотно поднялся, отошел к сейфу, пригнулся к панели голосового замка, негромко просвистел кодовую мелодию и отпер прочную металлическую дверцу. Вытащил мешочек, полученный от Вооза, аккуратно извлек оттуда один кристалл и протянул Хеврону.

Директор поднес кристалл к свету и вгляделся в него. Хмыкнув, покатал между пальцев.

— Он настоящий! И какой прозрачный! Все как в старые добрые времена, Абан! На сей раз попробуем сделать так, чтоб их у нас не отняли.

Он вернул Эбараку камень.

— Но нужно действовать скоординированно. Надеюсь, ты не подумывал о самостоятельной работе с ними? Ты так ничего не добьешься. Успех принесет лишь командная работа. — Он задумчиво постучал костяшками по челюсти. — К тому же твои возможности здесь весьма ограничены — а если Орм пронюхает о твоих прежних контактах с Воозом, то постарается ограничить их еще сильней.

Эбарак крутанулся на стуле, поднял его так, чтобы оказаться на одном уровне с директором, и стал глядеть в пространство, словно не желая слышать слов Хеврона. Хеврон перегнулся через край стола, подпер подбородок руками и вгляделся в лицо старого друга.

— Вижу, ты недоволен.

— Я просто не уверен, — проговорил Эбарак нейтральным тоном, — что лица, придерживающиеся подобных философских воззрений, пригодны к научной работе.

Хеврон не обиделся:

— Ох, эта твоя чистая наука! Отлично. Именно за такую позицию мы тебя и ценим.

— К тому же моя цель разнится с вашей.

— Ну и что? Ты в любом случае приближаешь ее достижение… О да, я знаю, тебе это неинтересно. Ты привержен лишь чистому поиску знаний. И однако, твоя деятельность способна ускорить великое преображение. Может стать возможным изменение хода истории. Подумай только, что можешь ты выпустить в мир! Простой поиск знания навлечет на человечество такие бедствия, что сам воздвигнет себе препоны философских соображений.

— Вынужден заметить, что эти кристаллы не годятся для вашей цели. Во всяком случае, у меня нет оснований предполагать, что годятся.

— Ты поделился этим мнением с Воозом? Ведь его цель, как ни крути, совпадает с моей.

— Он человек одержимый, и даже тебе до него далеко. Он сам себе эксперт.

— И ты эксплуатируешь его одержимость, чтобы достичь своих целей. Вот видишь, мы прекрасно друг друга понимаем. У тебя нет выбора, кроме как сотрудничать с моей командой. Я тебе нужен, чтобы Орм до тебя не добрался — если смогу тебе в этом помочь. В противном случае, друг мой, ты вряд ли останешься жив на достаточно продолжительный срок, дабы в интеллектуальной чистоте своей извлечь новую теорию времени из сияющих глубин сих кристаллов.

Эбарак резко обернулся к Хеврону.

— А ты никогда не прикидывал, какую угрозу на себя навлекаешь? Ты член Клики, но планы твои граничат с государственной изменой. Не думаю, что, если все откроется, ты умрешь легкой смертью. Из тебя сделают показательный пример для прочих преступников.

— Умру я легкой смертью, не переживай, — тихо ответил Хеврон. — Об этом уже позаботились. Уверяю, я отдавал себе отчет в том, на что иду. И, подобно мне, это понимает твой друг Иоаким Вооз, даже если не понимаешь ты. Он верит, что вырваться из мертвой хватки предопределения возможно. Тебе никогда не казалось, что эта хватка сковывает тебя во всех поступках, Абан? Тебя никогда не угнетала недоступность оригинальности?

— Нет, потому что твои слова имеют отношение только к философии, а значит, являются сущим вымыслом.

— Это факт. Как упрям ты в своем отрицании реальности!

— А меня поражает твоя безрассудность, — мягко, но настойчиво заметил Эбарак. — Ты занимаешь столь важный пост, а скользишь по самой кромке горизонта событий. — Он употребил современный им аналог более древней идиомы бежать по тонкому льду.

— Да, Абан, но ведь я могуществен. Ты вынужден держаться в безвестности, полагая, что неизвестность защитит тебя, я же могу прикрывать себя всеми ресурсами эконосферы. Кроме того, это теперь дело крайней важности. Я должен тебе кое о чем сообщить. Ты однажды говорил, что, даже если способ изменить предначертанный ход событий найдется, внесенные им перемены окажутся тривиальны. Лучшие умы эконосферы я собрал для анализа этой проблемы, и вывод их таков: небольшое изменение в этой Вселенной до неузнаваемости преобразит следующую. Перемены, вносимые в нынешнем цикле, могут оказаться тривиальными, как ты и предсказал, или вовсе неощутимыми. Но лишь в течение латентного периода, а не вещественного, проявляются истинные последствия. Вот тебе аналогия: внеси кристаллы квасцов в воду, нагрей раствор; кристаллы растворятся и исчезнут. Охлади раствор, и кристаллы появятся снова, такими же, как были. Но что, если нагретый раствор перемешать? В этом случае все изменится. Кристаллы в следующем акте своей материализации образуют совершенно иную конфигурацию.

Эбарак напряженно вслушивался, стараясь понять, куда клонит Хеврон.

— Так что, Абан, гонка уже началась. Кто бы ни одержал в ней победу, призом ему будет ключ к невероятной мощи… если эту мощь вообще возможно контролировать. Я чувствую, что победу кто-нибудь да одержит; процесс уже не остановить. Но кто? Если результатов не добьешься ты, тогда, возможно, преуспеет Иоаким Вооз. И когда, не обретя власти над своими судьбами, возляжем мы на смертный одр, то по-прежнему пребудем в неизвестности, что станет с нами в следующей нашей инкарнации; вполне вероятно, что в той форме, какая была нам присуща, мы исчезнем и не повторимся более никогда.

— Скажи, — продолжил Хеврон после долгой паузы, — у Вооза была при себе женщина?

— Нет, никого с ним не было.

— Есть сведения, что с Мейрджайна он бежал в сопровождении женщины. Он в городе?

— Думаю, да.

— Он уязвим, ибо физически зависит от своего звездолета. Он не в состоянии далеко от него отойти… может, корабль даже не на космодроме, а рядом, спрятанный. Я проведу расследование…

Он потупился и не закончил фразы. Эбарак также промолчал. Хеврон, понимал Эбарак, считает женщину источником важной информации о Воозе. Но ему не хотелось интересоваться, какие последствия для нее способно возыметь такое мнение.

Он лениво потянулся к проектору и снова включил его. На экране сформировалось выдернутое из недалекого времени изображение. Он с облегчением увидел, как спустя несколько минут в будущем Хеврон, снова в капюшоне и с поднятым воротником плаща, покидает лабораторию.

Источая проникнутый феромонами мускусный аромат пота, Ойстрах Орм шел вдоль ряда молодых сотрудников, которые согнулись за своими мониторами. Каждый молодой полицейский испытывал смешанный с похотью трепет ужаса при его приближении.

Всем сотрудникам департамента приходилось мириться со специфическими вкусами Орма. Он предпочитал молодых мужчин, но при этом гетеросексуалов, чье естественное отторжение подавлял своей властью. Неизменным рецептом сексуального азарта служила ему смесь омерзения, ужаса и неохотного, однако неудержимого влечения. Для этого он применял не только свои служебные полномочия и физическую мощь, но и грубые химические средства. Пот его содержал концентрированные органические соединения, способные превозмочь сопротивление почти любого мужчины.

— Начальник?

— Да? — Орм направился к тому, кто поднял руку. Пригнулся к экрану, положил руки на плечи юноши и слегка сдавил шею, приникая к голове подчиненного.

— Взгляните, начальник.

Полицейский тасовал колоду диаграмм, пытаясь отсортировать отслеженные в городском траффике сигналы и вывести на монитор.

Орм нахмурился, вперившись в мерцающий, быстротечный узор пастельных тонов.

— Похоже на обычный шум. Наверное, просто переотражение.

В этом отделе хвастали, что могут перехватить любой сигнальный луч в городе.

— Именно так я и подумал вначале… что это двойное отражение, потому он и такой слабый… В норме он сливается с общим траффиком, но…

— Да? — Рука Орма ласкала затылок подчиненного.

— Уровень сигнала неизменен, начальник. Это, скорее всего, целенаправленное излучение.

— Но слишком низкое. Не может это быть полезный сигнал.

— Да. Но и применяемую в нем схему мультиплексирования я не узнаю.

— Держи меня в курсе. Если нужны более селективные фильтры, позови.

— Слушаюсь, начальник.

Рука Орма снялась с шеи подчиненного. Он прошел дальше, покинул комнату с рядами мониторов и направился туда, где сортировались доклады.

— Ну?

Перед концентратором данных сидел офицер, чьи седые волосы были заплетены косой. Глаза офицера остекленели; он быстро впитал свежую порцию данных через серебряный нерв большого пальца и адплант. Одновременно перед ним развернулся широкоугольный голодисплей, хотя Орм не видел, что на экране, с того места, где остановился.

Офицер вышел из трансоподобного состояния.

— Начальник, все сходится. Два положительных результата, значительная вероятность перекрывания за этот год. Похоже, он направляется сюда.

— Да? Вот наглец.

Орм принял от офицера планшет и изучил сводку. В подобных случаях основная трудность проистекала из полной бесконтрольности миграции или торговых перевозок на всех или почти всех планетах эконосферы. Можно было приземлиться и улететь, не столкнувшись ни с кем, и даже оплатить стоянку корабля, не оставив следов своей личности. Несмотря на это, работа детективов на практике была не так уж сложна. Широко раскинутая сеть шпионов, информаторов и терминалов поставляла статистической службе до миллиарда небольших фактов на каждое дело, и по прошествии достаточного времени та неизменно выдавала результат. Удавалось отследить даже самые тривиальные объекты, к примеру, грузы.

— Ты думаешь, он на полном серьезе сюда полез? — задумчиво спросил Орм. — На Катундру?

Такой поступок представлялся безответственным… если, конечно, у отчаянного кораблеводца не нашлось достаточно веских поводов, чтобы рискнуть.

Он вспомнил загадочные сигналы на минимальной мощности, перехваченные полицейскими. Возможно, здесь какая-то связь с физической зависимостью бывшего столпника от переоборудованного грузовоза. Ромри на допросе упоминал о необычной коммуникационной системе корабля.

Если Вооз уже в Катундре, то ловушка Орма захлопнулась.

— Не исключено, — промурлыкал он с наслаждением, — что мы этого субчика достанем быстрее, чем рассчитывали.

Он улыбнулся, охваченный предвкушением близкого конца погони. От этого начальник полиции еще сильнее вспотел, капли пота, испаряясь, выпустили в воздух новую порцию летучих феромонов, и ощущение сексуального присутствия Орма дополнительно укрепилось.

Двигаясь с могучей грацией пумы, он направился обратно в комнату с мониторами.